Понаехали родственнички.

Утро у Тсунаёши началось весьма неплохо. Проснулась она в хорошем настроении, ведь разбудил её будильник, а не Реборн (что не может не радовать). Утренний душ, сборы, всё как обычно. Странности начались чуть позже. Кое-как расчесавшись, Савада взглянула в зеркало. Вполне удовлетворённая, она пригладила юбку, подхватила с пола сумку и направилась на первый этаж. Спустившись с лестницы, Тсуна только развернулась, как неожиданно была едва не сбита с ног. Ламбо, выскочивший из кухни со скоростью пули, врезался в шатенку и сейчас сидел на полу с безумным взглядом, изредка всхлипывая. Девушка присела на корточки рядом с телёнком. - Ламбо, что случилось? – спросила она, однако ответить ребёнок не успел, громкий зычный голос, зовущий кого-то: «Боря! Боря! Бурёнка!» раздался из кухни, заставив вздрогнуть и Ламбо и Тсуну. Телёнок предпринял попытку к бегству, неудачную надо сказать. Из дверного проёма, ведущего в кухню, показалась и сама обладательница голоса: тучная женщина за сорок, с полными красными щеками и глазами светло-голубого цвета. Русые волосы, заплетены в короткую косу, а на голове платок, синенький такой в белый горошек. Одета она была в халат до пола, разрисованный цветочками, мягкие войлочные тапочки и белый фартук с мишкой в уголке. Достаточно проворным для её телосложения движением она ухватила за шкирку пытающегося дать дёру Ламбо и огляделась. - А! Ты должон быт мая племяшка! – после пары секунд изучения Тсунаёши, радостно изрекла на ломанном японском женщина, - Здрастуй! Здрастуй! Я твая тётя. Зави миня тётя Клава! – всё на том же ломаном японском продолжила она, - Захади, не стисняйса! - Э!?? – только и успела сказать Савада, как тётя Клава свободной рукой ухватила её под локоть и потянула на кухню. Стоило лишь Тсуне переступить порог кухни и оглядеться, дар речи покинул её. Было ощущение, что здесь прошёл какой-то мини-торнадо, переворотивший половину вещей и занёсший сюда пару новых. Первое, что бросалось в глаза, это плита и холодильник, сдвинутые в угол и теперь сиротливо там стоявшие. А также невозможно было не заметить НЕЧТО грязно-белого цвета. От этого нечто исходило лёгкое потрескивание и во все стороны валил дым, полупрозрачной пеленой застилавший всю комнату. За столом сидели Фуута и И-Пин, притихшие, с опаской поглядывая на тётю Клаву, которая усадила Ламбо с Тсуной за этот же стол, а сама направилась к этому дымящему нечто. Также за столом с другой стороны сидели Нана и Емитсу, они разговаривали с каким-то мужчиной. На вскидку ему было лет пятьдесят, невысокий, тощий, с короткой седой бородкой и усами. На макушке уже расползается плешь, глаза мутно-зелёного цвета устало смотрят вокруг. Ничего особо примечательного в нём не было, кроме, пожалуй, шрама от подбородка до правого уха, через всю щёку. - Что здесь происходит? Кто это? – шёпотом поинтересовалась Тсуна у Фууты, сидевшего рядом. - Это тётя Клава и дядя Петя. Они будут здесь жить, - ответил мальчик бесцветным голосом, - Какое-то время, - добавил он, заметив шокированный взгляд Савады. - Какого?! – яростным шёпотом возмутилась шатенка, - Да кто они вообще такие?! - Насколько я понял… - начал объяснять Фуута. - Федя! Подай мни, пужалуиста качергу! – раздался голос тёти Клавы, которая мудрила над пыхтящем и фыркающим нечто. Фуута резко дёрнулся. Вскочил из-за стола и вытянув из кучи какого-то хлама в углу железную кочергу, протянул её тёте Клаве. - Спосибо, - улыбнулась женщина, хотя добродушной улыбкой это было назвать трудно. Фуута вернулся на своё место за столом и облегчённо вздохнул. - Федя? Почему? – удивилась Тсуна. - Они плохо говорят на японском, а наши имена для них труднопроизносимы, да и не запомнить. Поэтому тётя Клава дала нам такие русские имена, - разъяснил Фуута, пожав плечами. - Тсуна! – Емитсу развернулся к дочери с радостной улыбкой, - Знакомься, это тётя Клава и дядя Петя! Твои дальние родственники. Если быть точнее, они родители мужа моей двоюродной сестры. Да, в общем, не суть. Ночью наш самолёт прибыл в Намимори из России. Я там был по делам, и жил у них, а когда вся работа была выполнена, и надо было возвращаться, я пригласил их в Японию погостить какое-то время. Здорово, правда? – с энтузиазмом взглянул на Саваду после своего монолога Емитсу. Однако дочь энтузиазма отца не разделяла, и лишь хмуро смотрела на конченного, по её мнению, идиота. - Ты не рада? – удручённо спросил Емитсу, улыбка сползла с его лица. Шатенка набрала воздуха побольше, готовясь высказать отцу всё, что думает по этому поводу, как на неё обратил внимание дядя Петя. - О! Ет ведх мая племяфкха! – мало того, что его японский был ужасен, так ещё, как выяснилось, у него не хватало половины зубов, из-за чего он жутко шепелявил. Тсуна содрогнулась, услышав его скрипучий голос, но пересилила себя, и развернулась лицом к дяде Пете. - Какх тибя звхат? – улыбаясь беззубым ртом, спросил он. - Тсуна, - отозвалась девушка, постаравшись приветливо улыбнуться. - Э? Какх-какх? – озадаченно переспросил дядя Петя, - Цакхуна? - Эм… Нет. Меня зовут Т-С-У-Н-А, - громко и по буквам произнесла шатенка. - Да, Таня она, Таня! – подала голос тётя Клава, всё ещё колдующая у этого нечто. - А-а-а, Таня! – радостно воскликнул дядя Петя, улыбнувшись во весь свой беззубый рот, - Такх бы схазу и схазоли, а то Цакхафуна. Цакхахфхуна! Хад знахамству. Тсуна обречённо вздохнула, ладно уж, Таня так Таня, не худший вариант русского имени. - Завтрок готоф! – зычным басом оповестила тётя Клава, разливая по тарелкам содержимое большой кастрюли, над которой она хлопотала всё это время. - Кушайтэ на здравье! – улыбнулась тётя Клава, - Так как ми у ваз в гастях, мни захатилось отблогадарить ваз за радусний приом моим особинным блюдам, очень палезна и очень вкусна, называится каша «Смерть фашистам». Взглянув на содержимое тарелки, которую перед ней поставили, Тсуна поняла, почему у этого «блюда» такое странное название, этим только что фашистов и травить. Подозрительная серая масса с кусочками чего-то, чего именно, Савада не уверена, что хотела бы знать. И соответствующий запах горелого сапога с нотками серы, чуточкой гнили и лёгким ароматом вяленой рыбы. - Оно ш-шевелится, - испуганно пропищал Ламбо, с опаской посматривая на кашу. У Фууты и И-Пин была примерно такая же реакция, как и у телёнка. Шатенка посмотрела на другую сторону стола. Тётя Клава и дядя Петя уминали «Смерть фашистам» за обе щеки, ужасно при этом чавкая, заедая хлебом и время от времени выковыривая из зубов мелкие косточки. Емитсу тоже преспокойно ел эту кашу, как видно, уже привык к такому завтраку. Нана без тени сомнений запустила ложку в тарелку и принялась есть. Тсунаёши перевела взгляд на свою долю, ничего во внешнем виде каши не изменилось, лишь запах стал ощущаться острее. Набравшись смелости, девушка взяла ложку и зачерпнула немного каши. Серая масса вяло колыхалась в столовом приборе и выглядела абсолютно несъедобно, Тсуна невольно сравнила её с кулинарией Бьянки. «Если тётя Клава подружится с Бьянки, это будет ужасный дуэт» - мрачно подумала Савада, отправляя в рот ложку с кашей. - Ну как? – поинтересовался Фуута, внимательно наблюдая за Десятой вместе с Ламбо и И-Пин. - Всё не так уж и плохо, - отозвалась шатенка, поморщившись, - замертво я не упала, значит, по крайней мере, это съедобно. - А может, доза маловата? – резонно заметил Фуута, - Давай ещё ложечку. - Травануть меня решили?! Нет уж, спасибо, - Тсуну передёрнуло от мысли ещё раз отпробовать это кушанье. - Мне пора! – девушка встала из-за стола. - Пагади! Таня, ты же ничего не поела! – воскликнула тётя Клава. - Я не голодна, - как можно убедительнее соврала Савада. - Стой, я хот обет тибе в школу дам, - тётя Клава встала и подошла к «нечто». - Я опаздываю, - попыталась улизнуть Тсунаёши. - Да не убижит никуда твая школа! – воскликнула тётя Клава, - а о питонии ребунка нодо заботуться. У миня как рас тистечко гатово и начинка, я сийчас пиражкоф тибе с собой сдилаю, а ты пока кашу усёжи даишь. Тсуна хотела было возразить, но передумала, решив, что это бесполезно. Раздался звонок в дверь. - Я открою! – бросила Савада, обрадованная возможностью свалить отсюда хоть ненадолго. Незаметно схватив свою тарелку с кашей, шатенка шмыгнула в коридор. Облегчённо вздохнув, она пошла открывать дверь. На пороге стоял Гокудера. - Доброе утро, Джудайме! – с сияющей улыбкой поприветствовал он Тсуну. - Привет, Гокудера-кун, - улыбнулась в ответ девушка, но тут же стала серьёзной, у неё тут миссия – избавиться от биомассы, угрожающей её жизни. - Что это? – спросил Хаято, кивком головы указывая на тарелку в руке Савады. - Это? Это – «Смерть фашистам»! – с безумным блеском в глазах воскликнула Тсунаёши, отправляя кашу в полёт прямиком в кусты. - Таня, ты где там? – услышали они бас тёти Клавы. - Секундочку, я сейчас вернусь, - бросила Десятая шокированному подрывнику, скрываясь за дверью. Войдя на кухню, шатенка поставила пустую тарелку на стол и повернулась к тёте Клаве. - Вот, с пылу с жору! Тут и с мясам исть, с мидвижатинкой, и с капустачкуй, наший настаящий. В печке-та самыи вкусныи пиражки палучаутся! Емеля нам рассказовал, чито у вас ниту печки, вот ми и захвотили с собоу сваю втарую, малинькую и удобнуу, приготоить на ний нимножка мозна, зато пиремещать удобна, - вручая девушке корзинку с пирожками, сказала тётя Клава. - Я ушла! – крикнула шатенка, вылетая из кухни с сумкой через плечо и корзинкой в руках. Лишь выскочив на улицу и пройдя метров двадцать, она почувствовала себя в безопасности и облегчённо вздохнула. - Джудайме, что-то случилось? Почему от вашего дома идёт чёрный дым? – поинтересовался Гокудера, оглядываясь на дом Тсуны, который и вправду выглядел так, будто в нём бушует неистовый пожар. - Да, не обращай внимания, - махнула рукой Тсунаёши, - Это тётя Клава печку топит, - наткнувшись на вопросительный взгляд, она разъяснила, - К нам дальние родственники в гости приехали. Из России. Вспомнив о корзинке, Савада остановилась и приподняла полотенце, тот запах, что ударил им в нос, был не сильно лучше, чем у каши, и девушка, не задумываясь, отправила содержимое корзинки в ближайшую урну.