Спасение

"Здравствуйте, это JYP! Мы хотим оповестить вас о личном расписании Ли Феликс. Феликс будет отсутствовать на запланированном фанколе сегодня ввиду личных причин. Приносим свои извинения и надеемся на ваше понимание..." , – слова тяжело повисли в салоне машины, становясь ещё одним невидимым барьером между двумя парнями. Хёнджин остро посмотрел в спину ведущему машину Феликсу и с неким упрёком грубо спросил, – И стоило это всё поездки со мной? Я бы и сам мог справиться, не маленький мальчик. – Тебе нужна поддержка. И я вижу это, Хёнджин. Так что да – это стоило того, – Феликс мельком взглянул на сидящего сзади Хёнджина,оценивая его состояние. С виду он был спокоен и слегка раздражен,но Ликс чувствовал как ураган эмоций и шторм поглощают его изнутри, и Хван медленно тонет. – Что ты сказал им? – А что должен был? – ещё один взгляд, дабы оценить ситуацию и подсознательно держать всё под контролем. – Я сказал, что тебе нужна помощь и что пусть делают, что им будет угодно, но я поеду с тобой! – А если бы они тебя отправили в отпуск на неопределенный срок, ммм? – выплюнул Хёнджин и неодобрительно закивал головой, – Ты же знаешь, как Чин Ёну это не нравится. На всей группе, а в частности на нас, держится его прибыль. А сегодня из-за нас двоих у него могут возникнуть проблемы... – Знаешь, я тоже об этом подумал, но мою голову посетила другая мысль, и мне стало как-то на это по боку. Главной целью для меня было поехать с тобой и быть нужным... А деньги какого-то Джупика мне не важны, – Феликс улыбнулся своей солнечной улыбкой в переднее зеркало, пытаясь словить взглядом холодный взор Джинни и подарить ему чуточку тепла, но тот пилил запотевшее окно и следил за еле плывущими облаками, пытаясь унять бешеный бой сердца и скрежет зубов. – Глупый поступок, Ли Феликс...Очень глупый... Хёнджин попросту не хотел впутывать в свою семейную грязь этого невинного, горящего жизнью парня, который, казалось, мог улететь от одного дуновения. Хван не желал, а возможно просто не привык, что в его жизни есть кто-то,кому на него не наплевать. С детства Джинни приспособился, что он должен быть сам по себе, что никому нет дело до него, даже родителям, которые всю жизнь откупались от парня крупными бумажками и дорогими вещами. И только дедушка был его лучом света среди кромешной тьмы, человеком, что будет с тобой в самые гнусные и самые радостные моменты жизни. Но теперь не стало и его, и Хван Хёнджин остался один существовать остатки своих дней на этой дрянной планете... – Вот тут я бы с тобой поспорил, Хван Хёнджина... Лучше скажи, через сколько метров мне поворачивать? – Примерно через 200, там будет указатель, – пробубнил Хёнджин и прикрыл глаза, пытаясь сдержать слезы, которые вызвали теплые воспоминания с родным до боли человеком. Два парня держали путь в небольшой прибрежный город Кореи, где один из них вынужден был отправить в дальний путь дорогого ему человека, где молодой парень с хвостиком на затылке должен навсегда оставить часть себя и похоронить её в могиле с дедушкой, а второй суметь его вновь собрать и спасти. За окном дул сильный ветер, погода протестовала и горевала вместе с Хёнджином, который вырисовывал на запотевшем от дыхания стекле непонятные узоры, слегка ударяясь лбом о ледяные окна. Парень никогда не признается, что если бы не Феликс, сидящий на месте водителя, то он бы давно уже пробил дыру в голове и сдер кожу с рук, обнажая сосуды и вены, дабы хоть как-то притупить горький привкус боли у себя на языке, что расплывалась по всему телу. Было плохо, было больно, хотелось рвать волосы всё больше и больше с каждой минутой осознавания происходящего. Сразу не страшно, страшно потом, когда ты отходишь от шока и осознаешь, что на самом деле произошло...Сердце начинает дико стучать, а в теле образуется дыра, будто ты потерял самого себя, будто тебе живьём вырвали сердце . Вот так сейчас погибал в себе Хван Хёнджин,если бы не эти солнечные глаза, наполненные нежностью и счастьем, что так запомнились и полюбились пару лет назад, что так сильно ему нужны вчера, сейчас и на ближайшую вечность... *** – Примите мои соболезнования, Миссис Хван, ваш отец был прекрасным человеком, как жаль, что прекрасные люди уходят так рано, – какая-то женщина бурно выражалась свои соболезнования, когда Хёнджин и Феликс переступили порог здания, от которого за километр веяло скорбью, сожалением и нескончаемой болью. По приезде в небольшой городок парни остановились в небольшом мотеле, и Хёнджин несколько часов не мог собраться с силами и мыслями, дабы поехать и попрощаться с дедушкой. Парень не знал, чего он боится больше: столкнуться с реальностью и наконец дать понять мозгу, что его родной человек больше никогда не придёт к нему и не скажет, как сильно его любит. Или увидеть родителей спустя долгие четыре года, учитывая что они почти не общались. А в день, когда умер отец матери Хёнджина, женщина сбросила ему лишь небольшое сообщение: "Дедушка вчера скончался. Если есть желание – можешь приехать и проститься с ним, но сразу говорю, что тебя тут никто особо не ждёт и видеть не желает, но он этого хотел бы". Неприятно, больно и в самое сердце, зато правда. Правда, которая не является на самом деле правда. Правда, что является давним воплощением обиды, но не более. Правда, которая на самом деле ложь... – Ты точно готов? Мы всегда можем развернуться, – почти неслышно спросил у Хёнджина Феликс, заглядывая в холодные глаза-айсберги своими лучиками и сжимая незаметно холодную кисть, которая, как и весь Хёнджин, нуждалась в тепле. – Дедушка хотел бы, чтобы я пришел, Ликси, – Джинни немного расслабился и перестал злиться на Феликса, постепенно принимая заботу, к которой не привык, – Спасибо, что ты со мной... – Держись за меня –и будет лучше, пойдем, – выронил Ликс, и парни направились в сторону статных мужчины с женщиной, которые принимали слова горьких и таких фальшивых соболезнований. Даже после смерти не отделаться от этих лживых лицемерных глаз и наигранной грусти. – Хёнджин, ты всё-таки пришел? – стройная высокая женщина одарила своего сына морозным взглядом, напрочь не замечая Феликса. – И тебе здравствуй, мама. – Я думала, что у тебя не хватит совести к нам заявится, сын, – добавил за женой мужчина, смотря куда-то сквозь Хвана-младшего. Было явно видно, что его гадкое замечание было сказано, чтобы подольстить недовольной Миссис Хван и ещё больше накалить и без того тревожную атмосферу. – Отец, здравствуй... Я не к вам пришел, а к своему дедушке, поэтому можете сделать вид, что меня тут нет и продолжать дальше принимать слова горести от этих незнакомых и не причастных к этому действу людей, – ядовито выплюнул Хёнджин, даже не пытаясь быть хоть чуточку вежливым с родителями. – И ты смеешь такое говорить? Они непричастны не меньше тебя! – на лбу женщины выступили капельки пота, а скулы сжались от злости. Ей явно было неприятно вести этот пустой диалог и тратить своё дорогое время на сына,– Простится он пришел... А где ты был, когда дедушке было плохо? Где? – Миссис Хван слегка повысила голос, – Ах, да, простите, ты был на сцене и плясал ради незнакомых тебе людей, теша их непристойными движениями и гейскими нарядами, – громкие слова женщины звенел на задворках сознания молодого парня, оставляя пепельный осадок на органах. Он почти был готов разрушиться, как хрупкая ваза из фарфора, но всё ещё стоял и молча выслушивал претензии материи, пока за спиной его руку держал Ли Феликс, обычный мальчик, приехавший из-за океана, но ставший частью его. – Тебе нечего ответит? Да, Хёнджин? – женщина ещё одним пренебрежительным взглядом окинула своего сына, поддаваясь назад, – У тебя есть пару минут. Я пускаю тебя к алтарю, а потом ты покидаешь это место и больше никогда сюда не заявляешься! – высокая дама развернулась и на каблуках направилась в другой конец зал, подхватывая с собой мужа, который одел своего сына в такой же невидимый наряд пренебрежения и осуждения, на кой его спектр эмоций и мимики были способен. Ли Феликс немного оторопел от сказанных слов и такого непростительного поведения родителей. Возможно, он чего-то не знал и не понимал, но, чтобы ни случилось, Хваны не имели право себя так вести, особенно на похоронах. Хёнджин наконец смог расслабить челюсть и отпустить маленькую кисть Ликса, которую держал всё это время, сжимая до побеления, но Феликс и слова не проронил, продолжая стоять в тишине, потому что понимал, что это сейчас нужно Хёнджину. И пусть сломается каждая его косточка, каждый хрящик, но он все равно будет, стиснув зубы, держаться за эту кисть, потому что ему так станет легче.. – Они...они не со зла, Джинни, – каждое слово, что выдавал Ли, нужно было выбирать обдумано, чтобы не дать рассыпать на осколки этой искромсанной душе, –Просто, дай им время. У вас всё наладится, обещаю – рука прошлась по лопаткам, оставляя, даже через ткань черного костюма приятное тепло на коже. – Знаю, Феликс... Мне дали несколько минут, надо ими воспользоваться. Дедушка бы не хотел, чтобы на его похоронах ссорились и устраивали разборки, – Хёнджин снял обувь и ступил к роскошному алтарю, где стоял улыбающийся портрет его родного человека. Если бы не черная лента, что обтягивала расписанную деревянную раму, Хёнджин бы не поверил, что на него смотрит человек, который почил. Ледяная рука коснулась не менее холодного стекла, вычерчивая на нем знакомые очертания и такую светлую улыбку. В этот момент пошла первая крупная трещина по телу Хвана-младшего, которая потянет за собой дальнейшее разрушение. Слеза покатилась по бледной щеке, а за ней и реки соленых дорожек начали опоясывать заостренный скулы. Больно. Очень больно. Хотелось разбить эту чёртову рамку, скинуть с алтаря цветы и вытащить из гроба мертвого, заставляя его подняться, но вместо этого Хёнджин поправил трясущейся рукой ленту на портрете и наклонился, дабы прошептать дедушке слова, что не успел сказать при жизни: – Деда,ты слышишь меня, – выходило очень оборвано, а комки из фраз еле формировались, но сказать нужно было, – Пожалуйста, услышь меня...Я, я, знаешь я, – слезы закапали на цветочный алтарь, а Феликс насторожились, следя за наклоннённым Хёнджином, – Ты знаешь, что я не хотел тебя бросать, не хотел... Ты был единственным, кто не бросал меня никогда и был со мной, когда было действительно плохо, – шепот парня переходил в громкий монолог, на который мало-помалу начали оборачиваться собравшиеся зеваки, – Просто это был мой единственный шанс сбежать из-под их опеки и зажить полной жизнью... Они... они бы не дали мне жить. Я не хотел становится как они, не хотел, – Хёнджин покрепче ухватился за каменные края небольшой пристройки, пока капли с его лица падали на запечатленное навеки улыбающееся лицо мужчины в возрасте с веснушками на щеках, – Цена этого спасения была утрата тебя.... Я не хотел тебя бросать так, так было нужно... Мне так жаль, если бы я только тогда...,– ещё одна крупная трещина, которая цепной реакцией повлекла за собой великое крушение. Крушение, которого так боялся Феликс, крушения, которого им не удалось избежать... Хван Хёнджин упал на колени перед алтарём, хватаясь за светлые локоны и закричал, смешивая раздирающий душу вопль с потоком горячих горьких слез. Ему казалось, что крик его сотрясает стены здания, от чего они начали рушиться и падать на него. Ему хотелось разрушиться вместе с этим зданием, ему хотелось умереть, пасть под землю и вырвать из себя это чертово сердце, которое пронизывали тысячи игл фантомной, но такой невыносимой боли. Для Хвана младшего это мгновение раскола на маленькие частицы длилось целую вечность,пока мир вокруг него дрожал и трескался, а от слёз не становились легче, на деле прошло всего пару секунд. Пару секунд, пока Феликс в спешке подлетал к Хёнджину, в надежде закрыть его от всего мира, даря тепло, защиту и любовь. Он снял с себя пиджак, прикрыл им Хёнджина, уводя того из зала от посторонних удивлённых, осуждающих глаз. Сейчас целью Ли было унести ещё не полностью развалившееся от боли тело, а уже потом собрать по крупицам в который раз. «Толпа людей. Крики, мать и отец с осуждающими взглядами. Всё серое и такое нечёткое, и только Ли Феликс какой-то яркий, выразительный и как всегда родной... Всё в пелене, ничего не видно, а уши заложило как в зоне турбулентности самолёта. Ветер обдувает и замораживает заледенелые щеки... Ничего не чувствуешь, наконец, пусто и так всё равно... Немного колит бок и в районе груди. Что-то теплое, на моей руке, а это его рука, точно... » – текли за Хёнджином и его мысли, пока Феликс в спешке вел небольшую машину к мотелю на окраине забытого, ничем не примечательного городка. *** Сколько прошло времени. Который сейчас час, и почему болят ребра и сердце под ними? Опять куча вопросов, на которые не имеется ответов. Хёнджин привстал с кровати и потёр вспотевшие виски. За окном стояли сумерки и почти не было слышно звуков машин,а это значит, что после похорон Хван-младший проспал как минимум часов пять. Как только Феликс и Хёнджин зашли в номер, разделенный на две комнаты, Джинни свалился на свою кровать и зарыдал, громко, практически в голос, пытаясь вытянуть нитью бесконечный поток солёной жидкости и противной горечи утраты. Феликс же в это время устроился на кровати рядом с ним, вжимая парня в себя как можно крепче, дабы забрать хоть небольшую часть боли, что испытал и испытывал Хван. Если бы можно было – Феликс забрал бы всё до последней капли, принимая в себя разрушающий яд. Ради парня, с выбеленной тысячами окислителей и красками макушкой, он бы разбился вдребезги падая с высоты, только бы Хёнджин упал на него и спасся. Ликс бы не раздумывая вырвал себе сердце и вручил его Хвану, если бы тот об этом только попросил. И всё этого пошло с того самого дня, когда эти прохладные глаза наполнились теплом и улыбнулись Ли Феликсу, когда тот переступил порог маленькой студии. Легче стало, теперь не так болит, но теперь стало холодно, очень. Через дыру в груди проходил ледяной ветер, хотелось согреться, заполниться, быть нужным и любимым. – Джинни, я думал, что ты ещё будешь спать, – Ликс прикрыл дверь номера и неспешно подошёл к Хёнджину, боясь сломать эту хрупкую вазу неправильным вздохом, – Прости, что ушёл, я... я просто, – тяжело что-то говорить в такой ситуации, особенно, когда видишь человека, что любишь больше чем себя, таким убитым и неживым. – Ничего, всё в порядке, ты не обязан со мной сидеть. Феликс театрально закатил глаза, явно показываю Хёнджину, что тот по-другому, не может, да и Хёнджин явно осознавал, что Ликси, солнечный парень из Австралии, родился таким особенным для Хван Хёнджина. – Ты что будешь?– поинтересовался Ли, глядя на укутавшегося в плед, такого сонного и растрёпанного Джинни, – У нас есть круассаны с шоколадной и банановой начинкой. Ещё шоколад, разные снэки и батончики. – Ликси начал с азартом вытаскивать из набитого пакетика кучу сладостей, выкладывая их перед Хёнджином, пока тот, вылупив глаза, смотрел на гору их будущего сахарного диабета, – Также мармелад, пончики, и.... Хван младший почти смеялся, а в уголках бледных щёк заиграло что-то наподобие темной улыбки. Хёнджин поднял тяжёлый стеклянный взгляд на Феликса и тепло посмотрел на него. – А что-нибудь не сладкое ты купил, Ликси? – Не сладкое....? – Ли растерялся и виновато посмотрел на сидящего в пледе, – Я как-то и не подумал, – Феликс присел на краешек кровати и опустил голову. – Эй, Ликси, всё отлично. Я как раз таки хотел пончик с банановой начинкой, – Хёнджин схватил упакованную в разноцветную бумажку сладость и быстро закинул её в рот, набивая щёки едой. Есть не очень хотелось, точнее от еды хотелось блевать. Желчь подступала в глотку даже от небольшого количества проглоченного воздуха. Казалось, будто в желудке дыра, как и во всем теле. Но Хёнджин старательно пережёвывал и выдавливал на лице жалкое подобие радости, только бы не расстраивать лучик света, что сидел с ним рядом, боясь, что и тот может потухнуть. Феликс был явно очень доволен, потому что с неким восхищением и неподдельным восторгом следил за жующим Джинни. – Знаешь, – Хван развернул обёртку, разглаживая её, и посмотрел на картинку красиво и аппетитно нарисовано пончика, – Однажды, на мой день рождения, когда родители уехали по делам и оставили меня одного дома даже без тортика, мой дедушка приехал ко мне, и мы приготовили чудесные пончики. В тот день, – на глазах начали вновь появляться слезы, а воспоминания изрезали в клочья сердце, которое и без того было смято, – Я позвонил дедушке в слезах и нажаловалась на родителей, говоря, что они даже не вспомнили про мой день рождения. Тогда он приехал ко мне с небольшим подарком и ингредиентами для пончиков, – счастливые воспоминания с человеком, которого уже никогда рядом не будет, ломают больнее, чем удары и повреждённые сломанные костей. Хёнджин уже не мог сдержать новую волну боли, что подступала очередным тяжелым цунами, да и не хотел, потому что доверил Ли Феликсу себя, свою душу и боль ,зная, что Феликс излечит, – Мы весь вечер готовили пончики, паралельно смотря мультики, а потом он сложил их все на тарелку, полил карамелью и поставил свечку, которую я в конце задул... Он попросил загадать желание, но никому его не рассказывать, я так и сделал... Это был лучший день рождения в моей жизни, потому что кому-то было на меня не всё равно. Тяжёлые капли падали на серые штаны, обрамляя шею и щёки. Тяжело, очень, но Хёнджин справиться, ведь у него есть Ликс. Феликс положил свою ладонь на слегка трясущиеся руку Хвана и крепко сжал её, потому что единственное, что он сейчас мог ему дать – это своё крепкое плечо и поддержку, веру в то, что Ли никогда не уйдет, и теперь навсегда будет рядом, даже в самые несладкие минуты. – А знаешь, что я загадал? – Хван поднял свои покрытые солёной жидкостью глаза на Феликса, ища в нём приют для своего израненного сердца, – Я хотел, чтобы дедушка был в моей жизни всегда... Всегда любил и поддерживал, – его голос неистово дрожал, а сам парень готов был сорваться на очередной вопль и дикий крик, так было больно, так ломало, так хотелось вновь разрушиться, но Феликс не позволит. Только не с ним, только не в его смену... Ли притянул Хёнджина к себе и вжал его в свою грудь, давая тому и поплакать, и покричать. Ликс хотел тем самым втянуть в себя больше боли, наконец вознаграждая Хёнджина желанным спокойствием, освобождением и заслуженным покоем. – Джини, он не ушёл, – Ли поднял голову заплаканного парня и прямо в губы проговорил целебные слова, произнося их как мантру, – Он будет всегда рядом. В тебе течет его кровь, ты видишь в зеркале схожие черты, а самое главное: он будет жить тут и тут, – Ликс слегка ткнул пальцем в грудь, указывая на сердце и на лоб, – В твоих воспоминаниях. Пока ты помнишь он будет рядом с тобой. Все ушедшие живы, пока о них кто-то помнит, знай это, – последние слова были почти шепотом и произнесены в парочке миллиметров от лица Джинии. И то ли это было очаровывающее влияние Феликса, то ли желание быть любимым и нужным во всех смыслах этого слова или же и то и другое, что Хёнджин прильнул к чужим губам, завлекая их в тягучий, с привкусом банановых пончиков, поцелуй. Его губы встретили уже разомкнутые губы Ли. Два языка в поспешном танце сплелись между собой. Хёнджин за талию притянул Ликса к себе и усадил на колени, проникая глубже во влажное пространство. Феликс не сопротивлялся, не задавал лишних вопросов, а наоборот ждал этого. Понимал, что это единственный способ Хёнджину сейчас прийти в себе и почувствовать себя живым человеком с бьющимся сердцем, а не ходячим мертвецом... А разговоры наподобие, «что это было, и мы же просто хорошие друзья», парни оставят на потом, когда солнце будет высоко, а мозг так сильно не будет опьянён феромонами и витающей в пространстве любовью, отчаянием и болью. Это случилось бы рано или поздно, потому что уж слишком часто они невзначай клали руки на бедра друг друга, ревновал и подглядывали друг за другом, когда переодевались. Ли Феликс давно полюбил Хван Хёнджина, а Хван Хёнджин нашел дом и любовь в Ли Феликсе. Они хотели друг друга, и сейчас был шанс заполучить тело, сердце и душу всецело и полностью, а уже завтра решать, как жить дальше, и что с этим делать. Только завтра их ждёт серьезный разговор по поводу отношений, и только завтра они будут сидеть, смущённо глядя друг на друга. Язык Хёнджина вылизывал каждый уголочек маленького ротика Феликса, стараясь тем самым зализать свои раны. Длинные пальцы начали проникать под ремень брюк, которые уже трещали по швам в области паха у обоих парней. Возбуждение в маленькой комнате пропахшего до кирпичиков мотеля нарастало по мере того, как два языка сплетались всё больше, а разгоряченные тела вжимались всё крепче. Хёнджин одной рукой пытался снять туго затянутый ремень штанов Феликса, пока тот поглаживал пах Хёнджина через штаны, стараясь принести ему максимальное удовольствие. Ликс отпрянул от мокрых вспухших губ Хвана, давая ниточке из слюны стечь по подбородку. Парень быстро стянул штаны вместе с нижним бельем и, без всякого смущения, полуголый, вернулся на колени Джинни, который всё это время дьявольским, жаждущим взглядом готов был в эту же секунду пробовать сладкого Феликса на вкус во всех местах. Феликс вновь подплыл к вишнёвым губам, давая и себе в меру насладиться тем, о чём ещё пару часов назад не мечтал. Они ловили момент, пока всё было просто, пока не наступило утро и пока Хёнджин сломан. Ему нужен был клей, дабы собраться из осколков, и этим клеем в эту и последующие ночи, дни будет Ли Феликс, но только сначала им придется поговорить. С члена Феликса уже стекала вязкая жидкость, и он покрепче вжался в Хвана, давая ему почувствовать возбуждённую плоть всем телом. От мокрого пятна на смятой белой рубашке пробежали ледяные мурашки, а в горле застрял ком. Хёнджин не знал, что этот милый ангел может быть настолько открытым и таким сексуальным. Ликс выгибался в пояснице, обхватывая Хёнджина за спину и цепляясь в его губы своими, не давая сделать даже небольшого глотка воздуха. Несмотря на дикое волнение и кроличьей сердечко, Феликс продолжал медленно тереться пахом о ногу и таз Хвана, закусывая потрескавшиеся губы. С его губ слетали тихие стоны,пока Хёнджин готов был кончить от одного такого вида веснушчатого мальчонки , который ещё пару дней назад рассматривал в автомате игрушку жёлтого цыпленка, выпрашивая своего хёна купить ему презент, а сейчас так пошло, но всё ещё как-то невинно занимался петтингом, сидя на другом парне. Хван одним движением крепких рук уложил Ли на кровать, которая, казалось, сейчас поглотит в себя этого хрупкого парня, не давая Хёнджину насытиться вволю. Где-то в тревожных уголках черепной коробки Хвана промелькнула страшная мысль, что и Ли Феликс, последний его родной человек, может тоже взять и вдруг исчезнуть, не предупреждая. Глаза защипала солёная жидкость и Хёнджин немного отстранился,чем вызвал недовольство лежащего. Феликс приподнялся на локтях и тёплыми лучами, что исходили из глаз, улыбнулся Хёнджину, вселяя в разбитое сердце огонек вечно горящей веры. Опухшие губы прильнули к бледной щеке и поглотили в себя маленькие капельки слез, забирая с ними и боль, и разочарование, и недоверие. Одну за одной Ликс начал целовать и слизывать слезинки,оставляя на впалых скуловых костях зияющие дыры от сладких ожогов. Возбуждение вновь перебороло страх и тревожность, Хван Хёнджин резко, но в то же время бережно вернул Ли Феликс в прежнее положение, нависая над ним. Длинные фаланги расстегнули ремень штанов и откинули их вместе с боксерами в дальний угол. Сегодня они точно не понадобятся. Хван расстегнул рубашку Феликса и небрежно откинул края вдоль тела парня, с жадностью впиваясь в соски Ликса. Его хищный взгляд с диким вожделением смотрел прямо на красного Феликса, который готов был взвыть от накатившей волны возбуждения. Хван ласкал языком то один, то другой сосок, при это издавая пошлые звуки и глядя с оскалам на своего мальчика, который то и дело выгибался и прикусывал алые губы. Феликса хотела уже наконец получить долгожданную разрядку и закончить это, потому что узел в паховой зоне так сильно затянулся, что хотелось кричать и дико стонать. Предэякулят сочился из члена, стекая вниз. Но Хёнджин не хотел, чтобы это закончилось так быстро, поэтому он прижал руки Ли к кровати, зажимая тонкие ноги меж своих и касаясь затвердевшим членом молочной кожи, усыпанной солнечными звёздами, которые видны были даже на ногах. Ликс уже чуть ли не пищал о том, что хочет наконец кончить, поэтому Хван решил перестать играть и наконец свершить задуманное, всё-таки как-никак Ли Феликс сам изъявил желание заняться любовью, руша между двумя парнями всякие границы дозволенного, поэтому можно пойти ему навстречу. – Чего ты хочешь, мальчик мой?– Хван сладко прошептал эти слова на ухо Ликсу, оставляя рядом ожог от поцелуя. – Хван, хватит издеваться, – Ли Феликс в шутку выругался. – Ты сам разделся и уселся на меня, хотя знал как я люблю растягивать удовольствие. И секс для меня – не исключение, – Хёнджин закусил мочку, ожидая ответа. – Джини, тебя, я хочу тебя, в себе, очень... – Насколько сильно? ммм? – Отсюда и до других галактик... – Ладно, так уж быть, – Хёнджин достал из сумки смазку и растер холодную вязкую массу по всей длине фаланг. Один палец проник во влажное пространство, нащупывая простату и растирая и без того податливые стенки. Пальцы Хвана быстро работали, а вместе с этим комната заполнялась приглушенными стонами и иногда нецензурной бранью. Когда три пальца свободно входили за колечко мышц, Ли Феликс так ёрзал и вжимался в воздушный матрас, что казалось, будто он сейчас порвётся, поэтому Хёнджин, не теряя драгоценное время, растер смазку по твёрдому члену и медленно вошёл в Ликса. Тот немного вскрикнул от боли, что вдруг сменила возбуждение, снимая напряжение в паховой зоне. Хван медленно двигался, давая привыкнуть к своим размерам и темпу, приглушая небольшую боль редкими ласками пениса Ли и жаркими поцелуями. Боль прошла и практически полностью сменилась на спектр новых, таких приятных и удушливых эмоций и чувств, когда стенки стали растянутыми и податливыми, а головка касалась простаты. С каждым новым толчком Хёнджин наращивал темп, возвращая на лицо Ликса прежний румянец, а в хриплый бархатный голос стоны. Через некоторое время Феликс поднял парня и сам начал двигаться на толстом венистом члене, насаживая головку на комок с нервами. Долгое ожидание и волна дикой страсти повлекла за собой долгожданную разрядку. Феликс изогнулся в спине и кончил на живот Хвана. Хёнджин придержал его за спину, давая пару секунд отойти, а затем Феликс продолжил свои движения на Хёнджине, сжимая сфинктер для большего эффекта. Феликс обхватил руками шею Хвана, оставляя на ней космические пятна сладкими воздушными губами. Хёнджин стонал на ухо Ли Феликсу всякую непристойную дичь,вызывая дикие мурашки на коже "мальчика". Последний толчок и теплая вязкая жидкость излилась внутрь Ликса, заполняя его изнутри семенем. Хёнджин выдохнул и уложил на кровать Феликса, резко ставшего сонным из-за нахлынувшей усталости тяжёлого дня. Хван помог избавиться от спермы внутри и обтер Ли салфетками, бережно накрывая одеялом своего неодетого друга (?). А затем и сам лег с ним рядом, убирая мокрые локоны со лба и целуя в висок. Даже через закрытые веки был виден его блеск в глазах, а уголки губ приподнялись в уставшей улыбке. – Ликси, пообещай кое-что – Ммм? – Не бросай меня, чтобы ни случилось, ладно? – Не брошу, Джини, – зашептал темной фигуре Ликс. – Обещаешь? Ликс приоткрыл один глаз и взглянул на рядом лежащего парня, который был окутан тьмой. – Если нужно будет, то я заберу тебя к себе в Австралию,и мы там поженимся. С этого момента и до конца, Хван Хёнджин, – Феликс сжал ледяную ладонь, давая понять, что в его словах нет ни капли лжи. И Хёнджин поверил. Поверил, потому что этому мальчишке хотелось доверит в руки нож, зная, что холодное лезвие никогда не будет приставлено к шее. Хёнджину хотелось верить, потому что Ли Феликс однажды его спас и собрал по крупицам из пыли. И сделает это снова и снова. Ли Феликс будет ползать и искать каждую частичку, которую потерял Хван Хёнджин во время разрушения, возвращая ее на прежнее место, как пазл. Феликс воссоздаст Хёнджина из пепла, спуститься в ад ради него и дарует целый мир, лишь бы Хван-младший хоть на секунду озарился улыбкой и почувствовал себя живым "иногда несчастье и удача приходят в одном обличии. мне до сих пор сложно различить их"