***
Иногда они просто находились вместе в Челомее, когда "телохранительниц" шефа не было рядом, и просто молчали. Тишина, можно сказать, была негласной основой их взаимоотношений. Она никогда не была напряжённой или давящей. Совсем нет. Она просто была и обоих более чем устраивала. Шума ведь всегда и без того достаточно. Майор не любил говорить без дела. Дмитрий Сергеевич же — слушать пустую болтовню. Дмитрий Сергеевич любил лаконичность, полезность и когда всё исключительно по делу. «Краткость — сестра таланта, Сергей.» — повторял он. И, наверное, был во многом прав. Нечаев как-то подметил, что если весь смысл информации не умещался в рамках правила так называемых "первых двух-трёх предложений" — то Сеченов просто воспринимал её как бесполезную, переставал слушать и погружался куда-то снова в свои собственные мысли. Думал он много, но о чём именно — известно только ему одному. Когда, например, перебирал файлы, педантично складывая их в аккуратные стопки, читал книги или заполнял отчёты для Политбюро. В такие моменты майор часто просто наблюдал за ним, а тот, кажется, вовсе этого не замечал, продолжая выполнять рутинную работу с заученной точностью. Иногда он на несколько мгновений словно бы "зависал" и, казалось, даже не дышал. В такие моменты Дмитрий Сергеевич напоминал больше отлитую из мрамора скульптуру, застывшую в недвижимой позе, с таким же лишённым эмоций выражением лица, сведёнными бровями и тяжёлым задумчивым взглядом. Почему-то в голове сразу нарисовался образ той самой знаменитой статуи из Франции. "Мыслитель", вроде, называлась. Нечаев как-то увидел её где-то мельком то ли в газете, то ли ещё где. Память часто подводила его в последнее время, но название почему-то отпечаталось. Эта мысль заставила про себя усмехнуться. Иногда Сеченов отвлекался на некоторое время. Иногда мог даже что-то прочитать, процитировать, а потом спросить Сергея о чём-то, конечно же, слишком замудрённом и для майора совершенно непонятном. Поэтому чаще всего он просто терялся, и как пристыженный школьник глядел в пол. Не разбирается ведь он во всех этих научных терминах и политических делах, а в мыслях каждый раз хотелось сказать мол:« Ну не я же здесь академик, в конце-то концов, Дмитрий Сергеевич!». Тогда обычно Дмитрий Сергеевич, словно бы прочитав его мысли, смотрел на Нечаева беззлобно и улыбался одними уголками губ. Слишком натянуто-формально, будто бы выучено по какому-то глупому справочнику с бесполезными советами. Улыбкой это и не назовёшь, но по другому, кажется, он и не умел. А если задуматься, то Сергей вообще никогда не видел, чтобы Сеченов искренне улыбался или хотя бы чему-то просто радовался. Бывали, конечно, эпизоды, когда он мог увлечённо рассказывать о своих планах, и тогда его лицо из вечно скучающего будто бы преображалось и становилось хоть немного похожее на живое человеческое, а не на посмертную маску. Но подобное случалось крайне редко. И почему-то майор старался это запомнить. А ещё были те редкие моменты, когда улыбка Дмитрия Сергеевича всё же менялась. Незначительно, правда, но словно уголки губ поднимались чуть выше. И тогда Нечаев мог поймать на несколько мгновений "наваждение" — проблеск искренности в чертах Сеченова, прежде чем всё снова вернётся к привычному безразличию ко всему окружающему. Тогда внутри разума майора что-то замыкало и переворачивалось вверх дном, заставляло снова и снова в замедленной съёмке памяти пересматривать эти короткие моменты. Снова и снова.***
На самом деле, порой, когда уснуть бывало невозможно из-за мигрени — мягко говоря, самого неприятного последствия травмы, майор Нечаев задумывался: а почему вообще Дмитрий Сергеевич так снисходительно к нему относится? Кроме физической силы в нём нет ничего особенного. Не помнит о себе буквально ничего. В роботах тоже профан. Да и собеседник из него, особенно для профессора-нейрохирурга никакой. Почему тогда он позволяет быть рядом? Майор, конечно, не знаток, но неужели окружение шефа было настолько посредственным, что он предпочитает играть в молчанку с Сергеем, нежели находиться в обществе тех, с кем можно было бы хотя бы нормально про эту их науку и прогресс поговорить? А кто вообще окружает Дмитрия Сергеевича? Только члены партии, где у шефа, похоже, больше недоброжелателей, чем союзников. Ну и ещё подхалимов всяких хватает, вроде того же Штокхаузена, чтоб его... «Ну да, если подумать, такое себе общество... Неудивительно, что большую часть своего времени он проводит в одиночестве с этими железяками» Когда они в очередной раз были в том самом огромном зале, с панорамными окнами на всю стену, а безлицые гуляли где-то за его пределами, Нечаев всё же решился спросить о чём-то подобном. Так, из интереса, не рассчитывая, что Сеченов вообще ему ответит. Но он ответил. На этот раз. — Мне просто нравится твоя компания, П-3.— Как всегда кратко и без каких-то объяснений, при этом не отрывая взгляд от электронной панели перед ним. Минутой позже он всё-же негромко добавил: — Привычно. Он повернулся к Нечаеву, который находился по левое плечо от него, и на мгновение на губах вместо обычных уголков промелькнуло то самое наваждение. Выражение лица смягчилось, и время для майора чуть не замерло на вспышке. Но момент быстро заканчивается. Дмитрий Сергеевич уже снова смотрит на панель к Сергею спиной, как и до этого. Только вот сам Сергей не может пошевелиться ещё, кажется, десять секунд. Он ведь частный агент. Он ведь не девчонка же какая, а только одного взгляда и полуулыбки от объекта восхищения хватило, чтоб чуть не отправить его прямиком в обморок. Даже впервые неловко как-то. Хочется поскорее уйти. А ещё курить охота. «Нужно запомнить. Запомнить. Запомнить. Запомнить.»***
Дмитрий Сергеевич Сеченов всё ещё является самым холодным человеком, которого только знает майор Нечаев, но было всё-таки под этой холодностью что-то ещё... Он не знает, почему именно шеф стал таким. Быть может, это цена за знания и прогресс, который заставляет двигаться от эмпатии в сторону холодного расчёта. Быть может, это влияние роботов, потому как чем больше ты проводишь времени среди этих бездушных машин, тем больше уподобляешься и теряешь свою человеческую натуру. Кто знает? Дмитрий Сергеевич — идеал рационализма, возможно, самая настоящая живая загадка человечества. Холодная, тихая, отчуждённая. Вряд ли Нечаев полностью поймёт его вообще когда-либо, но ведь никто не мешает ему хотя бы попытаться. И возможно, он однажды сможет узнать, что скрыто за маской наваждения. Возможно, он сможет даже когда-нибудь увидеть его искреннюю улыбку, а не блеклые уголки губ. Возможно.