is it tasty?

      У Мико взгляд всегда лживый.         Она мастерски скрывает истинные эмоции. Сменяет маску за маской, улыбается обманчиво обольстительно, сверкает плавленным пурпуром в розовых радужках. Большинство людей не способно разглядеть ее за тысячью отученных на зубок эмоций, они ведутся на предлагаемое легче легкого, почти охотно, словно желая быть одураченными. Откуда им знать, что есть настоящее в Мико?         Эи знает.         Конечно, кицунэ не всегда была такой, какая есть сейчас. Райдэн с теплотой лелеет воспоминания о ней прошлой, еще не наученной опытом бесчисленных веков, наивной, робкой. То были времена, когда юную жрицу можно было заставить сделать все, что тебе заблагорассудится, только подсунь под ее носик порцию только что приготовленного жареного тофу. То были времена, когда она легко позволяла себе свернуться нежно-розовым клубочком на коленках кагэмушу.         Эи была одной из единственных, с кем подобное Мико себе позволяла. И прошедшие века не наградили ее иной близкой душой.         Райдэн знала, что ее вина перед Мико непоправима. Один взгляд на лисицу отзывался колкой болью в сердце, но разве могла она что-то исправить?         — Сколько лет ты провела без меня? Тысячу? — как-то раз горько поинтересовалась Яэ, искусно маскируя горечь под насмешливый праздный интерес. — Медитация в Эвтюмии, битва с марионеткой... Тысяча выходит, да? Удивительно, как ты все еще помнишь мое имя, правда...?         Эи не говорит тогда, что забыть ее она физически не может. Не сознается, что это, наверное, единственное, что действительно никогда не сможет подвергнуться эрозии в ней. Память о Мико будет цвести, цвести вопреки и цвести больно, с колючками на незримых лепестках. Райдэн смогла постигнуть саму Вечность, но совсем не тем образом, какой искала веками ранее.         Но есть ли смысл сокрушаться тогда, когда уже поздно?         — Эи, ты меня слушаешь? — тычок в живот. — Я что, с пустотой болтаю?         Наверное, нет. Особенно учитывая то, что Мико нашла в себе силы простить ее.         — Извини. Задумалась.         Райдэн гладит кицунэ ласково по макушке, чешет за ушком так, как она знает, лисице нравится. И Яэ, довольная, лежит затылком на ее коленках, пока сама Архонтка с нежностью рассматривает родные черты лица, сидя вместе с фамильяркой под сенью высокой сакуры на холме.         — Надеюсь, обо мне? Не смей думать ни о чем, кроме меня. Иначе я обижусь. Я имею право требовать внимания к своей персоне после всего, правда ведь?         Мико таит обиду, наверное. Слабую, спрятавшуюся крохотным огоньком где-то на краю ее сознания. И все же она простила Эи быстро, вцепилась в ее извинения, как в излюбленный жареный тофу. Мгновенно и без серьезных раздумий. Возможно, она сочла излишним еще один десяток лет, полный безмолвия между ними. Возможно, она слишком истосковалась по длинным пальцам, так правильно и знающе гладящим ее ушки, и не посмела и мыслить о еще одной секунде порознь.         Эи просто была рада. И Мико, если и любила напоминать ей о неизмеримо огромном долге перед собой, то только тогда, когда хотела вытянуть из нее еще один влюбленный поцелуй в губы. Хотя, по правде, Райдэн не нужны были эти напоминания, чтобы целовать свою кицунэ.         — О тебе, — подтверждает Эи с мягкой, короткой улыбкой, перебирая нежно-розовые волосы в пальцах.         — Ох, как приятно слышать, — лисья ухмылка. — О чем конкретно?         — О том, возможно ли все еще обвести тебя вокруг пальца с помощью одной порции жареного тофу.         Эи тихонько смеется, когда Мико пихает ее локтем.         — Ха-ха. Эи, тебе ли припоминать такое, когда у меня с собой есть молоко с данго...?         Фиалковые глаза тут же засверкали, округлившись, и ладонь Эи замерла на волосах жрицы.         — Ты принесла молоко с данго?         У Райдэн выражение лица такое восторженно-обнадеженное, как у ребенка, которому пообещали коробку самых разных конфет в честь праздника. Мико звонко хохочет, откидывая голову назад на чужих коленках, а затем резко садится, тяня руки в сторону своей сумки. Она вытаскивает бутылочку искомого, задирая ладонь вверх, подальше от уже загоревшегося взора своей Архонтки, и дразняще трясет молоко в пальцах.         Эи дуется, и Яэ вновь смеется.         — Как я могла оставить свою Богиню без сладкого? — кицунэ прикусывает нижнюю губу, глядя игриво. — Но...! Ты должна мне кое-что столь же сладкое взамен.         — Что же? — ничуть не удивленная и уже привыкшая к дразнилкам Яэ, интересуется Эи. — Поцелуй?         — О, как бы не так, Эи. Это явно уже стало слишком простой задачкой для тебя, не так ли? — Мико щурится, и пара лепестков сакуры проносится романтично за ее спиной, сорванная незванным слабым порывом ветра.         — Тогда что?         Мико мгновение молчит, словно обдумывая, не слишком ли нагла и откровенна будет ее просьба. Но размышления не длятся долго; кицунэ облизывает губы, удобней располагаясь на выстеленной на траве простыньке. Она вытягивает ноги, чуть сгибая их в области коленок, как бы образуя заманчивое пространство между ними. Ладони хлопают с намеком по коленкам, и глаза Эи округляются.         — Садись сюда и я напою тебя твоим молоком, — ухмыляется бесцеремонно Яэ.         — М-Мико! Нас могут увидеть...!         — Замечательно! Пусть знают, кому принадлежит их Богиня.         Собственничество Мико не отталкивает, а наоборот, притягивает. Простая и четкая концепция - Эи принадлежит Мико, а Мико принадлежит Эи. Легко и до невозможного правильно. К тому же, разве смеет Райдэн перечить хоть словом после всего, что пришлось терпеть Яэ на протяжении сотен лет?         Пожалуй, нет.         Эи двигается к ней с заметной неуверенностью, слишком смятенная своим грядущим положением, но Мико быстро хватает ее за руку, рывком втягивая меж разведенных колен. За пару мгновений Райдэн оказывается в тесных объятьях своей кицунэ, и Яэ кладет подбородок ей на плечо с теплым смехом. Эи внутренне неизбежно тает, окруженная со всех сторон своей фамильяркой, и расслабляется в чужих руках.         — Умничка, Эи, — похвала отзывается безмолвным смущением в Архонтке. — А теперь...         Перед лицом Райдэн оказывается заветная бутылочка, из-за которой все и началось, и на нее наконец накатывает полное осознание того, что хочет сделать Мико.         — Нет! Я сама...!         — Не-а, тогда я тебе его не дам, — рука тут же уходит от лица.               — Мико! Это слишком!         — Тц. Эи, разве ты сейчас в том положении, чтобы перечить мне...? — шепот внезапно касается самого ушка, отдавая горячим дыханием и пуская мурашки. Пальцы жрицы скользят по чужим коленкам, сведенным и притянутым ближе к груди, когда молоко отставляется в сторону. — Ну же, будь хорошей девочкой.         — Мико, это неуместно, — старательно ровным голосом пытается отнекнуться Эи. — Я Электро Архонтка, ты не можешь называть меня... так.         — Хорошо! Я больше не буду, если ты сейчас послушно откроешь ротик и глотнешь своего несчастного молочка, — фыркает Мико, вдруг обхватывая ее челюсть пальцами левой руки.         Эи чувствует себя игрушкой в чужих руках, когда Мико пытается приоткрыть ее рот. Пожалуй, она поддается ее пальцам слишком легко, и вот кицунэ уже тянется к бутылочке сладкого молока, пока Райдэн пытается не провалиться сквозь землю от стыда. Она сначала жмурится, словно мечтая спрятаться от возникшей ситуации, а потом покорно открывает рот шире, подрагивая от нервов и большого пальца Яэ на ее нижней губе.         Горлышко оказывается прямо у ее губ, и Эи пьет. Мико над ее ушком тихо смеется, вытирая покатившиеся мимо капельки, и Райдэн чувствует, как горят ее уши. Она отстраняется резко, отказываясь пить дальше и упираясь спиной в грудь кицунэ, и та спешно поднимает горлышко, не позволяя ни капли упасть на одежды Архонтки.         — Вкусно? — со смешком интересуется Яэ.         — Ради чего это было...? — красная, как рак, шипит Эи уязвленно.         — Ради этого выражения на твоем лице, — Яэ чуть поворачивает лицо красной правительницы, наслаждаясь ее скачущим взором. — Ну, неужели это было так плохо?         Эи отказывается отвечать, ощущая себя загнанной в угол. Мико за прошедшие пятьсот лет действительно сильно изменилась. Она точно знала, чего хочет, научилась умело манипулировать окружающими людьми и, казалось, видела Эи насквозь. Ее взгляд - острый, проницательный, такой, какого не может быть ни у кого иного. Яэ читала ее так просто, как очередной легкий роман своего издательского дома, и обладала такой властью над ней, какую неприемлемо иметь кому угодно над своим Архонтом.         Но, увы, это было так, и Эи не была способна что-то изменить здесь. Хотела ли она вообще?         Ни капли.         Эи утопает в цветущем, вишнево-сладком запахе своей кицунэ, и, говоря откровенно, ее все устраивает. Ее устраивает то, как уверенно скользят по ней чужие пальцы, устраивает тепло прижавшегося к ней тела, устраивает мягкий поцелуй в область шеи, скользящий чуть ниже к лопаткам и вынуждающий расслабленно выдохнуть. Ее все устраивает.         Мико - та еще дразнилка, но те эмоции и чувства, на которые игры кицунэ выводят Эи, отнюдь не чужды Архонтке. Они драгоценны, неповторимы, они горько скоротечны; Райдэн не может насытиться ими в полной мере, не может отыграться наконец за прошедшую тысячу лет душевной муки, лишенной ярких красок. Она хочет задохнуться в своей жрице, хочет, чтобы всякое мгновение с ней длилось вечность, и болезненное знание того, что рано или поздно это все равно оборвется, убивает ее уже сейчас.         — Ну-ну, Эи, — голос выдергивает из водоворота размышлений. — Снова ты от меня отвлекаешься. О чем ты думаешь, м-м? Поделись со мной.         Райдэн поделилась бы, но она слишком высоко ценила этот момент, чтобы впускать в него хаос собственных действительно вечных терзаний, травящих сердце.         — Думаю, что хочу еще молока, — шепчет вместо всего она. — Только без твоей помощи...!         — Тц. Я могу и обидеться, — слабый ветерок колышет волосы женщин, когда Мико вдруг сама делает пару глотков молока, что Эи замечает боковым зрением. — Вот твое молоко. Прямо здесь, — кицунэ указывает на свои приоткрытые губы. — Наслаждайся...         Эи даже не возмущается, слишком окрыленная идеей разделить очередной мимолетный поцелуй на фоне вечности со своей возлюбленной.