✯✯✯
Эштон Ирвин, 07.07.94г, не имеет медицинских противопоказаний и не находится под влиянием наркотиков или алкоголя – и родом из Сиднея, как позже оказалось, - хочет набить птицу на своей шее. – Калифорнийский кондор, – говорит он уже в двенадцатый раз, – на затылке. Это достаточно простая татуировка, сплошной черный закрас и около трех дюймов в ширину. Идеальный материал для незапланированного захода, если честно думает Люк. Было бы тратой времени назначать запись и вносить залог за что-то, что скорее всего займет у него меньше часа. Не то чтобы он когда-нибудь признается в этом Майку и Калу. – Ты уверен, что хочешь забить шею? – Спрашивает Люк, постукивая карандашом по листу, где он набросал идею. Он указывает на запястья Эштона. – Это немного ответственно. Это все, что у тебя есть? Эштон инстинктивно хватается за одну из татуировок и проводит большим пальцем по красному сердцу под кожей. Оно выглядит, будто его набили пару лет назад, не лучшая работа, но то, как он дотрагивается до него, показывает, что за татуировкой имеется свое значение. – Только две, ага, – отвечает он с оборонительной ноткой в голосе, пока его губы не растягиваются в кривой улыбке. – А это все, что у тебя есть? Люк опускает глаза на свои собственные запястья, пара легких тонких линий поверх сухожилий. – Нет, – отвечает он просто. Он поднимает руку, чтобы показать колибри на внутренней стороне бицепса, подарок от Майкла пару месяцев назад. Это самый простой ответ на вопрос, даже если не самый честный. Для Люка нет ничего необычного в осуждении со стороны по поводу отсутствия на нем татуировок, и в последнее время он спокойно через него перешагивает. Парень, скорее всего, не имел ввиду ничего дурного, но это все еще немного раздражает. Тот факт, что он выбирает не набивать больше татуировок, не отражается на его художественности и технике, да и он не обязан никому объясняться. Его работа говорит сама за себя. – Окей, ты забит, я понял, – говорит Эштон. Он все еще улыбается, что Люк находит немного подозрительным. Многие люди не так уж рады, когда художник пытается спорить против их идеи. – Но не тебе особо говорить, так? – Вообще-то, мне, – отвечает Люк, снова указывая на рисунок, облокачиваясь на стойку, – потому что это не я пытаюсь сделать татуировку на шее. – Окей, справедливо. – Эштон коротко хихикает, прежде чем продолжить. – Ну, я хотел птицу… – Калифорнийского кондора, – уточняет Люк. – Калифорнийского кондора, – соглашается Эштон, его ухмылка расширяется до почти ослепляющего состояния. – Я хотел сделать кондора, потому что он символизирует переезд в Америку и погоню за своими мечтами, начало новой жизни в Калифорнии. – Он смущенно чешет затылок, прямо на месте будущей татуировки. – А еще я купил билет в один конец. Поэтому, на самом деле, переезд гораздо большая ответственность, чем эта татуировка. Люк не может сдержать ответной улыбке ямочкам на щеках Эштона. – Понимаю, – смеется он. Обратного пути в Австралию больше нет. – Просто хотел убедиться. – Всегда есть удаление, так? – Предлагает Эштон. Люк кривится. – Поверь мне, ты не хочешь этого делать. – Он задумчиво хмыкает. – Полагаю, ты всегда можешь отрастить волосы, если захочешь ее спрятать. Или серьезно увлечься водолазками. – А я правда выгляжу горячо с длинными волосами, – отвечает Эштон, его ухмылка становится игривой. Люк закатывает глаза, но продолжает улыбаться. – Верю на слово, – соглашается от, но избегает флирта. – Давай тогда переносить. Спустя десять минут на руках Люка перчатки, а его волосы завязаны в хвост, Эштон лежит лицом вниз на массажном столе, трафарет Калифорнийского кондора скрупулезно перенесен на его затылок. Эштон не переставал разговаривать. Люку должно было это надоесть, но приятно слышать знакомый акцент, который не исходит от Калума или Майкла в попытках его воспитывать, и Эштон… славный. И восторженный. И может, предполагает Люк, совсем немного одинокий. – Я приземлился где-то три недели назад и прилетел один, не зная ни души здесь, – объясняет Эштон, активно жестикулируя руками несмотря на то, что он лежит ничком и его лицо скрыто из вида. – Это был реально большой шаг, но я чувствовал, что мне нужно было это сделать, понимаешь? – Не двигайся, – говорит Люк, размазывая полоску вазелина поверх трафарета, чтобы его руке было легче двигаться. – Понимаю, абсолютно, но я хотя бы был с Майком и Калом. У тебя правда нет знакомых? – Не-а! – Голос Эштона немного приглушен кожаным креслом у его лица. Люк все равно слышит его улыбку. – Но я весьма общительный. И не поспоришь, думает Люк. – Так что, я завел разговор с парочкой людей в кафе недалеко отсюда и упомянул, что хотел набить татуировку, и они сказали мне, что тут есть салон полный австралийцев, который мог бы меня заинтересовать. Люк ухмыляется себе под нос, довольный тем, что их имя разнеслось так быстро – хотя это скорее благодаря репутации Майкла и Калума, чем что-либо еще. – Не могу сказать, что они ошиблись, – добавляет Эштон. – Пока что я весьма заинтересован. Люк краснеет, радуясь, что Эштон не может его сейчас увидеть. Дело в том, что Эштон милый, и добрый, и смешной, и австралиец, но – нет. Он не заинтересован, но. Абсолютно нет. – Я сейчас начну, хорошо? – Говорит Люк, игнорируя последнюю реплику Эштона, в третий раз проверяя свое оборудование. – Сделай пару глубоких вдохов и скажи мне, как будешь готов. Если ты захочешь, чтобы я остановился хоть на время, даже просто размять ноги или сходить в туалет, только дай мне знать. Он ждет, пока Эштон последует его инструкции, делая глубокие успокаивающие вдохи. – Окей, – говорит он позже. – Я готов. – Тогда хорошо. – Люк делает пару пробных нажимов на педаль батарейки машинки. – Поехали. Он натягивает кожу на шее Эштона между двумя пальцами, прежде чем опустить иглу до соприкосновения. Он начинает с длинной линии верхушки правого крыла, после чего отрывает руку и вытирает лишнюю краску. – Порядок? Эштон усмехается. – Я думаю, я могу выдержать больше, чем это, да. Люк ухмыляется. – Просто проверяю. Тогда Люк полностью погружается, растворяясь в процессе нанесения татуировки. Он фокусируется на глубине иглы и как она скользит по коже Эштон, постоянное жужжание батарейки, запах краски, статичность его рук против вибрации машинки. Люк обожает татуировать. Он никогда не хочет это забывать. – Все еще порядок? – Спрашивает он еще спустя десять минут, когда он наполовину закончил контур птицы. Эштон был почти что беззвучен, с тех пор как игла коснулась его кожи, в сравнении с часом или около того с их первой встречи, это достаточная причина, чтобы проверить на признаки жизни. – Все супер, – отвечает Эштон, двигаясь немного на столе, чтобы лечь удобнее. – Ты очень мягок. – Спасибо, – отвечает Люк, принимая комплимент за таковой и сдерживая навязчивое желание флиртовать в ответ. – Мне говорили такое. – Он снова опускает ногу на педаль батарейки, продолжая работу, где остановился. – Как тебя занесло в Калифорнию? Следовал за мечтами, как я? – Спрашивает Эштон спустя несколько минут, очевидно, он оставался тихим столько, сколько мог. – Ой, тебя не будет беспокоить, если я буду говорить? – Не, все нормально, – смеется Люк, окуная иглу в краску. – Майкл и Калум хотели открыть тут магазинчик и пригласили меня поехать с ними. Проще некуда, правда. – Это не так, но Люку нравится притворяться, что все так и было. – Тебе было легко оставить все позади? Это заставляет Люка остановиться на секунду, игла застывает над кожей Эштона. – Не сказал бы, что легко, – он приходит к мысли. Он оглядывает свою работу, проверяя, чтобы каждая линия была чистой и ровной. – Но это была очень хорошая возможность. И мне здесь нравится, пока что. – Мечта наяву, ага? – Ага, – говорит Люк, опуская машинку, – мечта наяву. Он протирает краску с шеи Эштона своей бутылочкой с водой и тщательно вытирает область татуировки, прежде чем отклониться на стуле. – Контур закончен. Тебе нужен перерыв или мы можем продолжить и закрашивать? – Уже? Ты быстро работаешь. – Эштон поднимает лицо с отверстия в столе, чтобы посмотреть на Люка. – Я готов, если ты готов. – Он отправляет Люку очередную полную ямочек улыбку, опуская голову обратно, вновь двигая руками, чтобы лечь удобно. Эштон сидит хорошо, держа шею смирно даже с постоянной болтовней, что Люка, как оказалось, не так сильно заботит. Некоторые клиенты относятся к нему как к психологу, другие полностью игнорируют. У Эштона же есть необычная способность заставить Люка чувствовать себя частью обсуждения, даже если он не привносит никакой информации. Он просто заполняет воздух свободным разговором, делясь вещами без нужды спрашивать со стороны Люка. Тот узнает, что Эштон снимает комнату в общем доме на Калвер-Сити, занимается йогой каждый день, любит выходить на утреннюю пробежку по пляжу как можно чаще и зависим от холодного кофе. Он также узнает, что Эштон музыкант, прилетел сюда заниматься этим на постоянной основе и уже устроился сессионным барабанщиком в студии в Лос-Анджелесе. – Платят не очень много и это не на каждый день, а еще иногда мне звонят за два часа, когда почти столько же мне нужно, чтобы доехать до места, – объясняет Эштон. – Но это то, чем я хочу заниматься, понимаешь? Это то, зачем я сюда прилетел с билетом в одну сторону, трехколесным чемоданом и парой барабанных палочек. – Я понимаю, – говорит Люк честно. – Иногда, мы приносим жертвы, чтобы заниматься вещами, которые любим. – Но это того стоит, – заканчивает Эштон. Люк мягко улыбается. – Я надеюсь. У Люка занимает всего полчаса, чтобы закончить заливку контура, и он почти разочарован, когда протирает работу в последний раз, изучая форму, четкий силуэт на фоне кожи шеи Эштона. – Мы закончили, чел, – говорил он, когда убеждается, что татуировка достаточно контрастна и в закрасе нет никаких пробелов. Довольный работой, он потягивается, отклоняясь на стуле, чтобы прохрустеть спиной. – Если чувствуешь себя нормально, можешь сесть и мы посмотрим на нее в зеркале. Эштон отталкивается руками вверх, прежде чем перекинуть ноги через край стола, постоянная улыбка все еще у него на лице. – Замечательно, чел, спасибо тебе огромное, – говорит он, поднимаясь на ноги. Люк следует за Эштоном к зеркалу в полный рост на стене его комнаты в студии и протягивает второе на ручке за его спиной, чтобы он мог посмотреть на законченную работу. – Вау, – выдыхает Эштон, его руки непроизвольно тянутся дотронуться до краски, прежде чем он останавливает себя. – Прямо как я хотел. Она идеальна, Люк, правда. – Рад, что тебе нравится. – Люк улыбается отражению Эштона. – Присядь на минутку, я тебя перевяжу. Люк пробивает ему чек спустя несколько минут, свежая пленка уже плотно закреплена на затылке Эштона. – С таким плотным прокрасом, скорее всего, будет кровоточить чуть больше, чем ты привык по всей поверхности. – Люк протягивает ему слегка излишнюю бумажку с инструкциями по заживлению, учитывая, что он только что объяснил все дважды. И все же, никогда не помешает тщательность, и если он получит хоть еще один звонок с вопросом о том, нормально ли, что татуировка чешется, или утверждением, что их татуировка «неправильно заживает», после того как они полезли с ней в ебаный океан, он спрыгнет с пирса Санта Моника. – Просто придержи пленку для меня, хотя бы пока ты не пойдешь спать. – Для тебя? – Эштон игриво ему улыбается. – Конечно. Люк краснеет и качает головой, не в силах удержать улыбку, растягивающуюся на его лице. – Просто ухаживай за ней, и звони или приходи, если будут какие-то вопросы. – Понял, – говорит Эштон, пряча бумажку в карман джинс. – Это все? – Это все, – отвечает Люк с улыбкой. – Спасибо, что зашел, я знаю, на бульваре большой выбор, поэтому мы правда это ценим. Он не совсем уверен, что толкает его завершить это фразой «Надеюсь, мы увидим тебя снова». Совершенно не уверен. – Ага, – говорит Эштон, ступая в сторону выхода, не спуская ореховых глаз с Люка. – Думаю, увидишь. Люк наблюдает, как тот проходит мимо окна магазина, неуверенно опуская голову, когда Эштон коротко ему машет, прежде чем уйти. – Итак. – За его спиной тут же появляется голос Калума. Люк едва ли не подпрыгивает на месте. – Какого хуя, – шипит Люк, хватаясь рукой за сердце. Даже если это будет менее удобно, он все равно мечтает, чтобы конструкция студийной площади имела дверь вместо шторки, чтобы он мог хотя бы слышать, когда Калум приходит. – Я думал, ты все еще работаешь. – Я работал, я работаю, – говорит Калум с ехидной улыбкой. – Просто хотел проверить, как ты тут. – Я в порядке, – стонет Люк. – По крайней мере, я был в порядке, пока ты не решил довести меня до сердечного приступа. Калум лишь смеется над ним, скрещивая руки на груди так, что его бицепсы почти вырываются из прилегающей черной футболки на нем. – Итак? – Итак, что? – Итак, – улыбка Калума растет все шире. Он стучит по чеку на стойке, не разрывая зрительный контакт с Люком. – Он оставил приятные чаевые. – И что? – И что? Они все еще пялятся друг другу в глаза, ухмылка Калума против гримасы Люка, когда Майкл присоединяется к ним. – Хей, Люк, ты закончил! – Восклицает он счастливо. – Итак? – Идите нахуй, оба. – Люк вскидывает руки в поражении. – Мы можем принимать без записи.✯✯✯
Люк рисует под светом настольной лампы, солнце уже село более двух часов назад. Ничего особенного: крупный эскиз с филигранью и лицом в профиль, возможно, для спины или рукава, который он никогда не сделает. У него недостаточно репутации и работ в портфолио, чтобы кто-то доверился ему с таким эскизом, но он никогда к такому не придет, если он перестанет быть амбициозным в своих рисунках. Он старается изо всех сил затолкать подальше грубый голос в голове, который говорит ему, что он никогда к такому не придет, точка. Это была длинная неделя. После того, как они «решились» на политику приема без записи, Люку достался весь удар проходящих через двери – включая, да, охапку надписей на каких-то подростках. Он любит татуировать. Просто ему очень хотелось бы татуировать свои собственные рисунку с большей частотой, чем сейчас. Но с такими художниками, как Майкл и Калум в здании, у него займет некоторое время добраться до консультаций и записей и доверия с хоть какой-то регулярностью. Но, напоминает он себе, с такими художниками, как Майкл и Калум в здании, он станет лучше просто находясь рядом с ними. Они лучшие учителя, которых можно иметь, и он обязан им всем. Всем. – Хей. Голос за его спиной заставляет отправить карандаш в полет через всю комнату, пока он подскакивает со своего стула. Его встречает самодовольная ухмылка Калума, когда он поворачивается, тот смеется над пластиковой линейкой в руках Люка. Он, может, и обязан ему всем, но он так сильно ненавидит Калума. – Господь Иисус, Кал, – говорит Люк, опускаясь облокотиться на стол. – Ты меня убить пытаешься? Я тебя чем-то обидел? – Не, – отвечает Калум, отталкиваясь от дверной рамы на входе в офис Люка. – Просто пришел пожелать спокойной ночи. Над чем ты работаешь? – Ничем, правда, – пожимает плечами Люк, опуская глаза на переводную бумагу перед собой. Внезапно, это действительно выглядит ничем. Он пытается убрать рисунок со стола, чтобы спрятать от глаз Калума. – Это дерьмо, извини. – Эй, не делай так, – отвечает Калум мягким голосом, опуская приземляющую руку на плечо Люка. – Я хочу посмотреть. Люк перестает суетиться с бумагой и вздыхает, пытаясь снова выровнять свое дыхание. Он даже не заметил, как подскочила его тревожность, пока Калум до него не дотронулся. Калум изучает рисунок долгое время, и Люк снова чувствует, как нарастает паника. Это дерьмо, это дерьмо, он знает, что это дерьмо-… – Это восхитительно, Люк, – говорит Калум, выбивая воздух из легких Люка. – Нет, это… – Глубина, которой ты добился вот тут, это фантастика, – продолжает Калум, игнорируя его, нагибаясь над столом и указывая на нос фигуры. – Такие тона и контрасты именно то, что делают из хорошей татуировки безвременную. Это именно та татуировка, которая будет выглядеть абсолютно новой спустя двадцать лет благодаря вот этим большим кускам чисто черного. – Он останавливается, поднимая взгляд на Люка через плечо. – Но ты это знал, так? – Ага, – выдыхает Люк. – Поэтому и сделал так. Как ты меня учил. – Вот умничка. – Калум выпрямляется, хлопая Люка по плечу. – Тебе надо верить в себя немного больше, Люк. Как ты ждешь, что клиенты будут тебе доверять, если ты даже сам себе не доверяешь? Люк вздыхает. Доверять себе, точно. Проще сказать, чем сделать. Он уже собирает сказать это вслух, когда их разговор прерывает голос со ступенек и через открытую дверь в офис Люка. – Детка? Ты наверху? – Это моя квартира! – Негодует Люк, поворачиваясь к Майклу, который выглядывает с лестничного проема через перила. – Знаете, мне не нравится, как вы, ребята, просто заваливаетесь сюда, будто… – Будто что? – Смеется Калум, направляясь в сторону ступенек навстречу Майклу. – Будто это наш дом? – Заткнись, – бормочет Люк. – Я вас обоих ненавижу. Я вам уже говорил сегодня? – Никогда не помешает услышать это снова, золотце, – Майкл вздыхает, облокачиваясь на перила и хлопая ресницами. – Готов идти? – Спрашивает Калум Майкла, который отвечает ему двумя большими пальцами вверх. – Готов на два ебаных выходных, – поправляет Майкл. – Магазин будет в порядке следующую неделю, не считая того, что нам скорее всего надо заказать еще перчаток и бумажных полотенец до конца месяца. – Ах, прелести имения бизнеса. – Калум успокаивающе проводит рукой по спине Майкла, направляя его вниз по лестнице. Он поворачивается к Люку спустя две ступеньки, чтобы угрожающе в него ткнуть. – Рисунок красивый. У тебя особый талант, дитя. – Я едва тебя младше! – Ноет Люк в спину Калуму, но тот уходит, ни разу не обернувшись. – Спокойной ночи, милый! Спи крепко! – Кричит Майкл снизу лестницы. – Иди нахуй! – Кричит в ответ Люк, но он тут же улыбается, как слышит закрывающуюся за ним входную дверь.✯✯✯
Спустя пару недель, знакомая копна песочно-коричневых кудряшек проходит в двери. Не то чтобы Люк думал об этих кудрях хоть раз с последней их встречи. – Люк! – Восклицает Эштон, счастливо маша под звон колокольчика за спиной. – Помнишь меня? – Хм, – Люк щурится. – Повернись-ка? Эштон смеется с горящими глазами, разворачиваясь спиной, чтобы показать свой затылок, немного оттягивая ворот футболки вниз. – О, Эштон! – Люк с энтузиазмом хлопает руками. – Рад тебя снова видеть! Эштон хихикает, поворачиваясь обратно и ступая вперед, чтобы поприветствовать Люка у стойки, поправляя ворот своей тонкой белой мешковатой футболки, которая выставляет на показ его ключицы. На его шее несколько длинных цепочек, которые подчеркивают его горло и грудь – не то, чтобы Люка замечает дальше профессионального интереса. Это хорошее место для татуировки, всего лишь. – Тебя тоже, – отвечает Эштон с улыбкой во все зубы. – Шея заживает хорошо, кстати. – О, дай посмотреть! – Люк жестами показывает ему развернуться. – Боже, – жалуется Эштон в шутку, делая как ему сказали. – Продолжай говорить парню развернуться, и у него появится пунктик. – Замолчи, – бормочет Люк, наклоняясь вперед, чтобы лучше разглядеть свою работу. – Ты прав, она заживает идеально. Ты хорошо о ней позаботился. – Сказал же, что сделаю это для тебя, да? – Говорит Эштон, снова разворачиваясь к нему лицом. – Думаешь, я достаточно хорошо о ней позаботился, чтобы ты сделал для меня еще одну? Люк улыбается на этих словах. Приходящие без записи все еще такая же острая тема, как было на прошлой их встрече, но хотя бы он знает, что насладится этой – даже если только благодаря компании. – О чем ты думаешь? Это еще одна быстрая работа для Люка – несколько очертаний цифр над правым локтем Эштона. Трафарет немного сложнее выровнять, и они некоторое время спорят о размере и положении относительно локтя, но вскоре Эштон снова за столом Люка. На этот раз столик сложен вдвое и Эштон сидит прямо. Люк ставит свой стул немного позади, ставя локоть Эштона на отдельный подлокотник, чтобы он был прямо перед ним. – Хорошо, – Люк спрашивает, проверяя оборудование напоследок, в этот раз поставив настройки на тонкую иглу. – Как тебе это положение? Так удобно? – Мне замечательно, – отвечает Эштон. – Я готов, если ты готов. – Отлично, – говорит Люк, опуская иглу в крышечку с краской. – Помни, дай мне знать, если тебе нужно остановиться по какой-либо причине. Люк только наполовину заканчивает первую цифру, когда Эштон снова начинает болтать. – Так, как ты начал заниматься татуировкой? Люк завершает короткую линию, над которой он работал, прежде чем ответить. Это достаточно простой вопрос для ответа, половинчатая правда, которую он говорил уже сотни раз. – Я просто всегда любил рисовать, – говорит он Эштону. – И мне нравится долговечность, приходящая с татуировкой. Заставляет меня чувствовать, что мои рисунки будут жить вечно. – Люди всегда говорят о вечности татуировок для человека, который их набивает, но я никогда не думал, что это работает так же и для художника. Мне нравится эта мысль, – задумчиво говорит Эштон. – По крайней мере, она будет жить, пока я жив. – Тебе лишь нужно пообещать, что тебя не кремируют, – шутит Люк. – Вообще, нам нужно добавить это в брошюры. Интересно, согласятся ли Майк и Кал на это. Эштон хихикает в ответ, аккуратно стараясь не шевелить рукой. – Как ты вообще оказался с этими парнями? – Кем, Майком и Калом? – Ага. Они разве не довольно известные? – Спрашивает Эштон. – Кажется, я видел их по телеку. – Вполне вероятно. – Майкл и Калум действительно довольно известные в кругах татуировки с охапкой медийного просвещения на плечах – включая соревновательное показание, на котором они встретились. – Мне просто повезло, наверное. Небольшое преуменьшение, мысленно ругает себя Люк. Но он не совсем готов говорить о том, как он встретил Калума и Майкла, и точно не с человеком, которого он встречал всего два раза. Абсолютно точно не с клиентом. – Это очень круто, – отвечает Эштон, в незнании о том, как Люк избежал ответа. – Ты у них учился, получается? Люк выдыхает смешок. – Да, что-то типа того. Это действительно было «что-то типа того», если говорить справедливо. – И когда они переехали из Австралии в Калифорнию, ты пошел с ними, – заканчивает Эштон. – Ага. – Гораздо проще рассказывать эту историю, когда другие люди пишут ее за него – это заставляет все недостающие детали не выглядеть как вранье. – Они позвали меня с ними, и для молодого художника вроде меня было достаточно просто согласиться. Как ты говорил, они достаточно популярны. По правде говоря, их известность действительно помогла в решении Люка. У Майкла и Калума были ресурсы, чтобы забрать его с собой, и чтобы устроить его в квартире над студией за небольшой процент магазину от его доходов с татуировок. У них были ресурсы ему помочь. – Они кажутся очень классными, даже если в тот первый день были порядком пугающими, – признается Эштон. – Они делали тебе какие-нибудь татуировки? – Да, – говорит Люк, рад возможности рассказать хотя бы эту историю. – Калум набил те, что на моих запястьях, а Майкл сделал колибри. Они единственные, кому я доверяю татуировать на мне. – А что за цифры на запястьях? – Невинно спрашивает Эштон. – Это года, верно? – Мой год рождения, – плавно отвечает Люк, несмотря на факт того, что обе татуировки с разными годами и означали бы, что ему около шестидесяти пяти. – Прямо как эта, да? 1994? – Точно, ага, – говорит Эштон, позволяя уход от темы. Люк облегченно выдыхает. – Кондор был за новые начала, поэтому я подумал, может стоит набить одну за старые начала тоже. – Одну за будущее, одну за прошлое. – Люк завершает последнюю линию, опуская машинку. – Объяснимо. – Абсолютно, – соглашается Эштон. – Мне кажется, полезно иногда обращаться к прошлому, знаешь? Помнить начало, чтобы ты мог увидеть, как далеко ты прошел в конце. А что, если лучше вообще забыть прошлое? Думает Люк, вытирая татуировку. – Точно, – говорит он вместо этого. – Окей, мы закончили.✯✯✯
Люк делает пару сочетающихся бабочек для пришедших без записи мамы и дочери, когда он слышит звон колокольчика на входе. Он уже готов был выключить машинку и идти встречать клиента – что положено ему по роли младшего мастера – когда он слышит голос Майкла в регистрационной. – Хей, чел, добро пожаловать снова! Люк возвращается к работе, он почти закончил с контуром бабочки у матери. Он рад, что ему не пришлось остановиться. Он потратил лишние полчаса, пока спорил с ними о размере, потому он не в особо хорошем настроении; он просто хочет поскорее с этим разобраться. Хотя бы дочь закончена и перевязана, и татуировка вышла маленькой и славной. Однако теперь она все никак не перестанет ерзать на стуле рядом с ним, но. Все нормально. – Хей, Майкл, – слышится голос Эштона, заставляя Люка снова навострить уши. – Люк поблизости? – У него сейчас другие клиенты, – с извинением говорит Майкл, – но у меня только что отменили запись, так что я свободен, если ты хотел что-то сделать сегодня? Люк немного хмурится. Он знает, что в этом ничего особенного, но Эштон его клиент. Конечно, он татуировал парня только дважды, но у них есть согласование, Майкл. Люк вздыхает. Отставив в сторону необоснованное собственничество, Эштон будет сертифицированным безумцем, если откажется от сессии с Майклом Клиффордом; у его записи лист ожидания тянется на полгода вперед в любое время года. Это будет как отказаться от портрета рукой Рембрандта ради позирования младшекласснику. – А она, типа, должна жечь? – Говорит девочка рядом с ним, прерывая его самобичевания. – Относительно. – Пожимает плечами Люк, переходя на тени. Ему не приходилось много разговаривать во время этого приема – они просто говорили друг с другом. – Насколько сильно жжет? Он заканчивает тени и цвет у матери – приятный градиент от бледного до королевского синего с белыми бликами – и отправляет двух женщин вперед с буклетами о правильном заживлении, визиткой и обещанием ответить на любые вопросы, которые у них возникнут во время заживления их первой татуировки. Он натянуто улыбается, пока они выходят за дверь, направляясь в комнату Майкла, стоит им пропасть из виду. Рабочее место Майкла – каждый раз небольшой шок для системы. Все стены напрочь завешены яркими рисунками и неоновыми лампами, помещение пестрит красками. В углу небольшая установка с телевизором, на котором постоянно крутится очередное аниме, и огромный стеклянный стеллаж, больше похожий на кран-машину в Акибаре, чем что-то из тату-салона на Венис-Бич. Это все значительный контраст свободно декорированным белым стенам комнаты Люка, и даже джунглям у Калума – стены покрашены в глубокий зеленый, комната до потолка заполнена растительностью, название которой Люка даже не может произнести, и галерея засушенных насекомых и скелетов животных на другой стороне. Ступить в одну из их комнат всегда ощущается как ступить в другой мир. Когда его глаза наконец фокусируются на Майкле, он с удивлением находит его рисующим за столом, одного, добавляющего референсы цвета на огромный рисунок, который Люк узнает, как проект рукава, над которым он работал для постоянного клиента. – Эштон уже ушел? – Спрашивает Люк, стараясь не звучать слишком разочарованно. – Это было быстро. Майкл поворачивается на своем стуле – гигантский игровой стул, который, как он настаивает, хорош для его спины, пока он рисует, – и отклоняется назад с ухмылкой на лице. – Не. – Он легко хрустит шеей, потягиваясь в спине. – Он ничего не набил сегодня. – Что? – Люк хмурит брови. – Даже несмотря на то, что ты свободен? Он что, ебанулся? – Должно быть. – Улыбка на лице Майка слишком широкая, чтобы не быть настораживающей. Она заставляет Люка сжаться. – Вместо этого он записался к тебе на пятницу. Люк чувствует, как кровь прилила к его лицу, тут же краснея. – Оу. – Говорит он притупленно. – Это… хорошо. Это и правда хорошо. Обычно, люди не записываются к нему, так что. Это хорошо. Не более. – Малыш Люки обзавелся постоянником, – дразнит Майкл, прежде чем развернуться на стуле и вернуться к работе. – Обожателем, можно сказать. – А еще можно заткнуться нахуй, – бормочет Люк, направляясь в другой конец студии. – Мой маленький мальчик! – Слышит он за спиной во время своего побега. – Растет так быстро! Люк делает мысленную заметку добавить фиолетовую краску в жидкое мыло в комнате Майкла.✯✯✯
Эштон приходит точно по времени на свой прием этой пятницей, авиаторы запутались в его растрепанных кудрях, с яркой улыбкой на лице и трубочкой холодного кофе между зубов. – Хей, Люк! – Приветствует он, подпрыгивая к стойке регистрации. – Я бы взял тебе кофе, но я не знаю, какой тебе нравится. – Ты хочешь сказать, что не вычислил магическим способом мой заказ кофе из наших двух предыдущих встреч? – Люк смеется, сдерживая желание упасть на месте. – Можно просто отменить эту запись. – Нет, детка, – умоляет Эштон, ямочки все еще врезаются в его щеки. – Дай мне еще один шанс. – Что ж, если ты будешь умолять, – отвечает Люк, краснея в противовес всем стараниям – самое время сменить тему. – Хочешь посмотреть на рисунок? – О, да, пожалуйста! – Эштон ставит кофе на стойку и нагибается вперед, где Люк раскрывает чехол своего планшета, показывая ему розу, которую он просил. – Черный и серый, частично расцвела и в несколько слоев, так? – Подтверждает Люк, позволяя Эштону рассмотреть экран. – И мы делаем ее перевернутой на противоположном трицепсе с прошлого раза. – Да на все, – говорит Эштон, его глаза ни разу не покидают рисунок. – Она идеальна, Люк, и снова. Все, что ты делаешь, идеально. – Ну, я бы так не сказал, – Люк бормочет, забирая планшет. – Я рад, что тебе нравится. Я принесу тебе документы на согласие и подготовлю трансфер, пока ты их заполняешь, хорошо? – Отлично. – Люк наблюдает, как губы Эштона смыкаются вокруг трубочки, и он делает большой глоток кофе. – Не могу дождаться. – Тогда я, эм, – Люк запинается, силой отводя взгляд ото рта Эштона. – Тогда я пойду. Сделаю это. Проходи, когда закончишь, ты уже знаешь рутину. – Я быстро учусь! – Кричит вслед Эштон, пока Люк исчезает за шторкой в соседнюю комнату. Он прогоняет рисунок через принтер несколько раз в слегка разных размерах и делает пару глубоких вдохов. – Ты не можешь, Люк, – шепчет он себе, закрывая глаза под механический звук копировальной машины. – Ты просто не можешь. К моменту, когда он заканчивает, Эштон уже ждет его за рабочим местом, сидя на столе и болтая ногами. Люк не может не думать о том, что он яркое пятно в блеклой комнате, освещает ее пустые стены, которые больше выглядят как офис врача, чем тату-студия. Он заставляет комнату выглядеть более теплой, как-… – Ладно, – утверждает Люк, прерывая собственные мысли, – давай начинать. Как только Люк надевает перчатки, трафарет на месте, а Эштон в позиции, Люк наливает черную краску и ставит несколько крышечек с водой для будущих отмывок. Он только недавно начал от руки подбирать серые отмывки, но он думает, это достаточно простая татуировка, чтобы попрактиковаться. Он надеется. К тому же, Эштон, скорее всего, не будет слишком злиться, если он все запорет. – Окей, мы можем начинать, – говорит Люк, растирая вазелин по руке Эштона. – Ты готов начать? – Родился готовым, – хихикает Эштон. – Но мне нравится, что ты все равно спрашиваешь. – Твой ответ всегда может измениться. – Люк улыбается, заводя машинку. – Дай мне знать, если нужно остановиться. – Да, да, мне не нужно будет остановиться, – отмахивается Эштон, устраиваясь на стуле. – Я могу выдержать, обещаю. – Но если будет нужно… – Люк поднимает стопу с педали в сомнении. – Я дам тебе знать, – Эштон сдается. – Если мне нужно будет остановиться. – Это все, о чем я прошу, – с победой принимает Люк, снова заводя машинку, прежде чем опустить иглу на кожу Эштона. Он делает контур лепестков, когда приходит Майкл. Его плечи тут же напрягаются. – О, вы, ребята, работаете над розой, да? – Говорит Майкл с интересом, заглядывая через Люка на работу. Люк инстинктивно отодвигается от татуировки. – Нет, не дай мне тебя остановить. Настороженно, Люк снова начинает работать, чересчур чувствительный к присутствию Майкла через его плечо. – Очень чистые линии, Люки, – подытоживает тот через несколько секунд. – Как по маслу. – Он кивает в сторону рисунка-референса, который Люк прикрепил в стороне. – Это ты так будешь тени делать? – Ага, – говорит Люк, отклоняясь на стуле, чтобы посмотреть на референс. – Есть предложения? – Ты знаешь, как делать тени на розе, дружище. – И все же, он обводит пальцем в центре цветка. – Выглядит замечательно, но можно затемнить некоторые участки вот тут, чтобы она прямо выпрыгивала с кожи твоего мальчика. Люк делает глубокий вдох. – Окей. Спасибо, Майки. – Просто расслабься, Люк. – Майкл нажимает на плечи Люка, прежде чем удалиться. – Приятно было увидеть тебя, Эштон. – Вау, он такой славный, – говорит Эштон, стоит ему уйти. – Да, – соглашается Люк, продолжая делать контур. – Он правда славный. – Так круто было бы у него учиться. – Эштон затихает на секунду. – Эм, почему у него фиолетовые руки? Люк не объясняет, а лишь заливается скрипучим звонким смехом. Для деликатных линий шипов и листьев требуется особая точность, но в основном работа над контуром проходит быстро. Эштон болтает о своих сессиях; о новой барабанной установке, которую ему наконец-то удалось купить – его первая в Калифорнии; и в завершении, когда Люк приступает к теням, о своей семье. – Вообще, татуировка в честь моей сестры, – объясняет Эштон. – Ей только что исполнилось восемнадцать. Мне показалось важным, чтобы она знала, что я все еще думаю о них, – о ней и младшем брате, – даже если меня больше нет рядом. Они знали лишь жизнь со мной рядом, понимаешь? Люк хмыкает. – Получается, вы близки? – Ага, – задумчиво отвечает Эштон. – Я был чем-то вроде родительской фигуры для них двоих в детстве. – Но… – хмурится Люк. – Ты не можешь быть старше ее, чем, на сколько, шесть, семь лет? Эштон смеется. – Это сложно объяснить, но да. Я заботился о них с тех пор, как мне исполнилось десять или около того. Моя мама работала, а я смотрел за детьми, а когда я стал достаточно взрослым, чтобы работать, – где-то в четырнадцать, – мы начали меняться. Люк прикусывает язык от мысли, что четырнадцать считается рабочим возрастом в жизни Эштона, тяжесть некомфортно оседает в груди. – Поэтому я не хочу, чтобы они думали, что мой уход хоть на каплю означает… Я не хочу, чтобы они думали, что я их бросил, – продолжает Эштон. – Звучит, будто ты очень хороший старший брат, – все, что может сказать Люк, подытоживая свои чувства. – Я стараюсь таким быть, – спокойно отвечает Эштон. – Что насчет тебя, есть родственники? Люк напряженно сглатывает, прочищая горло. – У меня были два старших брата. – Да? Они такие же красивые, как ты? – Полагаю, люди говорят, что мы похожи, – бормочет Люк, осознанно фокусируясь на тенях одного особенного листка, пока с его щек не спадет жар. – Вы были близки? – Типа того, – говорит Люк. – Да, – исправляется он, немного подумав. – Я во многом равнялся на них. У нас были свои стычки, но у меня была достаточно нормальная жизнь и нормальная семья, как мне кажется. – Ты часто говорил с ними, с тех пор как сюда переехал? Люк задумывается о том, чтобы снова соврать, но полагает, что ничего не случится, если он кому-то расскажет. Не помешает поговорить о них; не больше, чем не говорить. – Я, эм, – начинает он, – на самом деле, я не говорил с семьей пару лет еще до того, как улетел из Сиднея. – Совсем? – Говорит Эштон, подталкивая Люка продолжить историю – но позволяя ему оставить тему, если он захочет. Он не уверен почему, но ему этого не хочется. – Нет. Я поговорил с ними в ночь перед уходом, позвонил и сказал, что переезжаю в Америку, но. Помимо этого, эм. Прошло много времени. – Люк моргает со всех сил, прежде чем перевести все внимание на следующий листок. – Ты по ним скучаешь? – Мягко подталкивает Эштон. – Ага, – признается Люк. – Скучаю. Очень сильно скучаю. Я сделал порядочно выборов, которые-… да. Я скучаю по ним. Татуировки на моих запястьях, они, эм. – Он делает паузу, задумываясь, прежде чем продолжить. – Это даты рождения моих родителей. Калум сделал их для меня в нашу последнюю неделю в Австралии. – Ты не думаешь, что мог бы снова попытаться поговорить с ними? – Аккуратно спрашивает Эштон. – Если ты хотел бы исправить ситуацию? Люк вздыхает. – Знаешь чувство, когда ты так сильно проебываешься, ты не видишь из ситуации никакого выхода? – Конечно, – говорит Эштон без промедления. – Но ты их любишь, и я знаю, они, должно быть, тоже тебя любят. И с любовью такая штука, она может быть весьма прощающей. – Возможно. – Люк уже чувствует, как снова закрывается. Он отсаживается и вновь прочищает горло. – Мы, эм… мы закончили. Если чувствуешь, что в состоянии встать, можешь пойти посмотреть? – О! Правда? – Эштон спрыгивает со своего места и подходит к зеркалу. – Люк, вау. Она будет в восторге. Я в восторге. Люк улыбается через силу. – Ты обязан рассказать, как она отреагирует. Они оба затихают, пока Люк перевязывает руку Эштона, и Люк все еще ощущает себя не в своей тарелке к моменту, когда принимает оплату, в горле сидит необъяснимый ком, пока он протягивает Эштону его чек. Возможно, поэтому он в полной растерянности, когда Эштон снова начинает говорить. – Хей, – он складывает бумажку в свой кошелек, прежде чем снова поднять взгляд на Люка, его ореховые глаза мягкие и притягивающие. – Я тут подумал, ты будешь не против, если я угощу тебя кофе, который обещал? Люк моргает в ответ. – Ты имеешь ввиду как... Ты хочешь принести мне кофе? – Нет, – смеется Эштон, – я имел ввиду, захочешь ли ты выпить кофе. Со мной. – Оу, – глупо отвечает Люк. – Прямо сейчас? – Да, прямо сейчас. – Эштон трясет головой в шуточном неверии, но все еще улыбаясь. – Если хочешь. Моя любимая кофейня не так далеко отсюда. Люк почти сразу чувствует, как сжимается все в груди. – Оу, – повторяет Люк. – Вообще, у меня еще одна запись где-то минут через двадцать? Так что я… Я не могу. Прямо сейчас. Никогда, продолжает его мозг. – Это ничего, – спокойно отвечает Эштон, его ямочки врезаются в щеки, пока он опускает свои авиаторы на глаза и пятится в сторону выхода. – Тогда, в другой раз. Увидимся? – Ага, – выдавливает Люк, коротко маша под звон колокольчика. – Увидимся. Он наблюдает, как уходит Эштон, когда вдруг, ожидаемо, подпрыгивает от голоса за спиной. – У тебя нет больше записей на сегодня, – многозначительно говорит Калум. Люк хватается за стойку от испуга и ругается себе под нос. – Нет, нету, – бормочет он в ответ, откладывая бумаги Эштона в стол и игнорируя взгляд Калума. Калум подходит ближе, чтобы встать в поле зрения Люка. – Ты мог бы сходить на кофе с ним. Люк хмурится. – Нет, не мог. – Он хлопает ящиком стола, пытаясь как можно скорее сбежать по лестнице. – Люк, – строго говорит Калум, преграждая ему путь. – Калум. – Глаза Люка мечутся по широкоплечему мужчине перед ним, пока он ищет способ выбраться. – Майкл! – Восклицает Майкл, его голова выглядывает через разделительную шторку. Он хмурится, увидев происходящее перед ним. – Что происходит? – Люк просто… – Ничего, – вскрикивает Люк, наконец проносясь мимо Калума и отталкивая в сторону Майкла. – Ничего не происходит.✯✯✯
Люк совсем не удивляется, когда Майкл стучится в его спальню спустя несколько часов. Он вовсе и не ожидал, что Калум сохранит то взаимодействие в тайне – не от Майка. Люк смотрит на время и видит, что магазин только-только закрылся; очевидно, этот разговор не может ждать. Люк же совсем не хочет говорить. – Можно мне войти? – Спрашивает Майкл, приоткрывая дверь и заглядывая внутрь с улыбкой полной надежды на лице. – С каких пор вы, ребята, спрашиваете? – Вздыхает Люк и закрывает книгу о японской татуировке, которую он изучал, откладывая ее в сторону на матрасе. Майкл проходит в комнату, присаживаясь на край кровати. – С тех пор, как Калум зашел слишком далеко сегодня, – говорит он серьезно. – И он это знает, между прочим. Он на коленях будет просить прощения завтра, скорее всего. Это типа его фишка. – Тебе ли не знать, – Люк пытается натянуть улыбку, но она выходит слабой и грустной. Он опускает взгляд, дергая за вылезшую из одеяла нитку, вместо того чтобы встретиться глазами с Майклом. – Все нормально. Я знаю, что он хотел как лучше. Просто… – Просто он переборщил, – заканчивает за него Майкл. – Ему не стоило давить и ему не стоило ставить тебя в безвыходную ситуацию. Он выше этого. – Все нормально, правда. – Люк притягивает колени к груди. – Я знаю, он не… Я знаю, что это не он. – Окей, – аккуратно говорит Майкл. – Ты знаешь, что ты тоже не он? Люк все больше сжимается, пряча лицо между костлявыми коленями, насколько это возможно. – Дело не в этом. – Нет? – Майкл свободно обхватывает лодыжку Люка пальцами, маленький успокаивающий жест. – Тогда почему ты отказал Эштону, когда он позвал тебя на свидание? – Он не позвал меня на свидание, – быстро отвечает Люк. – Это было просто… Он хотел купить мне кофе. – Конечно, – отмахивается Майкл. – Так, он просто хотел провести время вместе, но ты ему соврал, вместо того чтобы согласиться? – Я не… Я просто… – дыхание Люка ускоряется, и Майкл успокаивающе гладит большим пальцем по коже его лодыжки. – Все хорошо, Люки, – шепчет Майкл. – Почему ты думал, тебе нужно сказать нет? Люк заикается и делает глубокий вдох, зарываясь лицом между своих колен и грудью, крепко прижимая ноги к себе. – Ты знаешь почему, – скрипуче отвечает он. – Поговори со мной, золотце. – Майкл пододвигается ближе, чтобы аккуратно погладить Люка по голове. – Он тебе нравится, так ведь? – Он клиент, Майкл, – умоляюще выдает Люк, поднимая голову, чтобы заглянуть в глаза Майклу слезящимися глазами. – Я не могу. – Это не то же самое, Люк, – успокаивает Майкл. – Это правда не то же самое. – Как я могу это знать? – Люк скулит, пока слезы катятся по его щекам. – Как я могу вообще это знать? – Доверие, – говорит Майкл. – Доверься ему, доверься себе. – Он тепло улыбается. – Доверься мне. Доверься Калу. Мы тебя любим, ты же знаешь? Я тебя люблю. – Я тоже тебя люблю, – шепчет Люк, опуская голову, позволяя пальцам Майкла снова опуститься ему на голову. Майкл гладит его по волосам еще некоторое время, ласково расчесывая кудрявые локоны, пока дыхание Люка не приходит в норму. Он теребит его волосы в последний раз, перед тем как встать с кровати. – Мне надо пойти поговорить с твоим отцом, – говорит Майкл с кривобокой улыбкой, когда Люк поднимает взгляд. – Ты тут будешь в порядке? Хочешь пойти со мной? Или может я останусь? Он скорее всего будет спать на диване сегодня, так что… – Все нормально. – Люк влажно смеется, качая головой. – Тебе не обязательно это делать. Я в порядке, – обещает он. – Но… я могу тебе позвонить, если… – Ты можешь звонить нам в любое время, Люки, ты это знаешь. – Майкл притягивает Люка вперед на край кровати, обвивая его плечи руками. Это странный угол для объятий, лицо Люка прижато к мягкому животу Майкла, но он все равно чувствует в этом успокоение. – Увидимся завтра? – Ага, – отвечает Люк, двигаясь, чтобы лечь. – Можешь выключить свет? – Нет, – усмехается Майкл. – Ты все еще в рабочей одежде и тебе нужно что-то поесть. Кал до этого заказал китайскую кухню, и мы тебе немного оставили в холодильнике внизу, но тебе придется идти за ней самому. – Уф, – Люк негодует, когда Майкл уходит. – Я тебя ненавижу. – Нет, не ненавидишь!✯✯✯
Эштон явно не воспринял отказ Люка как отторжение, потому что он вернулся в магазин на следующей неделе с кофе для Люка – Капучино. – Я просто буду гадать, пока не угадаю правильно, – объясняет он. – Подумал, начну с классики. – Спасибо, – говорит Люк за крышкой от стаканчика, делая первый глоток и складывая всю вину за любое покраснение в лице на жар от напитка. Капучино неплохой, с пенкой и сливками, и идеальной температуры. Он слизывает пенку с верхней губы, не упуская, как глаза Эштона скользят к его рту, и он сам чуть приоткрывает губы. – Как я справился? – Спрашивает Эштон, облокачиваясь на стойку и делая глоток своего привычного холодного кофе. – Угадал с первой попытки? – Не-а, – Люк хихикает, прежде чем сделать еще один глоток. Он встречается взглядом с Эштоном, бросая вызов. – Тебе придется продолжать пытаться. – Похоже на то, – отвечает Эштон, не отводя глаз. Эштон, похоже, берется за вызов серьезно, потому что он возвращается несколько раз в неделю с новым кофе на пробу Люка. Он начинает с простого: Латте, Мокко, Макиато, и в один раз, две недели спустя, обычный черный кофе. – Я просто пытался пройтись по всем основам! – Говорит он в защиту, когда лицо Люка кривится от горького вкуса. Он не делает татуировки, но остается все дольше каждый раз, тусуясь возле стойки регистрации с Люком, когда у того нет клиентов. Иногда он приносит обед или выпечку, а в один особенный раз, маленькое растение. – Я заметил, у вас не очень много личностного подхода в студии, – говорит он, ставя суккулент на стойку перед Люком. – Подумал, было бы неплохо вам завести тут друга. Люк даже не может скрыть, насколько сильно он тронут. Они говорят обо всем – от песен, над которыми работает Эштон, до погоды, до философских дебатов о жизни и смерти. Эштон разоружает Люка со скоростью и умением, как никто другой раньше – даже у Майка и Кала заняло больше времени разобрать защитные стены башни Люка, а у них было гораздо больше информации для начала, чем даже сейчас есть у Эштона. Люк замечает за собой, как он приподнимается в надежде каждый раз, как звонит колокольчик, улыбка врезается в его лицо и его сердце делает то же самое с его грудной клеткой каждый раз, как он поднимает взгляд и натыкается на глаза Эштона, смотрящие в ответ. Что спустя несколько недель происходит почти каждый день. Он начинает приносить напитки также для Майка и Кала – Матча Латте и Колд Брю с щепоткой молока соответственно – но ему пришлось начать проявлять креативность с кофе для Люка. – Этот что-то вроде… ореховый Мокко, проще говоря? Вроде того, – говорит он однажды Люку, драматично размахивая руками в воздухе. – Я думал, это может быть что-то на подобии Латте с «Нутеллой», но теперь мне кажется, он просто очень сладкий. Ты очень сладкий, думает Люк, делая первый глоток. (Кофе, и правда, ужасно сладкий.) Майк и Кал тоже не против присутствия Эштона в студии, и не только из-за непрекращающегося потока кофеиновых напитков или того, как он улучшает настроение Люка – особенно когда магазин превращается в бедлам в одну долгую субботу. Лобби забито людьми, телефон безостановочно звонит, и все трое художников работают с клиентами в конце зала. Люку приходится отпускать машинку каждые пару минут, чтобы подбежать к стойке разбираться с очередным звонком от заказчика. Он знал, что брать без записи было ужасной идеей. Когда звонок над дверью и телефон звонят одновременно, Люк уже в шестой раз извиняется перед клиентом и торопится в лобби – проклиная Калума за офисный телефон, вместо беспроводного – тут же встречаясь с Эштоном за стойкой, подставка с напитками в одной руке, телефон в другой. – Хм, нет, я не советовал бы пытаться прийти без записи для такого проекта. – Он ухмыляется и кивает Люку, стоит им встретиться взглядами. Он смотрит на расписание записей в книжке перед собой. – У Люка есть свободное место для консультации в четверг 26-го, если вы хотели бы записаться? – Он опускает напитки и поднимает ручку, чирикая что-то в календаре. – Отлично, увидимся с вами в этот день. Он протягивает Люку его кофе, а тот слишком шокирован, чтобы сказать хоть что-то, прежде чем телефон снова начинает звонить. – Вы позвонили в «Янгблад Инк» на Венис-Бич, – счастливо отвечает Эштон. – Как я могу вам помочь? Эштон также не прекращает попытки провести время с Люком вне магазина, непоколебимый отговорками, которые Люк, кажется, находит из воздуха. Такое ощущение, что он их ожидает, но все равно не сдается. Люку нравится, что он не сдается. – Тогда, в следующий раз, – принимает Эштон с улыбкой в ямочках. – В следующий раз, – соглашается Люк, хоть он и не позволяет себе в это верить. – За этим почти трагично наблюдать, – говорит ему Калум одним днем после ухода Эштона, задумчива потягивая свой холодный кофе. – Бедный парень не знает, когда остановиться. – Пожалуйста, не лезь в это, Кал, – вздыхает Люк. – Все не так. – Видишь, вот этого я и не понимаю! – Восклицает Калум. – Почему это не так? – Это не может быть так. – Люк устал возвращаться к этому разговору с Майком и Калом каждый второй день. – Есть черта, и я… – Ты ее не переступишь, я знаю, знаю, – завершает Калум, прежде чем Люк начнет объяснять. – Но он приносит тебе кофе и обед где-то четыре дня в неделю. Я почти уверен, что он на самом деле твой лучший друг. – Он прорывается вперед, игнорируя протесты Люка. – Мне просто кажется, может быть, эта граница художника-клиента уже пройдена между вами. И почему было бы так плохо, если это на самом деле так. Люк хмурится, пока Калум кидает пустой стаканчик в мусорку. Конечно, это будет плохо. Эштон славный, и добрый, и милый, и Люку нравится его компания; он не может это отрицать. Но он все еще клиент, а Люк все еще профессионал. – Вы, ребята, мои лучшие друзья, – бормочет Люк, не в силах сформулировать остальные свои аргументы. – Мы больше этого, – усмехается Калум, отмахиваясь рукой, прежде чем направиться в сторону своей комнаты. Люк не может с этим спорить. – Я знаю, ты думаешь, эта черта такая важная, Люк, и я это понимаю, – говорит Калум, останавливаясь в дверном проеме. – Мне просто интересно, где конкретно эта черта. Дело в том, что Люк тоже уже не уверен.✯✯✯
Черта все дальше встает под вопросом одним днем, когда Эштон вваливается в студию словно гром. – Эш! – Люк моментально подскакивает, стоит его увидеть. Прошло пару дней с последнего визита Эштона, сессия в Хиллс не оставляла его без работы всю последнюю неделю. – Как ты… – Затем он замечает настроение Эштона, угрюмая гримаса непривычно скрутила его лицо. – Мне нужно, чтобы ты татуировал меня, – резко говорит Эштон. Присмотревшись поближе Люк видит, как трясутся его руки. – Я… что? – Хмурится Люк. – Что ты… У тебя есть что-то на уме? – Мне плевать, – произносит Эштон сквозь зубы. – Просто набей на мне что-нибудь. Ты над чем-нибудь работаешь? Люк опускает глаза на свой планшет, где он делал бездумные наброски. Он тренировался рисовать простые черты животных, нежели реалистичные, по рекомендации Майкла. – Эм, – отвечает Люк, все еще под впечатлением от этой странной версии Эштона. Он переворачивает свой планшет. – У меня тут есть змея, которую я… – Неважно, – отмахивается Эштон, едва бросая взгляд на рисунок. – Сойдет. – Сой… – Люк кривится. – Я не буду набивать на тебе что-то, что сойдет. – Люк, пожалуйста, – угрюмо говорит Эштон. – Мне все равно, что это, мне просто нужно, чтобы ты татуировал меня сейчас. – Да, это никогда не является хорошим знаком, и Люк доверяет этому даже меньше, когда слова исходят от Эштона. – Нет, – твердо отвечает Люк. – Ты явно не в здравом состоянии, чтобы принимать такие решения. Что происходит? – Я просто хочу думать о чем-то другом, о чем угодно, – умоляет Эштон. – Пожалуйста, Люк, мне нужна твоя помощь. – Что ж, я не могу помочь, – говорит Люк, качая головой. – Только не так. И уж точно если ты не скажешь мне, какого хуя с тобой сейчас происходит. – Какое тебе вообще дело? – Выплевывает Эштон, в его глазах огонь, где раньше Люк видел искру. – Тебе платят вне зависимости от того, понравится мне татуировка или нет. Люк физически отстраняется от этих слов, задетый мыслью о том, что он когда-нибудь стал бы татуировать кого-нибудь, кто этого на самом деле не хотел. Он знает, что Эштон не думает, он знает, что что-то случилось, он знает, что дело не в нем. Он знает это… Но… Эштон утихает от выражения лица Люка, его взгляд тут же смягчается. – Извини. – Он проводит рукой по лицу, все его черты внезапно сквозят усталостью. Он начинает пятиться. – Блять, мне жаль. Я не имел это ввиду. Черт, мне стоит уйти. Прости. Эштон уже вылетел из магазина, прежде чем Люк смог выдавить хоть слово, прикованный к месту с открытым ртом, через фронтальное окно наблюдая, как Эштон сердито топает прочь. Студия снова в полной тишине, за исключением жужжания машинок Майкла и Калума. За исключением каждых слов, которыми Люк убеждал себя, что ему и Эштону не стоит заводить отношения вне магазина, орущих в его голове. Сейчас они все кажутся довольно ничтожными. Он уже за дверью, прежде чем его мозг догоняет его ноги, которые несутся по тротуару, пока Эштон не оказывается на расстоянии крика. – Эш! Эштон разворачивается, его брови сомкнулись в недоумении. – Эм, – начинает Люк, собирая уверенность. – Хочешь выпить кофе?✯✯✯
– Ванильный Латте? Ты хочешь сказать, ты пьешь ванильный Латте? – Эштон хлопает рукой по глазам, пока они ждут в конце стойки кафе, чтобы забрать свои напитки. – Ты, должно быть, шутишь. – Честно, я думал, что ты угадаешь на следующий день после Латте, – говорит Люк, прикусывая губу, чтобы не засмеяться. – Это был очевидный следующий шаг. – Не могу поверить, что я пропустил ванильный Латте, – драматично сокрушается Эштон. – Это так банально! – Эй! – Протестует Люк. – Это классика. – Ебаный ванильный Латте. – Эштон выпячивает губу, пока ругает сам себя. – Ты идиот, Эштон Флетчер. Люк все еще хихикает, когда они садятся в кресла за уютным столиком в углу, инстинктивно подгибая ноги под себя. – Ты почти два метра ростом, как ты настолько милый? – Ямочки Эштона показываются впервые за весь вечер, и Люк слишком облегчен, чтобы отвергнуть флирт. – Это талант. – Люк улыбается в свой Латте, рассеивая сердечко, нарисованное пенкой. – Ты ими полон, – отвечает Эштон, игнорируя свой собственный кофе в пользу того, чтобы мягко смотреть Люку в глаза через столик. – Мне нравятся твои волосы вот так, – добавляет он с доброй улыбкой. – Обычно ты их завязываешь в студии. – Оу… – Люк неуверенно проводит рукой сквозь кудри, свободные от резинки. – Мне приходится их убирать, когда я татуирую. Иначе они немного безумные. – Безумные? Нет, они восхитительны, – говорит Эштон, пока Люк краснеет за своей кружкой. – Как у принца. – Перестань, – бормочет Люк, опуская напиток, прежде чем свернуться на стуле. – Ты пришел сюда делать мне комплименты или ты расскажешь мне, что случилось? – Первое, если ты не против, – говорит Эштон с само-унизительным смешком. Он смягчается под неодобрительным взглядом Люка. – Ничего. Я остро отреагировал. – Он вздыхает. – Это просто по работе. – Просто по работе, из-за чего ты бесновал, сколько, два часа, что у тебя заняло сюда добраться? – Люк приподнимает бровь в недоверии. – Скорее два с половиной, – отвечает Эштон, стыдливо опуская голову. – Я не хочу, чтобы ты из-за этого переживал. – Немного поздно для этого. – Люк опускает локоть на подлокотник, подпирая голову рукой. – Ты практически вышиб дверь моего магазина и попросил меня набить на тебе что-нибудь, чтобы отвлечься. Немного делает это моей проблемой. – Он делает короткую паузу, отводя взгляд. – И мне есть дело до тебя. Тоже делает это моей проблемой. Эштон ничего на это не отвечает, поэтому Люк рискует посмотреть вверх, тут же встречаясь с ореховыми глазами Эштона, мягко смотрящими в ответ. – Мне жаль, – наконец говорит Эштон. – Я не должен был ставить тебя в такую ситуацию. Я не должен был говорить тех вещей. – На его лице гримаса боли. – Это вообще не то, зачем я хотел тебя увидеть. Я не должен был этого делать. – Зачем тогда ты сегодня пришел? – Спрашивает Люк. – Если не за татуировкой? Эштон выпускает очередной вздох. – Потому что с тобой я чувствую себя лучше, Люк, – тихо отвечает он. – Мне лучше просто находясь рядом с тобой. Вдох застывает у Люка посреди горла, он тут же отводит взгляд, в его груди закрадывается страх. – Я понимаю, о чем ты, – шепчет он, борясь сквозь него. – У меня был очень херовый день, – начинает Эштон после минутной паузы. – Исполнительница пришла и решила, что ей не нравятся абсолютно все записи и пыталась заставить меня переписать все барабаны – бесплатно – потому что, судя по всему, это была моя вина, что она звучала дерьмово. Люк усмехается. – Это такой бред. – Я знаю, – соглашается Эштон. – Но она позвонила моему боссу и сказала ему, что это я неблагоразумный и со мной тяжело работать. Мне удалось объяснить, что произошло, и едва убедить его не увольнять меня. Но мне все равно досталась часовая лекция об удовлетворении клиентов. И выговор в моем файле. – Но любой, кто тебя встретит, поймет, что проблема была в ней, не в тебе. Ты замечательный, – говорит Люк, немного краснея от собственного всплеска похвалы. – Спасибо, – отвечает Эштон с искренней улыбкой. Люк хмыкает, пытаясь направить их разговор прочь от своего комплимента. – И ты хотел набить татуировку, потому что… Улыбка Эштона угасает, он опускает глаза на стол. – Потому что либо я пошел бы в салон, либо в бар, – признается он. – После чего я, скорее всего, все равно бы пришел в салон, но это было бы уже где-то в четыре утра и тебе пришлось бы убирать мою блевоту с входного коврика. – Оу, – говорит Люк удивленно. – А это… Ты… – Алкоголизм типа семейное, – Эштон говорит в объяснение, пожимая плечами. – Меня тоже задело. Я побил это где-то год назад, но сегодня был достаточно напряженный день, чтобы… – Что ты просто не знал, как еще отрубить свой мозг, – предлагает Люк. – Ты тоже? Или… – Эштон не заканчивает, его ледяной кофе нетронут перед ним, по стакану собираются капли конденсата. – Не… совсем, – неоднозначно бормочет Люк. – Я просто… Я прошел через кое-что, пару лет назад, и я кидался во многие вещи, чтобы пережить это все. Например, татуировки. – Не слишком много раз, по крайней мере. – Эштон указывает на руки Люка и пытается улыбнуться, но его глаза слишком грустные. Люк хмурится, пытаясь понять, что он может сказать, что ему стоит рассказать, как быть честным. Он в ужасе. – Люк, – серьезно говорит Эштон, прерывая его мысли. Его рука опускается на руку Люка на столе. – Ты знаешь, что не обязан мне когда-нибудь все рассказать, так? Я знаю, что ты прошел через ад. Мне не нужны детали. Я никогда о них не попрошу. Глаза Люка расширяются, но губы остаются сомкнутыми. Он знал, что не был особо скрытным рядом с Эштоном, но он уверен, что не выдал слишком много. Эштон не должен ничего знать. Майкл или Калум что ли… – Ты ничего такого не сказал. – Эштон проводит большим пальцем по его костяшкам, опуская его на землю, его голос мягкий и успокаивающий, будто он знает, что происходит в голове Люка. – Просто, ты знаешь. Темные секреты все выглядят одинаково со стороны, так? – Я твоих не увидел, – отвечает Люк тихим голосом. Эштон сжимает его руку, прежде чем отпустить. – Я просто много практиковался. Эта мысль делает Люка невыносимо грустным. Он немного шмыгает, поднимая кружку для отвлечения внимания, на случай если он почувствует, что начинает плакать. Напиток едва теплый, когда он делает глоток, и совсем не отвлекает. Его губа дрожит, когда он ставит кружку на стол, и он закрывает глаза, снова кладя руку на стол, вытягивая пальцы. Непродуманное приглашение, но он не думает, что может набраться смелости на что-то большее. Эштон не заставляет долго ждать, и он чувствует, как тот переплетает свои пальцы с его. – Давай, – говорит Эштон, вытягивая его с кресла, его собственный кофе забыт на столе. – Позволь мне отвести тебя домой. Они идут вдоль океана в тишине, волны плещутся по пляжу рядом с их ногами, оставляя мокрый след на песке, прежде чем ускользнуть обратно. Солнце село еще когда они были в кофейне, и в такой дали от тротуара едва светло, чтобы увидеть, куда они идут. Огни Лос-Анджелеса слишком близко к ним, чтобы увидеть хоть какие-то звезды, но Люк все равно бы не смог бы их разглядеть. Он не может перестать смотреть на их руки, все еще сцепленные вместе между ними. Он не знает, почему не отпустил руку Эштона; почему не отдернул свою; почему он потянулся к нему изначально. – Ощущается почти как дом, правда? – Голос Эштона прорезается сквозь тьму, вытягивая Люка из его мыслей. Ага, соглашается он молча. – Вообще, я с запада, – отвечает он вместо этого. – Не совсем с Бонди**. – И все же, – говорит Эштон, оглядываясь на воду. – Мы могли переехать куда-нибудь… Типа Кентукки, или что-то такое. – Я не совсем даже знаю, где находится Кентукки, – признается Люк с легким смешком. – Я тоже. – Эштон поворачивается к нему с улыбкой, кудри падают ему на глаза. – Наверное, тогда к лучшему, что мы оба пришли сюда. Они гуляют еще некоторое время, пока Эштон их не останавливает. Они внизу у пляжа, теперь прямо напротив студии и квартиры Люка. Свет выключен, что значит Калум и Майкл ушли домой. Они смотрят на воду какое-то время, прижимаясь друг к другу плечами. Люк трясется, обвиняя в этом холодный воздух, поднимающийся с океана, прежде чем его мозг придумает что-нибудь другое. Эштон нежно сжимает его руку, и Люк сжимает в ответ. Люк чувствует прилив эмоций, зарождающийся в его сердце. Может быть, это тяжесть руки Эштона в его, крохотные песчинки под его ногами или ширь океана перед ними, но что-то дает ему смелости сказать, что он чувствует. – У меня не было дома уже очень давно, – говорит Люк, едва слышно сквозь шелест Тихого Океана, – но мне кажется, это то, что я чувствую рядом с тобой. Тогда Эштон их разворачивает, чтобы они смотрели друг на друга. Он берет вторую руку Люка и притягивает его ближе, пока их грудные клетки почти не соприкасаются. Сердце Люка бьется с бешенной скоростью, когда Эштон поднимает на него взгляд. Даже в этом освещении его глаза теплые, нежные и успокаивающие. Дом. Эштон его изучает, заглядывает в него в какой-то момент, и только Люк начинает смущаться его взгляда, как Эштон выдыхает шепотом между ними. – Я могу тебя поцеловать? Люк отвечает коротким кивком, позволяя ему наклониться ближе. Эштон останавливается всего на секунду, прежде чем сократить расстояние и неуверенно сомкнуть их губы вместе. Люк удивленно вдыхает, стоит губам Эштона коснуться его, мягкие и полные, и холодные от соленого воздуха. Эштон отпускает одну руку Люка, чтобы потянуться выше и аккуратно положить ее на щеку, вторая едва касается бедра Люка, чтобы удержать его на месте. Люк перекидывает руку Эштону через плечо, заплетаясь пальцами в волосы над татуировкой кондора. Его вторая рука находит путь прямо над сердцем Эштона. Поцелуй мягкий, даже сладкий, но грудь Люка все равно тяжело поднимается, когда он отстраняется, чтобы прислониться своим лбом к Эштону. – Мне нужно домой, – шепчет он ему в губы, его глаза все еще закрыты. Он чувствует, как Эштон кивает, прежде чем снова взять его за руку. – Окей, – спокойно говорит Эштон, мягко целуя его в уголок губ. – Ты не можешь войти. – Окей, – повторяет Эштон, оттягивая его от воды в сторону магазина. Когда они доходят до двери, Эштон прячет руки в карманы и отворачивается, пока Люк вводит код на автоматическом замке. Обычно он использует свои ключи, но он видит, что те все еще лежат на другой стороне стойки, где он оставил их, когда убежал из магазина за Эштоном. Не лучшее решение, говорит его мозг. Люк не уверен, к какой части это предназначено. – Эм, – говорит он теперь неловко, толкая дверь, когда замок гудит и кликает. Эштон лишь улыбается. – Увидимся завтра. – Завтра? – Спрашивает Люк, пока Эштон отходит назад. – Ага, – отвечает Эштон, отворачиваясь и ступая вдоль тротуара. – Оставь мне местечко на завтра часам к четырем. – Для чего? – Кричит вслед Люк. – Я все еще хочу набить ту змею, – отвечает Эштон, оборачиваясь через плечо с ухмылкой. – Только по другой причине. Той ночью Люк лежит без капли сна часами. Стук его сердца звучит как волны в его ушах.✯✯✯
В какой-то момент во время бессонной ночи Люк решает, что лучшим планом действий будет притвориться, что ничего не случилось, когда Майкл и Калум приходят следующим утром. Безусловно, он проваливается почти сразу, стоит Майклу начать день с невинного вопроса: – Куда ты ушел вчера вечером? – Что? – Пищит Люк. – Никуда? Майкл лишь смеется над ним. – Чел, ты выбежал отсюда, будто в твоем доме пожар. Но это и есть твой дом, так что я знаю, что дело не в этом. – Оу, точно. – Он моргает на Майкла несколько раз. – Я, эм. – Лу, ангел, пожалуйста. – Усмехается Майкл. – Вместо того, чтобы мучать себя, пытаясь придумать хорошую ложь, почему бы тебе просто не сказать папе правду? Люк морщит нос. – Как бы я хотел, чтобы ты себя так не называл. – Не говори так со своим отцом, – ругает Майкл, скрещивая руки. – Не меняй тему. Я знаю, Эштон здесь был, а потом вы оба исчезли, так что мне просто интересно, куда ты ушел. Ты знаешь, как я не люблю, когда ты убегаешь. – Окей, пожалуйста, перестань с отцовством, – умоляет Люк. Майкл лишь поднимает бровь, продолжая стоять со скрещенными руками и ритмично постукивать ногой. Этого достаточно, чтобы заставить Люка сдаться. – Ладно, мы пошли и купили кофе. Вот и все. Лицо Майкла тут же загорается. – Это все, Майк. – Выдыхает Люк, раскрывая журнал записей, прежде чем Майкл может вставить хоть слово. – У тебя тот рукав где-то минут через тридцать, так что тебе стоить пойти готовить рабочее место. Ему удается избежать этот разговор еще несколько часов, до тех пор, пока Калум не заканчивает работу над своим первым клиентом в районе половины четвертого. – Слышал, ты пошел на свидание вчера, – говорит Калум, как только Люк убирает воду, что он разлил, потому что к нему снова подкрались в его комнате. – Это не было свиданием, – настаивает Люк, выкидывая мокрые салфетки. Было ли? Было. Было ли? Не было. Было ли? – Сходил на кофе тогда, неважно. – Люк не может не думать о том, что лицо Калума сегодня особенно напрашивается на удар. – Пожалуйста, просто оставь это, Кал. – Люк устал. Он не спал. Он устал. – Я вообще не понимаю, почему вы так зациклены на моей любовной жизни. Разве вам не стоит беспокоиться о своей? – Наша в полном порядке, спасибо большое, – ухмыляется Калум, – а ты только что назвал это любовной жизнью, так что мне кажется, это значит… Его прерывает звон колокольчика на входе. – Эштон! – Слышится голос Майкла из лобби. Люк ругается себе под нос. Разве Майкл не должен сейчас работать? Калум провожает Люка свистом, когда тот толкает его с дороги, и сам следует за ним. – Хей, Майк. – Говорит Эштон, протягивая ему Матча Латте с широкой улыбкой. Он поднимает взгляд и видит Люка и Калума, выходящих сквозь шторку. – Хей, Калум, принес тебе твой Колд Брю. – Затем он заглядывает Люку в глаза, его улыбка тут же смягчается. – Хей. – Хей, – отвечает Люк, торопливо отворачиваясь. Они вчетвером стоят в тишине, пока Майкл не начинает говорить. – Что ж, это все очень интересно, но мне не платят по часам. – Он забирает свой напиток и маркер, который он, похоже, искал, и уходит обратно в глубь студии, шлепая Калума по заднице по пути. – Тебе буквально так и платят, – смеется Калум, следуя за ним и оставляя Эштона и Люка одних. – Хей, – снова повторяет Эштон, протягивая Люку кофе. – Ванильный Латте. – Спасибо. – Люк неловко откашливается. – Эм, я принесу тебе бумажки на подпись. Хочешь посмотреть на рисунок? – Если он у тебя под рукой, – говорит Эштон, – но я тебе доверяю. Люк не был так напряжен на сеансе татуировки с тех пор, как он начинал еще подростком. Он не может перестать думать о кофейне, и о пляже, и о поцелуе, и о том, что все это значит. Он действует на автопилоте, пытаясь использовать жужжание машинки для очистки своей головы, пока он вырисовывает замысловатые штрихи чешуи змеи, параллельные линии на ее животе, надеясь провалиться в татуировку, нежели с пропасти. Не похоже, что это работает. Эштон тоже необычайно тихий, и Люк не уверен, помогает ему это или останавливает все попытки заглушить мысли. Вот и притворился, что ничего не случилось, потому что все явно по-другому, нежели было вчера. Люк завершает контур почти за полтора часа, начисто вытирая руку Эштона дистиллированной водой, после заливки хвоста змеи чистым черным. – Контур весь закончен, – говорит он, почему-то нервничая. – Эм. Тебе нужен перерыв? – Я в порядке. – Эштон улыбается ему и устраивается на стуле. – Окей, – отвечает Люк. Он делает глубокий вдох. – Мы достаточно быстро закончим, тут совсем немного теней. – Готов, если ты готов. Люк никогда не ощущал себя менее готовым, но он все равно подключает свой шейдер и возвращается к работе. Татуировка выходит хорошо, несмотря на моральное состояние, и он скорее всего даже гордился бы ею в других условиях. Эштон благодарит его и говорит, что она идеальна, как и всегда, но сегодня его улыбка мягче, менее ослепляющая, чем обычно, будто ему больше не нужно пытаться осветить весь мир – только мир Люка. Люк пробивает Эштону чек спокойными движениями рук, стараясь держать все под контролем, пока он напоминает Эштону о процессе заживления. – Спасибо, – снова говорит Эштон, протягивая охапку двадцаток через стойку, прежде чем нагнуться и поцеловать Люка в щеку. – Скоро увидимся? – Эм, ага, – запинается Люк, что-то в его животе крутится с дискомфортом. – Увидимся. Стоит Эштону скрыться из вида, Люк разворачивается на месте и несется прямо в комнату Калума. Он падает на клиентский стул Калума – полностью гидравлическая кровать для спа, которую Люк так хотел бы заполучить. Кожа скрипит, пока он устраивается сверху, находя удобную позу и откидываясь назад, наконец позволяя своему телу рухнуть, все его напряжение как перерезанные струны. Он выпускает рваный вдох. – Блять, – ругается он под нос. – Блять. Калум разворачивается на своем рабочем месте за столом, обращая на него внимание впервые с его прихода. – Это разговор, для которого нужен Майк? – Спрашивает он, постукивая карандашом по нижней губе. – Потому что он все еще не закончил с последним клиентом. – Нет, – говорит Люк, не открывая глаз. – То есть, скорее всего. Но ты сгодишься. – Я сгожусь, говорит он, – бормочет Калум. – Посмотрим, буду ли я еще давать тебе отцовские советы. Люк слабо ему улыбается и подзывает к себе. Калум не утруждается притворяться раздраженным, подкатывая стул к Люку в ту же секунду. Он встает и притягивает Люка вперед за ткань его футболки и крепко обнимает. – Что случилось? – Бормочет Калум ему на ухо. – Мы поцеловались, – шепчет Люк. – Я его поцеловал. – Сейчас? – Нет, черт, – Люк восклицает, отстраняясь в ужасе. – Я не стал бы. Никогда бы не стал. Прошлой ночью. – На вашем свидании? – Спрашивает Калум, все еще обхватывая его плечи одной рукой. – Это было не… – Люк опускает голову. – Я проебался, Кал. Я так сильно проебался. – Не правда, – тут же говорит Калум, залезая на стул вместе с Люком, крепления скрипят, пока он пытается протиснуться рядом с ним. Люк опирается на подлокотник, пытаясь сдвинуться вбок насколько это возможно, но Калум лишь укладывает его так, что Люк наполовину лежит на нем и наполовину боком на стуле. Он обхватывает плечи Люка руками, притягивая его еще ближе, прежде чем продолжить. – Ты не проебался, милый. Вы двое… Это взаимно. Любой может это увидеть. В этом нет ничего плохого. Это нормально. – Нет, не нормально. Он только что оставил мне 80 баксов чаевых, будто ему пришлось это сделать. – Люк прижимается лицом к футболке Калума. – Блять, я совсем как он. – Ну-ну. – Калум приподнимает голову Люка за подбородок двумя пальцами, заставляя его посмотреть ему в глаза. – Ты ничуть не похож на него. То, что он сделал… Что он сделал с… – Его прерывает стук в дверном проеме. – Мое паучье чутье сказало мне, что я пропускаю обнимашки, – смущенно говорит Майкл, облокачиваясь на входе. Люк вздыхает, его голова падает на грудь Калуму, пока Майкл подходит ближе, тут же пытаясь забраться на стул вместе с ними. – Воу, воу, – говорит Люк, быстро садясь. – Мы можем реально умереть, если попытаемся это сделать, и этот стул очень дорогой. – Ну, тогда, наверное, не стоило бросать меня. – Майкл скрещивает руки на груди и супится, что еще больше заставляет его выглядеть ребенком в его мешковатой одежде. – Что я пропустил? – Они поцеловались, – отвечает Калум за Люка, его рука тянется к его затылку, пальцы скользят сквозь кудри, когда Люк издает недовольный звук. – Эштон оставил большие чаевые. Люк думает, что он проебался. – Что ж, так не пойдет, – решительно говорит Майкл, услышав достаточно. – Мы закрываем магазин до конца дня. Экстренная семейная ситуация. – Погоди, – протестует Люк, но Майкл его останавливает. – У меня больше нет записей на сегодня, а у тебя, Калум? – Не-а, – отвечает Калум, выделяя каждый слог. – По крайней мере, больше нет. – У Люка тоже нет, – задумчиво хмыкает Майкл, – но, полагаю, мы всегда можем принять без записи… – Ладно, – сдается Люк. – Что мы делаем? – Обнимаемся, – говорит Майкл, вытягивая Люка со стула за руки. – Очевидно.✯✯✯
«Обнимаемся» оказывается больше эвфемизмом на «вмешательство», но Люка это все равно успокаивает. Нет, он не абсолютно ужасный человек. Он это знает. И все же, голос в его голове продолжает спрашивать, не пользуется ли он ситуацией. Эштоном. Даже несмотря на то, что он успокоился, его сердце все еще в районе желудка из-за всей ситуации, в которую он себя затащил, хоть и обещал, что такого никогда не случится. Отношения между художником и клиентом священны. Люк видел, как ими пользовались, и он обещал, что никогда не будет тем самым парнем. Он поклялся. Он будет безопасным местом для посетителей любого возраста, гендера, ориентации, расы, религии – он обещал, что никогда не будет злоупотреблять этими отношениями. Несмотря на слова Майкла и Калума, он верит, что все-таки это сделал. И это то, что побуждает его разбить собственное сердце всего спустя пару дней. Эштон появляется в салоне, как обычно, только вот все совсем не как обычно. Его обычно бесконтрольные медовые кудри аккуратно зализаны назад; на нем строгие туфли, а его торс украшен цветной рубашкой с коротким рукавом, заправленной в прилегающие темно-синие брюки. Это абсолютный контраст его привычной униформе из винтажной футболки, черных джинс и ботинок. Он держит руки за спиной, уверенно ступая грудью вперед. – Хей, – говорит Люк, поднимая брови. – Ты идешь откуда-то или ты так нарядился ради татуировки? – Вообще-то, – отвечает Эштон, останавливаясь прямо перед стойкой, неловко переминаясь с ноги на ногу. Он выглядит намного менее уверенным в себе, чем пять секунд назад. – Я просто хотел поговорить с тобой. – Слушай, – начинает Люк, – если это по поводу того, что случилось той ночью… – Так и есть, – подтверждает Эштон. Люк закрывает глаза и выдыхает. Он знал, что перешел черту, он знал в ту же секунду, как это сделал, а теперь он потеряет Эштона навсегда. – Я подумал, может быть, ты не совсем понимаешь нашу позицию, мою позицию, – продолжает Эштон. – Я просто хочу разъяснить свои намерения. Он достает руку из-за спины, взмахивая одной красной розой. Глаза Люка расширяются, паника поднимается в груди. – Ты мне нравишься, Люк Хеммингс, – говорит Эштон, окончательно и смело. – Ты мне нравишься, и я хочу позвать тебя на свидание. Настоящее. Люк парализован, пока мир сужается вокруг него. – Ты… что? – Удается выдать ему. – Ты мне нравишься, – повторяет Эштон, более смущенно в этот раз, опуская голову и почесывая татуировку кондора. – Так сильно. – Люк лишь моргает на него. Ты мне тоже нравишься, ты мне так сильно нравишься, ты единственное место, где я ощущаю себя дома, ты замечательный, ты прекрасный, ты все… – Так, что ты скажешь? – Спрашивая Эштон, все еще протягивая розу. Люк наблюдает, как трясутся его руки. – Встречайся со мной? – Я… Я не могу, я не стану, я не могу, я не могу… – Мне жаль, – наконец запинается Люк. – Я не встречаюсь с клиентами. Улыбка Эштона дергается, будто он ждет окончания шутки. Его лицо полностью угасает, когда он понимает, что Люк больше ничего не скажет. – Ты не… клиентами? – Говорит Эштон, пробуя слово на вкус, будто оно ему чуждо. Люк опускает голову, не в состоянии больше смотреть на Эштона, не в состоянии встретиться с болью в его ореховых глазах. – Точно. И я… точно. – Люк наблюдает, как рука Эштона вытягивается и оставляет розу на стойке. – Окей. Люк не поднимает взгляда снова, пока не слышит звон колокольчика на входе.✯✯✯
Дело в том, что можно привыкнуть ко всему. До Калифорнии, до Венис-Бич и Янгблад, задолго до жалости Майкла и Калума, Люк жил рядом с пожарной станцией. Первые пару ночей он наглухо закрывал все окна, даже с удушающим жаром лета в Сиднее, пропекающим его на кожаном диване, на котором он спал. Ему приходилось прижимать подушку к ушам каждый раз, как пожарным поступал вызов, и он не мог сомкнуть глаз днями. Он купил беруши, скачал приложение с белым шумом и впервые попробовал снотворное. Ничего не помогало. Ничего, кроме времени. Спустя пару недель он мирно спал под оглушающие сирены, совершенно необеспокоенный их воем в ночи. Спустя еще пару он даже не удосуживался закрывать окно. Он просто привык. Можно привыкнуть к чему угодно. Можно привыкнуть к соевому молоку в утреннем кофе, потому что у твоего соседа по комнате непереносимость лактозы и проще купить одну коробку. Можно привыкнуть к жужжанию татуировочной иглы и как она ощущается, проделывая дорожку на твоей коже. Можно привыкнуть к Америке, когда ты провел всю свою жизнь в стране в другом конце мира. Можно привыкнуть к горелому запаху и электрической вспышке лазерного удаления. Можно привыкнуть не разговаривать со своей семьей. Можно привыкнуть закрывать глаза на происходящее, можно привыкнуть к пощечине поперек лице за малейшую ошибку, можно привыкнуть слышать «на колени». Можно привыкнуть к чему угодно. Можно привыкнуть к чьему-то присутствию в твоей жизни – постоянный луч света, шот Эспрессо – и можно привыкнуть к их исчезновению. Люк не удивляется, когда Эштон перестает приходить. Даже кто-то настолько полный жизни, как Эштон, может быть истощен кем-то тщетным как Люк. Люк перемещается по магазину безнадежно, едва разговаривая целыми днями, пока Майк и Кал посылают ему сожалеющие взгляды каждый раз, когда он проходит мимо. Он хотел бы, чтобы они перестали. Он сам это с собой сделал. Они оба пытаются с ним поговорить, раздельно и вместе. Их попытки варьируются день за днем. Иногда Майкл будет гладить его по волосам и говорить, что все будет хорошо, а в следующий раз легко шлепнет его рукой и скажет «просто позвони ему». Калум же будет играть хорошего и плохого полицейского в одном разговоре, убеждая его, что он не сделал ничего плохого, но ему нужно вытащить голову из задницы. Он привыкает к тому, что Калум и Майкл держат его в детских перчатках, словно это снова его первый день в студии. Он привыкает к бессонным ночам, к «а что, если», жалостливым взглядам. Он привыкает сам покупать себе кофе. Он привыкает к тому, как открывается дверь, но за ней никогда не парень с прыгающими кудрями и ослепительной улыбкой. Он привыкает скучать по Эштону. И так и есть – он скучает по Эштону. Просто потому, что он знает, что сделал правильное решение, не уменьшает боли от того, что он абсолютно его потерял. Присутствие Эштона освещало магазин, его день, его жизнь. Он пробил себе дорогу внутрь, сбивая каждую усиленную баррикаду вокруг сердца Люка, и теперь в его стенах пустая дыра в форме Эштона. Он не заслуживает сопереживания или жалости. Это был правильный поступок; он не мог продолжать пользоваться кем-то, кто ему доверял. Но это не делает его сердце менее разбитым. Его сердце получает еще одну взбучку, когда однажды к нему в комнату заходит Майкл, ступая неуверенно, будто он испуганная лошадь, а тот пытается избежать удара копыт. Такими темпами он мог выставить руки вперед, будто пытается пасти велоцираптора. – Люк, – говорит он аккуратно. – Мне кое-что нужно тебе сказать. – Говори, тогда. – Люк слишком устал, чтобы его заботило, что там нужно сказать Майклу. Он постоянно устал в последнее время. – Ну. – Майкл беспокойно трет руки. – Эштон только что позвонил и назначил запись. – Хм, – мычит Люк. Он и правда удивлен этому. Он качает головой в неверии. – Не знаю, почему ему все еще хочется, чтобы я его татуировал. – Он хмурится. – Нам, скорее всего, стоит ему отказать, так? Я не хочу, чтобы он думал… – Что ж, видишь, – прерывает Майкл, строя гримасу. – В этом и дело, Люк. Он не к тебе записался. Он, эм. – Он неловко переминается с ноги на ногу. – Он записался ко мне. – Оу, – все, что приходит в голову Люка. – Оу. – У меня было окно – но я могу отменить, если хочешь. Мы можем ему отказать. Частная студия, так? – Майкл бросает скупую попытку улыбнуться. – Нет, нет. – Отмахивается Люк. – Нет, все понятно. Он не должен мне больше доверять. Или хотеть быть со мной в одной комнате, после того как я… – Он трясет головой. – И если ты все равно был свободен, он был бы безумцем, чтобы к тебе не записаться. Все ясно. Это нормально. Тебе стоит его татуировать. Он скорее всего хочет перекрытие для тех, что я для него сделал, потому что, могу поспорить, он о них сожалеет. Тебе стоит… – Люк, перестань, – говорит Майкл, внезапно оказываясь возле него и мягко опуская руку на его. – Эштон не ненавидит тебя из-за того, что ты обозначил свои личные границы. Ты знаешь, что ничего из этого не правда. – Кое-что правда, мне кажется, – бормочет Люк. – Я просто хотел дать тебе знать, – говорит Майкл, поглаживая большим пальцем по бицепсу Люка. – Решение согласиться или отказаться за тобой. – Соглашайся, – отвечает Люк. – Я не стою отказа от клиента. – Если ты точно не против, я соглашусь. Но тебе стоит об этом подумать. – Майкл наклоняется оставить поцелуй в волосах Люка. – И ты ошибаешься. Ты стоишь всего, золотце. И поскольку они работают в тандеме, Калум застает его в офисе его квартиры позже этим вечером, опускаясь на скрипящий футон у стены. – Мне жаль, – говорит он после глубокого вздоха. – Но мне нужно это сказать. – Немного сомневаюсь, что хоть одна из этих вещей правда. – Люк откладывает карандаш и отворачивается от омута мыслей, где он рисовал яркие глаза и глубокие ямочки и растрепанные кудри. – Но продолжай, наверное. Калум наклоняется вперед с каменным лицом, облокачиваясь локтями на коленки и сцепляя пальцы перед лицом в концентрации. – Я знаю, ты думаешь, что сделать что-то благородное, когда отказал Эшу, – медленно начинает Калум. – Но это не так. Это не было благородным. Это было самопожертвованием, и ради чего? – Калум сухо усмехается. – Чтобы вас это обоих сломало? – Мы не знаем, сломан ли он, – все, что Люк может ответить. – Что ж, я начинаю думать, что ты не очень хорошо разбираешься в людях, если ты не видишь, что сердце Эштона разлетелось на осколки и осталось на полу в лобби, – указывает Калум. – Из-за этого и потому, что ты думаешь, что хоть немного похож на Рика. – Не… не говори… – Люк заикается, шокированный тем, что Калум посмел преступить невидимую черту, которую они провели годами ранее. – Нет, я скажу его имя. – Хмурится Калум, опуская руки со строгим взглядом. – Нам нужно о нем поговорить, по-настоящему, потому что ты все еще думаешь, у тебя есть что-то, что угодно, общее с ним. – Он меня учил, – шепчет Люк. – Как у меня может не быть общего? – Потому что ты хороший человек, Люк. Потому что ты знаешь, то что он сделал было неправильно. Потому что… – Калум останавливается, тяжело сглатывая, в его глазах собираются слезы. – Он не учил тебя, Лу, он тобой пользовался. Еще одно слово, которое они не говорят. – Но я позволял ему делать эти вещи, – тихо признается Люк. – Со мной и с другими людьми тоже. Я видел его, и я его не остановил. – Ты сделал то, что должен был, милый, – мягко говорит Калум, его рука тянется к руке Люка. – Он был твоим старшим, твоим ментором, твоим единственным источником дохода и твой ебаный арендатор. Ты сделал то, что тебе нужно было чтобы выжить. Ты был жертвой… – Люк дергается и Калум сжимает его пальцы, прежде чем продолжить. – Так и было. Не забывай, что мы с Майком… мы видели, что он с тобой делал. И мне придется жить с этим всю мою жизнь, зная, что мы не вытащили тебя оттуда раньше. – Нет, – протестует Люк. – Не говори так, ты помог мне сразу же, как узнал хоть что-то, тебе незачем чувствовать… – Люк, – Калум перебивает со слезливой улыбкой. – Я бы хотел помочь тебе раньше, и я всегда буду это чувствовать. Но я также знаю, что не был причастен к тому, что с тобой случилось. Также как ты не был причастен к тому, что случилось с теми другими людьми, или с тобой. Люк затихает, опускает глаза, чтобы посмотреть на их руки, вместо лица Калума. – Ты никогда не воспользуешься кем-то или будешь злоупотреблять своей позицией татуировщика, потому что ты знаешь, каково это. Я знаю… Ты знаешь, ты никогда не сделаешь ничего непристойного с клиентом. – Калум встает, притягивая Люка за собой в крепкие объятия. – Ты может и научился у него чему-то, но это не то, чему он пытался тебя учить. Люк зарывается лицом в шею Калума, отчаянно и крепко обхватывая его руками. – Ты замечательный татуировщик и еще лучший человек, Люк, – шепчет Калум ему в волосы. – Я так горжусь тем, какой ты человек, так горжусь, что мы с Майклом можем наблюдать, как ты растешь. Я люблю тебя, хорошо? Ты ни капли на него не похож. – Я тоже тебя люблю, – отвечает Люк, звук приглушен кожей Калума. Когда они отстраняются, Калум вытирает глаза и направляется к двери. – Оставлю тебя заниматься своими делами. Я сказал Майку, что я ненадолго, – говорит он с коротким смешком. Он останавливается на секунду, прежде чем развернуться. – Я знаю, ты думаешь, что проебал все окончательно, но я думаю, ты ошибаешься. Люк вздыхает, садясь обратно на стул. – Не знаю насчет этого. – Чего бы это ни стоило, я думаю, тебе стоит ему позвонить. – Калум пожимает плечами. – Честность многое значит. Бог знает, мы с Майком ранили друг друга сотни раз, прежде чем разобрались со своим дерьмом. – Ага, но вы с Майком, типа, соулмейты, – говорит Люк, грустно улыбаясь. – Это не то же самое. – Разве нет? – Калум поднимает бровь. – Майкл делает меня лучшей версией себя, как человеком, так и татуировщиком. Он толкает меня, он меня испытывает, он поднимает меня, когда мне это нужно, и пинает под зад, если мне нужно это. И затем я смотрю на усилия, которые ты вложил за последний месяц – отсутствие жизни в твоих рисунках, твое отношение к татуировке, то, как ты говорил с клиентами – и сравниваю это с месяцем до этого? Люк прикусывает губу, больно. Его работа пострадала, он это знает. Он должен любить татуировку, он должен быть благодарен каждый день, но он не был. Еще одно нарушенное обещание. – Ты достаточно талантливый художник, чтобы справляться нормально, Люк, – добавляет Калум. – Но я думаю, ты переживаешь, что, если начнешь что-то с Эштоном, это сделает тебя худшим человеком и татуировщиком, когда все совсем наоборот. – Калум задумчиво хлопает ладонью по дверному проему. – Просто подумай об этом, – говорит он, направляясь в сторону лестницы и оставляя Люка одного со своими мыслями, наполовину нарисованным портретом и одной увядшей розой, благоговейно запрятанной в стаканчик с карандашами.✯✯✯
Несмотря на возможность подготовиться за целых две недели, спасибо предварительному предупреждению Майка, понадобилась всего секунда, чтобы Люк понял, что он удручающе не готов увидеть Эштона снова. Каждый кирпичик, что Люк проложил в дыре своей стены, каждая песчинка, которую он заменил, чтобы снова начертить его черту на песке – все это смывает за секунду, стоит его глазам встретиться с Эштоном через все лобби. Прошло едва полтора месяца с тех пор, как он последний раз видел Эштона, но он не может не думать, что тот почему-то выглядит иначе. Физически ничего не изменилось. Конечно, ничего не изменилось. Его кудри все еще мечутся во всех направлениях, его глаза все того же шокирующего орехового цвета. Он одет немного по-другому – выглаженная черная рубашка в горошек, рукава закатаны по локоть, заправлена в, кажется, новую пару черных джинс – но ничего, что могло бы сказать о том, что это не тот человек, что вышел из студии в прошлый раз. Возможно, все потому, что он не так рад видеть Люка, как раньше. Эштон подходит к стойке медленно, с опаской, словно Люк дикое животное. Люк парализован. Каким-то образом, за эти две недели он ни разу не подумал о том, что скажет Эштону, когда снова его увидит. Мне жаль. Ты меня ненавидишь? Мне пришлось. Я скучаю по тебе. – Эм, – все, что выходит из его рта. – Привет. – Привет, – нервно отвечает Эштон. – Я здесь по записи к Майклу? – Ага, – неловко говорит Люк. – Я знаю. Эм, я позову его для… – Эштон! – Майкл говорит, как по сценарию, выпрыгивая из-за шторки. – Приятно тебя видеть, дружище! Люк кидает ему ошеломленный взгляд. Это не то, что он ожидал от Майка. Разве он не слышал, что это должно быть странным? Когда он снова смотрит на Эштона, тот выглядит настолько же озадаченно. – Безумная вещь сейчас произошла, – продолжает Майкл, непоколебимый удивленными взглядами в его сторону. Они становятся все более сбитыми с толку, когда он начинает размахивать руками в воздухе, словно он закручивает лампочки. – У меня туннели. – Ты имеешь ввиду туннельный синдром,*** – сухо говорит Люк. – И… он просто так развился? Прямо сейчас? – Должно быть! – Звонко отвечает Майкл. – …Что? – Говорит Эштон спустя секунду. – Ты имеешь ввиду… – Ты знаешь, что туннельный синдром может закончить карьеру татуировщика? – Говорит Люк, скрещивая руки. Майкл белеет. – Я сказал туннельный синдром? – Вообще, нет, – плоско отшучивается Люк. – Я имел ввиду, у меня проблемы со спиной, – поправляется Майкл. – Типа, только на сегодня. Я думал, это так называется. Майкл, скорее всего, худший лжец, которого Люк когда-либо встречал. – Неважно, – продолжает он. – Суть в том, что я не могу татуировать тебя сегодня, Эштон. Что ж, он мог отменить заранее и избавить Люка от тонны стресса, но лучше поздно, чем никогда, полагает Люк. – Оу. – Эштон хмурится. – Что ж, ничего страшного. Может… – Но Люк может! – Что? – Восклицает Люк одновременно с тем, как Эштон выдает удивленное «Хах?» – Ага! – Ухмыляется Майкл. – Я не могу татуировать сегодня из-за своей шеи… – Спины, – Люк вздыхает. – …Спины, поэтому вместо меня будет татуировать Люк. Это ничего? Люк и Эштон смотрят друг на друга впервые за несколько минут. Люк пытается прочитать его взгляд, но не может. Он понятия не имеет, о чем думает Эштон, но он лишь может догадываться, что это что-то между «Ты шутишь, я никогда больше не хочу быть с ним в одной комнате, даже не за миллион долларов» и «Я лучше умру мучительной…» – Конечно, – говорит Эштон. Он прерывает зрительный контакт с Люком и вместо этого смотрит на Майкла. – Это ничего. Люк продолжает пялиться на лицо Эштона. Эштон прикусывает нижнюю губу, бросая короткий взгляд на Люка. – Если Люк не против, конечно. – Конечно не против! – Майкл отвечает, прежде чем у Люка появляется шанс открыть рот. – Он профессионал, так? – Так, – говорит Люк сквозь стиснутые зубы, глазами кидая ножи в Майкла, прежде чем сдаться. Он визуально сдувается, поворачиваясь к Эштону. – Точно. Нет, конечно, это не проблема. – Отлично! – Майкл хлопает его по плечу. – Я пойду попрошу Калума потереть мне шею… – Спину, – Эштон и Люк говорят одновременно. – …Так что, оставлю вас, ребята, на свои дела. Он уходит за шторку, прежде чем у Люка появляется шанс поспорить. Они с Эштоном стоят в тишине несколько секунд. – Тонко, – говорит Эштон, бросая ему однобокую улыбку, словно в знак примирения. – Извини за него, – вздыхает Люк. Он смотрит себе в ноги, неудобно переминаясь. – Тебе правда не надо продолжать с этим, если ты не… если ты не хочешь. – Все нормально, Люк, – мягко говорит Эштон. – Я не против. Люк кивает, доверяясь тому, что Эштон ему не соврет. Ему нужно верить, что Эштон не станет о таком ему врать. Когда они проходят на студийное место Люка, эскизы татуировки Эштона уже разложены на столе Люка – рядом с полностью подготовленным татуировочным подносом. Даже краска уже налита, два идеальных ряда черного и красного. Идиот, думает Люк. В следующий раз фиолетовая краска пойдет в шампунь Майкла. Или может быть, он может обыграть сцену из «Кэрри»****. Кажется подходящим. Он поднимает лист с эскизом. На нем три круга с убывающим размером, расположенные в идеальный ряд. Закругленная линия разрезает два из них в разных точках. – Часть с полумесяцем красная, – говорит Эштон из-за спины. – Это кровавая луна. Люк кивает. Перед ним две стопки эскизов, но они кажутся немного разными. Люк смотрит на них с неуверенностью. – Они, эм, – добавляет Эштон. – Они будут одинаковыми на обоих предплечьях, но зеркально. Люк хмурится. Визуально, это достаточно простые татуировки, но идеальные круги вроде этих могут быть очень сложными в исполнении, а расположить их на разных частях тела будет кошмаром. – Тогда, нам лучше начать. Время, которое занимает выровнять трансферы, позволяет Люку успокоиться и полностью погрузиться в татуировку. Он прикладывает оба сразу, а затем по одному, приставляя линейку к руке Эштона и делая метки в любом возможном пересечении бумаги и кожи. Он недовольно стирает каждый трансфер. Когда он наконец доволен одной рукой, перед ним встает еще более сложная задача – убедиться в том, что вторая рука соответствует первой идеально. В целом, нанесение трансфера занимает больше получаса – Эштон терпеливо стоит, пока Люк наклеивает один за другим, проверяя в зеркале, затем позволяя Люку стереть их снова – но наконец, они заканчивают. – Это идеально, – выдыхает Эштон, осматривая свои руки в зеркале. – Вот так просто идеально. – Мне тоже так кажется, – соглашается Люк, довольный тем, что у него получилось расположить трансферы как нужно. – Это было самое сложное, да? – Говорит Эштон, встречаясь с ним глазами в отражении с легким смешком. – О да, – говорит Люк, возвращая собственную ухмылку. – После этого все должно быть гладко. Поскольку его место уже подготовлено, Люку лишь нужно проверить машинку, прежде чем начать. – Окей, – говорит он, как только Эштон удобно устраивается. – Все нормально? Я могу начать когда угодно. – Я готов, – подтверждает Эштон. Он быстро добавляет, – и я дам тебе знать, если мне нужно остановиться. Люк поднимает глаза с руки Эштона в своих, встречаясь с ним глазами. – Спасибо, – говорит он тихо. Эштон улыбается в ответ, а Люк запускает машинку. Он начинает с самого маленького круга на правой руке Эштона, ближайший к его запястью. Он сдержанно двигается вверх, вырисовывая линии как можно медленнее, аккуратно пытаясь не сделать никаких пропусков или неровностей в гладком тонком контуре. Это муторно, но необходимо. Он хочет, чтобы эта работа вышла идеально. Ради Эштона, она должна быть идеальна. Он делает глубокий вдох, завершая третий круг и откидываясь, чтобы осмотреть свою работу. Пока что, все хорошо. – Давай тебя развернем, чтобы я мог сделать другую сторону, затем мы сделаем закрас и цвет, – объясняет Люк. Эштон кивает, вставая, чтобы Люк мог снять зажим под столом и развернуть его на 180 градусов. Эштон бездумно отряхивает штаны. Люк обращает внимание на его длинные пальцы, как они обхватывают его бедра, напрягаясь поверх черного из черных джинс. – Люк? Люк отрывает взгляд и поднимает глаза на Эштона. – Я могу сесть? – Оу, ага. Все готово, устраивайся удобнее. – Говорит Люк, указывая Эштону сесть. – Извини, – говорит он, стараясь звучать абсолютно не задетым ситуацией, – ты неплохо выглядишь, всего-то. Ты выглядишь хорошо. Тебе нужен перерыв? – Спасибо. – Эштон улыбается, избегая глаз Люка, дергая за вылезшую из джинс нитку. – И нет, я в порядке. Эштон начинает говорить, когда Люк снова начинает работать. Звук его голоса, непрерывный и свободный, успокаивает Люка, как делал это всегда. – У меня новый контракт на работе, – говорит ему Эштон. – Теперь я постоянный сессионный музыкант. – Эштон, – восторженно говорит Люк, стараясь не потерять концентрацию, завершая первый круг. – Это здорово! Поздравляю. – Спасибо, – Эштон краснеет. – Я получил его пару недель назад и решил, что хочу отпраздновать татуировкой. Люк прикусывает губу, начиная следующий круг. – Извини, что Майкл не смог ее сделать, – бормочет он. – Люк… – Нет, все нормально, – перебивает Люк. – Правда, все хорошо. Он лучший. – Это не… – Эштон вздыхает. – Это не то, почему я к нему записался. – Ага. – Люк жмет плечами, поднимая иглу на месте, где круг встречается с полумесяцем. – Я догадался. – Люк… – Нам не нужно об этом говорить, – говорит Люк сквозь сжатую челюсть. – Извини. Хочешь рассказать о них? Кровавые луны? Как обычно, Эштон благородно позволяет Люку сменить тему. – Они о балансе, наверное. – Балансе? – Подначивает Люк. – Кровавая луна появляется во время полного солнечного затмения, когда луна абсолютно перекрывает солнце, – объясняет Эштон. – Но красный цвет, на самом деле, появляется из-за света солнца, отражающегося от атмосферы Земли. Так? Солнце все еще тут и его свет все еще существует, даже во тьме. Люк продолжает работать, зная, что Эштон продолжит говорить. – Для меня это заставляет меня задуматься о моих внутренних битвах, светлое и темное во мне. Моя любовь против моей ненависти, радость против злости. Мое желание творить против желания разрушать. – Он останавливается на секунду. – Моя воля против моей зависимости. Воздух застревает в горле Люка, и ему приходится поднять иглу, чтобы не запороть линию. Он делает глубокий вдох, прежде чем продолжить, тяжело выдыхая и натягивая кожу у закругления. – Я знаю, что способен на зло, на разрушение, – продолжает Эштон. – Это внутри меня. Как моя зависимость: эта ненависть внутри меня, и если я ее кормлю, она растет. Каждый день мне приходится выбирать, каждым действием, быть добрым. Я выбираю быть счастливым, улыбаться, дарить радость, прощать, выбираю… доверять… – он затихает. – Я выбираю любить. Сердце Люка бешено бьется в груди. Эштон выбирает. Он завершает последний обведенный круг, прежде чем потянуться за тенями. Он тихо откашливается. – Тебе нужна минутся? Или мы можем… – Ага, – глубоко вздыхает Эштон. – Мы можем продолжать. Люк окунает иглу в черную краску и начинает закрашивать низ круга чистым черным. Эштон немного морщится, пока Люк уплотняет цвет поверх сухожилий на его запястье. Люк хотел бы взять его за руку. – Это звучит, эм, – неловко начинает Люк. – Звучит очень лично. – Так и есть, – соглашается Эштон. – Вообще, я сам придумал дизайн. – Тогда мне лучше не проебаться, – Люк пытается пошутить, но вместо это выходит очень резко. – Ты не проебешься, – уверенно говорит Эштон. – Я тебе доверяю. Я тебе доверяю. Может, это и было сказано бездумно, но фраза ударяет Люка, словно грузовой поезд. Эштон выбирает. Может быть, Люк тоже может выбрать. Только к моменту, когда он закрасил черным обе руки, у него появляется капля смелости. Выбрать довериться. Когда он убеждается, что Эштон готов продолжить, он начинает работать над цветом, наблюдая, как глубокий красный вытекает с его иглы. – Мне кажется, я понимаю, – наконец говорит он трясущимся голосом. – Потому что, мне кажется, во мне тоже много темного. Эштон позволяет ему продолжить в своем темпе. – Мое первое обучение татуировке было… я не учился у Майкла и Калума, на самом деле. Не с начала. Я учился у мужчины… – он прерывается, чтобы тяжело сглотнуть. – Его звали Рик. – Это имя на вкус как кислота на его языке. – Рик был реальным уродом, – говорит он с сухим смешком. – Он, эм. Он чутка относился ко мне, как к его сучке, знаешь. Сделай то, сделай это. Все говорили, это часть процесса обучения. Ты просто делаешь, что тебе говорят и не задаешь вопросы. Люку никогда не приходилось никому об этом рассказывать раньше. Он не совсем уверен, как. – По началу, он помыкал мной, бросался кличками. – Люк пытается сфокусироваться на коже под пальцами, вместо влаги в глазах. – Затем, он начал меня бить, если я проебывал что-то – например, если я сделал трансфер неправильного размера или налил неправильное количество краски. Затем он… – Люк, – тихо говорит Эштон. – Ты не обязан мне это рассказывать. – Нет, я хочу. – Люк делает глубокий вдох. – Я выбираю. На лице Эштона боль, но он понимающе кивает. – Я не мог ему ничем платить. Я не зарабатывал ни гроша, потому что он не разрешал мне никого татуировать, а если я все же делал это, он оставлял деньги себе, – вспоминает Люк. – Когда я сказал моим родителям, что хочу бросить школу и стать татуировщиком, это закончилось… огромным скандалом. Я вышел за дверь и сказал им, что они мне не нужны, и моя гордость и стыд были слишком тяжелыми, чтобы я мог вернуться назад. Он хорошенько омывает тени и протирает руку Эштона, стирая всю лишнюю краску. Одна сторона закончена. – Другая рука? – Говорит Люк, скрытно пытаясь вытереть глаза рукавом кофты. Эштон мягко на него смотрит. – Продолжай. Люк продолжает. – Я жил в магазине, но не так, как здесь. Я спал на диване в лобби. Не думаю, что у меня было куда еще пойти. Я просто знал, что люблю татуировку и это все, чем я хочу заниматься. Я думал, это просто жертва, которую мне необходимо принести. – Люк глубоко вздыхает. – Как я уже говорил, я не мог ему заплатить. Он же меня особо ничему не учил, но это не то, как он все преподносил. Он просто так сильно меня забил, что… Я верил, что у меня дерьмово получается и я не заслуживаю заниматься татуировкой, понимаешь? Я верил в это. Я верил, что не готов, потому что он так сказал. Потому, когда он сказал, что я ему должен и мне стоит встать на колени, я… – он заикается. – Я сделал это. – Люк, – Эштон вздыхает. – Я сделал это, потому что не знал, что еще могу сделать. – Люк игнорирует жалость Эштона и пытается продолжать. – Он сказал, я выгляжу достаточно как девка, что я скорее всего смогу его довести. После этого, он отбросил меня и сказал мне, что я бесполезная шлюха, которая сосет почти так же хорошо, как бьет татуировки, что… означало не очень хорошо, я полагаю, – говорит он, пытаясь улыбнуться. – Но это было даже не самым худшим. Эштон втягивает воздух, что звучит как шипение. – Я наблюдал, как он делает то же самое дерьмо с другими людьми, – остро говорит Люк. – Не совсем то же самое. Он не… но он говорил дерьмо клиентам, по типу… Блять. Люку приходится перестать работать на секунду, чтобы прижать запястья к глазам. Спустя время, он чувствует руку, поглаживающую его волосы. – Люк, я… – Нет, дай мне просто, – Люк делает глубокий вдох. – Мне нужно закончить. Эштон кивает, терпеливо ожидая, пока Люк соберется и продолжит. Вскоре, он снова начинает – говорить и татуировать. – Он часто распускал руки с нашими клиентками девушками. Он говорил, ему нужно найти баланс, и использовал это как отговорку, чтобы лапать их. Он заставлял их снимать верх для татуировки на руке. Он говорил девушкам, что они могут получить бесплатную татуировку, если… – Люка берет дрожь. – Он пользовался. Клиентами, своей властью. Всегда. Потому что пиздец как тяжело сказать нет кому-то, кто держит иглу у твоей кожи. Он вздыхает, завершая последний круг. Он кладет машинку и отсаживается. Эштон не двигается. – Я даже не… Я ни разу не набрался смелости противостоять ему. Я позволил этому случиться со всеми этими клиентами. – Люк постыдно трясет головой. – Единственная причина, по которой я выбрался, это из-за Майка и Кала. Они были гостями в нашей студии и увидели… они случайно увидели вещи, которые он… делал. Со мной. Они увидели, как я был напуган и они… они взяли меня с собой. Это может быть отдельной историей, но это не суть этой истории. Люк продолжает. – Поэтому я думаю, во мне тьма. Я видел, что случается, когда власть вот так остается без наблюдения, я видел, как легко злоупотреблять своим положением тату-мастера, и… – Люк рвано вздыхает. – Что еще хуже, я у него учился. – Ты боишься, что ты как он, – предполагает Эштон. Он не отвел глаз от Люка ни на секунду. – Поэтому ты… – Ты мне нравишься, Эш, сильно – но я не могу так с тобой поступить, – шепчет Люк, слеза наконец падает из его глаз. Он быстро ее вытирает, но он знает, Эштон увидел. – Я не могу тобой пользоваться, как он. – Ты не пользовался, – говорит Эштон, хватая руку Люка в свою. – Никогда. Ты никогда не станешь. Люк опускает голову, сжимая руку Эштона на секунду, прежде чем отпустить и отодвинуться на стуле. – Иди глянь в зеркало, если ты уже можешь встать. Эштон долго смотрит на него, прежде чем отвернуться и подойти к зеркалу. – Они выглядят замечательно, Люк, – говорит Эштон, изучая работу. – Правда, они идеальны. Это именно то, что было у меня в голове. Люк кивает, хватая запястье Эштона и покрывая татуировку вазелином, забирая повязку из шкафчика. – Похоже, я все еще могу справляться, а? – Говорит Люк, перевязывая вторую руку, его губы кривятся вверх – он знает, что у него не вышла улыбка, на которую он надеялся. Эштон тут же хмурится. – Что? – Говорит он, его взгляд резко бросается вверх. – Ты думаешь, я… погоди. Почему ты думаешь, я записался к Майклу? – Потому что я был недостаточно хорош, – отвечает Люк. – Потому что ты… ты не мог мне больше доверять. После того, что я сделал. – После того, что ты… Люк. – Эштон качает головой в неверии. – Ты не… Я записался к Майклу, потому что ты сказал, что не будешь встречаться с клиентом. Люк шокировано смотрит пустым взглядом. – Ты… что? – Я подумал… – кончики ушей Эштона краснеют, он проводит рукой сквозь кудри в полном остолбенении, прежде чем позволить всем словам вырваться. – Я подумал, если я больше не буду твоим клиентом, у меня есть шанс? Люк лишь моргает в его сторону. Что? – Люк, я… – Эштон опускает взгляд на свои ноги, прежде чем собраться и поднять голову, заглянуть Люку прямо в глаза. – Ты все, о чем я думал последний месяц… нет, с тех пор как я тебя встретил. – Его глаза умоляют. – Люк, я, блять, без ума от тебя. Конечно, я тебе доверяю. – Он прикусывает губу и глубоко вдыхает через нос. – И я все еще этого хочу, – добавляет он. – Если ты тоже хочешь. Мир Люка абсолютно переворачивается с ног на голову, прежде чем вернуться на место. Как затишье после безжалостного шторма. – Эм, – говорит он, все еще держась за запястье Эштона, заканчивая обматывать его свежие татуировки. Его сердце вот-вот выпрыгнет из груди. – Ты хочешь пойти со мной наверх? – Хах? – С недоумением говорит Эштон. – Зачем? – Я, эм. Он скользит рукой ниже, чтобы переплести их пальцы. Глаза Эштона загораются, знакомые ямочки глубоко врезаются в щеки, пока его губы скручиваются в блестящую улыбку. Люк в ужасе, но он выбирает быть смелым. – Я подумал, возьму с тебя обещанное свидание.✯✯✯
Эштон следует за Люком по ступенькам, их пальцы все еще сцеплены вместе. Люк чувствует пружинистость в шагах Эштона в том, как он раскачивает их руками. Люк не может перестать улыбаться. Он ведет Эштона мимо своего офиса в маленькую кухню, где он отпускает его руку, пока Эштон с любопытством оглядывается. Он задумчиво проводит руками по всем поверхностям, будто он не совсем может поверить, что находится здесь. Люк тоже этому не особо верит. Видеть Эштона в его уголке после всего этого времени заставляет нервы снова бурлить в груди. Эштон поворачивается к Люку с широкой улыбкой. – Это место такое крутое, – говорит он, размахивая рукой вокруг себя. – Никогда не догадаешься, что оно тут. Эштон запрыгивает на стойку. Он выглядит как дома. Он выглядит как дом. Он протягивает Люку руку и тянет к себе. Он цепляется лодыжками за бедра Люка и проглаживает руками его плечи, повязки на его татуировках шелестят о ткань футболки Люка. Он радостно хихикает, когда руки Люка чувственно опускаются на его бедра. – Ты мне нравишься, – говорит Эштон тихо и искренне. Между ними достаточно расстояния, чтобы Люк мог дышать, но не так много, чтобы смотреть в глаза Эштону не ощущалось напряженно личным. – Ты мне тоже нравишься, – шепчет Люк. – Правда нравишься. Они стоят так какое-то время, свободно сцепленные вместе, Люк между ног Эштона. Тот сладко ему улыбается, он выглядит так, будто рад просто быть здесь, а Люк – Люк не уверен, что может выдержать давление. – Ты… эм, – говорит Люк, опуская взгляд, трескаясь по швам. – Могу предложить тебе кофе? Он не будет холодным, но… – Люк, – говорит Эштон, его рука опускается на щеку Люка. Он направляет их, чтобы они снова смотрели друг другу в глаза. – Можно я просто… Эштон выпускает рваный вдох, будто он тоже волнуется. – Можно я… пожалуйста. – Его глаза мечутся от глаз Люка вниз к его губам и снова вверх. – Можно я тебя поцелую? Пожалуйста, я просто… мне нужно… Люк рвется вперед, крепко смыкая их губы вместе. Это не похоже на их первый поцелуй, который был сладким и осторожным, и медленным. В этом поцелуе срочность, одна рука Люка быстро находит путь к волосам Эштона, проводя по хаотичным кудрям, которые он так сильно любит, пока вторая скользит ему за спину и сжимает в кулаке его рубашку. Эштон скулит, когда Люк немного дергает его за волосы, рука все еще на лице Люка старается придвинуть его неимоверно близко, вторая притягивает его за талию, пока они полностью не прижаты друг к другу. Люк тихо стонет, когда Эштон подначивает его открыть рот, углубляя поцелуй все дальше. Люк хочет трогать Эштона везде, коснуться всего руками – хочет Эштона везде. Не разрывая поцелуй, Люк стягивает его со стойки вниз, меняя угол, когда Эштон удивленно выдыхает. Люк улыбается в поцелуй, прежде чем отстраниться и взять Эштона за руку, ведя его по коридору. Эштон снова его целует, стоит им переступить порог, на этот раз медленнее, с большим смыслом. Но видеть Эштона тут, в приглушенном освещении его спальни, делает это… все ощущается реальным, внезапно, и Люк чувствует, как снова застывает. Блять. Стоит ли мне это делать? Я могу быть уверен, что он этого хочет? Это… – Я нервничаю, – шепчет Люк, отстраняясь ото рта Эштона. Он выбирает быть честным. – Ты мне так сильно нравишься, Эштон, и я так сильно этого хочу, но я… Эштон качает головой, вытягиваясь вверх, чтобы распустить волосы Люка из резинки и провести руку сквозь кудри, падающие вокруг ушей. – Ты мне доверяешь? То есть, ты доверяешь, что я буду честен с тобой? Люк не запинается, рвано выдыхая и кивая. – Да. – И ты уже знаешь, что я доверяю тебе, – говорит Эштон, мягко целуя Люка с обещанием. – Я дам тебе знать, если мне нужно остановиться, так? И ты можешь обещать, что скажешь мне, если тебе нужно размять ноги. – Окей, – Люк смеется, нагибаясь, чтобы прижаться лбом ко лбу. – Спасибо. Люк позволяет Эштону дотащить его до кровати, где он садится и тянет Люка к себе на колени, его бедра по обе стороны от бедер Эштона. – Блять, – шепчет Эштон, вытягиваясь, чтобы снова сомкнуть их губы. – Ты не представляешь, как долго я тебя хотел. – Ты шутишь? – Люк хихикает между поцелуями. – Ты ко мне подкатывал с нашей первой встречи. – А тебе нравилось, – отвечает Эштон, его руки проводят по спине Люка под футболкой. – Нравилось, – шепчет Люк, опускаясь за новым глубоким поцелуем, обе руки на лице Эштона. Когда Эштон снова приподнимает футболку Люка, он отстраняется, чтобы окончательно стянуть ее через голову. – Оу, – хмыкает Эштон, наклоняясь вперед, чтобы поцеловать паззл, набитый на ребрах Люка. – Еще одна. Как много я найду? Он оставляет дорожку из поцелуев вверху к губам Люка, хватая его нижнюю губу между своими и легко оттягивая, прежде чем снова столкнуться языками, счастливо мыча, когда Люк начинает расстегивать его рубашку. Они аккуратно ее стягивают, хихикая и стараясь избежать сильного натяжения на повязках. Когда его майка тоже снята, Эштон ложится и тянет Люка за собой, одним движением переворачивая их так, что Люк оказывается на спине с Эштоном над ним, их тела прижаты вместе, пока они снова целуются. Все хорошо, пока Эштон не тянется к его ремню, и Люк застывает. Его руки мечутся вниз и хватают Эштона, отстраняясь как можно нежнее. – Что такое? – Говорит Эштон волнительно, стараясь слезть с Люка как можно скорее. – Ты в порядке? Мы не обязаны… Мне жаль, если я… Люк притягивает его вниз за затылок, пальцы крепко вжимаются в татуировку кондора, и затыкает его мягким поцелуем. – Дело не в этом, хорошо? – Говорит он, медленно отодвигаясь. – Не в этом. Он приподнимается на локтях, позволяя Эштону сесть чуть дальше. – Просто… Когда мы встретились, ты спросил, есть ли у меня еще татуировки, и ты только что видел мои ребра и снова спросил, и… – он вздыхает. – И теперь ты… ты увидишь. – Эштон окидывает его беспокойным взглядом. – Все хорошо, – говорит Люк, и Эштону, и себе. – Я тебе доверяю. Эштон неуверен, но вновь опускает руки на ремень Люка, поднимая на него глаза в поисках одобрения. Люк улыбается и кивает ему, чтобы тот продолжил. Когда Эштон стягивает джинсы с его ног, Люк мысленно готовит себя к неминуемому шоку. – Люк, – шепчет Эштон, частично в восторге, частично в ужасе. По обеим его ногам, от бедра до колена, разбросаны говорящие шрамы от лазерного удаления татуировок. – У меня было намного больше, – объясняет Люк. – Но я не хотел никаких напоминаний о нем на своем теле. – Это все он сделал? – Говорит Эштон, его пальцы скользят поверх каждой бледной метки. – Ага. – Дыхание Люка застывает, пока Эштон проводит по чувствительной коже. – Он говорил, единственное, как я могу научиться, это если буду смотреть вблизи. Эштон лишь смотрит еще какое-то время, прежде чем опуститься вперед и оставить поцелуй на самом темном участке, которому требуется еще несколько лазерных сессий. – Он не сделал тебя менее красивым, – шепчет Эштон в кожу Люка, двигаясь губами к следующей и следующей. – Внутри и снаружи. Люк снова тянет его вверх, с нуждой поцеловать его. В этот раз поцелуй беспрерывный, становится все горячее и горячее, пока они оба не оказываются голыми, грудные клетки тяжело поднимаются, руки скользят по телам друг друга. – Чего ты хочешь? – Спрашивает Люк, дыша ему в губы. – Я не… Прости… Я не хочу тебе отсасывать, но… Эштон отстраняется от этих слов, смотря ему в глаза с беспокойством. – Люк, тебе не… нам не обязаны делать ничего. – Он убирает волосы с лица Люка аккуратным движением. – Просто целовать тебя, просто быть здесь с тобой уже больше, чем я мог когда-либо просить. Люк тянется поцеловать его от челюсти до уха. – Ты можешь просить больше, чем это. – Я хочу того, что хочешь ты, – мягко смеется Эштон, прижимаясь губами ко лбу Люка. – Я хочу, чтобы тебе было комфортно. Люк улыбается. Он сцепляет руки вокруг спины Эштона и снова тянет его вниз, коротко целуя, прежде чем обнять. Эштон обхватывает его руками в ответ, чтобы они держали друг друга от макушки до кончиков пальцем, его нос и рот покоятся у головы Люка. – Мне комфортно просто быть с тобой, – шепотом говорит Люк в шею Эштона. Он чувствует, как тот кивает ему в волосы. – Окей, – шепчет Эштон. – Окей. Тогда мы так и сделаем. Люк почти хочет начать спорить, почти хочет послушать голос в его голове, который говорит, что ему стоит, что Эштон достоин этой части его, что это все, на что он годен – но спокойствия, которое он ощущает в руках Эштона, даже морально и физически обнаженным, достаточно, чтобы утихомирить его на время. Он прижимается лицом к груди Эштона, потираясь щекой о россыпь волос. – Спасибо, – шепчет он в кожу Эштона. Эштон пальцами приподнимает голову Люка, твердо его целуя. Люк переплетает их ноги и улыбается ему в губы с полным удовлетворением. Когда они отстраняются, Эштон прижимает его еще ближе и держит его так, что они лежат нос к носу. – Я люблю тебя, – спокойно говорит он, возле уголков его глаз собираются морщинки. Это должно испугать Люка, и так и происходит – но он выбирает быть смелым. – Я так рад, что встретил тебя, – шепчет он, не в силах удержать улыбку, растягивающуюся на его лице. Эштон наклоняется вперед, чмокая его в нос, в щеку, в губы, они оба хихикают все это время. – Я рад, что ты дал мне шанс, – отвечает Эштон, его большой палец поглаживает скулу Люка. – Ты его заслужил, – искренне говорит Люк, прежде чем снова его поцеловать. Здесь, с Эштоном, в его комнате над тату-студией в Венис-Бич, Люк чувствует, что дом может быть местом, наверное, впервые за несколько лет. Они засыпают так, укутанные вокруг друг друга. Люку снятся линии на песке, которые смывают волны, чтобы открыть несказанные сокровища. (Майкл и Калум решают не будить их, когда приходят пожелать спокойной ночи.)