От ненависти до смерти

      Арт не уверен, что чувствует боль.       На самом деле Арт не уверен, что в принципе что-то чувствует.       Чёрные лепестки покрываются алой кровью, слетают с нежной кожи на холодный пол.       А раны не затягиваются. Кровоточат. Болят? Чёрт их знает.       Дышать невозможно.       Перед глазами мутнеет и плывёт.       Чёртово живое сердце.       Чёртова ненавистная и ненавидимая душа.       Арт не чувствует, как капли горячей крови стекают по щеке из уголка глаза — возможно, на его измученном бессонными ночами лице цветок именно здесь смотрится даже красиво, — не ощущает, как болят лёгкие от нехватки воздуха.       В океане тупой и давно привычной боли Арт ярко ощущает лишь одно — чёртово лезвие, резко пронзающее грудную клетку, заставляющее сердце застыть, умереть, воскреснуть в считанные секунды и… И принести столь ненавистное и желаемое облегчение.       Лепестки чёрных космей иссыхают, рассыпаются пеплом. Вены ноют, но исцеляются, пульсируют, послушно прогоняют кровь по телу.       Во рту отвратительный вкус крови, а перед глазами вместо давно родной мутной пелены — другие.       Яркие такие, знаете. Безумно красивые и очень глубокие. Не как океан, не как небо — естественнее, глубже, прекраснее.       — Про…       — Нет, — Найс прикрывает ладонью его рот до того, как хриплое извинение срывается с губ. — Не говори этого. Я тебя не виню.       Арт смотрит вымученно, устало, несколько ужасно долгих секунд, и потом… Просто кивает, слушается. Найс улыбается облегчённо, осторожно убирает руку и притягивает к себе в самые тёплые и нежные объятия, что Арт когда-либо ощущал.       Обычно Найс гладит его по волосам, зарывается в них пальцами. Сейчас же его ладони испачканы в крови, пропитались ею целиком и полностью, и Арт… Хочет, ужасно хочет, и не имеет позволения себя в этом винить.       — Ты очень тёплый, знаешь, — шепчет совсем тихо в светлую макушку, и Арт выдыхает, успокаивает собственное дрожащее тело. — И голос твой… приятный. Люблю его слушать.       Арт нервно сглатывает. Находит в абсолютно здоровом теле с абсолютно измученной душой силы вцепиться пальцами в чужую водолазку.       Найс осторожно, бережно поглаживает его по спине, утешая.       — Глаза красивые у тебя. Вечность бы в них смотрел, — Арт слышит: Найс звучит спокойнее, будто улыбается. Приходится зажмуриться, чтобы выступившие слёзы не щипали глаза.       — Хватит…       — Люблю, когда ты улыбаешься. Знаешь, я очень скучаю по таким моментам. Тебе очень идёт улыбка.       — Перестань, Найс…       — Тебя я тоже люблю. Целиком и полностью, любого…       — Всё, — Арт, отстранившись, прижимает палец к чужим губам. — Всё, прекращай. Я…       Синие глаза смотрят выжидающе, терпеливо. Тёплые ладони мягко скользят по плечам, Найс всё ещё утешает. И ждёт.       — Я…       «…на самом деле такое ничтожество.»       «…совсем не заслуживаю того, что ты делаешь.»       «…не знаю, почему ты до сих пор рядом.»       «Если не можешь полюбить себя, то я буду тебя любить за нас обоих», — не знай Арт Найса столько лет, решил бы, что в тот момент, тот самый, когда тайна чёрных цветов перестала быть тайной, его взгляд выражал равнодушие, тон — абсолютную незаинтересованность чужими проблемами.       Но Арт знает Найса, знает куда лучше самого себя. Знает, что Найс в тот момент твёрдо решил во что бы то ни стало быть рядом и идти на что угодно, лишь бы добиться желаемого. Желал и желает он Арта, и это звучит так грязно и пошло, но таких глупых недопониманий между ними не может быть и в помине.       Да, Найс желает. Его искреннюю улыбку, его редкий смех, его, Арта, душу, всю, без остатка. Какой бы грязной и порочной она ни была, сколько бы не впитала в себя чужих криков боли — Найс желает. Как бы сильно Арт не ненавидел сам себя…       Боги. Он просто не может ненавидеть себя, когда Найс каждый чёртов раз принимает решение быть рядом с ним и говорить всё это. Кому, как не Арту, знать, насколько дорого Найсу то, чему он уделяет своё время.       Глаза снова щиплет, Арт жмурится, мотает головой, словно прогоняет наваждение. В районе сердца неприятно, больно и так знакомо зудит прорастающий стебелёк.       Арт не имеет понятия, сможет ли когда-нибудь полностью избавиться от злополучной космеи в собственной жизни.       Арт только улыбается очень вымученно, едва-едва заметно, искренне, поднимая взгляд к чужим безумно красивым глазам.       Найс ловит его руку, отстранившуюся от губ, в свою, переплетает пальцы.       Арту так хорошо. Арту так легче.       — Я знаю.       Спасибо, Найс.