***
Почти через час они добрались до внутреннего двора монастыря, где их встречал отец Герман. — Вы добрались первыми, молодцы, — мягко улыбнулся он. Он осмотрел унаров: форменная одежда и обувь, у кого что осталось, были мокрые, дранные и в невообразимом количестве подсыхающей тины и грязи. — Всё это безобразие оставьте вот здесь, — он кивнул в угол двора, куда припекающее солнце развернулось после обеда. — Всё высохнет, потом и будете приводить форму в порядок. А сейчас идите в душ и в лазарет. Я через некоторое время подойду. Парней идея приводить в порядок испорченную форму не вдохновляла, но против слов наставника не пойдёшь. Сейчас же, босиком и в той одежде, что осталась, они бегом побежали по своим кельям: по холодным камням без обуви некомфортно. Сбор в лазарете тоже был понятен: кому-то помощь, может, и не нужна, а вот навыки её оказания необходимы каждому. Отец Герман будет учить, что и как правильно делать.***
Вторая группа унаров появилась вскоре после того, как первая скрылась в дверях. Этим ребятам тоже пришлось непросто. Если первые выглядели так, будто гонялись с Закатными тварями по болотам, то вторые явно что-то не поделили с кошками Леворукого. Располосованная, запыленная одежда, длинные тонкие царапины на лицах и открытых частях рук, явно зудящие, отекшие и расчесанные, двое хромают, один держится за травмированный бок. — Вы добрались до Лаик. Молодцы, вы справились, — отец Герман встретил вторую группу, пересчитал учеников, убедился, что добрались все. Им он тоже велел оставлять испорченную форму во дворе, мыться и собираться в лазарете.***
Отец Герман вздохнул и направился в лазарет. Каждый год в этих стенах обучается десяток-два подростков, которых забрали из дома и ещё не отпустили во взрослую жизнь. Какую бы занятость не придумывали наставники, мальчишки всё равно постоянно находят приключения и травмы. Так что обучать их оказывать медицинскую помощь всегда есть на ком. К тому же, нежелание становиться объектом в руках не слишком аккуратных и толковых «однокорытников» кого-то удерживает от ряда авантюр. Но не всегда. Вот и сейчас первая вернувшаяся команда, встрепанная после приключений, собралась в одной палате лазарета. Быстро осмотрев и опросив унаров, отец Герман выдал Ричарду большой кувшин воды и кружку, куда высыпал толченый уголь и отправил промывать желудок, объяснив, что при большинстве легких отравлений или подозрений на них, это самое эффективное средство. Скривившись, Огделл ушёл, не решив спорить. Потом оценил, как помогли Норберту, указал на ошибки, подсказал, как надо, и перебинтовал ногу. А расцарапанные сквозь тряпочную замену сапог ступни Валентина стали учебным пособием. Казалось бы, всё просто — смазать бальзамом и замотать любой тряпкой, чтобы лекарство согрелось и ядреным зеленым соком трав не окрасило всё окружающее. Но бальзам холодный, а щекотку ещё никто не отменял. Поймать уворачивающегося Валентина было делом непростым. Монах невозмутимо предоставил мальчишкам возиться и продолжил объяснения, что такие реакции не только на щекотку бывают, но и шок повлиять может, и мерещится что-то — разные ситуации случаются. Вернулся бледный и насупленный Ричард. Оставив этих унаров делиться эмоциями и переживать новый опыт, отец Герман пошёл в другую палату, куда подтягивалась вторая группа приключенцев, надо полагать, проложивших свой путь сквозь колючие заросли пыльника. Там тоже свои были свои особенности.***
Арно и Йоганн, которых не выгнали из лазарета и не припрягли в какие-то другие дела, остались вместе с друзьями. На всё ещё хихикавшего иногда Валентина, который не успокоился пока после щекотки, унары смотрели с интересом. — Что, смешно вам? — Просто не видели тебя смеющимся, — пожал плечами Арно. — Хотите, расскажу коротенькую историю? Посмеётесь уже над ней**, — предложил Валентин. Друзья, естественно, согласились. — Ну, слушайте. Заползает улитка в трактир. Половой ей говорит: «У нас новая политика, мы улиток не обслуживаем?» «Почему?» — спрашивает та. «Новая политика», — повторяет. — «Улиток не обслуживаем. Уходи, иначе выкину». Та отказывается, половой её выбрасывает за дверь. Через три дня улитка опять в трактире. «И зачем ты это сделал?» Удержаться от смеха самому Валентину сейчас сложно: сказывается возбужденное состояние. И рассказ прерывается смехом. А друзьям хватило и маленького повода посмеяться, реагируя не столько на шутку, сколько на самого Валентина. Тот, не то смущаясь внимания, не то замерзнув, натянул одеяло, в которое кутался, как капюшон плаша. — Рассказать ещё, — попросил, отсмеявшись, Норберт. — Лето. Жара. Агарис. По пустой дороге едут двое. Вдруг навстречу шум, гам, пыль столбом, крики — проносится всадник. «Кто это?» — спросил младший. «Не обращай внимания. Едем дальше», — ответил старший. Едут дальше. Опять навстречу шум, гам, пыль столбом, крики — проносится тот же всадник. «Кто это?» «Не обращай внимания». Едут дальше. И опять в столбе пыли и шума тот же всадник. «Ну, скажи, ну, кто это? А то никуда не поеду». «Ладно. Это неуловимый Джон». «А почему неуловимый?» «Просто, он никому не нужен». Последняя реплика получилась даже грустной, а вот «однокорытники» расхохотались ещё больше. Схватившийся за живот Ричард выскочил за дверь. — Дальше лечиться, — невозмутимо предположил Йоганн, проводив его взглядом и вызвав новую волну смеха.***
До утра унаров не трогали, а вот после завтрака вывели во внутренний двор, где вчера они оставляли на просушку форму, или то, что от неё осталось. — Обсудим ваши ошибки, — капитан Арамона окинул строй тяжёлым взглядом. — Как давно был дождь? Идея идти по болоту через два дня после ливня сама по себе глупа. Но нормальные люди, попав туда, используют длинные палки и проверяют устойчивость почвы под ногами. Вытянуть провалившегося в трясину палкой тоже проще и быстрее. Теперь засохшую тину сначала сковыривайте пластами, потом выбивайте пыль, потом уже о стирке говорить можно будет. Эстебан, понявший, что отчитывают Людей Чести за их вчерашние глупости, ухмыльнулся. — Вам весело? — тут же переключился капитан. — Какая нужда вас понесла в заросли пыльника? Там тех кустов — всего два маленьких клочка леса. Характерная лиловая пыльца, просохшая за два солнечных дня, и шипы в полпальца длиной — более чем приметны. И даже пусть так, попали туда. Почему сразу не стряхнули пыльцу с кожи и царапин? Не чесались бы полдня. Свежую царапину нужно промыть спиртом или хотя бы водой. — Как знал, что бутылочку с чем покрепче надо было с собой взять, — хихикнул кто-то из парней. — Сейчас приводите форму в порядок. — А спирт можно? Для формы? — поинтересовался Эстебан. — Так обойдётесь, — капитан Арамона был не в духе. — За пять-восемь часов на воздухе пыльца полностью теряет свои жгучие свойства и цвет с лилового на серый меняет. Так что развлекайтесь. Кто-то из служек принёс ящик с щетками, нитками и прочей мелочевкой. — Они серьёзно? — страдальчески вопросил Арно, но направился искать свою форму.***
— Зачем их заставлять пытаться почистить и починить эту одежду? — спросил отец Герман. — Она же безнадежно испорчена. А новая форма как раз готова. — Во-первых, испорчена она ими, — ответил капитан. — Во-вторых, они много с чем столкнутся в дальнейшем. Труд лишним не будет. И, в-третьих, это дело ещё на полдня займёт заносчивых мальчишек. Суза-Муза может потратить свою непоседливую натуру на бесполезный ремонт формы. Это лучше, чем на бесполезные пакости. До Фабианова дня оставалось четыре месяца и двенадцать дней. Воспитательных идей у наставников было ещё много.