Послание в затылок

— Пройти дай, — выплюнули с явным недовольством, толкнувшись локтем, как будто двум места в проходе было мало. Каэдэхара отодвинулся с промедлением. У кое-кого, кажись, снова не задался день, хотя, возможно, Кадзуха знал причину — у кое-кого каждый день был, откровенно говоря, хуевым. Не иначе, если не поэтому он считал чуть ли не своей обязанностью подиспоганить настроение всем, кому пожелает, без исключений и особых привилегий. Просто такой уж был человек. Скарамучча был колючей личностью с крайне неприятным характером и с раздражающей манерой речи. Он поддевал, он грубо выражался, не считаясь с тем, что кому-то это не было приятно. Можно сказать, он не отличался вежливостью, однако иногда умел себя вести тихо, не показывая острых клыков. У Кадзухи от таких личностей шла по спине дрожь, а всё тело пробирал озноб — вот прямо, как аллергия! Он терпеть не мог Скарамуччу, на дух его не переносил… Но это всё в первое время. Тогда он из последних сил держался, чтобы не влезть в драку. Он ещё ни к кому не испытывал столько отвращения, он никогда не считал секунд, дожидаясь окончания пар, а потом вылетал со всех ног из корпуса, лишь бы не пересекаться. Он прежде никогда не чувствовал себя настолько опустошенным и обиженным после общения с человеком, если и то и другое, конечно, можно было таковым называть. Когда от него отцепились, а это случилось не за день и не два, стало спокойнее. К нему никто больше не приставал. Каждый новый день не делался испытанием, даже учеба казалась веселее, пускай он её, признаться, не сильно любил. Каэдэхара был рад, что пережил год — дальше были пустяки, не стоящие внимания и никаких нервов. В конце концов между ними осталась всего лишь неприязнь, не более и не менее. Хотя таких неприятных моментов, как сейчас, нельзя было забывать, Кадзуха уже привык считать их своей обычной частью жизни и ничего предпринимать больше попросту не хотел. Он так устал, честно. Пускай себе делает, что душе угодно. Им не долго оставалось видеться. Каэдэхара не знал, чем его обидел, раз тот так себя вёл, может, ничем — в этом был смысл, если задуматься. Кадзуха убеждал себя в том, что Скарамучче как-то раз не улыбнулась жизнь, поэтому этот человек решил, что сможет испортить её Кадзухе. Почему нет? Он просто первым ему попался. Это нормально — не нравиться людям, ненормально — нравиться всем. Кадзуха уселся на самый-самый первый ряд у окна. Здесь ярко било солнце в лицо — был шанс не уснуть, хотелось послушать. Правда, что он там смыслил в ювелирном, сам не догадывался и не считал нужным даже задуматься. А собственно, почему он не мог попытаться сделаться хотя бы с виду прилежным студентом? Уже не первый год просиживает штаны, причем не задаром, а за большущие деньги. Не за горами диплом. Скарамучча же выбрал для себя место от Каэдэхары подальше, но поближе к выходу. Странно, ведь тот всегда стремился выделиться умом, постоянно усаживаясь прямо у препода на виду, чтобы было удобнее задать вопрос во время лекции и его бы непременно заметили первым. В рейтинге студентов тот всегда был на высших местах, теснясь вместе со стипендиатами на той самой вершине списка, куда простому смертному студенту, такому как Кадзуха, и во сне не попасть. Ещё в начале третьего курса Скарамучча перешёл на освободившееся бюджетное место — а уже сейчас дрался за стипендию, поэтому Кадзуха думал, что одногруппнику он слегка поднадоел. С денежным пособием кто же сравнится? Точно не он. И всё же, как оказалось, он ошибался? Скарамучча не позабыл о Кадзухе, вниманием не обделил, а утром даже поздоровался! Это не сон? Каэдэхара сощурился от лучей солнца, посмотрев на одногруппника. Сидел вроде как с обыкновенным выражением лица, не хмурился, как делал, когда встречался взглядом с Кадзухой, а вполне себе спокойно пялился в телефон — слишком необыкновенно, как для Скарамуччи. Парень не смог сдержаться, и уголки губ сами потянулись наверх. Если подвести итог, Скарамуччу вполне можно было сравнить с домашним фикусом Кадзухи — декоративное растение было очень живучей злой вещью. Он несколько раз намеренно оставлял горшок не политым, но чертовому фикусу было побоку — стоял ровно, не жалуясь. Впечатляло. Он был непривередлив, хотя терпеть не мог сквозняков. В целом, деревце не требовало к себе особого внимания, разве что всё же предпочитало быть политым вовремя, чего Каэдэхара делать не забывал. Словно учуяв, что Кадзуха вот уже как долгое время беспардонно пялился, не стесняясь, Скарамучча поднял глаза. Ох, что-то явно внутри ухнуло — оборвалось, как провод в грозу, опасно сверкнув искрами. Каэдэхара тут же резко развернулся, чувствуя, как грохочет внутри сердцебиение, а дыхание спирает, зажимая разрывающиеся лёгкие в груди. Больше он не смел и подумать о том, чтобы хоть раз… хотя бы ещё раз в жизни встретиться с этими глазами взглядом. Лекция Сангономии Кокоми длилась почти вечность. Каэдэхара отрубился ещё в самом начале, а в себя он пришёл, когда получил скомканной бумажкой в затылок. Стоит ли упоминать, кто ему такой подарочек послал? Вообще-то, было больно. Поскольку каждая аудитория в их ВУЗе была большой, а расстояние между ними самими рассчитывалось в парочку метров, Скарамучча даже в этом отличался изобретательностью — запихивал внутрь куски ластика, колпачки ручек и прочей остальной мелочи, которую не было жаль, но что непременно обещала доставить «послание» в цель. Каэдэхара измученно простонал, когда потягивался. Шею свело. Шум от разговорчиков однокурсников тяжело бил по вискам. Он просто без задней мысли стал мять в руках злосчастную бумажку, погружаясь в свой личный уютный мирок, между делом пытаясь припомнить расписание на день. — Хэйдзо! Хэйдзо! — не слышал. Кадзуха кричать больше не стал. Он хотел убедиться в том, что четвёртую пару отменили. Их дурацкое расписание (кто только его составлял?) менялось в зависимости от недели. В первой были и пятая, и шестая — во второй всего три, которые он с вдумчивым лицом честно просидел, последнюю, правда, немного пролежал, но не суть. В конце концов он пришёл к выводу, что неделя всё же была второй. Многие укутывались в шарфы перед выходом и застёгивали пуховики чуть ли не до ушей. Да, февраль был суров. Утром он поскользнулся дважды, что правда упал у самых ступенек у главного входа. Опыт не из лучших, но Каэдэхара был рад, что поскользнулся до, ведь проезжаться по ним задницей было бы куда хуже. Собственно, как раз таки об этом. Глупая, крайне неудобная ситуация. То есть, конечно, ему не было стыдно за то, что он упал. В кругу друзей это должно было быть даже смешно. Его не волновали подобные вещи, чтобы прям зацикливаться и прокручивать в голове, как же плохо, что его кто-то увидел, больше с дому ни ногой, какой позор и какой он весь неудачник. Такое уже было в прошлом. Просто позади оказался Скарамучча. Он узнал его смех, звонкий, заливистый. На самом деле это был обыкновенный смех, но всё же стоило признать, его звучание было приятным. Протянуть руку помощи не удосужились. Каэдэхара на это даже не надеялся. Поэтому свой ушибленный зад пришлось поднимать самому. Для того, чтобы обернуться, ведь его одногруппник, видимо, не спешил на первую пару, пришлось состроить недовольное лицо. Скарамучча всё ещё хихикал в кулак — шерстяную ярко-синюю варежку, щеки были красными от мороза, как и нос; кажись, вот-вот и от смеха проступят слёзы. — Рад, что повеселил тебя, — спокойно сказал Каэдэхара. Парень вмиг стих, задержав в груди воздух. Холод кололся, как и взгляд его тёмных глаз. — Привет, — тихо поздоровался Скарамучча. Кадзуха так и продолжал стоять на месте, не давая проходу, хотя его можно было легко обойти. Вероятно, Скарамучча боялся поскользнуться, ведь куда безопаснее идти по натоптанному. Вот только этим входом до них воспользовался разве что всего один человек. — Иди вперёд, — приказал он. Каэдэхара кивнул. Он не двинулся ни на сантиметр, потому что, а почему? У него болел зад, а прямо напротив корпуса открылась кофейня. Он там ещё не был, поэтому Кадзуха подумал, что день намечался отличным для того, чтобы провести утро с тёплым напитком в руке. Кому сдалась пара? Он мог позволить себе опоздать хотя бы разок. Парень довольно улыбнулся своим мыслям, делая два шага в сторону и освобождая что-то бурчащему под нос Скарамучче проход. Разумеется, тот нахмурился, не понимая подвоха. — Я скажу, что ты прогуливаешь. — Ладно, — спокойно согласился Кадзуха, пропуская вперёд. Тот засопел ещё более недовольно. Горячий воздух, что создавал вокруг его лица пар делал его похожим на дымящийся паровоз. Или же чайник. Да ещё и засвистит так, что подпрыгнет крышечка. — Вот же черт, — рыкнул Скарамучча, толкнувшись. Должно быть, он действовал импульсивно. Должно быть, Кадзуха был уверен, что Скарамучча всегда действовал импульсивно. Поэтому он не удивился тому, что Скарамучча тут же споткнулся о первую же ступень, полетев лицом вперёд. Картина нарисовалась такая, что было бы несправедливо не засмеяться. Тот повалился прямо так, что Каэдэхаре, на самом деле, открылся достаточно-таки неплохой вид — задница. Только вот этот в том самом местечке остался невредим. И где же в мире справедливость? Студент почти негодовал, потирая собственный ушибленный бок. Он не мог злиться, ведь хотя бы что-то сыграло со Скарамуччей злую шутку, будто бы отомстив за Кадзуху и всех-всех, кто так же терпел издевательства. Студент только закряхтел, матерясь под нос. Так тихо. Кадзуха был уверен, что там, где рот закрывал красный шарф было чертовски горячо. Каэдэхара протянул руку. У парня не было глаз на спине, поэтому пришлось слегка стукнуть по плечу, чтобы Скарамучча хотя б осознал, что «прибыла помощь», в оказании которой кое-кто, кстати, вот только что пожадничал, что сделал зря. Скарамучча кое-как перевернулся, упав теперь задом на ступени. А зачем брезговать, если уже и так встрял? Он приподнял бровь, глядя снизу вверх на руку Кадзухи. Его тонкие пальцы были бледны как снег, а все выступающие костяшки покраснели. Действительно, стоило бы поскорее согреться. — Что ты делаешь? — Оказываю услугу? — Ты? Мне? Скарамучча сощурился и хмыкнул, скосив взглядом в сторону. Только бы не на это лицо. В какой именно момент в его голову стукнула мысль повалить Каэдэхару следом, он так и не узнал. Кадзуха просто взял и оказался у его ног в прямом смысле значения слова. Каэдэхара недоумевал и щурился, сплевывая мех с капюшона чужого пуховика. — У тебя мех линяет, — кашлянул он, плюясь. — Что? — Скажи, ты дурак? Нельзя сказать, что Скарамучча удивился. Он прихуел. Каэдэхара Кадзуха назвал его дураком. Остановите вселенную. Сбой! Слов пробормотать хоть что-то в ответ не нашлось. В конце концов, придя в себя, Скарамучча оттолкнул Кадзуху. Каэдэхара не был этим доволен, ведь устроился на груди довольно-таки хорошо. — Придурок. Парень вскочил, отряхиваясь. Зачем он пошёл у Кадзухи на поводу и решил зайти через эту треклятую дверь, а не через задний вход, как нормальный человек, не было ясно. Поэтому он всё же сбежал прочь, с позором, краснеющими щеками, с мокрой от снега задницей и с по-дурацки стучащим сердцем в груди. Каэдэхара снова хмыкнул. Нет, он не сумасшедший, просто всего лишь всё ещё посмеивался, в который раз прокручивая эту ситуацию в голове. Бумажка сжалась в руке, а потом он снова разжал кулак. Он не заметил, но кое-что ему ещё с самого начала показалось странным. Шуршание. Кадзуха думал, это было частью шума, но сейчас аудитория была пуста, никого, кроме него самого не осталось. В бумажке оказалась спрятанной конфета в ярко-золотой обёртке. Что-то… весьма необычное. В какой-то момент он понял, что не дышал, вот уже как… долгое время. Шоколад растаял на языке, и Кадзуха довольно закатил глаза, чуть ли не мурлыча. Вкусно, было очень вкусно. Он любил сладости, правда об этом мало кто знал… Потом почувствовалась сладкая горечь — коньяк. Он просто не смог не расплыться в улыбке. Это же не случайность? Закончились колпачки? Одолжил кому-то ластик? Почему не камнем в конце концов? Да, возможно, он был всего капельку удивлён. Кадзуха всё это время нервно комкал в руках несчастный клочок бумаги, аж пока не разорвал его напополам. Он обратил внимание на это только сейчас. В него всегда кидались чем-то исписанным, грязным, бывало, измазанным в чернилах, бывало, с нарисованными членами, бывало, материалами лекций… честно признать, парочку заметок с важных тем он даже оставил себе. Поэтому то ли Скарамучча был уверен, что Кадзуха всё это, скажем так, изучал, то ли подсматривал за ним в тайне. Вот где-то же здесь в том ряду прятался! Нет? В этот раз была всего парочка слов посередине. Каэдэхара ранее пробегался по ним взглядом, но не читал. В уголке был яростно зарисован чуть ли не до дыр корявый карикатурный член, что дети обычно рисуют в подъездах, да и где захотят. Никакой оригинальности. Парень снова уставился на текст. «Встретимся в час у Grandelatte?» Озарение пришло с запозданием. Кадзуха, в чём был, со всех ног бросился к выходу, позабыв надеть и шарф, и шапку, даже пуховик застёгивал впопыхах, и то по старой привычке. Нет, ничего подобного от Скарамуччи он точно не ждал.