больше не болит

— Ты вообще ходить будешь? — Буду. — Полтора месяца прошло, ты ходил только первую неделю. — Я знаю. — Что с тобой, Джисон? — Без понятия. Парень кидает телефон на другой конец кровати и переворачивается на другой бок. За окном метель — весь двор завалило. Мама утром будет злиться и чистить машину большой щёткой. Нос заложен, в горле першит, а голова болит. Температуру он мерил два часа назад — 38,4. Феликс звонит каждый день — путём проб и ошибок выяснил, что ни на одно сообщение ему не ответят. Джисона мотает по кровати, все конечности ломит, он лежит и думает, в какую сторону изогнуться, чтобы стало легче. Он не чувствовал себя так все полтора месяца. Это началось с простуды, да, а потом случилась бессонница — он совсем не спал неделю, несварение, отравление, больная голова, опять простуда и грипп. Доктор Ким — его психолог — говорит, что всё в его голове. Джисон фыркает и отмахивается, потому что как из-за головы он может блевать четыре дня подряд? Телефон звонит опять — это Минхо. У него особенный рингтон с опенингом их любимого аниме. Джисон зажмуривается до разноцветных кругов перед глазами и ставит телефон на беззвучный. Феликс не был прав, Джисон ходил не только в первую неделю после новогодних праздников, он появился в школе ещё на несколько дней, — где-то на границе бессонницы и несварения — а потом математичка наигранно удивилась его присутствию и отбила всё желание находиться в её кабинете. Джисону кажется, что он не делает вообще ничего. Десятки долгов по учёбе и писем от преподавателей висят над ним, как раздражающе мигающая красная лампочка на длинном проводе. Все сообщения от друзей игнорируются больше месяца, несколько последних сеансов у психолога он пропустил, ссылаясь на плохое самочувствие, а целая пачка таблеток лежит, нетронутая, на подоконнике. Ему, вроде, слишком плохо, чтобы начать всё разгребать, а от того, что не разгребает, становится только хуже. Бесконечный замкнутый круг. Мать заставляет заниматься спортом каждый день, водит к врачам семь раз на неделе, ругается постоянно. Разве он виноват, что сил на тренировки нет, а результаты анализов — идеальные? Два месяца назад он признался Минхо. Они дружили, кажется, всю жизнь — вместе сидели в песочнице, вместе пошли в первый класс, вместе сдали промежуточные экзамены в средней школе, вместе перешли в старшую. Джисон любил Минхо, кажется, всю жизнь. К нему не приходило резкого осознания, нет, он будто всегда знал, что он для Минхо — друг, а Минхо для него — что-то гораздо большее. И он был не против, пока пубертат не вошёл в свои права и не заставил краснеть и заикаться каждый раз, когда друг находился поблизости. А потом Минхо вдруг начал встречаться с девочкой из параллельного класса. И когда Джисон слушал про их первое свидание, первый поцелуй, первый секс — он просто закрывал глаза и представлял себя на её месте. Просто чтобы так больно не было. Просто чтобы Минхо не заметил жгучие слёзы обиды в его глазах. Они расстались через пять месяцев и двенадцать дней. Все утешали Минхо и хлопали его по плечу в знак поддержки. А надо было Джисона утешать и хлопать, потому что друг выглядел так, будто жизнь на этом закончилась. Хану до сих пор больно вспоминать о том, как самый дорогой человек призраком ходил по коридорам. О том, как все эмоции резко пропали из его глаз, о том, как он не улыбался несколько месяцев. Прошло время, и Минхо излечился. Он стал таким же, как прежде. Он так же, как и прежде, не смотрел на Джисона. Они общались не меньше, чем раньше, устраивали совместные походы в кино, ночевали друг у друга как минимум раз в неделю, обедали в школьной столовой на большой перемене. А когда Минхо провёл их на новогоднюю вечеринку в клуб по каким-то связям и начал флиртовать с девушкой у барной стойки, Джисон не выдержал. — Я, блять, не могу поверить, что ты делаешь это на моих глазах! — Что я делаю? — Минхо покрутил головой, окинул взглядом помещение и приподнял брови, возвращая взгляд на Хана. — Не строй из себя дурака! Невозможно было не заметить то, как я смотрю на тебя, Минхо. Годами, блять! Не говори, что ты ничего не замечал, потому что я знаю, что это не правда. — Я не понимаю, что я сделал не так, Хан-и, объясни нормально, — парень растерянно хлопал глазами. Взгляды всех посетителей небольшого клуба были направлены на них. — Я люблю тебя, мудак! Сколько себя помню, — слёзы брызнули из глаз. — И если это стало для тебя открытием, то мне очень, блять, жаль, потому что все кроме тебя это уже поняли. А потом Джисон развернулся и выбежал из клуба. С тех пор прошло два месяца, с Минхо он больше не говорил. Конечно, Хану его не хватало. За годы общения они никогда не теряли связь дольше, чем на неделю. Это было давно, когда у них ещё не было собственных мобильников, а семья Ли улетела в отпуск. Они ссорились, но прибегали друг к другу на следующий день. Они могли не видеться всё лето, но постоянно переписывались. В этот раз Джисон пресёк все пути — сообщения и звонки оставались без ответа, а маме было сказано строго настрого не открывать никому из его друзей дверь. Каждый раз она говорила Джисону, что он приходил. Он насчитал тринадцать раз. Хан кашляет, встаёт с кровати и направляется на первый этаж, чтобы заварить себе чай с имбирём, лимоном и мёдом. Перед глазами стоит пелена, все предметы мебели расплываются, а голова готова лопнуть от сильной боли. Когда он заходит обратно в комнату, громкий стук в окно заставляет его вздрогнуть и пролить немного горячей жидкости на пальцы. Джисон шипит, ставит кружку на тумбочку и мотает рукой изо всех сил. Стук повторяется. Парень подходит к окну, шатаясь и промаргиваясь. И видит Минхо, цепляющегося за ветку клёна, растущего у его дома. Сердце делает кульбит. Джисон моргает ещё пять раз, чтобы убедиться, что его воспалённый мозг не подсовывает ему галлюцинации. — Эй! — слышится приглушённый голос Минхо. — Джисон-и, впусти меня, я, кажется вывихнул лодыжку! Джисон отмирает и бросается к ручке окна. Минхо цепляется за протянутую ему руку и кубарем вваливается в комнату с безумной улыбкой на лице. — Ты кажешься слишком радостным для человека, который вывихнул лодыжку. — Плевать я хотел на эту ногу, — Минхо на пробу крутит стопой и морщится. — Я добрался до тебя! Спустя два месяца! И я, между прочим, очень зол, Джисон-и. — Я, между прочим, тоже, — Джисон закатывает глаза и фыркает. — Я всегда знал, что ты круглый дурак, но не думал, что настолько. Ты видел вообще, что на улице творится? Скажи спасибо, что лодыжку вывихнул, а не шею. — И что я должен был, по твоему, делать? Дожидаться конца снегов, чтобы поговорить с тобой? Хотел бегать от меня ещё два месяца? Джисон вздыхает, потупив взгляд. Он молча лезет в шкаф и достаёт комплект сухой одежды Минхо, давно нашедший место на его полке, и кидает им в парня, сидящего на полу. — Иди в душ, ты весь продрог. Твоё полотенце лежит на сушилке. Когда Минхо уходит, он оседает на кровать и закрывает лицо руками. Джисон не готов к этому разговору. Он не готов слышать отказ, не готов делать жалкие попытки сохранить дружбу. Ему жутко хочется свалить всё на Минхо, но Хан понимает, что он сам заварил эту кашу — ему теперь это и расхлёбывать. Минхо заходит бесшумно. Он присаживается рядом и невесомо опускает руку на бедро Хана, заставляя его в очередной раз вздрогнуть. — Я всё. — Я вижу. — Слушай… — начинают они одновременно и тихонько хихикают. — Минхо, я… Прости, — Джисон выдыхает. — Прости, что избегал тебя, мне нужно было время. Сейчас я понимаю, что поступил очень эгоистично, вывалив на тебя всё и просто исчезнув. — Я всё понимаю, Хан-и, не переживай из-за этого, — но Джисон не слушает. — Мне так стыдно. Я много думал об этом и понял, что ты мог игнорировать все очевидные знаки, чтобы не делать мне больно. Я знаю, что ты не любишь меня, но мы могли бы остаться друзьями? Я обещаю, что не буду мешать тебе, мы сделаем вид, что того признания никогда не было, хорошо? Прости, я просто не могу потерять тебя… — Минхо прижал руку ко рту ошалевшего Джисона, обрывая его монолог. — Так и знал, что мне нельзя позволять тебе начинать первым, — Ли усмехается. — Твой мозг, конечно, очень горяч, но иногда ты думаешь слишком много. — Что? — Я тоже люблю тебя, — пожимает плечами Минхо. — Что? — Я пытался сказать это ещё тогда, в клубе, но ты убежал и не услышал ничего, что я кричал тебе вслед. — Но… как же… Джиён? И та девушка в клубе? — Минхо тяжело вздыхает. — Сейчас будет неловко. Я влюбился в тебя в конце средней школы, — Джисон широко распахивает глаза. — Мои родители гомофобы, ты знаешь. Они всю жизнь внушали мне, что влечение к своему полу — болезнь, я… Просто не мог принять то, что мне нравится парень, — Джисон слушает, затаив дыхание. — Джиён бегала за мной два месяца, и я подумал, что если я буду с девушкой, то убью все чувства к тебе. Выяснилось, что я бисексуал, но чувств это не изменило. — Ты казался убитым горем, когда вы расстались, — бормочет Хан. — Потому что мой план по уничтожению чувств к тебе не сработал, да. Джиён хорошая девушка, она заслуживает кого-то, кто будет правда любить её. — Но почему ты флиртовал с той девушкой в клубе, Минхо? — Ээ… — Ли смотрит куда-то мимо Джисона. — Я был уверен, что ты влюблен в Феликса. — Что?! Как ты к этому пришёл вообще? — Ты стал проводить с ним много времени, вы постоянно обнимались и цеплялись друг к другу, я думал, что у меня нет шансов. — Какой же ты дурак, — воет Хан. — Я сблизился с ним, потому что ты постоянно пропадал с Джиён! — Теперь я это понимаю, Хан-и, — Минхо смотрит на Джисона и нежно улыбается. Он осторожно проводит его по щеке, и Хан гонится за прикосновением, смешно вытягивая губы, чтобы оставить на ладони невесомый поцелуй. Давно забытый чай стоит на тумбочке, а Джисон понимает, что у него больше ничего не болит.