Мираж

Город стремительно отдалялся, сливаясь в лучах закатного солнца с золотыми песками. Ещё никогда Ясмин не уезжала так далеко от Сефера. Сможет ли она туда вернуться? Понадобилось много финансирования, ещё больше сил, но больше всего наказаний, чтобы покончить с вирусом. Джек, который никогда не одобрял диктат, был против большей части ограничений, считал суровые наказания чересчур жестокой мерой. Но Кадир не слушал врача. Да, вирус был побеждён, но какой ценой? А революционерам была нужна ещё одна победа. Кадира ждало ещё одно сражение, в котором Джек уже не в силах был помочь. Но овладеть свободой народа не под силу ни одному диктатору. Джек это прекрасно понимал, и видел, что с каждым днём Кадир становился всё более злым, уставшим и всё менее гостеприимным. Наконец, Ясмин сама не выдержала витавшего между отцом и другом детства напряжения и, не желая усугублять их разногласия, не стала препятствовать желанию Джека вернуться домой, в Бразилию. Разумеется, обещала навестить. После отъезда Джека всё стало только хуже. Мустафа, как и обещал, сорвал свадьбу, чем вызвал ещё большую злость Кадира. В Сефере нарастали беспорядки и мятежи, после вируса люди едва ли не озверели. Находиться в городе стало небезопасно. Бедуины, а вместе с ними и Адиль, ушли в пустыню. Отца практически не было дома, Ясмин оставалась лишь со слугами и охраной. Зулейку Кадир отослал раньше, чтобы она готовила дом в другой стране к их приезду. Фанатики были одержимы идеей уничтожить всё, что было связано с Кадиром. Он не решался оставлять в Сефере свою дочь. Но Ясмин искренне надеялась, что сможет доказать людям, что она любит и уважает их. Не хотела верить, что её любимый родной город ополчился против неё. В тот же день отец отдал приказ уезжать, и прислал вертолёт, который должен был вывезти Ясмин, слуг и охрану из Марокко в США, где их поджидала Зулейка. Себе Кадир уже приготовил бронированный автомобиль, чтобы уехать в соседний город, вылететь оттуда в Штаты и воссоединиться с семьёй, пока беспорядки не утихнут. Всё в Ясмин противилось бегству. Она чувствовала себя предательницей. Неужели больше никогда ей не суждено будет пройтись по улочкам Сефера, почувствовать пряный запах специй, улыбнуться музыканту на рыночной площади? Это так редко удавалось Ясмин, что даже простые маленькие радости жизни были для неё большим счастьем. Собирались быстро и нервно, всех вещей все равно было не вывезти, только самое ценное. Все бегали в суматохе, чем воспользовалась Ясмин, чтобы задержаться дома. Это чуть не привело её к роковой ошибке. Как только Ясмин услышала шум взлетающего вертолёта, она похолодела от осознания того, что осталась совершенно одна во враждебной среде. Чувство одиночества пробило сознание насквозь, но одиночество было недолгим: полчища мятежников и бунтовщиков со всего города стекались к дому Кадира, чтобы уничтожить его, попутно разграбив. Нечеловеческие крики были слышны через полгорода. Хлопнула входная дверь в комнату, Ясмин попятилась от окна, и врезалась спиной в человека. Девушка сжалась от страха, инстинктивно развернулась навстречу неизвестной опасности и уже было собиралась закричать, но осеклась. Зейн молча оглядел её, прикидывая в уме, стоит ли прочитать очередную нотацию, но обстоятельства не располагали к долгим нравоучениям. — Ясмин? Что вы делаете здесь? Вы только что должны были улететь, глупая женщина! — он был удивлён не меньше самой Ясмин. Тысячи слов рвались наружу, но осталось невысказанными. Зейн, которого она не видела месяц, показался ей почти родным, единственной ниточкой, связывавшей её с тем счастливым временем, когда всё ещё было хорошо, и по всему городу не были расклеены плакаты и разбросаны листовки с призывами уничтожить Кадира и всех его приближённых, а в душе девушки теплилась надежда на благополучный исход событий. От избытка чувств и переживаний Ясмин только и смогла, что судорожно схватить ртом воздух, будто рыба, выброшенная на берег. Она почувствовала, как у неё закружилась голова, и очертания комнаты плыли перед глазами, но сказать что-либо Ясмин была не в силах. Зейн всё понял без слов. Сильные руки подхватили Ясмин, не давая упасть, вынесли из комнаты, уложили на диван. Холодная вода быстро привела в чувство и заставила вернуться в реальность. Зейн приложил ко лбу девушки влажную тряпку. Времени больше не осталось, яростный крик толпы доносился с соседней улицы. Когда в окно гостиной прилетела зажигательная смесь, Ясмин осознала, что это конец. Народ был беспощаден в своей ярости, никому не было дела до того, добрая ли Ясмин, или жестокая. Тревога вернулась во всей своей полноте. Ясмин с надеждой посмотрела на Зейна. Тот быстро затушил напалм. — Уходить надо быстро, — каждое слово Зейна отстукивало молотком в душе Ясмин. — Вы сможете бежать? Девушка неуверенно кивнула. — На заднем дворе стоит бронированная машина. Мы должны как можно быстрее добежать до неё, если, конечно, хотим жить. — Я готова. Зейн достал из кармана ключи и протянул ей. — Берите ключи и бегите в машину. Я закрою центральный вход в дом, чтобы задержать толпу. Ясмин медленно встала с дивана, Зейн не стал дожидаться её. Голова кружилась, стучало в висках — а, может, это топот тысяч ног революционеров отзывался в голове ритмичной симфонией? На негнущихся ногах Ясмин вышла во двор, дрожащей рукой открыла дверь автомобиля, вставила ключ в замок зажигания, завела мотор и забралась на заднее сиденье. Через минуту прибежал Зейн, и машина резко дернулась с места, за несколько секунд разгоняясь до немыслимой скорости. Ясмин любила скорость и то невообразимое чувство лёгкости, которое всегда возникало у неё, когда она мчалась на автомобиле по окрестностям Сефера, и солнце едва успевало угнаться за ней. Но сейчас было не до радости, осталась лишь горечь и тяжесть. Теперь уж мосты были сожжены. Автомобиль Зейна мчался по пустыне, оставляя за собой песчаный вихрь, заметавший следы их отъезда, скрывавший очертания Сефера. Города, который Ясмин увидит ещё нескоро, если увидит вообще. Родины, которая стала для неё чужой. Машина тряслась по пустынной ухабистой дороге, Ясмин чувствовала, как у неё безжалостно затекла шея, но не могла оторвать взгляд от удаляющегося Сефера. Она стремилась навсегда запомнить эту картину, запечатать в сердце крепко-накрепко. Город ускользал, растворялся в песках, горел ярким пламенем в лучах заходящего солнца, и вместе с городом горело детство Ясмин, её счастливые воспоминания и надежды. Спазм охватил горло, настолько трагически красив был закат и этот миг безмолвного прощания с целым этапом жизни, самым важным и светлым. Что ждёт её в США? Богатый и нелюбимый очередной жених? Тоска по далёкому городу посреди пустыни Марокко? Бизнес, который организует её отец, чтобы оставаться на плаву? Если бы пустыня знала ответ… Но пустыня была суровой и безмолвной в наступивших сумерках. С тяжёлым сердцем Ясмин посмотрела вперёд, в холодную темноту. Вокруг по-прежнему была пустыня, но теперь она выглядела зловещей. Зейн беспощадно гнал машину, крепко сцепив жилистые руки на руле. За всё это время он не произнёс ни слова, сконцентрировав своё внимание на дороге. При любых других обстоятельствах Ясмин это обрадовало бы, всё же лучше тишина, чем ворчание Зейна, но теперь молчание тяготило её. Ясмин перевела взгляд на руки Зейна, на дорогие часы на его запястье — было что-то притягательное в сочетании загорелой кожи и холодного металлического блеска серебряного ремешка часов. Зейн почувствовал пристальный взгляд девушки и медленно забарабанил пальцами по рулю. С виду это движение казалось лёгким, вальяжным, но Ясмин чувствовала за ним какую-то скрытую тревожность. Наконец, девушка решилась заговорить. — Куда мы едем? Пальцы Зейна замерли и снова вцепились в руль. — В Алжир, — ответил мужчина, не оборачиваясь. — Вылетим оттуда. — В Америку? — Я лично позабочусь о том, чтобы вас в целости и сохранности доставили в Америку, если ваши слуги не смогли справиться с такой простой задачей и подвергли вашу жизнь риску, — буднично сообщил Зейн, как будто речь шла о вещи. Ясмин вспыхнула. — Будете сопровождать меня всю дорогу, чтобы не сбежала? — Я вам этого не говорил, — уклончиво ответил Зейн и сбавил скорость. — Куда вы собираетесь? — спросила Ясмин и удивилась, насколько резко прозвучал её безобидный вопрос. Зейн остановил машину, повернулся к Ясмин и строго посмотрел на неё чуть прищуренными медово-карими глазами, прожигающими насквозь. — Вы всегда были чрезмерно любознательны, но эта информация сейчас вам совершенно ни к чему, — произнёс он поучительным тоном и открыл дверь, намереваясь выйти из машины. — Но куда вы? — недоумённо спросила Ясмин. — Этот вопрос уже звучал только что, — ответил Зейн и закрыл дверь автомобиля снаружи. Ясмин последовала за ним. От долгой езды по пустыне всё тело затекло, голова слегка кружилась, а ноги хрустели. Снаружи было тихо и очень холодно, озноб вызвал мелкую дрожь. Для ночного выхода в пустыню Ясмин была слишком легко одета. Зейн открыл багажник и достал оттуда канистру с бензином, воронку и фонарь. — Неужели вы и вправду решили, что я собираюсь бросить вас посреди пустыни и уйти пешком в неизвестном направлении, зная, что отсюда до ближайшего населённого пункта не менее десяти километров? — усмехнулся мужчина. Ясмин поёжилась, обхватила себя руками и отрицательно помотала головой. — Вы замёрзли? — уже мягче спросил Зейн. Ночной холод усиливал нервную дрожь. Ясмин кивнула. Зейн снял плащ и протянул ей: — Наденьте и проветритесь, только не отходите далеко от машины. Я залью бензин, и поедем дальше. — Спасибо. Плащ был тёплый, шерстяной, от него пахло кофе и терпким мужским парфюмом с древесно-мускусными нотами. Пахло Зейном. Ясмин машинально запахнула плащ и отвернулась, вдыхая аромат человека, чей следующий шаг никогда нельзя было предугадать. Композиция удивительно сочеталась с характером, с самой сущностью Зейна — колючего, едкого, неприступного, но с неразгаданной затаённой печалью и глубоким взглядом, оставляющим на теле ощущения сродни ожогам. Ясмин всегда чувствовала, когда Зейн смотрел на неё. Этот мужчина мог быть суровым и грубым, надменным и колким, самоуверенным и заносчивым. При ней, но не с ней. Зейн казался непробиваемым, если бы не едва уловимая печаль в суровом и оценивающем взгляде. Ясмин не ловила этот взгляд намеренно, но неизменно находила на себе, и, встречаясь глазами с Зейном, разрушала внешнюю спесь и обнажала грусть, скрывавшуюся на дне глубоких янтарно-карих глаз. Может быть, за этой грустью пряталась слабость Зейна? И есть ли у него вообще слабости, кроме кофе, дорогих аксессуаров и неизменного занудства? — Вы готовы ехать дальше? — Зейн подошёл к девушке сзади. Ясмин оглядела бескрайние пески. Луна пряталась в дымке, от горизонта двигалась какая-то точка. — Там, кажется, что-то едет в нашу сторону. — Где? Быстро в машину! — Зейн обеспокоенно вгляделся в горизонт, затем вздохнул с облегчением. — Не спешите. Вам показалось. Это мираж. Несмотря на напускное спокойствие Зейна, Ясмин чувствовала, что он тоже напряжён. Это и неудивительно, после такого дня было сложно сохранять абсолютное спокойствие. Ясмин развернулась к нему и подошла на шаг ближе, посмотрела в глаза, ища в них ту самую частицу грусти и размышляя о том, можно ли открыться этому человеку и высказать всё, что на душе. Ей теперь казалось, будто вся она окутана им — плащом, запахом, взглядом. Интересно, а как отреагирует Зейн, если она спрячет голову у него на груди и попросит согреться? Ясмин не решилась узнать это. Лишь позволила себе помечтать, не думает ли сейчас Зейн о том, как отреагирует сама Ясмин, если он сейчас обнимет и согреет её. Но у девушки был только его плащ. — До Алжира отсюда около двадцати километров, — задумчиво сказал Зейн. — ещё через десять километров на восток будет небольшой дом, он сейчас пустует. Там одна комната, зато с удобствами и запасом всего необходимого. Вы заночуете там. В целях безопасности я отъеду на небольшое расстояние. — А если мятежники выследят нас и ворвутся в дом? — тревожно спросила Ясмин. — Если бы мятежники выслеживали нас, то схватили бы и здесь, чтобы не ехать за нашими головами ещё дальше. За нами нет погони, в Алжире будет безопасно, если не задерживаться дольше, чем на одну ночь. Зейн жестом указал следовать в машину и открыл дверь. Плащ не забрал. Ясмин послушно залезла в машину, и они поехали дальше. Перспектива остаться одной в пустом доме ночью всё равно казалась безрадостной. Ясмин задумчиво теребила пуговицу плаща Зейна. — Тогда вы тоже будете спать в доме, — решительно возразила она. — Вы не уполномочены решать это за меня, — сурово ответил Зейн, не оборачиваясь. — Я прошу вас об этом. — Там только одна двуспальная кровать. — Можно потесниться. — Вам не приличествует ночевать в одной комнате, а тем более, в одной кровати с мужчиной, — Зейн сбавил скорость, обернулся и строго посмотрел на Ясмин. — Думаете, что не сможете удержать себя в руках, находясь в одной кровати с женщиной? Фраза прозвучала резко, грубо, неожиданно. Зейн обернулся на дорогу, выдержал паузу, затем снова повернулся к девушке. — Не играйте с огнём, Ясмин, рискуете обжечься, — сухо произнёс мужчина, пристально посмотрев на неё, но в его словах сквозила горечь. Кажется, он едва ли не впервые назвал её по имени. Кажется, впервые Ясмин не выдержала его прожигающего взгляда и опустила глаза. Она не нашлась, что ответить, но решила, что вернётся к этому вопросу позже. Зейн отвернулся и прибавил скорость. А Ясмин запахнула плотнее плащ, желая спрятаться в нём, будто в норе. Не играйте с огнём, Ясмин. Что бы это значило? Сколько нерастраченного огня таит в себе Зейн? И какие грани его души не доступны никому, кроме него самого? Зейн привлекал её. Сначала как человек, потом — как мужчина. Ясмин не хотела признаваться в этом даже себе, но в последнее время она поняла, что он совсем не так прост, как кажется. Ворчливость, консервативность, заносчивость — всё это казалось маской, за которой пряталась интересная сильная личность, которая привлекла бы излишнее подозрение на патриархальном востоке. Зейн пытался казаться хуже, чем есть на самом деле, и у него это получалось, но Ясмин было не так просто провести. Сколько раз он обжигался, прежде чем стать таким, каким он стал — властным, солидным, влиятельным? Влечение, которое позже пробудил в Ясмин Зейн, было сродни желанию вкусить запретный плод. Все юноши, которые окружали Ясмин, были простыми, открытыми. Самым загадочным из них, пожалуй, был только Адиль, но Адиль был сказкой, тайной пустыни. Ясмин не могла представить себя вместе с ним, он казался ей слишком мягким, слишком мифическим, как и все бедуины. Джек был другом детства, и портить эту трепетную нежную дружбу-воспоминание не хотелось. С Мустафой никогда не было скучно, но ему не хватало той мужественной харизмы, искры, которая бушевала в Зейне бурей. Мустафа был ещё мальчишкой. Зейн был зрелым притягательным мужчиной, и Ясмин будоражила мысль о том, что он никогда не был женат, и никто не видел его расслабленную и умиротворённую сторону — ту, что прячется в бездонной грусти его взгляда, которая раскрывается перед Ясмин. Может быть, этот сильный и властный человек, сможет приоткрыть завесу своей неприступности? Ясмин была бы готова обнажить перед ним душу, если бы он не был бы таким доминантным и обжигающе-холодным внешне. Никогда нельзя было знать наперёд, как он отреагирует. В самых потаенных фантазиях она представляла, каково было бы видеть того, перед кем трепетал весь Сефер, раскрытым перед ней, нежным и трепетным. Этому мужчине хотелось принадлежать и хотелось обладать им. На меньшее Ясмин бы не согласилась. Но то были лишь грёзы и миражи. Жаль, что им не суждено сбыться. Ещё пару лет назад, когда Кадир занялся поиском женихов для дочери, Ясмин, видевшая за свой век не так много достойных, по мнению Кадира, мужчин, тихонечко молилась, лишь бы ей не сосватали Зейна или ещё кого-то из коллег отца. Год назад Ясмин забавляли перепалки с Зейном, при виде которого она закатывала глаза и сравнивала про себя с летучей мышью. Потом она стала находить его интересным и перестала бояться. А потом… Влюбилась. Ясмин почувствовала, как щеки заливаются краской от этой мысли, и ещё больше зарылась в плащ. Ей казалось абсурдным и наивным закрываться от Зейна его же плащом, будто бы плащ мог её выдать. Сам Зейн, казалось, не обращал внимания на происходящее, устало всматривался в дорогу и думал о чём-то своём. Через некоторое время впереди показался неказистый одноэтажный домик, покрытый толстым слоем белой штукатурки, облупившейся местами. Машина остановилась. Небо заволокло тучами, дул сильный ветер, и Ясмин жмурилась, чтобы песок не попадал в глаза. — Это тот дом, о котором я вам говорил. Выходите, Ясмин. Мы в Алжире. Здесь нам ничего не грозит, — Зейн достал из бардачка связку ключей. — Приличному мужчине следовало бы проводить девушку до дома и помочь обустроиться, — Ясмин решила воздействовать на Зейна его же методами. Тот не поддался на провокацию. — Разумеется. Я покажу вам, где вы сможете взять необходимые вещи. Ветхая деревянная дверь скрипнула, демонстрируя маленькую комнату с аскетичным убранством. Шкаф, маленький столик с электрической плиткой, кровать и крошечное полукруглое окно — всё, что было в этой комнате, больше бы туда ничего и не поместилось. Даже стульев не было. Напротив кровати были две двери — в туалет и ванную, весьма приличные и даже с водопроводом. С другой стороны к комнате примыкал гараж. В доме также было электричество, и тусклая лампочка осветила комнату. Не было только отопления, из-за чего в доме было прохладно. Зато в шкафу обнаружились новые туалетные принадлежности, несколько полотенец, аптечка, сушёное мясо, два мотка верёвки, батарейки, нож, скотч. За шкафом Ясмин обнаружила лопату. Дом был хорошо подготовлен для того, чтобы принять беглецов. У Зейна всё всегда было под контролем. — Думаю, вы достаточно освоились, чтобы я со спокойной совестью мог вас покинуть, — сказал Зейн. — Как покинуть? — глаза Ясмин округлились. Мужчина усмехнулся. — Не переживайте. Завтра же утром я заеду за вами, и мы расстанемся окончательно не раньше, чем я посажу вас в самолёт. — Прошу вас, не оставляйте меня одну! — Ясмин встала в дверях, преграждая Зейну путь к отступлению. — Вы ведёте себя излишне эмоционально. Вам следует успокоиться. Вы будете в пределах моей видимости, — Зейн отворил скрипучую дверь, и сквозняк ворвался в комнату. — Доброй ночи. Совершенно нечего бояться, к тому же… Дверь сильно хлопнула за спиной Ясмин. Зейн недовольно посмотрел на девушку и сухо произнёс: — Что же, ваша взяла. Начинается песчаная буря. Они здесь происходят слишком часто. Мне придётся остаться здесь, — он выделил голосом слово «придётся». — Проверьте, плотно ли закрыто окно и заткните все щели, какие найдёте. Я загоню машину в гараж. Зейн вышел. Если бы чувства были бы горючей смесью, Ясмин бы взорвалась. Мало было того, что она бежит от мятежников через пустыню с волнующим её мужчиной, и он останется с ней в одном доме на ночь, так ещё и при таких обстоятельствах, в которых сложно позавидовать всякому, чей путь лежит через пустыню. Ночью, одни, в песчаную бурю… Ясмин никогда не видела это явление, но много читала и слышала о нём от бедуинов, и эти истории были пугающими. И сейчас она оказалась, можно сказать, в самой гуще событий. Природа вроде была на её стороне, а вроде была врагом пострашнее, чем кровожадные мятежники. Один-один, получается. Как только окно было плотно захлопнуто, и стекло было укреплено скотчем, свет погас. Ясмин стало жутко, она обхватила себя руками и прислушалась, но не могла уловить никаких других звуков, кроме шума ветра. Наконец, вернулся Зейн и запер дверь изнутри. — Кажется, перегорела лампочка, — сказала Ясмин. — В гараже находится рубильник. Я отключил электричество ради нашей безопасности. — Мне холодно. Я хотела вскипятить воду. — Дом обесточен. Потерпите, пока буря не успокоится. Ясмин вздохнула и села на кровать. За окном завывал ветер. В доме было темно, неуютно и очень холодно. Зейн включил фонарь, положил его на стол и подошёл к Ясмин. — Вы позволите? — он кивнул на кровать. — Разумеется. Садитесь, — упавшим голосом ответила девушка. Зейн сел рядом, сохраняя дистанцию настолько, насколько позволяла длина кровати. — Простите, что вынужден нарушить ваше личное пространство, — начал Зейн в своей обычной нравоучительной манере, но Ясмин не хотелось сейчас это слушать. — Вам не за что извиняться передо мной. Вы готовы были уступить весь дом на ночь, везёте в аэропорт. Вы, можно сказать, спасли меня от разгневанной толпы, а сейчас просите прощения за такую мелочь. — Благонравному человеку не следует забывать о приличиях даже в самой трудной ситуации, иначе можно уподобиться дикому животному. Опять он за своё. Ясмин вздохнула и повела плечами. Плащ Зейна всё ещё был на ней, и если она мёрзла в тёплой одежде, то каково было Зейну в тонкой рубашке? — Вам не холодно? — спросила Ясмин, прерывая очередные размышления Зейна о том, что следует делать приличному человеку, а чего не следует. — Нисколько, — ответил Зейн, и Ясмин поняла, что он не соврал. По нему действительно нельзя было сказать, что он замёрз. Ясмин сидела не шелохнувшись, только изредка вздрагивала от пробиравшего холода. Зейн был спокоен. Отчасти это спокойствие передалось и ей. — Здесь безопасно? — спросила Ясмин, желая в очередной раз убедиться в этом. — Абсолютно. Буря не такая сильная и должна успокоиться через несколько часов. — И по дому можно спокойно передвигаться? — В этих стенах вы вольны делать всё, что вам угодно. — Вы уверены? — Более чем. Ясмин осмелела. — Я могу попросить вас о маленьком одолжении? — Что вы хотите? — снисходительно ответил Зейн. Молясь про себя, чтобы Зейн истолковал её просьбу правильно и не вылил на неё очередной поток нравоучений, Ясмин тихо сказала: — Согрейте меня, пожалуйста. В этих словах не было никакого подтекста, Ясмин правда нуждалась в тепле. Во всяком случае, однажды, гуляя с Джеком, она попала под дождь, и тот согревал её объятиями. В этом не было ничего эротического, просто один человек дарил своё тепло другому. На удивление, Зейн отреагировал спокойно, только выражение лица выдало его удивление. — Согреть вас? Каким образом? Ясмин покраснела. Неужели он сам не понимает? — Ну, учитывая наше текущее положение, это можно сделать… руками? — утвердительно-вопросительно проговорила девушка. — Если бы вы не вели себя так опрометчиво, вы бы давно уже были бы в Америке в тепле и безопасности, и вам не пришлось бы просить об этом мужчину. Вы уверены, что вам стоит прибегнуть к таким мерам? — Ясмин кивнула. Зейн подсел ближе, обхватил её за плечи и продолжил. — Учтите, что я делаю это только ради того, чтобы вы не простыли, и исключительно по вашей же просьбе. Из-за вашего желания делать всё по-своему вы постоянно попадаете в какие-то авантюры, совершенно не задумываясь о ваших близких. Ваш отец наверняка волнуется и ругает невнимательных слуг. А я не могу даже позвонить ему и сказать, что вы со мной, потому что в этой пустыне нет связи. В вашей жизни было бы намного меньше проблем, если бы вы слушались отца. Несмотря на то, что его политика претерпевает крах, он заботился о вас всегда. Ясмин стало обидно. — Всей этой ситуации не случилось бы, если б отец был внимателен к народу. Все постоянно твердят мне слушаться, быть покорной, но даже те, кто подчиняет, ошибается. А их ошибки придётся расхлёбывать мне! Почему я должна быть марионеткой? Я хочу учиться и реализовать себя. Хочу не быть тенью будущего мужа, а на равных обсуждать с ним дела, философию и искусство, работать, мечтать и жить в удовольствие! — Мустафа мог вполне подойти на роль вашего мужа, но вы сами отвергли его. — Потому что я хочу замуж по любви, а не за того, кого выбирает отец! — Стоит ли всегда идти на поводу у чувств? Не боитесь пораниться? — Не боюсь! В конце концов, вы учите меня жизни, а сами неженаты! По такой логике, вам должно быть всё равно, на ком жениться. — Моё сердце не свободно, — сухо ответил Зейн. Эти слова неприятно царапнули душу Ясмин. Неужели Зейн, до мозга костей деловой человек, рационалист и ханжа, влюблён в кого-то? И кто же она? Служанка Лейла, которая буквально бредит Зейном? Каролина, которая уехала в Бразилию и давно уже его забыла? Неужели он вообще способен любить кого-то, кроме себя? Его сердце не свободно. Ясмин было нечего терять. — Так ведь и моё занято! — воскликнула она. Зейн посмотрел на неё с грустью. — Вам необязательно кричать так громко. Я прекрасно вас слышу. В таком случае, представьте вашего избранника отцу, он посмотрит на него непредвзято. Кто знает, может, у него получится сделать вас счастливой? — Вряд ли отец будет против. Но этот человек на мне не женится, — грустно сказала Ясмин. — Почему? — Потому что любит другую и достаточно богат, чтобы позволить себе жениться на ком угодно. — Вы уверены в этом? — спросил Зейн, взяв свободной рукой Ясмин за локоть. — Да. Теперь — да, — ответила девушка, отвернувшись в сторону. — А та, кто нравится вам, почему не вышла за вас замуж? — Думаю, вы легко можете догадаться об этом. Ясмин придвинулась ближе, обняла Зейна и уткнулась лицом ему в грудь. Мужчина затаил дыхание, и Ясмин почувствовала, как он обвил её руками и прижал к себе. Они посидели в тишине какое-то время. Потом Зейн отстранился и спросил: — Вы согрелись? Ясмин молча положила руку Зейну на грудь. Его кожа была тёплой, это чувствовалось сквозь тонкую ткань рубашки, дыхание было ровным, сердце билось размеренно. Девушка будто бы невзначай сдвинула ладонь, задевая плечо большим пальцем. Мужчина оставался невыносимо спокойным. А Ясмин это только будоражило. Как вывести из себя этого невыносимо спокойного моралиста? — У вас холодные руки, — констатировал Зейн, равнодушно глядя на стену перед собой. От его низкого голоса по коже разлились приятные вибрации. — Я пытаюсь их согреть. Осмелев, Ясмин принялась поглаживать его грудь, неосознанно пытаясь почувствовать хоть какую-то реакцию. Пальцы задели вырез рубашки, дотронулись до обнажённого участка кожи. Зейн накрыл её руку своей и плотно прижал к груди, не позволяя двигаться дальше. — Вы выбрали весьма необычный способ, — Зейн говорил спокойно, но Ясмин довольно отметила, как участилось его сердцебиение. — Зато эффективный. Или вы можете посоветовать другой в текущих условиях? — Могу посоветовать вам запастись терпением и вспомнить о приличиях, о которых вы, кажется, забыли, — ответил Зейн, продолжая изучать стену, не отпуская руку Ясмин. — В таком случае, отпустите, пожалуйста, мою руку, — девушка попробовала вырваться. Не получилось. — Вы сами просили погреться. Или уже передумали? — Не играйте с огнём, Зейн, — в тон ему ответила Ясмин. — Вы можете потушить его или разжечь до пожара. — Сохраняйте благоразумие. Подлинная свобода заключается в умении разумно ограничивать себя самостоятельно во благо свободы других, — упрямо произнёс Зейн, отпуская руку Ясмин и с вызовом глядя девушке прямо в глаза. Ясмин приняла вызов и не отвела взгляд. — Вы так говорите, будто для вас это имеет значение. — Потому что так оно и есть, а не то, что вы себе думаете. Вы не понимаете, о чём я говорю. — Может быть, тогда объясните, как вас понимать? Чьи же свободы вы так свято превозносите? Кто эти «другие»? — Вы, — коротко ответил Зейн. Ясмин хотела было упрекнуть его в занудстве и заносчивости, но вдруг осеклась от внезапного осознания. — Вы… вы… — девушка сглотнула. — Вы бы хоть спросили этих других, нужна ли им свобода, которая для них таковой не является! И вообще, вы мне соврали! — Умерьте свой пыл. Я предельно честен с вами. Теперь вы знаете всё. — Вы сами сказали, что ваше сердце занято! — Оно давно уже занято. Вами. Ясмин выдохнула. По коже пробежали мурашки. Неужели…? — Повторите, пожалуйста, что вы сказали, — произнесла Ясмин с властными нотками в голосе. — Моё сердце занято вами. Я не хочу быть неправильно понятым, и вас это ни к чему не обязывает. Столь темпераментной особе, как вы, следует забыть об этом разговоре, чтобы не волноваться лишний раз и к тому же… — Зейн, какой же вы… глупый мужчина, — перебила его Ясмин и притянула к себе, пристально вглядевшись в его лицо. Зейн позволил прикоснуться к себе и ничего не ответил на этот выпад. Ясмин понимала, что такого ему точно не говорила ещё ни одна женщина. Но если он продолжит занудствовать, то ещё не раз услышит это от неё. — Учтите, Ясмин, что вам лично я позволяю очень многое. Я бы даже сказал, чересчур многое. Но, как я уже говорил вам о свободе, я рассчитываю на ваш разумный подход. Кроме того, учитывая то, что мы с вами друг к другу неравнодушны, и нам предстоит ночевать в одной комнате, я намерен немедленно просить вашей руки. Завтра же мы доложим об этом господину Кадиру, как только появится сотовая связь. — Я согласна, — улыбнулась девушка. — Значит, вы теперь мой будущий муж, и я могу позволить себе сделать то, что я хочу. — Я прошу вас быть благоразумной. Ваш отец ещё не дал одобрения на этот брак, к тому же недопустимо прикасаться друг к другу до свадьбы. — То, что мой отец не дал одобрения на нашу свадьбу, лишь вопрос времени, — Ясмин провела пальцем по щеке Зейна. — Но…— начал было Зейн, но договорить ему не дали. Ясмин прикоснулась губами к его губам, сначала робко, затем увереннее. Как правильно целоваться она не знала, но это не волновало её — в их союзе есть уже один чрезмерно правильный человек, и конкурировать с ним по этой части ей было неинтересно. Куда интереснее было чувствовать, как обжигает его дыхание, гладить его волосы, вдыхать его запах. Зейн углубил поцелуй, и у Ясмин закружилась голова от его близости. Девушка упала на кровать, увлекая мужчину за собой. Они продолжали целоваться, забыв обо всём. Ясмин сбросила туфли, устроилась на кровати с ногами, Зейн, этот правильный ханжа, нависал над ней сверху и не давал сделать лишний глоток воздуха. Ясмин обвила его ногами и почувствовала, как он был напряжён, будто пантера перед прыжком, но теперь он расслаблялся, продолжая ласкать свою сбывшуюся мечту. А Ясмин отвечала на его поцелуи и не могла остановиться. Первым отстранился Зейн, и девушка снова почувствовала холод и желание ощущать его губы вечно. — Кажется, мы зашли слишком далеко, — хрипло сказал Зейн, пытаясь восстановить дыхание. — По-моему, мы ещё никуда не уходили, чтобы далеко зайти, — задыхаясь, ответила Ясмин. — Я говорю сейчас не о путешествиях, и вы прекрасно понимаете это. — О, я прекрасно понимаю. Но начатое принято доводить до конца не так ли? Я хочу этого, — твёрдо сказала девушка. — Хабибти, — серьёзно проговорил Зейн, продолжая держать Ясмин в объятиях, — мы обязательно завершим начатое. Но после свадьбы. Несмотря на серьёзность в его голосе, Ясмин чувствовала, как ему не хочется прерываться и отпускать её от себя. В его глазах почти не было затаённой грусти, в них был тот хищный огонь, что горел в глазах любовников из мелодрам, которые так любит смотреть Зулейка. Но всё-таки там были не очень хорошие актёры, потому что всей гаммы чувств их взгляд не отображал. Ясмин представить себе не могла, что мужчины могут смотреть так нежно и одновременно страстно, но именно так сейчас смотрели на неё. Впрочем, не стоило обвинять актёров в непрофессионализме, ведь подделать настоящую любовь невозможно. Так, как сейчас на неё смотрел Зейн, никто ни на кого никогда не смотрел, во всяком случае, Ясмин никогда не видела такого взгляда. Это было что-то, непередаваемое словами, гипноз, от которого учащалось сердцебиение, кровь стучала в ушах и хотелось быть ближе настолько, насколько это вообще возможно. Это был взгляд сурового мужчины, который обещал показать ей свою любовь полностью после свадьбы, но раздевал её глазами уже сейчас. Этому взгляду Ясмин верила. Словам Зейна — нет. Кто же виноват, что из всех мужчин ей достался ханжа и моралист, каких поискать? Но глаза выдавали то, что лёд был почти растоплен, и ещё чуть-чуть, и Зейн не сможет сдерживать себя. Об этом говорили его руки, властно державшие плечи Ясмин. Об этом говорило его сбившееся дыхание. Слова только усложняли. Всё было ясно и без них. Пользуясь тем, что Зейн полулежал в неудобной позе, Ясмин приподнялась, опрокинула его на спину так, что его ноги оказались между её бёдер и почувствовала, как сильно его мужское желание. Девушка сглотнула и отвела взгляд от брюк Зейна. — Зачем вы мучаете меня и себя? Я же вижу, что вы тоже этого хотите. — Хочу, — не стал отрицать Зейн, — но сейчас это будет неправильно. — Я думаю, мы уже сделали слишком много неправильного. — Вы не будете потом жалеть об этом? — Я сожалею только о несбывшемся. В конце концов, вы часто говорите о моём упрямстве и давно знаете, что спорить с этим бесполезно. Я хочу и возьму от своего жениха то, что мне причитается. — Вы очень умны. Берите, если сможете. Я весь ваш, — Зейн смотрел блаженно, как кот, поймавший мышь, при этом в его глазах плясали огоньки желания. В этом был подвох. Ясмин не знала, с чего начать, и продолжила смотреть на лежащего под ней мужчину. — Вы хоть знаете, что с этим надо делать? — насмешливо спросил Зейн. Ясмин не ответила. — Я смотрю, вы растеряли вашу решимость, — подначивал Зейн, ухмыляясь. — Ну так вы не смотрите, — ответила Ясмин и, собрав остатки смелости, быстрым движением сбросила с себя плащ и стащила через голову платье, победно понимая, что после этого не смотреть на неё будет сложно. Зейн рвано выдохнул, но из последних сил сдерживал себя. Ясмин опустилась сверху на его бёдра и поёрзала на них, понимая, что если всё будет продолжаться в том же духе, то она окончательно замёрзнет. Это нехитрое действие оказалось настоящей провокацией, прорвавшей внутренние замки Зейна, растворившей все его «после свадьбы». Зейн взял Ясмин под бёдра, притянул и перевернул на спину, так, что теперь девушка оказалась между его ног. Он сорвал с себя рубашку, отшвырнул в неизвестном направлении, и Ясмин с волнением отметила, что всё это не совсем типично для него, всегда дотошного и аккуратного по отношению к своим вещам. Сейчас перед ней обнажали не только прекрасное подтянутое тело, сейчас перед ней обнажали душу и всё то дикое, необузданное, сокровенное, что скрывалось за маской ежедневного высокомерия и равнодушия к женщинам. Она допускала мысль о том, что ханжа Зейн может быть страстным, если захочет. Но даже не догадывалась, насколько. — Упрямая, непокорная, моя, — шептал Зейн на ухо, снимая с Ясмин бельё, и девушка покрывалась мурашками, трепетала от каждого прикосновения и поцелуя, отзывавшихся в сердце. Невыносимо сладко, горячо, восхитительно. Зейн был холоден и неприступен внешне, но его губы были мягкими, кожа — лихорадочно горячей. А, может, это Ясмин настолько замёрзла от холода, одиночества и потрясения, что теперь плавилась в его руках, уносилась в блаженство, о котором раньше не могла мечтать? Она будто грезила наяву, чувствуя, как Зейн тёрся о её бёдра, как она была готова его принять и изнывала от желания, всё сильнее ощущая пустоту внутри. Ей не было страшно, Зейн был предельно аккуратен, и, когда он медленно вошёл в неё, Ясмин вздрогнула и прижалась к нему сильнее. Движение было резким, Зейн замер, давая девушке привыкнуть к новым ощущениям. Люди иногда совершают ошибки. И Зейн был убеждён, что всякая плотская любовь до свадьбы неприлична и недостойна. Но сейчас он впервые за долгое время почувствовал себя любимым и желанным, мог не таиться и не скрывать чувства. Всё, что происходило с ним, было таким… нужным и правильным. Её грудь так правильно лежала в его руке. Её лоно так правильно принимало его, и он чувствовал, что его вот-вот накроет. — Тебе не больно, хабибти? — рвано дыша, спросил мужчина, прикусывая мочку уха девушки. — Мне хорошо, — Ясмин еле хватало воздуха даже на такую простую фразу. Она не заметила, как он обратился к ней «на ты», это было так просто и естественно, как слияние их тел, как его нарастающее движение в ней. Будто нашлась та недостающая важная часть, без которой Ясмин не понимала, как жила раньше. Ей хотелось кричать и смеяться одновременно, и можно было больше не сдерживаться, потому что некому было подслушивать и осуждать. За окном бушевала песчаная буря, кровать под ними скрипела, но ни Зейну, ни Ясмин не было до этого дела, настолько они не могли насытиться друг другом. Ясмин, повинуясь инстинктам, подавалась ему навстречу, пыталась перехватить его губы раньше, чем они найдут чувствительную точку на её теле, и растворялась в запахе стойких духов Зейна, уносивших её из реальности… Чувствуя скорую разрядку, Зейн вышел из неё и навалился сверху. Ясмин чувствовала, как тяжело он дышит, и раскинула руки, распластавшись по кровати, как морская звезда. Кое-как придя в себя, Зейн поднялся. — Мне нужно отойти, — хрипло сказал он и, прихватив из шкафа полотенце, скрылся за дверью ванной. Ясмин только и могла, что кивнуть, продолжая лежать на кровати. Ей больше не было холодно. Дыхание девушки восстановилось только тогда, когда Зейн вышел из ванной с обмотанным вокруг бёдер полотенцем. Она разглядела его торс настолько, насколько позволял фонарь, по его мышцам стекали капли воды. — Знаешь, чего я хочу, Зейн? — улыбнулась Ясмин. Теперь, когда дело шло к свадьбе, и их отношения перешли в горизонтальную плоскость, обращаться к нему «на вы» было бы просто комично. — Нет, — мужчина прищурился. От грусти, обитавшей на дне его янтарно-карих глаз, не осталось и следа. Она сменилась… радостью? — Снова тебя. Зейн рассмеялся. Это был чистый глубокий смех, который Ясмин слышала редко — в основном Зейн усмехался ехидно. — Если ты хочешь, обязательно получишь, — ответил он. — Хочу сейчас. — Ты сумасшедшая, Ясмин. Для тебя не существует границ возможного. За это я тебя полюбил когда-то. — Никогда бы не подумала, что ты любишь бунтарок. — Я люблю одну умную девушку, у которой достаточно фантазии, чтобы жить без границ. Я в своё время так не умел. Но я надеюсь, что эта девушка будет достойной и благоразумной. — Для других, пожалуй. Но мы-то всегда будем знать, какие мы настоящие. Снимай своё полотенце и иди ко мне, — она указала на кровать. Зейн лёг рядом и притянул её на себя. Ясмин удовлетворённо отметила, что он тоже хотел её снова. — В следующий раз я позволю тебе это только после свадьбы, — Зейн почувствовал, как Ясмин смотрит на его определённую часть тела, приподнялся и поцеловал её в макушку. — В следующий. Но не в этот. Зейн приподнял её бёдра и опустил на себя мягко, но властно. Ясмин прогнулась в пояснице. Мужчина лежал под ней, гипнотизируя взглядом, и она тонула в нём, чувствуя, как он наполняет её. По телу разлился жар, казалось, будто ей передаётся огонь, разливавшийся по венам Зейна. Этот огонь сжигал дотла всё на своём пути, но не приносил ей вреда, он грел её, и сладкая боль внизу живота тлела в жаре страсти. Ясмин уперлась руками в крепкие мужские плечи. Грёзы? Если это мираж, то почему тогда всё так осязаемо-реально? Она двигалась в ритме бешено бьющихся сердец и срывающегося дыхания в унисон, и с каждым пронизывающим толчком чувствовала, как ритмично отзывается тело её любимого мужчины. Ясмин вспомнила, как Зейн говорил однажды, что человека не должно быть много. Если бы речь шла о конкретном человеке, о самом Зейне, Ясмин бы возразила. Ей хотелось, чтобы его было много, чтобы он касался её везде, заполнил собой, проник внутривенно, чтобы она пропахла его запахом, терпкими духами и кофе. Чтобы она была его, точно так же, как и он был её. Любимого человека не должно быть мало. Но и много не было даже тогда, когда спазм, охвативший их обоих, заставил содрогнуться и разлил по телу экстаз блаженства. Зейн приподнял её и пересадил себе на живот, стараясь не оставить на ней своего семени. Этого он точно не допустит до свадьбы. Ясмин легла на него сверху, целуя его в плечо и чувствуя грудью, как бешено колотится его сердце. — Ты невероятная женщина, ты знаешь это? — И я счастлива, что нашла себе мужчину под стать. — Ты не замёрзла? — Мне больше не холодно, — ответила Ясмин и поцеловала его. — Знаешь, я думаю о том, что ведь ничего этого не случилось, если бы не песчаная буря. Зейн прислушался. — Однако, она кончилась, — ответил он. Действительно, ветра было не слышно. — Что теперь будем делать? — спросила Ясмин, поглаживая голову Зейна. — Как что? Вот сейчас встанем, примем душ и ляжем спать. А завтра поедем. — Ты так и не сказал мне, куда ты собирался ехать. Зейн провёл рукой по спине девушки. — Честно говоря, никуда не собирался. Но в этих мятежников будто злой дух вселился. Поэтому пришлось в последний момент искать себе временное пристанище в Европе. Хочу вернуться в Сефер, как страсти улягутся. Надеюсь, он примет меня и мою жену обратно. — Я тоже на это надеюсь. Почему именно Европа? Почему ты не хочешь переждать с нами в США? — Никогда не любил эти разнузданные Штаты. Им так не хватает высокой культуры и воспитания! Ясмин рассмеялась. Всё-таки Зейн был неисправим в своём стремлении к благонравию, благоразумию и прочему благозанудству. — Однако я не сказал, что не еду, — с улыбкой продолжил Зейн. — Сегодня ночью одна прекрасная девушка изменила мои планы. Так что завтра мы вместе едем в Америку, и я доставлю тебя к твоему отцу как свою невесту. Надеюсь, он не будет против. — Думаю, он будет только рад, что я наконец-то выйду замуж. — А ты? — Зейн посмотрел Ясмин в глаза. — А я буду счастлива, что сама сделала этот выбор, — улыбнулась Ясмин и схватила с кровати полотенце, указав головой на дверь ванной. — Пойдём? — Вместе? С удовольствием. Но я лично намерен использовать ванную комнату исключительно по назначению, пока мы ещё неженаты. — Ничего, скоро, я уверена, мы исправим это досадное недоразумение, — улыбнулась Ясмин и поднялась. Ощущения были удивительно яркими. Столько событий за один день — можно было бы принять это за сон или мираж. Но всё это было реальным. Сегодня Ясмин было не о чем мечтать — у неё всё было. А потом они вместе с Зейном придумают какую-нибудь новую мечту и исполнят её. Главное, не терять веры в себя и друг друга.