Зима в Канаде

      — Ты действительно оставишь меня одного в это Рождество?       Несмотря на то, что Джим пытался сдержать улыбку, он все-таки умудрился добавить болезненные нотки в свой голос, и лицо его лучшего друга искривилось.       — Черт побери, Джим! — голос Боунса прозвучал непривычно уставшим, и Кирк почувствовал себя паршиво за уловку. — Джоселин написала и предложила провести Рождество с Джоанной. Что я должен был, по-твоему, сделать?       — Ты всегда можешь взять меня с собой.       — И притащить какого-то неизвестного парня отмечать рождество, которое Джоанна впервые за семь лет проведет с отцом? Джим, я не могу.       — Расслабься, Боунс. — Джим улыбнулся так сладко, как только мог, и похлопал доктора по плечу. — Я не против того, чтобы провести Рождество в одиночестве. Всегда мечтал об этом.       Боунс нахмурился еще сильней, а скрежет его зубов стал почти слышен. — Слушай, если ты действительно хочешь пойти…       — Ну, ты явно этого не хочешь.       Боунс прикрыл глаза в раздражении, и Джим снова попытался скрыть улыбку, прикидывая, как долго сможет сдерживаться. Он уже собирался отпустить очередную шутку, когда Боунс снова открыл глаза, и Джим был поражен, увидев искреннее раскаяние во взгляде лучшего друга.       — Слушай, я не знаю, что побудило Джоселин изменить ее решение, но она его изменила, и Джим, я просто не могу…       Теплое чувство начало распространяться у Джима в животе во время этой отповеди, и он, прервав Боунза на полуслове, заключил друга в объятия, уткнувшись лицом в теплую шею. — Иди и проведи рождество со своей маленькой девочкой. После трех лет службы вы оба это заслужили.       Он улыбнулся, когда Боунс проворчал в его волосы, вероятно проклиная постоянную потребность Джима в физическом контакте. Когда же Джим отстранился, Боунс попытался скрыть внезапное смущение, а в его глазах читалась благодарность.       — Джим, слушай, я…       — Только обязательно научи ее лепить снеговиков, хорошо?       Напряжение момента быстро спало после того, как Джим, увернувшись от раздраженного тумака, выскочил из лазарета и усмехнулся на ругательства, полетевшие ему в спину.       Перспектива провести Рождество в одиночестве отдавалась ноющей пустотой в сердце Джима, но счастье Боунза было для него намного важней, чем собственная потребность в компании.

***

      Корабль опустел в течение четырех часов после прибытия в доки, и Джим мог бы еще сильней расстроиться, если бы не понимал причин такой поспешности команды. Три недели — это не так много чтобы навестить своих родных и любимых, и это не означило, что только потому, что у Кирка не было грандиозных планов на эти праздники все остальные члены команды должны были прибывать в такой же меланхолии.       — Капитан?       — Черт возьми, Спок. Что я тебе говорил насчет подкрадывания ко мне?       — Вулканцы не подкрадываются, капитан.       Джим не смог сдержать усмешку, когда глупое слово вылетела из уст вулканца, а его сердце, вдруг, начало биться слишком быстро для такого простого разговора.       — Ты, определенно, подкрался. Тебе нужно ходить более громко, или, на худой конец, прицепить колокольчик на шею.       — Я не вижу логики в умышленном усилении звука моих шагов. Более того, ношение устройства, созданного исключительно для производства звуков, может быть опасно во время исполнения наших миссий.       — Спок, ты ранишь сам дух Рождества!       Когда бровь старпома поднялась немного выше, пальцы Джима дрогнули, в отчаянном желании коснуться бледной его кожи. С героическим трудом, он сдержал этот порыв, напоминая себе, что провел три года, сдерживая подобные желания, и сейчас не время все испортить.       — Я потерпел неудачу в понимания того, как моя оценка непрактичности использования колокольчиков может каким-либо образом противоречить духу Рождества, построенному на вопиющем человеческом потребительстве…       — Серебренные колокольчики, Спок! — перебил депрессивный монолог Джим, взмахнув руками, в попытке объяснить, чем на самом деле является Рождество. — Знаешь, это как в песне? Или, что насчет колокольчиков на санях Санты? Или бубенцы на Рождественской елке? Любые из них…       — Капитан, прошу вас, перестаньте употреблять человеческие клише.       — Звенящие бубенцы?       Даже без малейшего изменения мимики на лице, Спок умудрился выглядеть так, будто хочет дать ему подзатыльник. В действительности, это не должно было выглядеть настолько привлекательно и мило, но нормальные правила никогда не были применимы по отношению к первому офицеру, и Джим просто улыбнулся, довольный своей сообразительностью.       За последние три года, проведение вместе, Джим влюбился в Спока настолько сильно, насколько и не мог вообразить, что способен. Где-то между их неудачными миссиями, и ночами, проведенными вместе в лазарете, приглядывая друг за другом — казалось, Спок стал неотъемлемой частью самого Джима, и теперь, он даже не мог представать свою жизнь без вулканца. Это было довольно жалкое зрелище, если подумать, потребность Джима в Споке возросла настолько, что он уже давно потерял способность хоть как-то ей сопротивляться.       Кирк понимал, что подобный вид любви случался только в сказках, но он уже просто не мог остановить себя. В его обширном списке: «Вещи которые капитан не может себе позволить» — влюбиться в первого офицера было очень близко к вершине этого самого списка, и он знал, что ничем хорошим это не кончится. Но также было достаточно много моментов, которые возвращали Джима назад в подобных размышлениях.       Это была неуловимая магия в их поздних шахматных партиях, в моменты идеально синхронизированного мышления. Далеко не человеческие глаза Спока теряли свою фригидность рядом с Джимом, а тихое уважение проскальзывало при каждом взаимодействие. В те мгновения, когда Спок позволял Джиму положить руку на его плечо, а также, когда Спок рушил все планы Кирка на куски, чтобы затем выстроить их заново, как-то совмещая их таланты, чтобы по итогу создать что-то приемлемо рабочие. Все это сливалось в единую силу, стихию, с которой Джим был не в состоянии бороться. Спок дополнял его в тех вещах, в которых Джим и не думал, что ему требуется дополнение, и любая попытка убежать от любви, была подобно попытке остановить собственное сердце лишь с помощью силы воли.       — Твое уникальное чувство юмора еще больше испортилось.       — Я просто компенсирую своё уныние в это Рождество.       Несмотря на то, что Джим сказал это с усмешкой, просто в попытке избавиться от нездоровых мыслей о своей влюбленности, он осознал свою ошибку с той же скоростью, с какой слова сорвались с его губ. Если и есть на свете кто-то способный видеть его насквозь…       — Чем вы так расстроены?       Хорошо замаскированной заботы в этом холодном голосе было более чем достаточно, чтобы его ладони вспотели, и Джим, мысленно выругав себя за то, насколько нелепо выглядел, попытался побороть желанием убежать — что он делал довольно часто, когда Споку удавалось проникнуть еще на пару сантиметров глубже в его сердце.       — Я пошутил.       — Ты не шутил.       — Ты не можешь читать мои мысли если не прикасаешься ко мне.       — Я могу чувствовать твои эмоции.       — Теперь ты шутишь? Ты же постоянно цепляешься за свои ментальные щиты, будто за спасательный трос.       — Не более чем ты за свое чувство юмора.       Джим осознал, что он пялится на Спока, а его краткая вспышка гнева вдруг закрутилась в спутанный клубок из вожделения и похоти, и он только сейчас в удивление осознал, насколько в действительности далеко зашел.       — Ты не должен говорить мне что-либо если не хочешь.       В голосе Спока не было и следа эмоций, но Джим знал лучше всех своего старпома, чтобы поверить в это кажущееся, напускное спокойствие. Он буквально на мгновение вздохнул, переводя дыхание и наслаждаясь удовольствием, что прошло через всё его тело, от осознания того, что Спока волновался за него. После трех лет жалкого, душераздирающего томления, жажды и тоски, Джим в конце концов пришел к соглашению со своим одурманенным идиотизмом, при этом часто задаваясь вопросом, когда он из героя-любовника превратился в по уши влюбленного шестнадцатилетнего подростка.       — Ты остался один?       Вопрос был задан без особой интонации, но Джим подумал, понимает ли Спок концепцию фразы резать ножом по живому. Он поборол желание с ёрничать, к несчастью в этот момент осознав, как сильно он не хочет проводить Рождество в одиночестве, в каком-то холодном замороженном лесу, в дали от людей которых он любит, у которых были свои планы, планы провести рождество с семьей, планы в которые он никак не вписывался.       — Ну, не то что бы мне некого взять с собой, если ты конечно не хочешь вызваться в добровольцы, но я сомневаюсь, что перспектива семифутовых сугробов для тебя привлекательна, не говоря уже о минусовой температуры за сорок.       Он чуть не прикусил язык, когда какая-то эмоция промелькнула в мимике Спока. Легчайшее движение нахмуренных бровей дало понять — в этой идеальной голове что-то не сходилось в вычислениях. Сердце Джима неожиданно попыталось покинуть его грудную клетку, а он задался вопросом, как его дыхание могло сбиться только благодаря чему-то настолько трогательному и милому как сочувствие и жалость к своему первому офицеру.       — Капитан это… — когда Спок заколебался, Джиму пришлось сконцентрировался на том, чтобы удерживать собственные дрожащие ноги, его тело попросту не знало, как участвовать в процессе этой неопределенности. — Джим, я… так как я все еще не имею каких-либо определенных планов на время увольнительной… я не желаю переходить черту, и ты конечно можешь отказаться, но если это приглашение…       Как только эти невообразимые слова осели вокруг Джима, тело капитана вошло в варп-пространство с шокирующей скоростью, покрывая жаром каждый сантиметр его кожи. Спок все еще смотрел на него своими темными глазами, и Джим наконец справился с тем, чтобы вдохнуть немного воздуха и начать говорить. Его сердце снова начало предательски танцевать, от понимание того, как сильно может ранить, если это наполовину приглашение будет отвергнуто.       — Нет, Спок, конечно, я имею в виду да, да, ты можешь поехать со мной, я не шутил. Если ты сам, конечно, этого тоже хочешь.       — Я не вижу логических причин для отказа.       Менее восторженный ответ мог бы действительно ранить, если бы Джим вдруг не увидел еле заметный намек на что-то в глазах Спока — что-то далекое от бесстрастности, к которой тот все еще стремился, и это заставило трясущиеся пальцы Джима сжаться в кулаки.       — Есть ли что-то… я никогда не был в Канаде. Что мне взять с собой?       Пока тело Джима пыталось задохнуться от асфиксии, сам Джим почувствовала широкую улыбку, расползающуюся на лице, и его даже не волновало, что собственный образ мыслей вдруг стал напоминать образ мыслей тринадцатилетней девочки. Они вообще-то собираются в Канаду вместе, и это знание вытесняло всякую потребность Джима в самоуважении.       — Пакуйте ваши самые тёплые вещи, мистер Спок. — Он не мог сдержать волнение в голосе, а его улыбка растянулась еще шире, когда еле уловимый намек на усмешку промелькнул в глаза Спока. — Там куда мы направляемся они вам понадобятся.       — Ваше отношение к предстоящим праздникам, как я заметил, значительно улучшилось, Капитан.       — Спок, пожалуйста, мы отправляемся вместе в отпуске, я думаю мы можем опустить звания.       — Как пожелаешь.       В этих темных глазах все еще были заметны искорки смеха, и Джим напомнил себе, что это не просто его очередная выдуманная фантазия, вызванная чувством одиночества. Его улыбка плавно смягчилась, а бабочки в животе начали трепыхать крыльями, будто одобряя как все удачно сложилось.       — Конечно я счастлив. Рождество не время для одиночества.       Несмотря на то, что Спок промолчал, его кивок стал ответом, а десять минут спустя они уже сортировали вещи в шкафу коммандера, в поисках чего-то, что будет согревать вулканца в холодной Канаде.

***

      К тому времени как они достигли их съёмного коттеджа, Джим почти забыл, как дышать. Айова всегда испытывала скверными зимами, но те снегопады были абсолютно ничем по сравнению с канадской сказочной зимой, и когда Джим вышел из машины он просто замер, в восхищении глядя на это великолепие.       Когда Кирк арендовал этот коттедж, он и не представлял, что это будет настолько впечатляюще. Он ожидал некую стандартную северную красоту с бесчисленными деревьями и снегом, возможно окружающими дикими животными, и домиком, спрятанным в глубине небольшого леса.       Но то, что он получил было чем-то абсолютно противоположным. Джим задумался не попал ли он в сон, так как вид открывшийся перед ним не был похож ни на что прежде виданное.       Они стояли в долине которая, казалось, растянулась безгранично. Сугробы снега примыкали к горизонту, где они соединялись с бесконечными небесами, преображая обыденную серость в завораживающую красоту, будто кто-то подобрал самые невообразимые цвета и вдохнул в них жизнь, а после без единого шва сшил землю и небо. Тысячи деревьев раскинулись вокруг долины, запачкав снег в насыщенную зелень, и все это создавало у Джима впечатление, что он смотрит на картину. Несмотря на то, что капитан видел много прекрасных мест за последние три года, он действительно никогда не осознавал той красоты, которой могла порадовать планета Земля.       — Прекрасно.       Он пробубнил это слово себе под нос, благодаря случайную возможность, что забросила их сюда, и что он не отправился в одиночку. Джим оторвал взгляд от долины, с любопытством желая узнать, как Вулканец, привыкший к пустынному климату, будет реагировать на пейзаж, и неожиданно осознал важный изъян в своем плане на эту увольнительную.       Когда Джим пригласил Спока провести с ним Рождество, он не предполагал насколько хорошо Спок будет смотреться на фоне потрясающего, заснеженного пейзажа северного Онтарио.       Стоя рядом с высокими, неистовыми, вечнозелеными растениями, бесконечные ветви которых были покрыты белыми прожилками, темные глаза Спока закрылись, как будто ему требовалось время, чтобы просто оценить падающий вокруг снег. Доверие, которое он выказал, позволив себе подобное проявление чувств, выбило дыхание из легких Джима, и он знал, что пялился, но в тот момент он бы не смог отвести взгляд ни на что другое во вселенной.       Длинные ресницы Спока были покрыты снежинками, а голову припорошило снегом, украсив её белыми пятнами. Его уши выглядели до странности уязвимо на замершем воздухе, их заостренные кончики раскрасились в белый из-за снежинок, а кончик носа горел зеленым от холода.       Он выглядел как античная мраморная статуя, или скульптура, сделанная изо льда — древний, неприкасаемый, и слишком красивый чтобы быть реальным.       — Джим?       Потребовалось время чтобы осознать, что Спок что-то сказал, и это единственное слово пронзило прямо в сердце, попав в то самое место где огонек пламени загорался каждый раз, когда Спок произносил его имя. Очевидная проблема этого отпуска была на лицо, но несмотря на это, удовольствие от присутствия Спока затмевало все на свете.       — Эм… Спок. Просто, — Джим запнулся, пытаясь собраться с мыслями, которые перебивало его громко бьющиеся сердце. — Просто думал о том, как же здесь все красиво.       Он не думал, что это прозвучит настолько безразлично с его стороны, но выражение Спока, как обычно, не изменилось.       — Эта страна довольно очаровательна, и я теперь понимаю эстетику настоящей зимы. Я никогда не обращал на это внимания пока учился в академии.       — Ты не замерз?       — Эта температура является все еще приемлемой. — Спок наградил его легким движением губ. — Несмотря на то, что я потерял чувствительность пальце рук и ног, кончика носа и ушей, я осознал, что это меня уже не особо волнует.       Сердце Джима попыталось подпрыгнуло от этой маленькой улыбки, и в следующий момент он отвернулся, внезапно задаваясь вопросом, какого черта он делает. Когда он отправил Боунза отмечать рождество с Джоанной, Джим был уверен, что он не захочет возвращаться в Айову на праздники, и по какой-то причине этот коттедж был первой идеей, что пришла ему в голову.       Чего он до сих пор не мог понять, так это почему Спок согласился поехать с ним. Даже после трех лет совместной работы, любая попытка предугадать мысли вулканца зачастую была похожа на то, как если сражаться с клингонским кораблём без использования варп двигателя.       — Ты выглядишь озабоченно. Внешний вид коттеджа не пришелся по твоему вкусу?       Услышав небольшое беспокойство, Джим улыбнулся и повернулся к Споку, который рассматривал здание напротив них. — Нет, господи, нет, коттедж прекрасен. Он выглядит как пряничный домик с рождественской открытки.       — Действительно.       В его голосе не было даже оттенка сомнения, но бровь плавно приподнялась, и Джим понял, о чем думал Спок. Они обсуждали это во время поездки из Айовы, и внутренний ребенок Джима ликовал от перспективы объяснить Споку что такое Рождество, так, будто бы Джиму выпал шанс пережить и почувствовать этот праздник как в первый раз.       — Я говорил, что расскажу тебе про Рождество, помнишь? Поверь, это одна из тех традиция земли, которые ты не хотел бы упустить.       — У тебя приятные воспоминания об этом празднике?       Спок взглянул на него, спрашивая из чистого любопытства, но Джим почувствовал, что его горло слегка запершило. Рождественские воспоминания неожиданно затопили его разум — Джим и Сем бегают вокруг наряженной елки, в то время как их мать и Френк медленно кружатся в танце под песню «Священная ночь», а дом сохранял тишину для колокольчиков.       Единственное время года, когда устанавливалось, хоть и временное, но перемирие в их семье.       Несмотря на то, что враждебность по-прежнему ощущалась при каждом их взаимодействием с Фрэнком, а во взгляде Вайноны чувствовалась печаль потери, когда она слишком долго смотрела на Джима, несмотря на эту напряженность, четверо из них всегда устанавливали тонкий баланс, молча соглашаясь на несколько дней относительного мира.       Это был единственный приятный аспект его детства, который Джим помнил.       — Джим?       Спок снова смотрел на него с любопытством, немой вопрос читался в его взгляде, и Джим немного покраснел, смущенный тем, насколько он очевиден. — Настолько приятные, насколько это было возможно, мистер Спок.       Вулканец приподнял бровь, но он был слишком вежлив, чтобы расспрашивать, и Джим был благодарен за это.       — Занесем наши вещи внутрь? Не хотелось бы, чтобы твои уши замерзли и отвалились.       — Статистическая вероятность, что мои уши замерзнут до такой степени, чтобы отпасть…       — Это Канада, Спок. Холод здесь не играет по твоим правилам.       — Существенное отсутствие логики в этой оценке…       — Логика здесь тоже не спасет. Все идет немного наперекосяк, когда заходишь так далеко на север.       Бровь Спока изобразила раздражение, и Джим не смог остановить усмешку.       — Кто первый до дома!       Он кинулся бежать, прежде чем Спок успел среагировать и дать ответ. Джим не удивился тому, что Спок не присоединился к забегу, ведь с присущим ему ребячеством, Кирк мчался по снегу как шестилетний. Было достаточно и того, что глаза Спока сияли, когда он добрался до коттеджа, где Джим, улыбаясь, прислонился к двери, скрестив руки.       — Я победил.       — В самом деле. Твой забег на скорость по такому сложному ландшафту был весьма впечатляющим.       — Да, у меня было много практики в забегах по льду и снегу.       Джим осознал свою ошибку, в ту же секунду как произнес эти слова, и выругался про себя, когда Спок буквально задеревенел, весь блеск в глазах превратился в сплошную непроницаемую маску, а его руки бессознательно переместились за спину, в официальное положение. Даже после трех лет проведенных бок о бок, это до чертиков пугало, как быстро Спок мог переключаться.       Спок никогда не мог понять легкомысленное отношение Джима к Дельте Веге. Джим обнаружил это на шестом месяце их пятилетней миссии, когда он пошутил о человекоподобных, скрипучих монстрах, и Спок не разговаривал с ним почти неделю.       — Вот дерьмо, Спок, извини.       — Капитан, нет необходимости извиняться.       — Не смей мне «капитанькать»!       Он слегка повысил голос от возмущения, и Спок, казалось, еще больше ушел в себя. Джим заметил лишь мимолетное движение, потому что он стал отвратительно хорош в чтение каждого движения тела вулканца. Он вдохнул, успокаиваясь, и шагнул вперед, сожаление скользнуло по его коже, когда он положил свои руки на ладони Спока.       — Спок.       Вулканец поднял на него глаза, бесстрашные, как всегда, но их обычное дружелюбие сейчас было окрашено ощутимым напряжением.       — Спок, ты же знаешь, каждый раз как я открываю рот, оттуда глупости льются как их рога изобилия. Я не виню тебя в том, что произошло. Все это в прошлом. — Спок продолжал просто смотреть на него, и Джим слегка потянул его за пальцы, не желая, чтобы начало их поездки было испорчено его дурацким чувством юмора.       — Ты был убит горем, и твоя реакция на мою очевидную провокацию была объяснимо предсказуема. Все, в конце концов, сработало как нужно.       — Ты решил забыть, что я мог убить тебя.       Слова были произнесены мягко, подобно падающему снегу вокруг них, и Спок отвёл взгляд, сосредоточив внимание на чем-то выше плеча Джима. Сердце Кирка сжалось в груди, и он, отбросив осторожность на ветер, обнял Спока, уткнувшись лицом в его шею, надеясь, что вулканец не заметит его учащенного сердцебиения.       — Отпусти все, Спок. Сейчас не время и не место, чтобы беспокоиться об этом.       За три года, что они знакомы, Джим мог по пальцам пересчитать количество раз которые они обнимались, и если до этого он думал, что Спок в такие моменты был абсолютно неподвижен, то это ни шло ни в какое сравнение с абсолютной неподвижностью его тела сейчас. Джим сосредоточился просто на том чтобы дышать, а его глупое сердце буквально кровоточило, находясь в такой близости от Спока, и при этом не получая ответной реакции.       — Джим…       — Я знаю, я знаю — Вулканцы не тактильны. Просто позволь мне минутку.       Дыхание вулканца невесомо коснулось волос на макушке Джима, Спок прибывал в абсолютной тишине, а напряжение в его теле, казалось, возросло только больше. Даже после трех лет с момента их конфликта с Неро, Спок все еще болезненно это переживал, и Джим усилил немного свой захват, удивленный тем, как важно для него, чтобы Спок перестал винить себя за произошедшее.       — Ты спасал мою жизнь больше раз, чем я могу припомнить, я простил тебя за Дельта Вегу очень давно. Как мне еще убедить тебя в этом?       — Ты бы простил себя, если бы ситуация случилась наоборот?       Эти мягкие слова заставили Джима почувствовать приступ тошноты, и он раздраженно выдохнул, задумавшись, как у вулканца всегда получается перевести все стрелки на него. Они оба знали ответ на этот вопрос, а бессмысленность просить Спока простить себя вдруг стала очевидной.       Издав недовольный звук, Джим хотел отстранился, наконец предоставив Споку немного свободного пространства, когда вдруг почувствовал, как рука неуверенно легла на его бок, и Джим задержал дыхание так неожиданно, что чуть не навредил себе. Это не было даже близко похоже на ответное объятие, больше походило на простое давление руки, прикасающейся с невероятной осторожностью, будто Джим был сделан из стекла, но это был больший контакт со стороны Спока, чем Джим когда-либо получал, и его нервная система превратилась в оголенный провод.       — Мне жаль, если я огорчил тебя. Это не входило в мои намерения.       Джим не понял ни слова, все его существо было сосредоточено на аккуратной руке, покоившейся сбоку, прикосновение было одновременно успокаивающие и пугающие. Равномерное дыхание касалось его макушке, и он чувствовал, как все мысли испарились из-за этой неожиданной и отчаянной нужды быть еще ближе.       — Джим?       Спок прозвучал неуверенно, и что-то в голове Джима наконец-то щелкнуло, включая нужный механизм. Если он хотел еще хоть когда-нибудь, чтобы Спок позволил подобные прикосновения, то нужно было срочно спасать ситуацию, и очень быстро.       Едва заботясь о том, чтобы дышать, его сердце все еще скакало галопом в груди, Джим обнял вулканца еще крепче, выдыхая с облегчением, когда Спок не попытался отстраниться. Они простояли так еще несколько нереальных секунд, пока снег кружился вокруг них с невероятной мягкостью, прежде чем вулканец наконец отступил, и Джим тут же позволил ему, надеясь, что Спок не почувствовал, как сильно его трясло.       В течении некоторого времени, они не могли посмотреть друг на друга, изучая снег, будто в нем можно было найти ответы на все великие загадки жизни.       — Если ключ от коттеджа у тебя, думаю стоит начать разгружать вещи.       Спок ушел прежде чем Джим смог сформулировать ответ, моргнув вслед его удаляющейся спине, а его сердце зашлось галопом, когда он осознал масштаб того, что только что произошло.       Впервые за три года, Спок коснулся его не в обстоятельствах, когда Джим истекал кровью на форменку старшего офицера. Он позволил Джиму обнять себя, коснулся его в ответ с чувством, опасно похожим на участие.       И они проведут вместе в этом маленьком коттедже, только вдвоем, целых три недели. Его тошнота сменилась чем-то вроде нервного предвкушения, а подобное он не чувствовал с тех пор как ему стукнуло шестнадцать. Джим, сделав глубокий вдох, наблюдая как Спок вытащил чемодан из их ховеркара, его уши мило зеленели на фоне падающего снега. Когда нелепое тепло начало распространяться под ребрами, Джим пробубнил ругательство, и отвернулся, уставившись на долину, его разум пытался разобраться с последними несколькими минутами его жизни.       Если Спок наконец-то решил потворствовать некоторым из его человеческих слабостей, и если это решение включало в себя ни что иное как откровенное пренебрежение к физическому контакту…       Простонав, он почувствовал, как вспыхнуло лицо, несмотря на холодный воздух, и Джим осознал, что это будут очень долгие три недели. ***       Несмотря на немалое замешательство, которое Джим все еще ощущал, Кирк был в абсолютном восторге от неописуемой красоты их коттеджа, и он обнаружил, что практически вибрирует от приятного волнения. Здание было собрано из гладких деревянных бревен, и на самом деле выглядело выше чем простая одноэтажная постройка, с красивой крышей, уходящей в небо как в настоящем пряничном домике. Джим бы не удивился, увидев мармеладных мишек на подоконниках.       Дерево красивого коричневого цвета манило своим контрастом с белым снегом, как-то умудряясь одновременно сливаться и выделяться, как будто коттедж был просто частью потрясающей открытки. Тонкий кирпичный дымоход выглядел как с фотографии девятнадцатого века, а веранда была достаточно большой, чтобы уместить несколько человек, с двумя покрытыми снегом креслами, стоявшими у стены.       Джим не мог представить лучшего места чтобы провести Рождество, а когда появился кольцевидный дымок, закручивающийся из трубы, он решил, что их коттедж был одним из самых красивых вещей во всей вселенной.       После того как они все разгрузили, Джин стоя на улице, сложил руки в карманы, а снег мягко падал на его нос и уши. Прошло уже около пяти минут, в течении которых он пытаясь понять, когда он успел превратится из безрассудного смельчака в домашнего котенка, хотя он был уверен, что это как-то связано с его первым офицером, который наконец-то прикоснулся к нему в ответ, оставив Джима с чувством будто для него весь мир перевернулся вверх тормашками.       — Джим?       Джим издал глупый звук, резко повернувшись, не в состоянии поверить, что это снова произошло, и отчаянно надеясь, что ментальные щиты Спока были, как обычно, подняты. — Боже, даже бурундук должен создавать шум!       Сердце Джима и без это колотилось слишком быстро, а когда Спок приподнял покрытую снегом бровь, это милое зрелище свело почти на нет его способность мыслить.       — Так как я до сих пор не приобрел умение двигаться бесшумно по снегу, возможно твои мысли, выражаясь человеческим сленгом, были далеко от сюда?       Проклиная проницательность Спока и своё никчемное эмоциональное состояние, Джим затруднялся найти ответ, но Спок уже подошёл ближе и встал рядом, рассматривая здание перед ними. Снег мягко кружился, падая на черные волосы и бледную кожу вулканца, и он снова напоминал ледяную скульптуру. Джим почувствовал, как его сердце пропустило еще пару ударов.       Тишина между ними была неловкой и смущающей, будто Спок не знал, как относиться к своему эмоциональному порыву, произошедшему ранее, а Джим не мог придумать что сказать, и сопротивлялся желанию просто скорчится от неловкости. Он не терял дара речи вот так просто с тех самых пор, как Спок в первый раз принял выстрел из фазера, предназначенный для капитана на себя, оставив Джим в ужасе, в то время как два невидящих глаза бездушно уставились на него с земли.       Неожиданно обнаружив, что ему трудно смотреть на Спока, Джим прогнал воспоминания и взглянул на коттедж, пытаясь сосредоточиться на постройке. Солнце начинало садиться, и свет отражаясь от окон, окрашивал снег золотом, пока потрясающий поток дыма продолжал подниматься в темнеющее небо, наполняя воздух опьяняющим ароматом.       — Я ценю приглашение сопровождать тебя в это место. — Взгляд Спока был все еще сосредоточен на домике, и Джим попытался не отвлекаться на снег, осевший на его ресницах, так как ему было трудно сосредоточиться на разговоре, который должен был состоятся.       — Ты выбрал завораживающую локацию.       Живот Джима скрутило спазмом, а вопрос вырвался прежде чем, он смог себя остановить:       — Почему ты поехал со мной?       Когда Спок не ответил сразу, Джим продолжил, все еще фантомно чувствуя руку вулканца на своем боку, — Ты мог остаться с Пайком в Академии, вместо того чтобы тащиться со мной сюда, и я знаю, что твой отец сейчас на земле. Вам двоим есть что обсудить за последние несколько лет.       — Я не хотел проводить все это время с отцом, — голос Спока не выражал не единой эмоции, как и лицо, освещенное закатным солнцем, и Джим не мог предположить, о чем тот думал, — Я предпочитаю быть здесь.       Простая фраза заставила сердце Кирка забиться чаще, но он был спасен от того, чтобы подобрать ответ, когда Спок повернулся к нему.       — А ты? Земля твой дом, и у тебя здесь есть знакомые. Уверен у тебя были варианты.       — Земля не мой дом, Спок, — Джим был удивлен, услышав смирение в собственном голосе, и он даже не пытался скрыть это, зная, что Спок и так видит его насквозь. Он уже давно сдался в попытках соврать кому-либо, кто мог читать его мысли даже не имея телепатических способностей. — Это просто место где я когда-то жил.       — Действительно.       Как только это слово было мягко произнесено, Джиму захотелось ударить себя, он вдруг вспомнил, что у Спока вообще нет планеты чтобы вернуться домой.       — Слушай, я знаю, это прозвучало будто я неблагодарный засранец, но моё детство не было таким уж светлым и радостным, понимаешь? — Когда Спок ничего не ответил, Джим поборол приступ волнения, неожиданно осознав, что он только что сказал, и кому он это сказал. — Просто, это… Я всегда думал, что твой дом создают воспоминания и люди, а не география. Дом — это люди которых ты любишь, неважно где это находиться.       — А твой дом — это Энтерпрайз.       Этот бесстрастный голос закружился и окутал его с непревзойденной точностью, Джим задался вопросом, может ли Спок также легко читать всех людей, или он был исключением. В любом случае, мысль о том, чтобы стоять по колено в снегу и обсуждать любовь с этим конкретным вулканцем, была для Джима слишком сложной, а румянец на его щеках заставил Кирка поблагодарить темноту.       — Не говори Боунсу. Такие нежности могут его убить.       — Я постараюсь сохранить это в секрете от доктора.       Благодарный за то, что Спок пошутил над столь неуловимой сменой темы разговора, Джим не мог перестать улыбаться, даже если это всё он себе придумал. — Возможно стоит зайти внутрь? Не хочу, чтобы твой нос…       — Если мои конечности начнут отваливаться сами по себе, я могу тебя уверить, что непременно сообщу об этом.       Радуясь тому, что разговор у двери полностью не уничтожил чувство юмора Спока, Джим подавил вздох и проследовал в дом, плотно прикрыв за собой дверь, и оставив холод снаружи. ***       Где-то в конце второго года их миссии, Джим осознал, что любить Спока, это как постоянно чувствовать боль в животе — узел затягивался все сильнее каждый раз, когда Спок просто смотрел на него, при этом оставляя Джима в постоянном сражении за адекватность. Он будто был узником непреодолимой тоски, которая ранит самым изощренным способом, из всех возможных — боль что горит достаточно сильно, чтобы чувствовать наслаждение, в то время как сам Кирк ненавидит себя за это чувство, но при этом он никогда не хотел бы отказаться от него.       Джим не был уверен делает ли это его мазохистом, или просто отчаянным романтиком, но он знал, что уже зашел слишком далеко чтобы беспокоиться об этом. После трех лет этого безумия, он перестал задаваться вопросом как вообще умудрился полюбить кого-то настолько недосягаемого, а просто принял это как данность.       К сожалению, это принятие не упростило ситуацию, и безответная любовь до сих пор была самым мучительным переживанием для его сердца, которое Джим когда-либо испытывал.       Эти мысли крутились в голове Джима около десяти минут, после того как они зашли в дом. Если до этого он думал, что на улице было неловко, то оказалось, что это было ничто в сравнении с напряжением, повисшим между ними в помещении, и Джим был готов рвать на себе волосы.       Спок стоял у окна, его руки были сложены за спиной, и Джим готов был убить, лишь бы узнать, о чем тот думал. В голове он все еще прокручивал сцену, произошедшую у дверей, а затем начал суетиться вокруг, осматривая помещения и делая вид что заинтересован окружением, при этом задаваясь вопросом, в какой момент он решил, что эта поездка была хорошей идеей.       Сама поездка? Определенно хорошая идея. А вот решение изолироваться вдали ото всех вместе с любовью всей своей жизни, при чем безответной любовью, а затем заставить эту самую любовь обниматься, да так, что как следствие, это привело к проявлению не очень по вулкански эмоциональной реакции, сопровождающийся подозрительно тихой перезагрузкой системы.       Возможно не самый умный план.       До этого конкретного момента Джим не осознавал, как сложно было находиться рядом со Споком вне рамок профессиональной этики и правил. Даже его обычное чувство юмора, по ощущениям, просто растворилось, потерявшись где-то между проявлением неожиданной чувственности Спока, и осознанием того, какой небольшой был их коттедж.       Он прогнал от себя эти размышления, пока изучал комнату, пытаясь использовать затейливость планировки, чтобы проветрить мысли. Здесь было две спальни, ванная, и какой-то гибрид кухни и жилой комнаты, со столом, местом для отдыха и даже репликатором.       Также здесь был старомодный камин в комбинации с ковром. Кое-как справившись с волнением, Джим постарался улыбнуться, поздравив себя с удачным выбором жилья на предстоящие праздники.       — Джим?       Как только этот мягкий голос разрушил молчание между ними, воображение Джима неожиданно подкинуло мысль о том, как тело Спока растянулось на этом потрясающем мехе, и золотые всполохи от огня в камине танцуют на каждом его дюйме, а его длинные пальцы впиваются в мех, в то время как Джим целует ниже, поклоняясь в обожании каждому участку кожи, до которого может достать…       — Джим, ты в порядке?       Джим выдернул себя обратно в реальность с поразительной скоростью, его одежда стала вдруг слишком раздражать кожу, он все еще воображал, как длинные пальцы сжимают мех. Кирк заставил себя кивнуть, пытаясь сконцентрироваться на реальном Споке перед ним, при этом проигрывая в битве с собственным румянцем.       — Твоя кожа горит, ты…       — Я в порядке, Спок, — если вулканец и заметил, что Джим ответил слишком быстро, у него хватило такта не показывать это, но Джим так и не смог заставить себя улыбнуться.       — Просто устал.       Спок медленно кивнул, будто бы действительно поверил такому ответу, и тишина снова осела вокруг, заставляя их смотреть на что угодно только не друг на друга. Это была какая-то болезненная неловкость, будто бы они в одночасье забыли три года дружбы, но мозг Джима все еще не мог предоставить правильные слова, которые были так нужны сейчас. Что он должен был сказать? Если он напрямую спросит Спока, в чем проблема, ракушка с Альдебарана будет выглядеть более разговорчивей в сравнение.       Но что в действительности убивало Джима — неопределенность во всей этой ситуации. Если бы это был кто-либо другой, а не Спок, Кирк просто истолковал бы это, как плохо подавленное сексуальное желание, и попытался бы подступиться с этой стороны.       Но это был Спок. И хотя он знал, что вулканец мог испытывать чувства — его отношения с Ухурой продемонстрировали это, и Джим некогда не забудет тот поцелуй на площадке транспортатора — он не может вспомнить ни одного раза, чтобы Спок когда-либо проявлял что-либо, что могло быть растолковано как заинтересованность в нем, и сама идея того что Спок питал романтический интереса к Джиму все эти три года была совершенно смехотворна.       Возможно, Спок просто был смущен произошедшим ранее, и не знал, что с эти делать. Или он был расстроен из-за чего-то другого, или зол на себя потому что расстроен.       — Джим, я должен объясниться.       Будто прочитав его мысли, Спок наконец прервал тишину, но в его голосе прозвучало сомнение, и он выглядел растеряно, при этом используя только одни брови.       — Спок?       — Я не знаком с протоколом действий в подобных ситуациях.       Отчаянно пытаясь понять, что, черт подери, такое Спок только что сказал, Джим глупо моргнул, размышляя, не послышалось ли ему. — Протокол? Спок, для рождественских праздников нет никакого протокола.       Джим хотел сказать кое-что еще, как вдруг заметил, что щеки Спока окрасились слабой зеленцой, и тут же остановил себя так быстро, что это было чудом, что он не проглотил собственный язык.       — Как говорят люди, я, видимо, нахожусь не в свой тарелке и хотел бы объясниться. — Он прервался на секунду, а Джим даже не пытался убрать недоумения со своего лица.       — Я не имел опыта в таких… я никогда не прибывал в таких бытовых обстоятельствах, ни с кем, кроме моей матери. Я не знаю, как мне следует себя вести.       В необходимости отвлечь Спока от подобных мыслей так быстро, как только это возможно, Джим шагнул ближе прежде чем успел остановить себя, прибывая в неуверенности будет ли еще одно прикосновение уместным, особенно так быстро после их крепких объятий. Спок просто смотрел на него, его беспокойство выражалось только в небольшом зеленоватом румянце на коже, а Джим при этом проклинал вулканскую манеру держать лицо. Как он должен понять, что происходит, если Спок не дает ему абсолютно ничего, с чем можно было работать?       — Спок, этот коттеджа будет твоим домом на несколько недель, также, как и моим. Он полностью в твоем распоряжение.       Когда Спок просто кивнул в ответ, будто бы слушая слова, но не очень веря, Джим взял вулканца за локоть, надеясь, что он не усугубит ситуацию. Он заставил себя улыбнуться, а после поборол желание вздрогнуть, когда Спок поднял взгляд и посмотрел на него.       — Мне нужно чтобы ты сделал кое-что для меня.       Спок приподнял бровь, будто бы напоминая, что он уже и так сделал множество сумасшедших вещей для него.       — Мне нужно чтобы ты помнил, что здесь с тобой нахожусь только я, что в независимости от того, где мы находимся — на корабле, на земле, в этом коттедже, или застряли на какой-нибудь отдаленной планете — это все еще я. — Джим справился с нервозностью и немного усилил хватку, пытаясь предположить, насколько еще Спок позволит ему. — Я пригласил тебя сюда не для того чтобы ты беспокоился о том на какое кресло сесть, или куда положить свой жакет.       — Это не является моей дилеммой.       — Тогда что?       Сколько он не пытался, Джим все равно не смог подавить раздражение в голосе, и Спок немного поджав губы, отвел взгляд. Видимо он старался подобрать слова, а Джим мог сосчитать на одной руке количество раз, когда видел, чтобы Спок не мог подобрать их.       — Спок, я твой лучший друг, поговори со мной.       Какая бы неопределенность не существовала в сложившейся ситуации для Джима, это бесспорное заявление он даже не пытался скрыть, зная, что он был ближе Споку, чем кто-либо во всей вселенной. Спок доверял Кирку как никому другому, и Джим скорей отрубил бы себе руку, чем злоупотребил бы этим доверием.       — Это часть проблемы. Я не могу говорить настолько открыто как ты.       — Я тебя и не прошу, — Джим еще немного усилил хватку, наконец ощущая, что они продвигаются хоть куда-то, даже если это первое предложение не несло особо много смысла. — Просто дай мне хоть что-то, с чем можно работать, хорошо?       Глаза Спока наконец снова встретились с его, и в них читалась хорошо замаскированная эмоция, при этом у Джима не было не единого шанса прочесть ее. Он подбадривающе улыбнулся, но Спок тут же напрягся, как будто наконец принял решение, и ему оно вообще не нравилось.       — Я приношу изменения за мой предыдущие действия. На меня, должно быть, сильно повлияла красота этого места и то, что мы находимся вне наших обычных должностных обязанностей. Это сделало меня… беспечным.       Джим моргнул, а затем, наконец, опустил руку, решив дать Споку немного пространства, и притворившись, что вспышка благодарности, промелькнувшая в его темных глазах, не причинила ему боли. — Ты… боже, Спок, тебе не нужно извиняться. Это я обычно вхожу в раж и…       — Джим, пожалуйста, попробуй понять. — Спок все еще выглядел потерянным, но изо всех сил старался не показывать этого, и Джиму до боли захотелось обнять его. — Я никогда не брал отпуск, и никогда не был в увольнительных, занимаясь чем-то непродуктивным. Ты мой друг, и я хочу расслабиться и наслаждаться этим временем, но я не знаю, могу ли я…       Спок проглотил слова и отвел взгляд, как будто действительно был не в состоянии продолжать говорить, и вдруг что-то щелкнуло в голове Джима.       — Ты не знаешь, как.       Когда темные глаза Спока снова встретились с его глазами, в них читалось плохо скрытое потрясение от того, что Джим вдруг понял Спока с удивительной легкостью, а Кирк не понимал, как не догадался до этого раньше. Это ведь было очевидно, и Джиму захотелось дать себе подзатыльник за тупость.       Спок хотел отдохнуть и повеселиться в отпуске. Он хотел позволить себе немного расслабиться, но не знал, как сделать это в одиночку, и при этом чуть ли не просил разрешения.       Было бы смешно, если бы не было так грустно.       Джим постарался прекратить покалывание в глазах, начавшиеся от осознания, каких усилий стоило Споку, такая откровенность. Тот факт, что он только что признался, что хочет чего-то нелогичного, красноречиво говорил о его доверии к Джиму, и Кирк обнаружил, что снова влюбляется, а его сердце готово выпрыгнуть из груди.       — Черт, — тихо выдохнул он, и когда Спок, казалось, снова закрылся, осознав, как много он себе позволил, Джим снова схватил Спока за руку, не обращая внимания на напряжение. — Нет, нет, не переживай. Просто присядь со мной на секунду.       Джим мягко потянул, и Спок молча последовал за ним. Бросив беглый взгляд по комнате, Джим решил выбрать наиболее удобное место и сел, скрестив ноги, на ковер, надеясь, что тепло от огня успокоит Спока. Вулканец выглядел еще более неуверенным, но все-таки медленно последовал его примеру, элегантно сложив длинные ноги и выпрямив спину.       — Спок.       Спок просто посмотрел на него, и Джим улыбнулся, пусть даже и нерешительно. Их ноги были всего в нескольких сантиметрах друг от друга, а свет огня на лице Спока был таким же прекрасным, как и представлял себе Джим, отчего в его желудке затрепетали бабочки.       — Я хочу, чтобы ты кое-что для меня сделал. Что-то, что ты не позволяешь себе делать слишком часто.       Спок, казалось, напрягся еще сильнее, чего Джим не ожидал, поэтому он покачал головой, все еще желая взять его за руку, но не решаясь.       — Послушай, здесь нет никого, кроме меня, я хочу, чтобы ты это помнил. Только я, видевший тебя и в лучшем виде, и в худшем.       После этих слов Спок отвернулся, и, казалось, они оба вернулись к тому дню на мостике, перед происшествием на Дельта Веге. Джим снова подавил отчаянное желание обнять вулканца, но вместо этого легонько коснулся Спока, положив руку на его ногу, совершенно не в силах остановить себя.       — И если ты действительно можешь позволить себе расслабиться рядом с кем-то, так это точно буду я. Цель отпуска — развлечься, ты не должны чувствовать, что тебе требуется разрешение на это, но если ты так думаешь, и если это поможет, ну — вот оно.       Джим как можно небрежнее пожал плечами, притворяясь, что ситуация не ранит его, а затем затаил дыхание, когда Спок уставился в камин, пока он сжимал мягкую ткань его брюк в своих дрожащих пальцах. Золотистые блики на лица Спока создавали впечатление картины написанной маслом, и Джиму вдруг стало интересно, говорил ли кто-нибудь Споку, насколько он красив.       Он прикусил губу до крови, пытаясь удержать эту мысль, и не озвучить.       — Джим, ты один из самых проницательных людей, которых я когда-либо встречал.       Спок все еще смотрел на огонь, но, похоже, немного расслабился, и Джим попытался заставить себя убрать руку с ноги Спока. Когда это не сработало, он просто снова пожал плечами, пытаясь притвориться, что комплимент не ускорил в разы его пульс.       — Думаю, в этом ты меня опережаешь, Спок. Я почти уверен, ты можешь читать мои мысли, даже не опуская свои щиты.       И вот оно. То, что Джим так страстно хотел увидеть, крошечное движение губ Спока, которое у любого другого было бы похоже на улыбку облегчения. Джиму, наконец, удалось убрать руку, и как раз вовремя, потому что, Спок встретился с ним взглядом, и в этом взгляде была совсем неприкрытая симпатия, делавшая вулканца еще прекрасней.       Такими темпами Джиму придется купить маленький розовый ежедневник и начать рисовать остроухие сердечки на каждой странице.       — Значит, у нас все в порядке? Мы можем обойтись без этой ужасной неловкости и просто повеселиться? — улыбнулся Джим. Теперь, когда он понял, что происходит, справиться с ситуацией стало намного проще, а саркастически взлетевшая бровь Спока только еще больше его позабавила. — Может пока распакуешь вещи и воспользуешься нашей великолепной ванной? А я пока приготовлю обед.       — Я не хочу, чтобы ты собирал еду в одиночку.       — Ты действительно только что сказал «собирал еду»?       Джим, еле сдерживая смех, задавался вопросом, как манера речи Спока может все еще его удивлять. Спок, тем временем, посмотрел на него так, будто сильно засомневался в его интеллектуальных способностях.       — Я потерпел неудачу в попытке понять твоё веселья. Что касается формирования нашего ужина…       — Формирование нашего ужина? Боже, Спок. Я думаю, что смогу справиться с репликатором.       — Ты уже сделал достаточно.       — Да ладно тебе, — Джим нацепил свою самую обворожительную улыбку, на которую был способен. Он хотел, чтобы Спок ушел ненадолго, чтобы украсить кухню к Рождеству. — Ты только что согласился на три недели непрерывного веселья. Меньшее, что я могу сделать, это приготовить покушать.       Спок выглядел не впечатлённым, при этом не пошевелив ни единой мышцей на лице, и Джиму захотелось прижать пальцы к его губам, зная, что там прячется улыбка. Прежде чем Спок успел что-то сказать, Джим вскочил на ноги и направился к репликатору, понимая, что если останется, то непременно предложит помочь Споку подняться на ноги, а это снова вызовет неловкость       — Давай, иди устраивайся. Завтра вечером будешь готовить.       Еще мгновение Спок выглядел так, словно хотел возразить, но затем кивнул и поднялся на ноги, при этом двигаясь с гораздо большей грацией, чем Джим. Он сделал паузу на секунду, а затем направился в свою спальню.       — О, и Спок? Закрой глаза, когда в следующий раз выйдешь на кухню, ладно? Интересно его брови не устают от такой скорость взлетов и падений? Эта мысль заставила Джима ухмыльнуться еще больше.       — Я не вижу логичес…       — Просто доверься мне. Я помогу немного развлечься.       Когда Спок издал звук, не совсем похожий на вздох, едва ли пытаясь скрыть свое раздражение, Джим внезапно поразился тому, как далеко их отношения продвинулись с начала их пятилетней миссии. Он до сих пор помнил день их первой встречи, когда Спок казался вырезанным изо льда, за исключением хорошо замаскированной ненависти, которая продолжала вспыхивать в его глазах.       — Несмотря на то, что я не понимаю зачем мне закрывать глаза, я тебя послушаю. Ты, кажется, единственный человек, ради которого я готов потворствовать подобным причудам.       И с этим потрясающим заявлением Спок повернулся и вышел из комнаты, оставив Джима смотреть на закрытую дверь, в то время как в груди Кирка внезапно стало слишком тесно, и сердце подскочило к самому горлу.

***

      В течение последних пятнадцати минут, с момента, когда Джим остался один, ему удалось развесить под потолком мишуру, по стенам гирлянду белых огней, а фигурки Санта-Клауса и его северных оленей разбросать по всем доступным горизонтальным поверхностям.       Он мог бы украсить еще быстрее, если бы у него не кружилась голова от последнего заявления Спока. После трех лет совместной службы Джим все еще не понимал, как парой простых слов вулканец пронзал Джима прямо в его нелогичное, человеческое сердце. Знал ли Спок, что он может вытворять всего несколькими подобными фразами?       Подтащив стул к камину, Джим забрался наверх, чтобы дотянуться как можно выше, желая повесить мишуру на деревянные балки, которые пересекали потолок. Зависнув в таком положении, он пытался отвлечься, напоминая сам себе, что Спок никогда, и ни при каких обстоятельствах не проявлял интереса к Джиму, и что Джим должен прекратить это прямо сейчас, пока он не сделал что-то в высшей степени глупое и не испортил лучшее, что было в его жизни.       — Джим?       В коим-то веки Джиму удалось не завизжать и не навернуться со стула — его инстинкт самосохранения сработал еще до того, как его имя успело слететь с губ вулканца, и он просто пошатнулся, прежде чем спустился на пол.       — Да, Спок, я…       Джим замер, все еще балансируя на стуле, весь воздух выбило из его легких. Спок стоял в дверях, потирая ладони о бедра, как будто ему нужно было за что-то ухватиться. Он сменил одежду на облегающую черную мантию, по бокам которой была расшита великолепная вышивка, а между глазами была небольшая морщинка, как будто ему не особенно нравилось стоять так с закрытыми глазами.       — Джим, ты настоял на этом, и я согласился, но если ты хочешь, чтобы я дошел до уборной, не причинив вреда ни себе, ни комнате.       — Конечно, Спок, извини, я иду, одну секунду.       Каким-то образом Джим сумел спрыгнуть со стула, не сломав лодыжку, затем пересек комнату, невероятно благодарный тому, что глаза Спока все еще были закрыты. Вулканец выглядел уязвимым, стоя так, с закрытыми глазами, пока руки свободно свисали вдоль туловища, и Джиму захотелось обнять и не отпускать его.       Джим понимал, будь глаза Спока открыты, тот бы увидел гораздо больше, чем Джим мог позволить ему увидеть.       Отчаянно пытаясь скрыть свои мысли, Кирк взял Спока под руку — и, о боже, этот мягкий материал был совершенно потрясающим на ощупь, — Джим слегка потянул, направляя в ванную. Спок без колебаний последовал за ним. От такого доверия, руки Джима обхватила дрожи, и ему пришлось сделать над собой усилие, сдерживая тремор, в попытке не выдать себя.       — Там уже есть полотенце, хоть здесь давно никого не было, вода должна работать хорошо, и если тебе понадобится еще мыло, я положил в ящик под раковиной.       — Джим, ты тараторишь. Я уверен, что сам найду все, что мне может понадобиться. Я мог бы тебе понадобиться.       Как только эта абсурдная мысль промелькнула в голове Джима, одна за другой произошли три вещи.       Внезапно Спок споткнулся, зацепившись за ножку кухонного стола, резко отодвинув его. В этот момент едва уловимый звук удивления окрасил воздух вокруг, а рука Джима рванулась вперед с молниеносной скоростью, сжимая запястье Спока, в то время как другая рука скользнула вокруг его талии, удерживая.       Джим почувствовал, как его пальцы прикоснулись к теплой ладони вулканца, как раз в тот момент, когда эта проклятая мысль все еще крутилась в его голове, и глаза Спока распахнулись.       Время остановилось, они смотрели друг на друга в тишине, при этом их молчание было громче ракетных залпов. Казалось даже воздух вокруг них застыл, и когда Джим попытался вздохнуть, из его лёгких вырвался хриплый протест, а внезапная боль в груди усилилась.       — Джим, все в порядке. Ты можешь отпустить меня.       Джим изо всех сил пытался сосредоточиться, все еще не в состоянии вдохнуть достаточно кислорода чтобы здраво размышлять. Глаза Спока потемнели, губы слегка приоткрылись, а Джим все еще обнимал его, удерживая слишком близко.       — Уверяю тебя, я вполне способен ходить без посторонней помощи. — Не говоря больше ни слова, Спок отстранился и встал прямо, его взгляд скользнул по кухне, пока Кирк пытался остановить приступ паники. — Ты так хорошо развесил украшения. После того как я приму душ, можно тебе помочь с оставшимися?       Джим мог только кивнуть, еще не доверяя своему языку. Было ли удивление, отразившееся на лице Спока лишь результатом неожиданного падения? Неужели он действительно не почувствовал то, о чем думал Кирк?       — Извини, я чуть не уронил тебя.       — Пожалуйста, не беспокойся. Я бы не получил никаких повреждений.       Сердце Джима зашлось под ребрами, когда он увидел, как пальцы Спока коснулись игрушки, которую он поместил на столешницу, а затем вулканец с осторожно взял её в руки.       — Это Санта? — Спок внимательно изучал Санта Клауса, словно пытаясь найти научное объяснение его существованию, и это зрелище совершенно не успокоило Джима.       Спок стоял в домашнем халате, держа в руках игрушку из детства Кирка, и только тут Джим осознал, насколько они были из разных миров, что это почти причиняло боль — почему Джим вообще думал, что сможет справиться с этим?       — Да, это он, — Отбросив эти мысли, Джиму удалось заставил себя открыть рот. — Веселый старичок, который приносит подарки.       — Он знает, когда ты спишь, а когда проснёшься? — Спок говорил без единой эмоции на лице. Джим понял, что произвел какой-то сдавленный звук, так как его мозг не мог переварить сказанное вулканцем. — Я полагаю, так поётся в песенке?       Рассматривая игрушку Санта-Клауса с абсолютно бесстрастным выражением лица, в сочетании с серьезностью вопроса на такую детскую тему, все это, в конце концов стало для Джима последней каплей.       Ничего на свете не могло сдержать смех капитана Кирка, и Спок тут же позеленел, быстро поставив игрушку обратно на полку, как будто понятие Санта-Клауса внезапно стало оскорбительным.       — Если мои попытки проанализировать эти человеческие традиции не более чем забавны…       — Спок, подожди. — Ему удалось остановить поток смеха, услышав смущение в голосе Спока, но он не смог полностью стереть улыбку со своего лица. — Прости, но ты не представляешь, как это было круто. Мы можем чуть позже спеть рождественские песни?       Спок просто смотрел на него, с его обычной, идеально вышколенной бесстрастностью.       — Пожалуйста?       Он попытался изобразить свою лучшую улыбку, но, должно быть, это не сработало, потому что Спок просто выгнул бровь.       — Ты не будешь смеяться?       — Обещаю.       Спок еще мгновение колебался, прежде чем кивнуть, затем повернувшись, направился в ванную, но Джим просто не смог сдержаться:       — Если только мы не споем «Rockin' Around the Christmas Tree». Потому что, честное слово: «Later we’ll have some pumpkin pie, and do some carolling»? Не могу гарантировать, что удержусь от смеха если ты исполнишь этот отрывок.       Джим попытался изобразить на лице хоть что-то, помимо глупой улыбки, но Спок даже не удосужился повернуться.       — Джим, в следующий раз, когда ты попытаешься заговорить по-вулкански, можешь быть уверен, что я буду твоим самым строгим критиком.       Джим еще долго смеялся после того, как дверь в ванную закрылась.

***

      Следующие два дня прошли словно в каком-то приятном сне.       Несмотря на бурные события их первого дня, ужин в тот вечер прошел без происшествий, и с тех пор все пошло гладко. Джим провел второй день, обучая Спока рождественским традициям — он позаботился о том, чтобы не упоминать омелу, зная, что у него не хватит сил, чтобы не предложить продемонстрировать. Спок в свою очередь, прокомментировал нелогичность упомянутых традиций.       Это был хороший план.       На третий день они бродили по лесу в поисках елки. Спок решительно настоял на том, чтобы не возвращаться пока они не найдут нужное дерево, несмотря на предупреждения Джима о переохлаждении и обморожении. Кирку все время хотелось обнять продрогшего вулканца.       К тому времени, как они нашли ёлку, которую Спок счел подходящей — Джим пытался объяснить, что никакая ёлка не может быть геометрически идеальна, но Спок каким-то образом нашел для них самую прямую ёлку во всем чертовом лесу — Спок начал пританцовывать на месте, пытаясь заставить кровь течь к пальцам ног, и Джим проклял себя за то, что позволил вулканцу пойти с ним.       Конечно, он не смог бы ему запретить. Даже когда они находились на службе в роли капитана и первого помощника, Споку удавалось обойти многие инструкции, с которыми капитан не соглашался, а Джим так и не понял, как он это делал.       Сочельник начался с безоблачного неба, превратившего их мир в нескончаемую дихотомию белого и синего, и Джим провел добрых десять минут, просто стоя на крыльце, и молча глядя на долину. Рождество в Айове не шло абсолютно ни в какое сравнения с рождеством в Канаде, и по прошествии трех дней их совместной жизни Джим начал немного рефлексировать от осознание того, как сильно он хотел всего этого.       Ему хотелось бы приезжать сюда каждый год и никогда не беспокоиться о том, нарушает ли он личные границы между ними или нет. Он хотел проводить время, свернувшись калачиком рядом со Споком на диване, глядя в камин и ссорясь из-за гоголя-моголя. Он хотел бы рассказать Споку, что такое омела, а затем развесить ее на каждой доступной поверхности, чтобы никогда не сдерживать себя в своих желаниях.       Но в реальности, Джим не мог даже прикоснуться к Споку, не проконтролировав собственные мысли.       Джим не шелохнулся, услышав, как позади него распахнулась дверь, и Спок встал рядом с ним, их плечи почти соприкасались. Тепло, более горячее чем человеческое каким-то образом прокралось в разделявший их воздух, и Джим оторвав взгляд от долины, взглянул на вулканца, недоумевая, почему его нелепое сердце сегодня ведет себя еще глупее, чем обычно.       Иногда Джим мог прочитать каждую эмоцию в этих темных глазах также ясно, как если бы Спок кричал. В другие дни, каждый сантиметр Спока каким-то образом умудрялся напоминать статую, и Джим абсолютно не понимал, что же происходит между этими красивыми заостренными ушами.       Словно прочитав мысли Кирка, вулканец встретился с ним совершенно бесстрастным взглядом. Каждой молекуле в тела Джима внезапно захотелось нарушить это спокойствие, но он лишь выдавил из себя легкую улыбку и отвернулся, чувствуя, будто ему вкололи кордразинВымышленный препарат — стимулятор. Он многое бы отдал, чтобы между ними никогда не было подобной стены из непроницаемой маски.       — Ты обеспокоен.       Джим не знал, смеяться ему или плакать, недоумевая, как он может быть таким очевидным. Он снова повернулся к Споку, который смотрел на него, хотя при этом мог видеть насквозь.       — Знаешь, довольно несправедливо, что ты всегда знаешь, о чем я думаю, когда мне так трудно тебя понять.       — Все еще?       В этот раз было легко прочесть — удивление. Брови Спока приподнялись, озаряя взгляд. Джим не мог понять, почему его признание было таким шокирующим для вулканца.       — Ты удивлен?       — Ты замечательно умеешь распознавать мои мысли.       Джим не мог придумать ответа, и Спок еще секунду смотрел на него, прежде чем снова взглянул на долину. После долгой паузы Джим поймал себя на том, что качает головой, задаваясь вопросом, как у Спок это каждый раз получалось.       — Пошли, Спок. У меня есть еще парочка рождественских традиций, которым я хочу научить тебя.       Спок приподнял бровь.       — Надевай свою самую теплую одежду и затем выходи ко мне.       Этот план оказался на удивление успокаивающим, и на его губах мелькнула улыбка, внезапно он представил реакцию Спока на эту конкретную традицию. — О, и сгенерируй пожалуйста в репликаторе две морковки, четыре киви и две стручковые фасоли, хорошо?       После двух дней нелогичных человеческих традиций Спок знал, что лучше не спорить и не спрашивать.       Двадцать минут спустя, даже после поиска палочек и прутиков, Спок все еще не возражал, когда Джим сказал ему скатать огромный снежный ком, а сверху положить два поменьше. Они работали в непринужденной тишине, овощи лежали рядом, на снегу, ярким пятном на фоне белизны.       — Так достаточно?       Джим прервал свое занятие, и уставился на три безупречных шара, которые лежали друг на друге, а их неровные края каким-то образом стали идеально полукруглыми. Спок больше ничего не сказал, но в его глазах читался легкий блеск, что свидетельствовало о плохо сдерживаемом облике невинности, и Джим раздраженно вздохнул, поняв, насколько грязным выглядел его снеговик по сравнению с этим.       — Из любопытства, кто-нибудь когда-нибудь говорил тебе, что ты перфекционист?       — На твоем очевидном примере я полагаю, что подобные выводы делали: адмирал Пайк, лейтенант Ухура, кадет О’Райли, доктор Маккой, адмирал…       — Выходит, ты великолепен, и все это знают. — Джим скрыл улыбку, закончив устанавливать третий снежок на место, а затем снова повернулся к Споку, который прибывал в удивлении. — Отвернись, мне нужно кое-что сделать.       — Закрывать глаза тоже часть рождественской традиции?       — Да. — Джим не мог сдержать ухмылку, зная, что Спок ему не поверил. — Не подглядывай.       Со звуком, который почти нельзя было назвать вздохом, Спок повернулся лицом к долине, и Джим поспешил закончить снеговиков, схватив четыре палочки, чтобы использовать их в качестве рук. У него также были две стручковой фасоли в кармане куртки, а затем он использовал все остальные овощи, киви и морковь как глаза и рты.       — Отлично, теперь можешь посмотреть.       Когда Спок обернулся, на его губах уже можно было заметить легкую улыбку, как будто он знал, что увидит. Джим в изумлении уставился на него, в животе разлилась волна сомнения, и пытаясь понять, почему Спок не комментирует, насколько нелогичной была вся эта концепция…       — Ты уже знал!       Полуулыбка не стала шире, но кивок Спока странным образом выражал веселье, и Джим осознал, что сам пытается подавить улыбку, при это ругая себя за собственную глупость и недогадливость.       — Не могу поверить! Я ведь приберег лучшее напоследок!       — Я провел небольшое исследование зимних обычаев землян.       — И ты все это время водил меня за нос?       — Отрицательно. Это просто один из обычаев, о котором я знал раньше. Джим издал уклончивый звук, не совсем поверив, но и не желая спорить, когда глаза Спока были такими теплыми.       — Отвернись еще раз.       Ничего не сказав, Спок снова отвернулся, и Джим вытащил из кармана длинные бобы, гораздо больше предыдущих, он хотел удивить Спока этой задумкой. Кирк поместил бобы на место, где должны быть брови у снеговика, а затем взял немного снега с земли, и слепил два идеально заостренных уха.       — Ха, готово.       Джим рассчитывал на что угодно, но точно не на такую болезненную реакцию от вулканца.       Спок обернулся и застыл, улыбка исчезла быстрее, чем появилась, его глаза метнулись к заостренным ушам и зеленым бобовым бровям. В его напряженном выражении промелькнуло что-то близкое к панике, он смотрел на снежного вулканца так, будто это было какое-то чудовище.       — Господи, Спок, что случилось?       Пока Спок продолжал просто смотреть на снеговика, у Джима закружилась голова, в попытке понять, что он такого натворил.       — Черт, это оскорбительно или что-то в этом роде? Ты же меня знаешь, я почти ничего не знаю о других культурах.       — Пожалуйста, постарайся расслабиться, Джим. — по-прежнему не смотря на него, вулканец сделал шаг ближе к творению Кирка, как будто снежный вулканец был самой важной вещью во всей вселенной. — Я не оскорблен.       — Значит…       — Не уверен, хочу ли я об этом говорить.       Джим закрыл рот так быстро, что чуть не прикусил губу, снова услышав болезненные нотки. Он отчаянно пытался найти правильные слова, но его высшие мыслительные процессы, казалось, покинули его, и он мог только ошеломленно смотреть на Спока, и ощущать вину, не зная за что.       — Извини, я просто…       — Джим, подожди, пожалуйста, не уходи. — Спок наконец-то оторвал взгляд от снежного вулканца, и способность Джима связно говорить, казалось, полностью пропала под напором боли в этих темных глазах. — Мои искренние извинения. Я должен тебе объяснить.       — Тебе не нужно.       — Я бы хотел.       Джим быстро заткнулся, не желая причинить еще больше вреда, а Спок снова повернулся и уставился на снежного вулканца.       — Когда я был маленьким, мы никогда не праздновали Рождество, и моя мама редко говорила о нем. Теперь я понимаю, что ей было больно находиться вдали от дома во время такого важного для нее праздника, она просто хотела с кем-то поговорить об этом, и ей очевидно хотелось отпраздновать.       Джим попытался скрыть внезапно охватившую его дрожь, осознавая, почему Спок был так потрясен. Если эта история касалась его матери, то неудивительно, что он так бурно отреагировал.       — Хоть тогда я и не понимал, почему она была расстроена, я обнаружил, что хочу сделать что-нибудь, чтобы помочь ей. Поскольку поговорить об этом с отцом было невозможно, я начал придумывать свой собственный способ вызвать у нее улыбку. Я был еще слишком молод, чтобы испугаться её счастья.       Даже по прошествии трех лет с момента смерти Аманды, Спок все еще говорил о ней так, как будто она умерла только вчера, и Джиму захотелось прижать его к себе и не отпускать. Он знал, что боль Спока никогда не превратится в приятные воспоминания или сладостно-горькую ностальгию, и что для него смерть матери всегда будет пронизана сожалением и горькой ненавистью, наряду с его калечащим самобичеванием за то, что он не успел, не схватил её вовремя.       — Когда мне было шесть, я, наконец, решил сделать что-нибудь, чтобы облегчить ее печаль. В банках данных, к которым у меня был доступ, было очень мало информации о человеческих рождественских традициях, но я узнал достаточно и создал крошечного снежного человека из камней и белой краски.       Джим понял, что затаил дыхание, но боль в голосе Спока, казалось, наконец немного утихла, как будто он вспоминал прекрасный момент из своей жизни. Тусклый намек на улыбку вернулся, Джим видел задумчивость в его глазах.       — Я редко видел, чтобы моя мать плакала от счастья, и хотя ее реакция заставила моего отца сделать мне строгий выговор, я никогда об этом не сожалел. Снеговик просидел на нашем крыльце почти неделю, от земной даты Рождества до тридцатого декабря, прежде чем моя мама решила…       Крошечная улыбка снова исчезла, и Спок внезапно, казалось, забыл, о существовании Джима вообще. Он подошел к снежному вулканцу еще немного, посмотрел на него, в то время пока Джим отчаянно пытался понять, что происходит.       — Через неделю после того, как я преподнес свой подарок матери, я обнаружил, что она решила прикрепить два маленьких уха, заявив, что теперь это снеговик представляет меня — полу человека и полу вулканца. — Выражение лица Спока больше не было таким горестным, но Джим мог видеть, как его пальцы в перчатках, внезапно сжали бедро, как будто ему не терпелось ударить. — Она… она настаивала, что так красивее.       Голос Спока слегка огрубел к концу, а после — Джим никогда не слышал более громкой тишины за всю свою жизнь. Ему отчаянно захотелось нарушить её, но ветер стих, не было слышно даже треска ветвей деревьев, и даже снег отказывался падать.       — Она была права, ты знаешь.       Джим вообще-то не собирался ничего говорить, но его рот работал без его разрешения, потому как в глазах Спока было что-то вроде мольбы, будто он нуждался утешении.       — Ни одному человеку из миллиарда не хватило бы смелости сделать то, что сделала твоя мама. Ты результат первой связи между двумя совершенно разными видами, и если это не самое красивое, что… — Джим умолк, увидев что-то еще, промелькнувшее в глазах Спока, пожимая плечами, он поймал себя на том, что сам толком не понимает к чему клонит.       Вместо ответа Спок просто еще мгновение смотрел на него, а затем потянулся, чтобы поправить одним из бобов, повернув его рядом с глазом из киви так, что лицо стало выглядело чуть менее суровым. Прежде чем Джим успел спросить, что он делает, Спок снова повернулся к нему, и было видно, что напряжение наконец-то покинуло его тело.       — Я сожалею, что ты так и не встретил ее. Ты и моя мать могли бы поладить.       — Я бы тоже хотел с ней познакомиться.       Когда мягкие слова сорвались с его губ, Джим внезапно понял, что вокруг них падают снежинки, и они со Споком одновременно подняли глаза к небу. На мгновение усилился слабый ветерок, кружа снег вокруг них, и когда Джим взглянул на Спока, вулканец все еще смотрел на небо.       — Хочешь зайдем в дом? Я приготовлю тебе горячий шоколад.       Джим спросил настолько непринужденно, насколько только мог, не желая нарушать хрупкий покой, который только что воцарился между ними, но Спок не двигался, его лицо все еще было обращено вверх, к падающему снегу.       — Разве у людей нет традиции ловить снежинки языком?       Несмотря на такой бесспорно дразнящий образ, тепло, пронизавшее тело Джима, не имело абсолютно ничего общего с похотью, оно имело прямое отношение к любви, и это приводило Кирка в замешательство больше всего. Не говоря ни слова, Джим поднял голову и высунул язык, а затем медленно закрыл глаза, давая Споку возможность сделать то же самое.       Он не знал, как долго простоял вот так, ловя снежинки на язык, и при этом отчаянно сопротивляясь желанию обнять вулканца. Он оставался неподвижным, пока Спок не встал рядом с ним, и когда Джим открыл глаза, беспристрастная маска почти вернулась на лицо вулканца, за исключением теплоты в карих напротив.       — Горячий шоколад?       Спок ничего не сказав, слегка кивнул, но и этого было достаточно.

***

      Спустя два часа и три чашки горячего шоколада Спок, казалось, оправился от происшествия со снеговиком, и вернулся к своему обычному непоколебимому «я».       — Джим, ты попросил меня о помощи, и поэтому я подсказываю тебе. Если ты наклонишь ёлку ровно на 45,7 градуса влево, а затем на 3,2 градуса вперед…       — Спок, если ты не остановишься, клянусь богом…       — … она должна быть почти идеально прямой.       — С каких это пор ты довольствуешься почти?       — Беру во внимание тот факт, что ёлку наряжаешь ты. — Джим уставился на него из-за ветки, а Спок лишь пожал плечами, приподняв бровь. — Если ты хочешь совершенства, наклона на 45,789 градусов будет достаточно, но я сомневаюсь, что ты сможешь оценить расстояние с такой точностью.       — Боже мой. Спок. Просто возьми уже несколько игрушек.       Наступила приятная тишина, и пока Спок заглядывал в коробку с украшениями, Джим продолжил пытаться поставить ёлку, слегка прислонив ее к стене, и надеясь, что Спок не уличит его в этой небольшой хитрости. Он все еще был не в силах поверить, что наряжал елку со своим неотразимым первым помощником.       — Джим, кажется, в этой коробке растет какая-то Терранская плесень.       — Серьезно? — Пытаясь выйти из-за ёлки, и при этом не выколоть собственные глаза в процессе, Джим отмахнулся от веток у лица и выплюнул пару сосновых иголок, а затем сказал. — Ну, конечно, она Терранская, мы же на Земле. Подожди, плесень?       Встревоженно вздрогнув, Джим вышел из-за ёлки и не смог сдержать предательский румянец, когда взгляд Спока скользнул по его расцарапанному лицу и взлохмаченным волосам. Он застенчиво поднял руку, но тут же опустил ее, и нахмурился, стараясь не обращать внимания на искорки смеха в глазах вулканца.       — Перестань смеяться. Сам то к ёлке совсем не подходил.       — Твое нынешнее состояние объясняет причину. Не мог бы ты взглянуть на этот нарост?       Джим приподнял брови в удивлении, и покосился на вулканца, задаваясь вопросом, понимал ли Спок какой подтекст несут произнесенные им слова. Когда вулканец оторвался от ящика, вопросительно приподняв бровь, Джим смог только покачать головой.       — Я думаю, Спок, тебе нужно изучить еще некоторые земные обычаи. Это прозвучало так, будто мы играли в доктора в очень плохом порно.       Не дожидаясь ответа, Джим заглянул в коробку и чуть не поперхнулся. — О, Боже, если это старые крошки от попкорна…       Кирк откинул голову назад, пытаясь удержать рвотный позыв, но остановился, увидев легкий зеленый румянец на щеках своего друга. Спок небрежно отвел взгляд, и Джим не смог сдержать ухмылку, а затем пошутил, даже несмотря на то, что сердце участило свой бег:       — Мистер Спок, если мысль о том, чтобы поиграть в доктора…       — Возможно, этот вопрос лучше обсудить с доктором Маккоем.       Это было сказано с его обычным невозмутимым выражением на лице, и без единой эмоции в голосе, как будто Спок совершенно не понимал, что он имел в виду. Джим ухмыльнулся.       — Он умрет, когда узнает, что ты это сказал.       — Это, безусловно, снизит общий уровень стресса на корабле.       — Эй, ты говоришь о моем лучшем друге!       — Тогда почему ты не проводишь с ним Рождество?       Спок внезапно стал серьезным, словно до сих пор не мог поверить, что Джим пригласил его. Не желая, чтобы это прозвучало будто Спок для него на втором месте, Джим воспользовался моментом, и посмотрел в коробку, прежде чем снова взглянуть Споку в глаза.       — У меня два лучших друга. — Джим выждал мгновение, чтобы удостовериться, что вулканец осознал сказанное, а затем позволил своей ухмылке стать шире, внезапно вспомнив о том, насколько он может быть обворожительным.       — К тому же, я совсем чуть-чуть подкупил его бывшую, чтобы она позволила Боунсу забрать Джоанну на праздники.       — А доктор Маккой знает об этом?       — Я приберегу это до следующего гипо.       Полуулыбка снова вернулась, а Джим изо всех сил постарался удержать себя в руках, так сильно ему захотелось прикосновений.       Он хотел вулканца настолько, что со временем это превратилось в постоянное пламя, которое каждые несколько часов вспыхивало во что-то, что грозило поглотить, сжечь до тла, зачастую сопровождаясь очередной провокаций.       — Это было очень мило с твоей стороны.       Джим прекратил поток размышлений, радуясь, что Спок сознательно блокирует мысли.       — Я знаю, это — самый дорогой рождественский подарок, который я когда-либо получал. Теперь помоги мне вычистить эту коробку. Нам еще нужно нарядить ёлку.

***

      К тому времени, когда на землю опустилась ночь, Джим чувствовал себя так, словно попал в рождественскую сказку.       Снег мягко кружил за окнами, а температура упала до какого-то нового невообразимого минимума, что делало тепло их домика еще более уютным. Они украсили всю гостиную, в камине красиво полыхал огонь, а их почти идеально прямая ёлка была покрыта сверху донизу украшениями, в том числе двумя новыми гирляндами из свежего попкорна, которые они сделали ранее.       Под елкой лежало два подарка, и вместо грусти о том, что Спок не знаком с земными традициями, Джиму понадобилось время, чтобы сохранить невозмутимое выражение на лице, так как его сердце наполнилось счастьем, когда он осознал, что Спок действительно подготовил для него подарок.       За исключением инцидента со снежным вулканцем, за последние три дня, с момента их прибытия, Спок постепенно расслабился, а Джим с увлечением наблюдал за этим процессом, отмечая как каждое новое рождественское приключение будто давало Споку разрешение отпустить ситуацию и просто получать удовольствие. И хотя он был далек от того, чтобы пить гоголь-моголь и напевать рождественские гимны, в его глазах плескалось тепло, а выражение лица было намного более расслабленным, чем обычно.       И самое приятное во всем этом — неформальная одежда, которую прежде вулканец носил за редким исключением. Джима немного потряхивало, настолько сильно он хотел сорвать её. Сочетание черных пижамных штанов, облегающего черного свитера и мягких черных тапочек на ногах — его либидо кричало, что Споку нужно чаще носить черное.       Все тело Джима горело, а его пальцы слегка подрагивали. Когда глаза Спока на секунду закрылись, а свет камина окрасил его кожу в золотистый цвет, Джиму отчаянно захотелось удариться головой о стену.       — Итак, мистер Спок, канун Рождества.       Свернувшись калачиком на диване, и подогнув под себя ноги, Спок оторвал взгляд от огня и удивленно приподнял бровь.       — Нужно все сделать правильно. Музыка, немного выпивки, может быть даже полночная игра в снежки.       — Несмотря на то, что я не знаком с этой традицией, сам термин подразумевает…       — Думай об этом, как о способе надрать мне задницу.       — Очень хорошо.       Улыбнувшись легкой иронии в голосе Спока, и понимая, что он сам себя подставил в некотором роде, Джим направился к крошечному компьютеру, который стоял у них на кухне, и включил свой любимый рождественский плейлист. Когда голос Бинга Кросби заполнил помещение, Джим подошел к репликатору и переключил его на напитки.       — Хочешь чего-нибудь?       — Алкоголь не действует на вулканцев так же, как на людей. — Спок даже не отвёл глаз от огня, словно яркое пламя успокаивало. — Но еще немного горячего шоколада будет в самый раз.       — Тебе действительно он настолько нравятся?       — Приемлемо.       Покачав головой, Джим поставил репликатор на режим коньяка, прежде чем вбить то, что хотел Спок.       И тут, из ниоткуда, на него нахлынуло случайное воспоминание. Он вдруг вспомнил, как на первом курсе Академии он сидел в библиотеке и читал книгу о других расах Федерации, бегло просматривая страницы о вулканцах, и задаваясь вопросом, какие слухи были правдивы, а какие просто являлись человеческими домыслами.       — Спок, ты хитрый дьявол.       Он прошептал эти слова себе под нос, слишком тихо, чтобы их услышал даже Спок, и попытался сделать вид, что его собственный голос не прозвучал подозрительно напряженно. Он бросил быстрый взгляд на Спока, а затем изменил свою запись на репликаторе — гениальная задумка вызвала волну бабочек в его животе.       Удерживая бокалами, он сел рядом со Споком на диван, стараясь оставить между ними немного места, и подтянул ноги, подобрав их под себя. Как только он устроился поудобнее, Спок оторвал взгляд от камина, а затем нахмурился, глядя на стакан в руке Джима.       — Джим, как я уже сказал, алкоголь не…       — Это шоколадный ликер.       Спок моргнул, глядя на него еще секунду, а затем его кожа стала зеленее их рождественской елки, и Джиму пришлось использовать все мускулы своего тела, чтобы не заерзать, при этом пытаясь притвориться, что каждый сантиметр его тела не горит адским пламенем.       — Не могу поверить! Все эти кружки горячего шоколада!       — У него приятный вкус.       — Приятный вкус? Спок, ты начал пить без меня!       Все еще смущенный, Спок изо всех сил старался скрыть это, и Джим почувствовал, как искрит буквально каждый нерв в его теле от понимания того, что он сидит так близко на диване с этим потрясающим вулканцем, который, к тому же, оказался навеселе.       — Горячий шоколад на меня не действует. Соотношение молока и шоколада таково, что…       Джим фыркнул, протянув ему стакан с ликером, и Спок уставился на него, явно не решаясь.       — Джим, я не знаю, если…       — Спок, пожалуйста, сегодня канун Рождества. — Джим попытался изобразить самую убедительную улыбку, а музыка, казалось, согласилась с ним, напевая что-то мягкое и медленное.       Спок вдруг стал совершенно прекрасен, весь в черном, блики от огня в камине плясали на его коже, и Джим возрадовался тому, что держал в руках бокалы.       — Возможно, это единственное Рождество, которое мы проведем вместе. Если ты действительно хотел отдохнуть и расслабиться, то сейчас самое время сделать это.       Веселье покинуло взгляд Спока с шокирующей скоростью, и Джима моргнул в замешательстве.       — Что не так?       Спок покачал головой и осторожно взял стакан из руки Джима. — Не бери в голову.       — Для того, кто всю жизнь скрывал свои чувства, ты действительно дерьмовый лжец.       Он не хотел, чтобы это прозвучало настолько раздражено, Спок тут же напрягся, а Джим вдруг почувствовал, будто они вернулись в их первый день, когда вулканец сходил с ума от попыток понять, как провести этот отпуск.       — Слушай, ты можешь рассказать мне всё что угодно, ты же знаешь.       Спок просто кивнул, зная, что это правда, но на практике решил воздержаться от пояснений. Джим решил дать ему немного времени и откинулся на спинку дивана, тихо вздохнув, тепло и комфорт распространились по каждому сантиметру его тела. Огонь продолжал потрескивать, а Джим всем телом жаждал физического контакта с вулканцем, поэтому он крепче сжал руки вокруг бокала, и остался неподвижен.       «Rocking around the Christmas tree, at the Christmas party hop…».       Зазвучала довольно глупая рождественская песня, и Джим не смог сдержать улыбку, несмотря на желание, все еще бурлившее в нем. Он пробовал множество различных локация для соблазнения и ухаживаний, но эта, с огнем в камине и холодным воздухом снаружи, была близка к идеальной. Ему стоило больших усилий, чтобы держать руки при себе.       «Mistletoe hung where you can see, every couple tries to stop…».       — Джим, что такое омела?       Все мысли о контроле улетучились с поразительной скоростью, оставив Джима ни с чем, кроме как его либидо, которое внезапно завопило во все горло.       — Хм.       — Мое исследование показало, что это Терранское растение, но я не знаю его назначения.       Лицо Спока стало подозрительно бесстрастным, а Джим изо всех сил пытался заставить свои голосовые связки снова работать, решив выбрать самый простой выход из ситуации.       — Ты меняешь тему. Что я такого сказал, что ты так расстроился?       — Джим, я полагаю, что… — Спок сделал паузу, и поставил свой стакан на пол рядом с диваном, прежде чем снова внимательно посмотреть ему в глаза. — Возможно, эти две темы не совсем не связаны.       — Спок?       — Я не хочу, чтобы это было наше единственное Рождество.       В его голосе чувствовалась отчаянная нужда, и Джим задумался, сколько раз за последние три дня у него перехватывало дыхание.       — И как ты заметил, у нас, возможно, больше никогда не будет шанса это повторить…       — Это правда. — Джиму наконец удалось заставить свои голосовые связки работать, хотя он ненавидел себя за то, что собирался сказать. — У нас есть еще два года, но после окончания миссии…       — Джим, я не испытываю особой симпатии к этой идее.       — Я тоже.       Когда они уставились друг на друга, и Джим не смог найти в глазах напротив отражение того, о чем думал вулканец, Кирк вдруг осознал, как много он бы отдал за прямой контакт с мыслями в голове Спока. Его сердце ужасно заныло, он жаждал прикосновений, а его возбуждение усилилось еще больше от внезапного осознания того, как мало времени они провели вместе.       —Ты все еще не объяснил концепцию омелы.       Голос Спока, казалось, немного охрип, и Джим, пытаясь скрыть тревогу, понял, что видит ту стадию, до которой Спок доходит только тогда, когда чего-то боится — то, как он буквально отключил абсолютно всю мимику на своем лице было даже более ужасающе, чем если бы его страх был у всех на виду.       — Это для… это традиция для пар. Люди вешают омелу, и пары останавливаются, чтобы поцеловаться под ней.       — Ты ее не повесил в любом случае.       Его голос прозвучал тише, чем обычно, а сам Спок даже не смотрел на него, и у Джима внезапно закружилась голова, а его ум пытался переварить сказанное вулканцем.       — Зачем… зачем бы мне это делать?       Ему удалось кое-как выдавить слова, хотя его легкие и сердце, казалось, слились воедино, не давая ни одному из органов нормально функционировать. Спок оставался совершенно неподвижным, и Джим несколько раз приказал себе дышать, пока его разум почти отключился из-за последней фразы вулканца.       — Спок, ты хочешь сказать…       Джим прикусил язык и закрыл глаза, пытаясь абстрагироваться, ему нужно было время, чтобы прийти в себя.       Это был его лучший друг. Его первый офицер. Один из немногих друзей, без которых Джим не смог бы жить. Единственный человек, который всегда был рядом с ним, спасая его задницу, и поддерживая управление кораблем, тот, к кому всегда можно было обратиться за помощью.       Страх, сопровождавший мысль о потере Спока, был почти так же силен, как и любовь к нему. Кирк не мог рисковать, он не мог видеть в этой фразе слишком… Спок не понимал человеческих обычаев, и он не мог понимать, что только что сказал. Джим, должно быть, видел намек там, где его вовсе и не было.       Ощутив нежное прикосновение ладони к своей коленке, Джим даже не разобрал звук, который произвёл, каждый сантиметр его тела кричал от желания, вперемешку с замешательством. Для любого другого это было бы почти небрежным касанием, но для Спока, это было похоже на то, как если бы он просунул руку Джиму между бедер.       — Спок?       Его голос был хриплый, и когда ему, наконец, удалось открыть глаза, он обнаружил, что Спок все еще смотрит на огонь. Джим взглянул на свое колено, просто чтобы убедиться, что это не сон, а затем скользнул ладонью по теплой руке Спока, стараясь как можно сильнее сдерживать свои мысли, и задаваясь вопросом, почему в комнате нет кислорода.       — В чем дело? Почему ты…       Джим снова замолчал, почувствовав, как Спок переплел их пальцы, и теплая кожа прижалась к его собственной. Мир внезапно сузился до них двоих, и разум Джима закричал, чтобы он сбежал так быстро, как только мог, он кричал, что это сумасшествие, и что он, должно быть, без сознания, или в бреду, или в каком-то сне…       — Как ты неоднократно повторял, ты мой самый близкий друг. Я не хочу потерять тебя, когда эти пять лет закончатся.       — Ты не потеряешь.       Его голос по-прежнему был не более чем хрип, и когда Спока еще немного сжал его руку, Джим почувствовал, что сердце готово разорвалось на тысячу крошечных кусочков. Он не хотел, чтобы Споку было настолько больно. В ответ он усилил хватку, подавив желание коснуться губами мягкой кожи, и прижать ладонь вулканца к своему лицу.       — Прости меня, Джим.       Спок убрал руку и поднялся с поразительной скоростью.       — Я сказал слишком много и снова расстроил тебя. Это не входило в мои намерения.       Прежде чем Спок успел уйти, Джим вскочил на ноги и схватил его теплые руки. Спок заметно напрягся, его глаза внезапно потеряли ту холодность, встретившись с глазами Джима, который отчаянно пытался разобраться в ситуации, потому что, такой исход этой самой ситуации его явно не утраивал.       — Спок, ты и мой самый близкий друг. Ты знаешь это. Так поговори со мной.       — Я никогда не был особенно искусен в формулировании своих мыслей, Джим.       Все тело Джима, казалось, распалось на мириады мелких кусочков, когда Спок медленно опустил голову и посмотрел на их сцепленные руки, затем также медленно поднял их и провел губами по тыльной стороне ладони Джима, с большим успехом перевернув его мир с ног на голову.       — Спок.       Прозвучало задушено. Все его существование рушилось, но Спок не отпускал, его глаза все еще были закрыты, и он все еще прижимал ладонь Джима к своим губам.       — Скажи мне, что ты этого не хочешь, и я уйду.       Слова окутали кожу, а мягкое дыхание коснулось ладони, и Джим почувствовал, что у него подкашиваются ноги, пока он судорожно пытался осознать, что происходит.       — Ты можешь считать это вторжением в личное пространство, но я не всегда был в состоянии поддерживать защитный барьер, особенно когда ты был рядом. Всякий раз, когда ты прикасался ко мне, даже на мгновение, ощущения, которые я испытал…       Спок прервался, будто боясь продолжать, а Джим вдруг почувствовал, что может полететь на Луну только благодаря силе окутавшего его счастья. Мир слегка пошатнулся, но при этом облегчение, заполнившее его вены, было не чем иным, как эйфорией, и у Джима начала немного кружиться голова.       — Как давно ты знаешь?       Его голос был не более чем шепотом, и Спок, казалось, напрягся еще больше, он все еще прижимал руку Джима к свои губам, глаза были по-прежнему закрыты.       — С тех пор, как мы прибыли сюда.       — И ты ничего не сказал?       — Ты тоже не добровольно предоставил информацию.       — У меня нет прямого канала в твой мозг.       Спок вздрогнул и отступил, наконец, открыв глаза. Смесь страха и надежды — эта комбинация была самой душераздирающей вещью, которую Джим когда-либо видел.       — Прошу прощения, если…       Не желая, чтобы Спок закончил фразу, Джим высвободил руку и обнял Спока, прижав так крепко, как только мог, и молча поклялся никогда больше не отпускать. Спок на секунду застыл, прежде чем все напряжение, казалось, вытекло из него, и он обнял Джима в ответ, внезапно став единственным, что удерживало его на ногах.       — Я рад, что ты не разгневался. Вторжение в твои чувства…       — Спок, не надо. — Каким-то образом Кирку, наконец, удалось найти слова, несмотря на эйфорию, пляшущую по венам, и неверие от которого все еще кружилась голова.       — Ты самый смелый человек, которого я знаю. Я бы сам никогда не смог сказать тебе.       — Я тоже не хотел тебя потерять.       Джим внезапно понял, что его потряхивает, и попытался взять себя в руки, но когда Спок нежно поцеловал его в волосы, все мысли о контроле улетучились. Джим задавался вопросом, как вообще возможно чувствовать такую поразительную смесь любви и облегчения, да еще в пересмешку с таким желанием, что можно было бы запустить целый космический корабль.       — Джим, ты что…       Джим прервал его, нежно поцеловав теплую шею, и дыхание Спока сбилось, а его руки крепче сжались вокруг Джима.       — Скажи мне, как и чего ты хочешь, Спок?       — Я…       — Я буду счастлив, свернувшись калачиком, лежать с тобой на диване, и просто держаться за руки всю ночь на пролет.       Кирк еще раз поцеловал Спока в шею. Из-за новизны ощущений колени Джима ослабли, и хватка вулканца усилилась.       — Но, я также буду счастлив, если мы займемся любовью напротив камина. Спок не смог остановить сдавленный звук.       — Все что ты захочешь. Я ждал три года, но это ты у кого в итоге хватило смелости, и я готов ждать еще.       Спок медленно скользнул рукой выше, прижимая ее так же нежно, как и три дня назад, и Джим подавил непрошенные слезы, реальность происходящего только начинала доходить до него, и он обнял еще сильней, тихонько дыша Споку в шею, все еще не в силах поверить, что это все реально.       — У меня мало опыта в этих делах, Джим. Я хочу…       Когда Спок, казалось, потерял дар речи, Джим, наконец, отстранился, в желании увидеть выражение лица вулканца. Некоторый страх все еще присутствовал, но Джим также увидел облегчение, отразившиеся в глазах напротив, и он мягко улыбнувшись, поднял руку и коснуться щеки вулканца, его пульс еще больше ускорился, когда глаза Спока закрылись.       — Ты дал мне то, чего я хочу больше всего на свете, Спок. Если ты хочешь подождать еще немного, прежде чем…       Не открывая глаз Спок покачал головой. Это простое движение сделало его невероятно ранимым. Сердце трепетало как никогда, и Джим провел рукой по щеке вулканца, затем слегка наклонился и коснулся губ настолько нежно, насколько только мог. Как будто три года мучительной тоски внезапно обрушились, освободив Джима из одинокой тюрьмы, в которой он жил все это время, даже не осознавая.       Несмотря на то, что Кирк никогда не понимал концепцию «время будто остановилось», к тому моменту, как губы Спока нерешительно двинулись, Джим полностью забылся в ощущениях. Поцелуй был нежным, не более чем касанием, но ровно до того момента, пока вулканец внезапно не издал еле слышный звук, и придвинулся ближе.       Джим абсолютно отпустил себя, три года любви и жажды вырывались наружу.       Он целовал Спока до тех пор, пока они оба не стали задыхаться, пока Джим перестал разбирать где вверх, а где низ, и пока Спок, наконец, не набрался смелости ответить, — зубы, губы и язык установили ритм, от которого Джим едва находил силы стоять. Рядом с ними потрескивал огонь, руки Спока вцепились в рубашку на его спине, сжимая пальцами.       — Ты удивительный.       Джиму пробормотал эти слова Споку в губы, когда они прервались чтобы вздохнуть, и он медленно опустился вниз по телу вулканца, на мгновение взглянув на него снизу-вверх, прежде чем потянуть за пояс пижамы.       — Можно?       Спок просто уставился на него, словно не зная, что ответить, и Джим внезапно вспомнил, как впервые лег с кем-то в постель. Если он, юный Кирк, чувствовал тогда нервозность, то для кого-то столь скрытного как Спок…       Снова поднявшись на ноги и выдержав взгляд Спока, Джим отступил назад и стянул рубашку через голову, небрежно бросав на диван. Глаза вулканца потемнели еще больше, как будто он еле сдерживался. Джим почувствовал, как бабочки запорхали в его животе, когда он спустил штаны, оставшись только в черных трусах.       — Все в порядке?       И хотя Джим никогда по-настоящему не чувствовал себя уязвимым без одежды, что-то в том, как Спок смотрел на него, заставляло почувствовать себя действительно голым, как никогда прежде. Когда Спок кивнул, скользя глазами вверх и вниз по его телу, Кирк едва сдержал стон, ощущая на себе такой взгляд.       — Твоя очередь.       Он с трудом узнал в этом хриплом голосе свой собственный, но ему стало все равно, когда руки Спока скользнули к низу рубашки, и он поколебался еще секунду, прежде чем медленно стянуть её через голову. Вулканец, определенно, не представлял насколько соблазнительно выглядела его нерешительность.       — Боже, ты прекрасен.       Спок отвел взгляд, зеленый румянец распространился от его щек к ушам. Джим подошел ближе, и провел пальцами по обнаженной груди. Он нежно кружил ладонями, его пальцы покалывало от того, что ему наконец позволили коснуться, и когда Спока прикрыл глаза, будто смотреть было слишком сложно, Джим задумался, что, черт возьми, он такого сделал, чтобы заслужить все это.       — Ты в порядке?       Прежде чем Спок успел ответить, Джим небрежно наклонился вперед, чтобы оставить языком влажную полоску на его груди, и шипение, которое он получил в ответ, было самым сексуальным, что он когда-либо слышал.       — Ты намного более отзывчив, чем я себе представлял.       Когда Спок снова открыл глаза, он даже не пытался скрыть своего желания. Джим почувствовал, как его губы изогнулись в улыбке, а румянец на щеках вулканца усилился.       — Ты не представляешь, как часто я мечтал об этом. — Он скользнул руками вниз по груди Спока и остановился, чтобы огладить полоску кожи внизу, около бедер, скрытых черной тканью. Спок все еще наблюдал за ним, и Джим не удивился, почувствовав, как дрожат его собственные руки.       — Можно?       Когда Спок кивнул, ему показалось, что годы стресса просто кровоточат из него. Джим снова опустился на колени, проводя руками вниз, вдоль тела вулканца. На мгновение он прижался губами к передней части штанов, обхватив ими твердость, и руки Спока сжались в его волосах, как будто он отчаянно нуждался в чем-то, за что можно было бы ухватиться.       — Я даже не могу сформулировать, как сильно я хочу тебя.       — Эта… потребность взаимна.       Это были первые слова, которые вулканцу удалось произнести примерно за пять минут, и Джим взглянув на него, ощутил, как его кожа внезапно загорелась просто от выражения лица Спока, от такого явного желания…       — Боже, ты бы видел себя.       Этот красивый румянец стал еще гуще, и Кирк обнаружил, что изо всех сил пытается удержать взгляд Спока, который сосредоточился на нем с такой интенсивностью, что Джим содрогнулся. Напоминая себе дышать, он медленно провел пальцами по верху пижамных штанов, прежде чем осторожно стянуть их, а затем помог выйти из них. Прежде чем Спок успел занервничать, Джим еще раз поцеловал переднюю часть его трусов и снова встал, взяв Спока за руки.       — Здесь или в спальне?       — Здесь.       Одно слово и ноги Джима ослабли еще больше. Он на мгновение коснулся губами, целуя, и его дыхание участилось, когда Спок издал почти болезненный звук, еще больше прижимая их тела друг к другу.       — Мы можем лечь?       Спок отстранившись, кивнул, и Джим медленно опустил их, уложив Спока на мех, после чего сделать паузу, чтобы насладиться видом. Его давняя фантазия была прямо перед ним, и он осторожно оседлал Спока, намеренно пропуская место, которому больше всего требовались прикосновения. Вулканец начал нетерпеливо ерзать, румянец на его коже стал еще ярче.       — Джим, ты…       Он внезапно остановился, потянувшись пальцами к бедрам Джима, словно пытаясь общаться без слов, и Джим решил проявить милосердие.       Все еще не в себе от того, что ему разрешили прикасаться, Джим медленно скользнул вниз по телу вулканца, на ходу стянув с него нижнее белье, и оставив Спока обнаженным и красивым на ковре перед собой. Его сердце внезапно сжалось так, что почти заглушило его либидо, и он наклонился, чтобы запечатлеть благоговейный поцелуй на бедре, не упустив того, как все тело Спока напряглось в ответ.       — Джим…       — Мне не хватит слов описать, что все это значит для меня. Просто позволь мне немного позаботиться о тебе.       Когда Спок в знак согласия просто прикрыл глаза, Джим, игнорируя собственное возбуждение, начал исследовать.       Он оставлял мягкие поцелуи на нежной коже ног, прежде чем начать вылизывать бедра, а затем стал покусывать напряженный живот. Джим осторожно прикусил тазовую кость, затем провел языком по головке члена, наслаждаясь вздохом, когда снова отстранился, царапнув зубами внутреннюю сторону бедер, и крепче сжимая их ладонями.       — Приятно?       Единственным ответом Спока стало бормотание имени Кирка, его глаза были плотно закрыты, а пальцы вцепились в ковер. Джим никогда не слышал ничего более прекрасного.       — Ты хоть представляешь, что делает со мной твой голос? Я мог бы слушать часами. Ответа не последовало, но Джим и не нуждался в нем, и он осторожно провел руками по внутренней стороне бедер вулканца, еще шире раздвигая его ноги и чувствуя инстинктивное напряжение Спока от такой более откровенной позы.       — Джим…       — Доверься мне.       Когда Споку удалось немного расслабиться, Джим прикусил губу и простонал, затем он раздвинул эти прекрасные ноги настолько, насколько смог, при этом оставляя дорожку из поцелуев и укусов по всей внутренней поверхности бедер, и остановился только тогда, когда Спок начал тяжело дышать над ним. Его тело болело от того, что ему, наконец, позволили прикасаться, Джим медленно провел языком по всей длине члена Спока, касаясь кончика языка, прекрасно осознавая, что это больше похоже на поддразнивание, чем на что-то другое.       — Джим, пожалуйста.       Мягкие слова осели где-то глубоко внутри, и он, наконец, обхватил Спока ртом, его собственный член дернулся, реагируя на сдавленные вздохи, которое он получил в ответ, и от того, как бедра Спока задвигались сами по себе. Джим прижал их обратно, а затем попытался сделать все возможное, чтобы свести вулканца с ума, отодвигая свои собственные желания на второй план.       Наконец-то он начал воплощать в жизнь свои фантазии, но этого хватило ненадолго. Спок кончил, его лицо выражало чистое удовольствие, пальцы крепко сжались в волосах Джима, а голос стал не чем иным, как серией хриплых выдохов. Вулканец дрожал в его руках, и у Джима немного перехватило дыхание от желания, когда он скользнул вверх к Споку и прижал их губы в поцелуе, тут же c восторгом почувствовав, что Спок обнял его, и поцеловал в ответ.       — Стоило ожиданий?       Спок все еще не восстановил контроль над своим голосом, но он усилил хватку и скользнул рукой между их телами, сжимая пальцы поверх нижнего белья Джима, который вдруг понял, что снова не может дышать, а вулканец, поцеловав в шею, просунул руку под белье и обхватил его член.       Джим едва распознал звук, вырвавшийся из его горла.       — Сними это.       В голосе Спока проявилась напористость, он произнёс это в губы Джима, и Кирк быстро попытался подчиниться, несмотря на то, что все усложнялось его трясущимися руками. Он сел, и все-таки сумел освободился от ограничивающего клочка ткани, отбросив в сторону.       А затем обнаружил, что их позы поменялись местами, его спина прижималась к мягкому меху, а сверху растянулся великолепный вулканец.       — Ты двигаешься, как кошка.       Лицо вулканца было расслабленным, чего ранее Джим никогда не видел, а губы при этих словах изогнулись в улыбке. Прежде чем Джим успел сказать что-то еще, Спок начал целовать его тело, явно желая сделать то же самое, что он сам только что завершил.       — Спок.       Его голос сорвался, а сердце попыталось выскочить из груди, и Спок приподнял бровь.       — Пожалуйста, не дразни. Я уже… мне нужно, чтобы ты…       Спок ничего не сказал, но его полуулыбка стала почти грешной, затем он обхватил Джима ртом, и тот издал такой звук, на который он даже не подозревал, что был способен, каждый сантиметр его тела сосредоточился на этом удивительном чувстве. Во рту у Спока было жарче, чем на летнем асфальте, и это внезапное ощущение заставило Кирка с трудом переводить дыхание, а его способность мыслить полностью отключилась.       Прохрипев имя вулканца, Джим оторвал бедра от ковра прежде, чем успел себя остановить, но его тут же прижали к мягкому покрытию, вулканская сила обездвижила, оставляя на милость всего, что пожелает Спок.       А затем Спок начал исследовать его тело, используя свой язык и губы всеми возможными способами, какие только можно придумать, и этого было достаточно, чтобы заставить Джима танцевать на грани удовольствия, но недостаточно, чтобы подтолкнуть к развязке. После нескольких минут таких манипуляций, тело Джима напряглось, и когда ему всё-таки смог произвести хоть звук, он понял, что умоляет, не в силах остановиться.       С явно самодовольным видом, который поджарил все, что осталось от мозга Джима, Спок сжал губы, впиваясь пальцами в его обнаженные бедра.       Волна чистого наслаждения прокатилась по телу Джима, и два удовольствия сплелись в одно, когда желание и любовь Спока просочились сквозь кончики его пальцев и столкнулись с безумным желанием самого Кирка, со всей тонкостью сходящего с рельсов товарного поезда — как только их удовольствия слились воедино, Джим внезапно оказался на уровне восприятия, который охватил все аспекты того, кем он являлся, что сделало его совершенно неспособным дышать…       Джим кончил так сильно, что мир вокруг поплыл, окрашивая все существование в белый.       Когда он наконец хоть чуть-чуть перевел дух, его уже обхватили сильные руки, теплое тело прижалось к его спине, а нос Спока зарылся в его волосы. Джим едва мог сказать, где кончается он и где начинается Спок — вулканец будто боялся отпустить его, пытаясь прижаться еще теснее.       Джим хотел сказать что-то подобающее ситуации, но все, что у него получилось, это хрипнуть, затем он еще ближе прижался к Споку, чувствуя, как в его груди вибрирует от плохо сдерживаемого удовольствия.       — Я полагаю, что это было задумано как комплимент.       Джим прочистил пересохшее горло и задумался, сколько шума он наделал, пока был занят полетом в другую галактику.       — Если бы люди знали, что ты способен довести до оргазма лишь силой мысли, у тебя была бы очередь в коридоре «Энтерпрайз». Что было…       — Я больше никого не хочу.       Внезапное чувство любви, охватившее Джима, заставило задрожать, а затем он смог ощутить оттенок тех же чувств, исходивших от Спока, которые проскальзывали через каждый сантиметр их соприкасающейся кожи. Все еще расслабленный после оргазма, он с трудом мог поверить в происходящие, в то, что всё это было реально.       Понимая, что три года мучительной тоски закончились, Джим обнаружил что улыбается как идиот, и он знал, что Спок тоже почувствовал это внезапное удовольствие, потому что хватка вулканца усилилвсь до такой степени, что почти перекрыла ему кислород.       — Я тоже не хочу никого другого, Спок.       — Хорошо.       В этом тоне прозвучало почти собственническое мурлыканье, и Джим обессилино дернулся, а после того, как ему удалось сдержать стон, он начал покрывать поцелуями обнаженную руку вулканца. Всё его существо вибрировало от того, что он наконец-то оказался настолько близко к Споку.       — Тебе нужно поспать, Джим.       В теплом голосе Спока чувствовалось ленивое удовлетворение, и Джим решил последовать совету, прижавшись лицом к его руке и закрыв глаза. Когда он засыпал, Спок покрывал его волосы нежными поцелуями, и Джим на грани сна и яви понял, что за всю свою жизнь он никогда еще не чувствовал себя более счастливым и удовлетворенным.

***

      Ночью, в какой-то момент, когда огонь в камине почти потух, они переместились в комнату Спока, свернулись в измученную кучу довольных, переплетенных между собой конечностей. Когда Джим проснулся на следующее утро, он понял, что был один, и с довольной улыбкой на лице осторожно поднялся на ноги.       Улыбка исчезла в мгновение ока, когда он вышел из комнаты и не обнаружил Спока. Борясь с волной того, что очень походило на панику, Джим завернулся в пальто и распахнул входную дверь.       Спок стоял рядом со снеговиками и хмуро смотрел на них, как будто с ними было что-то не так. Джим сначала удивился, но когда он присмотрелся к снежным человечкам, улыбка снова вернулась на его лицо, а увиденное заставило заново влюбиться.       Стоя рядом со снежным вулканцем, снежный человек Джима получил новый атрибут — символ Звездного Флота четко выделялся на фоне белого снега, состряпанный из того, что оказалось скоплением горошин. Спок наклонил руки-палки каждого снеговика так, чтобы они соприкасались.       Джим и Спок. Снежные человечки. Держались за руки.       Даже не заботясь о том, что он босой, Джим пересек двор за смущающе короткое время, и взял сильно позеленевшего Спока за руку.       — Так гораздо лучше.       Что-то хрупкое чувствовалось в голосе вулканца. Джим не доверяя собственному голосу, просто сжал руку Спока, а затем придвинулся ближе. Его сердце впервые за многие годы успокоилось.       — Джим, тебе не холодно?       Не обращая внимания на вопрос, Джим осторожно встал на замерзшие цыпочки, обвил руками уши Спока, и нежно притянул его для поцелуя. Мир снова закружился, а когда Джим, наконец, отстранился, на лице Спока появилась легкая улыбка, а в глазах читалось явное удовлетворение.       — Возможно, в следующий раз мы сможем собрать весь командный состав. Потеряв дар речи при мысли о том, что теперь они могут повторит все это, Джим закрыл глаза и обнял Спока. Снег кружился вокруг, когда вулканец осторожно поднял его с земли, баюкая, как будто он ничего не весил, и Джиму захотелось чтобы этот момент длился вечно.       — У нас впереди еще много времени, Джим.       — Теперь ты будешь менее озабочен чтением моих мыслей, не так ли?       Спок ничего не ответил, но когда он прижался к нему в поцелуе, они оба почувствовали любовь и привязанность, которые искрились между ними, согревая их изнутри.       Джим прикрыл глаза, купался в ощущении, что наконец-то он не один.