***
За окном бушует метель, завывая. Можно было услышать, как оствервенелые снежинки разбиваются о стекло. На письменном столе медленно таял воск догоравшей свечи, пока остальная комната была погружена во мрак. Перо царапало пожелтевшую — от пролитого кофе — бумагу, где Дотторе кривым почерком выцарапывал очередные сведения о неудачном эксперименте. Отставив перо, мужчина устало потёр переносицу, задевая уродливый шрам, пересекающий практически всё лицо. Сейчас Доктор мог подметить, как сильно болят глазные яблоки и слипающиейся веки. Всё же... нужно отдохнуть. Редко такой трудоголик, как Дотторе, признаёт самому себе, что пора устроить отдых. Отложив бумаги в стопку, Предвестник устало увалился на постель, ощущая, как размягчается его усталое тело. Дотторе поймал себя на мысли, что забыл потушить свечу. Некоторое время он силился с тем, чтобы подняться с кровати и сделать это. Стоило ему присесть на краю, как скрипнула дверь, в комнату заглянул знакомый силуэт. — Проходи, — вполголоса сказал Дотторе. Силуэт тут же проскочил, закрывая за собой дверь. — Что такое? Не спится? Тигнари подошёл к мужчине. Его тёмный, слегка мрачный, силуэт очерчивал глухой свет, исходящий от неспокойного пламени свечи — видимо ветер просачивался сквозь старые оконные щели. Взгляд фенека был несколько безразличным и в суженных зрачках виднелись недобрые намерения. А Доктор, в свою очередь, не стал бы сопротивляться — такая у него привычка. Он только высвободил шею и опёрся руками о постель позади себя, подставляясь для хищника. Именно так сейчас можно было описать Тигнари — его глаза так и кричали о непреодолимом голоде. Не так уж давно Предвестник научился различать его невербальные жесты. Но, наверное, всё же, не совсем — фенек, вальяжно стянув перчатки с кистей, только присел на его колени и подался ближе к Дотторе, влажным языком проводя по жиле. Предвестник шумно выдохнул и ухмыльнулся. Он чувствовал, как постепенно растёгиваются пуговицы на рубашке аккуратными движениями пальцев фенека. Нетерпеливо коготки хищника оцарапали грудь, по незажившим полосам с прошлого раза. Горячие губы целуют шею. Рука Дотторе прошлась по спине Тигнари от лопаток, сквозь тонкую ткань водолазки, вдоль позвоночника и заканчивая на хвосте, издевательски поддевая шерсть у основания. Вместе с тем ловкие пальцы Доктора легко поддели пуговицу на брюках фенека, теперь оглаживая место между позвоночником и начала хвоста, чей кончик повиливал от удовольствия. И по частым, несдержанным выдохам, что опаляют шею Предвестника, можно было понять: Тигнари нравится. Постепенно поцелуи уступили черёд лёгким укусам, которые с каждым разом усиливались. Дотторе не сопротивлялся лишь по одной причине — его всё устраивало. Он ненавязчиво пробирается пальцами под край чужой водолазки, спешным движением стягивая этот удушливый предмет одежды. Привыкший к постоянному кровопусканию Дотторе, пропускал моменты, когда острые клыки фенека разрывали кожу, лишь мог заметить стремительно стекающую кровь и слизывающий её язык. Прикрыв глаза, он отдался хищнику на растерзание. Челюсти сомкнулись, вобрав кусок кожи. Ранее уже был опыт с отрыванием плоти, но Доктор не стал пресекать действия — видимо, фенек сильно оголодал. Всё же разрыв тканей — куда более болезненная процедура, нежели обычные укусы. Но тем не менее, он обещал фенеку помогать утолять голод, потому только несдержанно выругался, когда перестал ощущать зубы на своём теле. Предвестник приподнял голову, чувствуя лёгкое головокружение, взглянул на Тигнари. Тот, расплывшись в довольной ухмылке, медленно, будто смакуя, прожёвывал откушенный кусок кожи. Дотторе хотел стереть эту ухмылку с лица фенека — слишком много он себе возомнил, раз на такую милость отвечает нахальством в глазах. Шершавый язык тянуще-медленно прошёлся по лишённой кожи участку плоти и Дотторе не смог сдержаться — оттянул фенека за волосы. Теперь его очередь кусать. Острые зубы коснулись шеи Тигнари и тот, недолго думая, остервенело царапает грудь и торс Доктора, оставляя после себя обильно кровоточащие полосы. Это заставило только сильнее сомкнуть челюсти на шее фенека. Тот умело вывернулся из хватки Доктора, окинув того секундным, а главное, свирепым взглядом. Незамедлительно он снова припал к шее Предвестника, нещадно впиваясь клыками в кожу с приглушённым рычанием. Мужчина чувствует, как силы медленно покидают его тело, потому обессиленно увалился на постель спиной. Он огладил мягкие волосы Тигнари и машинально прижал уши, почувствовав ладонь на своей макушке. Фенек опустился ниже, слизывая кровь из ран. Он собирал её ладонями, выводя неясные узоры на чужой коже. Кровавыми пальцами коснулся чужих губ, заставляя пару капель опрокинуться внутрь. Ощущение собственной крови во рту вызывало у Доктора отвращение. И Тигнари, словно прочитав мысли, слизал горячим языком кровь с искусанных губ, опаляя их дыханием. Обманчиво фенек прижался своими губами к чужим, затем резко поднялся, видя разочарование в алых глазах напротив. — Что такое? — едва ли промурлыкал фенек. Дотторе ответил на это крепким хватом за шею, притягивая того к себе и беспардонно вовлекая в поцелуй. Столь развязный и влажный, что где-то внутри вязался тугой узел. Тигнари силился одёрнуть себя, но сильная рука Доктора не позволяла отстраниться. Ему приходилось просто поддаться, однако он вновь оставил коготками на теле Предвестника новые кровоточащие полосы, вместе с тем прикусывая его язык и не отпуская какое-то время. Стоило Дотторе сжать чужую шею сильнее, как тот всё же ослабил хватку. Тигнари коснулся подушечкой пальца оголённой плоти, с удовольствием замечая как мужчина вздрогнул. На этом фенек решил не останавливаться, надавливая больше, проникая парой пальцев в мышечную ткань, под жилу. Доктор прервал поцелуй, несдержанно зашипев. Пользуясь этим, фенек сам приподнялся, убрав пальцы. Затем вновь склонился, опаляя горячим дыханием оголённую плоть, касаясь языком. И кончиком проникает внутрь, чувствуя горячие мышечные ткани, улавливает каждое крохотное вздрагивание. А Дотторе так покорно принимал эти страдания, что до ужаса раззадоривало оголодавшего. Он сжимал руками покрывало, пока чувствовал как стекает обильными порциями кровь, вероятно пачкая ткань уродливыми багровыми пятнами. Вдох-выдох... Дыши глубже, Дотторе — это, кажется, ещё не конец. И он медленно вбирает побольше воздуха в лёгкие, после чего ощущает, что нижние клыки соприкоснулись с плотью, примыкая к верхним. Боль резко пронзила тело разрядом. Сердце в груди непроизвольно чертыхнулось. Тигнари же смотрел на своё творение: зияющую рану. Сам достаёт очередной кусок плоти с языка, но теперь просто брезгливо откидывает на пол. От этого Доктор почувствовал себя несколько униженно, будто его питомцу не понравилась игрушка, которую он с таким трепетом выбирал. Только вот Тигнари — не его питомец, а он сам — не игрушка. Однако почему-то Предвестник позволяет хищнику терзать себя. Небольшой холодок обжигает нутро открывшейся раны, заставляя образоваться мурашки на коже. Дотторе не позволял себе грубости с ним, но позволял ему делать с собой всё. Дотторе не сопротивлялся. Никогда. Но сейчас его хорошо пугал взгляд фенека, его кровожадный оскал. Страх для Дотторе казался чем-то непостижимым. Ему пошло́ пятое столетие, о таком чуждом ощущении он уже и позабыл, не мог прочувствовать так долго. Он сам — воплощение дрожащих коленей у других людей, вызывая у самого себя горделивую ухмылку, которую прекрасно видно из-под вороньей маски. Однако теперь Дотторе жертва. И Дотторе никогда никому не позволял ставить себя в такое затруднительное положение. Кажется, он сам в этом виноват. Но останавливать Тигнари не намерен. Сколько бы фенек ни оставил на нём шрамов, Доктор не будет против. Отчего-то ему нравится ощущать этот липкий страх, вяжущийся в лёгких, что не давал сделать нормальный вдох. Это заставляет чувствовать себя живым. Последовали поцелуи. Едва касаемые кожи губы оставляли едва заметные, тянущие кровавые следы. Дотторе с трудом поднял руку и уложил ладонь на голову фенека, а тот машинально прижал уши к голове, позволяя себя гладить. Весьма сюрреалистичная ситуация, но эти мягкие оглаживая по голове приводили Тигнари в чувство, помогали ему не забываться. Обычно. Тигнари оставляет сильный укус где-то под рёбрами. В ответ на это Предвестник болезненно зашипел, ощутив, как фенек ухмыльнулся. Он ненамного отстранился, оглядывая кровоточащие следы от зубов. Мало. Этого маломало
мало!
Тигнари склоняется и кусает с бо́льшим остервенением уже ниже, улавливая короткий, сдавленный вскрик. Фенек, не жалея, смыкает зубы, дёргая головой в сторону, тем самым вновь разрывая плоть. Дотторе сжимает челюсти, чтобы не издавать звуков. Он ленно, слегка обессиленно(не хотел признавать такое состояние даже самому себе) продолжал оглаживать хищника по голове. Кровь на коже, опаляет жаром нутра чужие губы. Очередной откинутый в сторону кусок кожи. Кажется, Дотторе ощущал надвигающуюся панику. Хотя, вероятно, эти откушенные пласты кожи не должны быть столь важны, они же небольшие. Дотторе вновь плюёт себя, решив не пресекать чужую трапезу, будучи абсолютно уверенным, что останется в живых. Тигнари тупит взгляд в сторону. Ранее его глаза были прикованы к бинтам на шее Предвестника. Под ними — страшные укусы от зубов, болючие раны. А Дотторе лишь притянул фенека к себе, прижимая голову того к своей груди. Тигнари отталкивает Доктора от себя, вперив в него непонимающий взгляд, смешанный с чем-то вроде страха и вины. — Мне страшно! — вдруг вскрикнул он, затем смягчился во взгляде и даже плечи скинули каменное напряжение. — Я могу однажды попросту не совладать с собой... И почему это воспоминание мелькнуло перед глазами? Намёк, что его словам суждено свершиться прямо сейчас? Бред. Всего пару часов назад Тигнари ловил ладонью крупные хлопья снега, попутно скуривая травяную самокрутку; позволял вновь потрогать тёплый хвост(Дотторе оправдывался: «у меня руки замёрзли»), они признавались друг другу в любви на латыни. Это самый обычный день. Не может же голод охватить Тигнари безо всяких предпосылок? Не время думать об этом. Впрочем, очередной прилив острой боли заставил Дотторе громко, негодующе зашипеть, непроизвольно сжав чужие шелковистые волосы. Он ощущал, как чужие когти оцарапали. Сначала — ничего, затем — тупая, гулкая боль. Стекает горячая кровь. Она раззадоривает голод фенека, будто бы обжигая слизистые желанным ощущением. Дёсна зудели — типичное проявление физического голода. Но Тигнари ни капли не сопротивляется, в его действиях не было смятения. Фенек примыкает губами к краям раны, вбирая языком кровь. Затем проник чуть глубже, явно задевая орган. Верхний ряд зубов коснулся ребра сквозь кожу и тонкую мышечную ткань. Дотторе на это сдержанно шикнул. — Фенек мой, мне больно... — на выдохе произнёс Предвестник, ослабив всё же хватку на чужих волосах и вновь огладив того по голове. Тигнари отстранился, приподнимаясь. Доктор же смотрел ровно в глаза фенеку, старался игнорировать рану, что улавливал периферическим зрением. Тщетно. Дотторе, к слову, удивлён: он ещё не отключился от боли... Организм привык к таким трапезам? Хотя Доктор чувствовал, что близок к той грани, чтобы провалиться в бессознательное. Возможно, он сам себя удерживал из-за страха возможной смерти. Нет, такая вещь как «смерть» не пугала Иль Дотторе. Его пугало собственное отсутствие в жизни Тигнари. С тех пор, как он объявился в его поместье, Дотторе обещал — в первую очередь самому себе — что поможет ему, но кто поможет Тигнари, если он сейчас так просто умрёт? И откуда такая тяга помочь? — Ну и... почему именно я? Почему не кто-то, кто хотя бы в медицине разбирается? — непонимающий и в то же время заинтересованный взгляд Доктора вонзился в собеседника. — Меня привлекает твой склад ума, — тут же отвечает Тигнари, будто бы готовился к этому разговору. По крайней мере раздумывал над этим вопросом. — Медиков и тем более учёных останавливает этика. Тебе подобное не знакомо. А я готов на всё. Абсолютно. Дотторе ему не ответил, перевёл взгляд на свои записи, вертя меж пальцев перо. Он смотрел куда-то сквозь строчки, осмысливая слова фенека. У него столь решительный взгляд.«Я устал. Устал скрываться. Меня действительно беспокоят мои приступы. Я не могу уже работать с людьми. Я только сейчас понял, какую огромную ошибку совершил. Но я не хочу навредить своим близким. Мне пришлось бежать. Я чертовски вымотан... Голод протекает индивидуально, неравномерно и может сыграть злую шутку, если упустить хоть малейшую каплю самообладания и поддаться искушению. Пути назад не будет, стоит мне только перейти на следующую стадию.»
...может, от этой душераздирающей истории? Кто знает... Предвестник мало понимает в сочувствии. Считает это несколько неуместным и лишним. Печальная ситуация? Да. Выход есть? Вряд ли. Привлекали ли Дотторе подобные случаи? Определённо. Наверное, именно это и зацепило, подожгло интерес. — Прости... — шепчет Тигнари. Его взгляд сейчас куда более осознанный, чем пару минут назад. Он словно в ужасе оглядывает зияющие раны, его будто ошпарило. Кровь расползлась по покрывалу глубокими пятнами, страшными разводами на коже. Тигнари мог уловить виднеющиеся печень и кишки, что немного двигались из-за мерного, чуть сжатого, дыхания Дотторе. Кости рёбер едва ли показывались из-под края раны, но ещё чуть-чуть... Почему он позволяет делать это с собой? Доктор может сопротивляться. Но ни разу не применял физическую силу и лишь единожды использовал Глаз Порчи. Фенек прикрыл рану ладонями, а во привкус крови во рту стал до омерзения тошнотворным. Нет. Нельзя. Не срываться. Главное — не поддаваться манящему соблазну разорвать свою новоявленную жертву. Не первую, к сожалению. — Просто перестань меня терзать... — отмахнулся Предвестник будничным тоном. По крайней мере такой он старался выдавить из себя. Получилось очевидно плохо: всё портило целое море крови и сдавленный голос. Это заставило чувствовать как минимум смятение. Да почему Дотторе всегда так спокоен?! Тигнари поджал губы, отводя взгляд в сторону. Когти скреблись по внутренней стороне желудка, а в горле застрял тошнотворный комок. Ему противно от самого себя. Хотелось выплюнуть из себя всё нутро одним хлёстким ударом по животу. Почему? Почему? Почему? Почему? Почему? Поддаваться голоду — грёбанное предательство. Самого себя в первую очередь. Из грузного потока мыслей вывела рука, что едва обессиленно огладила по мягким волосам. И вновь это нежное поглаживание вернуло в реальность... Тигнари прижал уши к голове. Он ощущал застывшую на лице кровь, что отвратительно неприятно стягивала кожу, чувствовал её же на руках. Мерзкий запах свежей крови... Так манил.Нет.
Тигнари окидывает Доктора виноватым взглядом. Глаза напротив не выражают ничего, но невербально фенек понимает, что тот недалёк от отключки. Нужно помочь ему... Фенек поднимается с того. Жизнь научила их хранить средства первой помощи абсолютно везде, а потому долго искать их не пришлось. Движения судорожные, неаккуратные, спешные. Тигнари вернулся в исходное положение. Рука Предвестника лежит на постели, у него самого взгляд размытый до ужаса. Осознание выстрелило в голову электрическим зарядом. Если бы он сейчас не остановился, то точно убил бы Дотторе. Руки слегка вздрагивали. — Тигнари... — тихо позвал Доктор. Это игнорировалось. С трудом он приподнял руку и мягко взял чужое запястье с полотенцем в пятнах крови. — Нари... — на этот раз они встретились взглядами. — Спокойнее... Я же жив... — Не отменяет того, что я мог прямо сейчас убить тебя, — отстранённо отозвался он. — Но... этого не произошло, — Предвестник выдавил из себя кривую усмешку. Тигнари задержал на лице Доктора взгляд лишь на несколько секунд, затем вернулся к обработке. Смочил антисептическим средством ватку, аккуратно проходясь по краям раны. Руки заметно меньше охватывала дрожь. Стало действительно спокойнее....но как же хочется.
Тигнари замер. Голод скрёб по желудку, выедал корку мозга, клацал острыми зубами где-то рядом с ухом, нашёптывая:укуси!
убей!
разорви!
используй свои когти и зубы!
рви-рви-рви
горячую плоть!
не жалей!
смотри... впивается коготь.
просто...
...убей. Взгляд снова помутнел, блеснуло остервенение в глазах. Боль. Резкая. Острая, глухо отдающаяся сбитой пульсацией в висках. Дотторе ощущает чужие когтистые пальцы внутри себя. Они скользнули под, вероятно, печень. Чувство чего-то инородного в организме заставляет в отвращении поморщиться. Дальше — рывок, следом — несдержанный выкрик. Когти оцарапали орган. Доктор не мог здраво оценивать ситуацию, он способен сейчас лишь ощущать невыносимую боль. Кажется, даже он не был столь жесток со своими «пациентами». Во рту пересохло. — Тигнари... Тигнари..! Тигнари не слышит. Не внимает, точнее. По лицу расплылся жуткий оскал. Глаза застелила мутная пелена, зрачки сужены, прямо как у голодного, агрессивного зверя. Они свирепо бликуют, будто бы отливая кроваво-красным. Силы покидают Дотторе. Снова. Теперь, вероятно, навсегда. Как бы иронично то ни было, но Дотторе готов помолиться всем Архонтам ради своего спасения. Всё время он думал, что смерть — то, чего он ждёт всю жизнь. Доктор придерживался установки, мол, «жизнь — лишь путь к смерти, не более». Руки сам на себя не накладывал, нет. Если, конечно, не считать мелких пагубных привычек. Однако сейчас, будучи на тонком лезвии, которое рассекает усталые ступни, заставляя пошатнуться, — вот-вот упадёт в вечную незыблемую пропасть! — как никогда хотелось жить. Нельзя было медлить. Нельзя было позволять Тигнари так много. Однако вот он, Дотторе, позволивший этому случиться, лежит и... умирает? Он ощущает, как когти резво скользнули ниже по животу, вскрывая все внутренности. А фенек с таким упоением слизывает обильно стекающую кровь, кусает, отрывает зубами пласты кожи, проникает внутрь ладонью, явно получая удовольствие от ощущения горячих, упругих, мясистых органов. Его хвост интенсивно дёрнулся из стороны в сторону. Уши непроизвольно заложило. Сознание плыло. Тигнари впился когтями в середину грудной клетки. Сердце чертыхается меж рёбер, по ощущениям застревая в дыхательных путях. Дышать от этого ощущения стало тяжело. Кровь разливается рекой. Под телом она неприятно впиталась в одежду, в постель, оставляя разводы на коже. Рывок — новая открытая рана. Последующий несдержанно резкий вдох отдался Доктору глухой болью и звону в голове. Фенек наблюдает за передвигающимися от дыхания органами с нездоровым интересом. Ладони полностью в крови, одна скользнула по оголённому нижнему ребру, ловя слабое вздрагивание жертвы. Мелькнула усмешка. «Почему я всё ещё в сознании? — думал Дотторе. — Почему... я должен так страдать? Почему я никак не умру?» Доктор ощущает чужой язык, издевательски-медленно ведущий по краю раны. Тело не реагирует на это, только мозг даёт отчёт:Больно!
Больно!
Больно..!
Зубы смыкаются под ключицей, безжалостно и резко отрывая кусок плоти. Кровь заполнила откушенный кусок, словно в чаше. И фенек вцепился зубами чуть ниже, больше пачкая лицо. Губы, щёки, кончик носа — в кровавых кляксах. Голод не утихал — только бушевал сильнее, давно затмил здравый рассудок, заставляя подчиняться тупому животному инстинкту. Чужой язык лишь в паре миллиметров от бьющегося сердца. А Дотторе, наконец, понимает, что вечная мрачная пелена всё же накрывает его. — Te amo, — неслышно, едва шевеля губами, произнёс Предвестник....
...Тигнари резко отстраняется, с ужасом оглядывая тело под ним. Это было больше похоже на изувеченное кровавое, мясистое нечто, некогда звавшееся человеком. У фенека от увиденного перехватило дыхание, а глаза затмила мутная пелена непрошенных слёз. Сморгнув, Тигнари оглядывал тело: вспоротый живот, явно переворошенные кишки, зияющая дыра в груди, откуда виднелись оборванные аорты.Ох...
Тигнари нехотя взглянул на свои руки, только сейчас замечая в правой остывшее сердце. Оно грубо оторвано, надкушено с разных сторон. Только сейчас фенек ощутил остатки плоти меж зубов, неприятный металлический вкус на языке, отвратительно застывшую на лице кровь. Мерзость окатила по желудку тошнотой. Не отдавая отчёта, он вложил сердце обратно(будто бы это могло помочь, как смешно), всё ещё не веря в содеянное. — Торе, — дрожащим голосом прошетал фенек, склоняясь над телом. — Эй, Торе, я знаю, что ты не спишь. Тигнари оглянул чужое лицо. Оно неподвижно. Грудная клетка не вздымается больше. Губы бледные, веки прикрыты. Он же не умер, да? Просто притворяется..?Дотторе ведь просто хочет его напугать, так?
— Торе, всё, пошутил и хватит. Тигнари толкнул его в плечо, но никакой реакции. Он вцепился в плечи Предвестника, потормошив. Никакой реакции. Просто звенящееничего.
Это определённо конец.