The Rules for Lovers

Есть что-то в том, чтобы влюбиться издалека. Что-то, что Дазай никак не может понять. Именно это, неторопливое, теплое, все поглощающее пламя медленно начинается и распространяется по всему телу. Как капля яда в бокале вина, он не может отделить себя обратно, снова. Он не может сказать где начинается и где заканчивается влияние любви. Он заказывает кофе, который не пьет, в кафе кампуса, просто чтобы услышать, как рыжий зовет его по имени, когда все будет готово. Это заставляет его одеваться не только в спортивные штаны и рубашки для сна четыре дня в неделю, он доходит до того, что беспокоит своего соседа по комнате накануне вечером убедиться, что он выглядит нормально. И Ода никогда жалуется, просто смотрит на него и ярко улыбается и кивает, когда Дазай слишком драматично ходит кругами. Говорит ему: — Этот рыжий скорее всего, уже наполовину влюблен в тебя. Но, на этот раз Дазай уверен, что Ода ошибается. Впервые Дазай ненавидит быть правым. Потому что, Чуя бог, у Чуи самая красивая улыбка, которую он когда-либо видел. Он просто потрясающий. И Дазай никогда не думал, что будет испытывать подобные чувства к кому-то. Никогда. Но иногда, когда кафе открывается — слишком рано для того, чтобы кто-то был счастлив — он слышит, как Чуя напевает, тихо поет самому себе, когда они только вдвоем. Между ними такая уютная, практически интимная тишина, когда Дазай делает вид, что учится, а Чуя наливает молоко в миску, чтобы накормить университетских котов. Впервые он видит это, Чуя подмигивает ему и дает бесплатный кофе. — Это за мой счет, ладно? Если кто-нибудь спросит куда делось запасное молоко, мы можем сказать им, что нас ограбили. — Мы? — это заставляет его сердце слишком сильно биться в груди. — Да, мы. Теперь ты мой сообщник — он делает паузу, и губы Чуи выглядят такими теплыми и мягкими. — Кто в здравом уме будет грабить бедных студентов ради молока? — его дыхание замирает, когда пальцы Чуи задерживаются на нему слишком долго, чтобы ничего не значить. И когда Чуя смеется, тогда все меняется. Потому что никто так не смеется. Ничей смех не заставляет его думать про поэзию и музыку. И все, о чем он может думать, это то, как он рассмешил Чую и как он сделает это снова. — Никто, — Чуя выпячивает грудь и игриво улыбается — Потому что я бы надрал им задницу. И впервые в жизни Дазай потерял дар речи. И это шокирует, потому что ему всегда есть что сказать, что-то совершенно нелепое, о чем можно поболтать, кажется, это всегда доставляет ему неприятности. Но не с Чуей. Ничто никогда не бывает прежним вокруг Чуи. Потому что как только его красивые голубые глаза появляются в поле зрения, все просто…останавливается. Все сводится к рыжеволосому, который находит время, чтобы покормить бездомных котят и спросить Дазая о его дне и действительно позаботится о ответе. Все сводится к Чуе, который однажды спросил какую песню он слушает, и насвистывал мелодию на следующее утро, когда кафе открылось. И есть что-то в том, чтобы влюбиться в кого-то, кто смотрит на него так, будто он что-то значит. Он не спит по ночам, глядя в окно и мечтая надеясь, что, Чуя тоже думает о нем. Думая о том, какими мягкими на ощупь были его руки, какими легкими были бы прикосновения пальцев, если бы они прикасались к его мягкой кожи. Он не может перестать представлять, как идеально было бы, если бы ему хватило смелости, попросить Чую посидеть с ним возле дерева магнолии в парке — смотря как цветки падают в его волосы на закате. Любовь привела Дазая сюда, положившего голову на ладони, пока Чуя читает ему стихи, он пишет на запасных салфетках и одноразовых кофейных крышках. Слишком поражен идеями, чтобы найти лист бумаги. И он знает, что это риск, что он может потерять эту всеохватывающую любовь, это медленное, здоровое погружение в заботу о ком-то настолько, что у него болит сердце. Но кафе пустое, тихое, за исключением периодического мяуканья у подоконника, солнечный свет едва пробивается сквозь окна и освещает столы и деревянные полы в нежном малиновом оттенке. А Дазай уже так давно любит Чую. Он наклоняется под мягкий звук бамбуковых колокольчиков, поющих на заднем плане. Он наклоняется, когда Чуя встречается с его губами в мягком свечении заходящего солнца, пальцы сжимают его подбородок так нежно, будто он сделан из фарфора. И есть что-то в этом, чтобы влюбиться издалека. Что-то чего он никак не может понять. Это медленное, теплое, всепоглощающее пламя медленно начинается и распространяется по всему телу. Он не может сказать, где начинается и где заканчивается влияние любви. И для первого раза это нормально. Потому что это привело его сюда, в пустое кафе, с пальцами Чуи в волосах. Любовь заставляет его сначала отстраниться, а потом заговорить. — Я…я люблю тебя, Осаму. Его глаза наполняются слезами после многих ощущения, что он непривлекательный, слишком сломлен, для человека, который захотел собрать его заново. — А я тебя ещё больше. Это заставляет его переезжать в тесную маленькую квартирку с нежными поцелуями и кофе по утрам. Блокноты со стихами и сентиментальные любовные письма на каждой поверхности. И кто бы мог представить, то что началось с двух незнакомцев в пустом кафе, закончилось вот так. Закончилось с двумя несовершенными людьми, которые были так невероятно влюблены, так невероятно идеально подходят друг другу, узнать, каково это — прослеживать узоры на мягкой коже и засыпать так, закутавшись друг в друга, что они не могут понять, где начинается один, и заканчивается другой. Влюбленность издалека не всегда заканчивается счастливым концом. Но для двух влюбленных в тихом кафе — это действительно так.