TinnGun or GunTinn?

      На самом деле решение вопроса позиций затянулось надолго. И дело было не в том, что кто-то не хотел уступать. Нет, напротив, и Тин, и Ган оба готовы принять решение друг друга, но когда вопросу пора было встать серьёзно…       Ган видел, что Тин теряет свои обычный напор и игривость, и давал задний ход, чтобы лишний раз не давить и окончательно не лишить своего парня уверенности. Тин же, убеждая себя, что тоже должен принять ответственность в данной ситуации, терялся от мысли и страха, что может сделать что-нибудь не так. И тогда Ган будет в нём разочарован. А ведь у них во всём равные отношения. Они идеально дополняли и уравновешивали друг друга, и именно в этом причина, что они вместе прошли через выпавшие на их долю школьные неурядицы и теперь успешно продирались через университетскую рутину.       И сейчас вы хотите сказать, что эта идиллия может нарушиться из-за того, что они не могут определиться с позициями в кровати?!       Обе мамы не могли не замечать мелких несоответствий в близости их сыновей. — Вы думаете, у них всё в порядке? Я боюсь спрашивать моего Тина о подобном, если проблема действительно в… — А что вы хотели? Это же молодые здоровые парни, которые друг от друга без ума. Рано или поздно до этого дойдёт. Они уже практически взрослые. — Вы совершенно правы. По крайней мере, мы можем хотя бы помочь им с арендой жилья. Такие вопросы нужно решать самостоятельно, а обстановка в родительском доме не самая подходящая. — Совсем отпускать ситуацию нельзя! Вы всё-таки должны поговорить с Тином! — Но… — Будь у вас дочь, вы бы подняли этот вопрос ещё несколько лет назад! А мальчики уже первый курс заканчивают. — Ох, да, вы, конечно, правы… И всё-таки как же неловко. — Понимаю. Простите, что перекладываю это на вас, но мой милый дорогой зятёк, как ни крути, куда ответственнее. А вот балбес Ган, полагаю, даже не задумается хотя бы о предохранении.       …Не то чтобы опасения женщин являлись совсем безосновательными. Но отношения парней достигли той точки, когда нужен был ещё один толчок для дальнейшего движения к завершающей стадии их близости. Первое время от этого их невольно удерживала учёба. Тин иногда полночи просиживал над медицинскими учебниками, Ган пропадал на отчётных выступлениях, репетициях, и теории, как оказалось, у будущих айдолов было немногим меньше, чем у медиков. С подобной нагрузкой физические удовольствия друг с другом надолго отошли на задний план.       Разве что иногда, когда относительно разгруженные дни обоих как-то совпадали и разрядка после напряжённых будней требовалась непременно, Тин и Ган могли зайти чуть дальше привычных объятий и поцелуев.       Вот только тогда вопрос позиций перед ними пока не вставал. Если инициативу брал Ган, как менее загруженный студент (что, вообще-то, случалось часто), он делал всё сам, давая Тину расслабиться и отдохнуть. Тин, заодно и спасая себя от непрошеного смущения, с блаженством закрывал глаза, позволял привычно тёплой и сильной руке скользить по мигом напрягающемуся члену и буквально вытрясать всю усталость и задолбанность. Ган укладывался на него, исцеляя короткими и тягучими поцелуями, не снижая темпа и всё-таки смущая различными милыми или пошлыми глупостями, доносящимися до влажного от юркого и вездесущего язычка и неизменно краснеющего уха.       Счастливого Тина это абсолютно устраивало. И он, в свою очередь, тоже старался уделить своему парню всё должное и заслуженное внимание. Только Ган в эти моменты всё равно умудрялся смущать лукавой лисьей улыбкой, раззадоривая Тина и вдохновляя на активные действия. Тогда уже приходила очередь краснеть Гану.       Слишком… Слишком выглядел Тин, склонившийся над его слегка разведёнными бёдрами. В первый раз Ган кончил до обидного быстро — Тин оказался смелее и не ограничился лишь руками. Его не остановила тогда ещё непривычная и трогательная открытость и ещё нераспробованный вкус родного тела. Тин и сам от себя такого не ожидал, но уже через несколько осторожных пробных движений ртом всё стало правильным, понятным и закономерным.       Тин исследовал каждую реакцию Гана, отмечая, какой темп и какие движения нужны, чтобы тонкие пальцы сильнее впивались в сминающиеся простыни и затем от возбуждения впивались в его собственные волосы, направляя и задавая желаемый темп. Как и с какой силой нужно проходиться по влажной и липкой плоти, чтобы Ган не мог сдержать приглушённые стоны. Как использовать зубы и насколько глубоко и быстро брать и сжимать горлом, чтобы ощутить нужное напряжение от приближающегося оргазма.       Такой расклад устраивал обоих. Они могли и насыщались друг другом, не претендуя на большее. Однако маленькие и им самим незаметные шаги в познании друг друга рано или поздно должны были привести к черте даже не для прыжка — для полного и окончательного погружения друг в друга.       Ган честно не понимал, почему Тин устраивает из этого такую проблему. Неужели боится, что потом ему не уступят ведущей роли? — Мы можем это сделать. Но… Кому-то всё равно придётся быть первым, — Тин нервно облизнул губы, пытаясь объяснить, что его волнует. Долгожданный совпавший выходной, который они, чередуя, проводили в доме у мамы Гана, перед этим пообедав у семьи Тина. И коробочка презервативов на тумбочке, нескромно обратившая на себя внимание, когда парни вышли из ванной. — Тин. — Ган, ты же хочешь быть сверху, я понимаю, и… — Тин, конечно, я хочу быть для тебя во всём первым. Но это не значит, что в этом случае ты для меня не станешь первым. Ты в любом случае всегда и во всём будешь для меня первым. И совершенно неважно, кто и сколько раз у нас будет сверху, а кто — снизу.       Тин чуть поджал губы, выражая сомнение, и Ган терпеливо разгладил это недоверие продолжительным и чувствительным движением губ по шее. — Ну? — Ган заглянул парню в глаза. Разве ему возможно было отказать? Тин выдохнул и потянулся к тумбочке, и маленький квадратный коробочек с готовностью шлёпнулся о подставленную раскрытую ладонь. Привычное поощряющее поглаживание под подбородком — хороший мальчик.       …Во рту у Гана сразу пересохло, стоило ощутить влажное тепло мягких губ, обхвативших шаловливые пальцы, потянувшиеся было назад. Ган в безмолвном восхищении следил за невозмутимым и сосредоточенным выражением лица Тина при этом действии. Тепло и щекотка словно передались через этот контакт, а тело резонатором усилило ощущения в сотни раз, разворачивая горячий клубок в животе.       Пижамные штаны и футболки за ненадобностью полетели на пол. Теперь и Ган ухватился за руку Тина. Должен же тот знать, что сам с ним вытворяет. Широко распахнутые глаза и шумный вздох послужили надёжным знаком, а пальцы во рту — не менее успешным отвлекающим маневром. Хотя Тин, конечно, не мог не почувствовать, что свободной рукой Ган доводит его член до нужного состояния стояния, а после аккуратно скользит ниже. В решающий момент Тину и в голову не пришло сопротивляться и в чём-то сомневаться.       Растяжка стала не самым приятным пунктом. Ган нервничал, подбирая нужный напор и темп, и, кажется, стоило Тину пожаловаться, то он готов был бы всё прекратить. Именно поэтому Тин не издал ни звука от неумело мучающих девственный проход движений пальцев внутри себя. Но когда мышцы немного привыкли и расслабились, стало легче. И каменное выражение лица партнёра, так напрягшее Гана, наконец вернуло знакомые расслабленные кошачьи черты удовольствия. Чуть было не пославший всё к чёрту Ган перевёл дух. — Тин? — Да? — Тин, если ты не будешь говорить, что я делаю больно и неприятно, пойдёшь нахрен один, как есть, без штанов, спать в гостиную. — Прости. Сейчас всё нормально, правда. Просто попробуй чуть дальше и медленнее.       Ган смерил его подозрительным взглядом, но послушался. Постепенно раскрасневшиеся щёки и участившееся дыхание Тина успокоили и убедили, что действует он правильно. Вскоре Тин и сам смог двинуться навстречу, когда отголоски изначальной боли стали горячими искрами, расходящимися по всему телу. Второй палец. Третий. Ган, взмокший и задыхающийся не меньше Тина, про себя помянул пресвятую Шиншиллу. Тин, ощутив вдруг пустоту, в ожидании замер. Впрочем, молитвы врядли спасли бы от очередной порции самых противоречивых ощущений — того, как тебя что-то наполняет так, что грозит разорвать. Но оно же — самое нужное и правильное ощущение.       Тёмные глаза с усилием сморгнули солёный пот, когда Ган с трудом качнулся вперёд. Ему тоже сложно двигаться, но растяжка дала кое-какой опыт, поэтому Ган не спешил, давая обоим привыкнуть. А уже только потом понемногу возобновил движения. От первого вырвавшегося у Тина стона Ган наконец позволил себе удовлетворённую улыбку. — Тин? — Вот так и продолжай. Только сильнее и быстрее, — Тин искренне удивлён, что ещё способен думать и говорить связно. Разве тут возразишь? Ган толкается в нужную точку и ускоряется. Оставалось лишь вовремя заглушать стоны поцелуями. До разрядки оставалось недалеко, но у них впереди ещё сколько угодно времени, чтобы обуздать реакции и научиться растягивать удовольствие. — Ган, какого?.. — Тин чертыхнулся, поняв, что обхватившие член пальцы сжались вокруг ствола почти до боли, не давая кончить. Ган, восстанавливая сбившееся дыхание, отстранился. — Что? А я как же? — невозмутимо спросил он, подняв брови. Тин захлопнул рот. Подняться ему не дали, Ган оседал влажные от пота и смазки бедра, закусил губу и чуть приподнялся, заведя руку назад как можно дальше.       В голове у Тина зашумело. Он думал, что страдал от собственной растяжки, но возможность только смотреть оказалась воистину более мучительной. Впрочем, намерения любимого также были понятны. Сегодня Ган сам покажет, чего и как хотел от Тина. Ну а тот будет прилежным учеником и как следует всё запомнит.       Тин начисто забыл, как дышать, пока неотрывно следил за каждым движением руки и закушенных губ. Он настолько сосредоточился на лице Гана, что пропустил момент, когда тот убрал пальцы и направил член Тина в себя.       Как и следовало ожидать, самоличной растяжки при такой позе оказалось недостаточно. Губы Гана чуть скривились, но он сам оседлал устроившегося под ним партнера, так что член вошёл чуть ли не до основания, и в первые несколько мгновений от непередаваемых ощущений хотелось сию же секунду с благим матом соскочить. Тин взволнованно стиснул его бока, словно пытаясь как-то удержать на весу и тем самым уменьшить давление, хотя самому от узости хотелось взвыть и зубами вцепиться в прижавшееся к груди плечо. Наконец Ган сумел расслабиться, но пошевелиться всё равно не мог. Тин осторожно потянул парня вниз, заставив практически улечься на себя, и в шею ему тяжело выдохнули. — Я сам, — предупредил Ган. Слегка упершись в тёплую грудь, он сделал несколько движений. Что ж, хотя бы терпимо. Тин терзался сомнениями, видя, что этот опыт и для его парня не из приятных, поэтому, одной рукой поглаживая напряжённую поясницу, другой он накрыл всё ещё возбуждённый член Гана, оставшийся без внимания. С этим Тин мог помочь без проблем, и возражений не последовало. От восхитительной тесноты и трения перед глазами плясали разноцветные пятна, и, двигая рукой в такт несильным толчкам, Тин довёл их обоих до разрядки.       Через несколько мгновений Ган со стоном сполз с него, плюхаясь рядом. — Ты как? — тихо спросил Тин. Он опять стал накручивать себя, спрашивая, не поторопились ли они. — Отлично. — Ган. — Я серьёзно. Может, и не всё вышло идеально, но мы проходим и учимся всему этому вместе, так? — … Ты прав.       Ган улыбнулся и, окончательно примиряя его с происходящим, нежно потянул за щёку. Тин немедленно попал по ладони прицельным поцелуем и позволил себе перевести дыхание. — Я люблю тебя. — И я тебя.       Переглянувшись, оба не без труда повернулись на живот и, уткнувшись в подушки, с чувством выполненного долга прикрыли глаза, а выразительный доверительный шепот прозвучал в комнате в унисон. — Моя блядская спина…