Не поддаваясь грусти

У Джима выдался отличный день. Утром он прекрасно провёл время в 101м Дипкорпусе. Его вопрос о Вавилонском кризисе 2134 года перерос в дебаты на сорок минут, и Джим уверен, что выиграл спор, пусть даже инструктор по окончании сказал ему только: «Дельные аргументы, кадет». Днём Джим ожидаемо блестяще сдал экзамен по Истории Федерации, хотя едва просмотрел конспекты накануне. Да он и так всегда знал эту чушь! В самом деле, кому нужна корка из колледжа, когда есть книги, компьютер и мозг, способный впитывать как губка? Так прошла первая половина дня. А после ужина он встретился с Боунзом в спортзале устроить рукопашный бой (что в последнее время служило ещё и отличной прелюдией). Под конец тренировки Боунз буквально пригвоздил его к полу. Удерживая собой и упираясь коленом ему в поясницу, он игриво прихватил Джима за ухо и прошептал: «Давай в душ, а когда вернёмся в общагу, я отсосу тебе до отключки». Они никогда не добирались так далеко. Боунз прижимает его к гладким стенам проулка у Ти’Плана Хаз Холла и спускается вниз по его телу как профи. Ну, ладно, может, и не как профи – но как Боунз, а это означает много звуков, даже когда его рот полностью занят членом Джима, и ещё больше движений, и руками, и языком. У Джима узкие бёдра, а у Боунза широкие ладони, и это отличное сочетание. Как будто их тела созданы друг для друга, о чём Джим никогда не признается вслух, ни в жизни, даже под пытками. Он не сентиментален – как и Боунз. Они друзья; они не говорят друг другу такую фигню. Они прикрывают друг другу спину. И трахаются. Боунз стонет вокруг члена Джима, одной рукой ухватив за бедро, другой работая у него между ног. Джим пытается не толкаться навстречу, это уж чересчур грубо, но чёрт возьми… Боунз такой охренительный, когда берёт у него. Джим сильней вцепляется ему в волосы и откидывает голову назад, к прохладным камням, глотая придушенные, рваные всхлипы. Джим предупреждает Боунза перед тем, как кончить, но они всё равно все перемазываются. Про себя Джим думает: Боунзу это нравится. Особенно когда Джим падает на колени и принимается слизывать последствия своего оргазма с его подбородка и губ. — Чёртов щенок, — ворчит Боунз, но поддаётся. — Пошли к тебе, — говорит Джим. — Зачем? — подозрительно спрашивает тот. Джим ухмыляется: — А ты как думаешь? — О мои боги. Ты ведь придёшь уже на взводе, верно? А я должен заниматься. У меня завтра экзамен по Теории транспортации, а это не мой конёк. И… хватит, — обрывает он, когда Джим в очередной раз игриво лижет его в угол рта, — я доктор, а не мороженое. Джим перекатывается на пятки: — А почему нет? Я тоже мог бы позаниматься. Или проверить тебя. Или просто почитать. Я уже говорил, как это офигительно, что ты изучаешь дисциплины, которые тебя пугают? Боунз странно смотрит на него, а после, вздохнув, качает головой: — Ты правда этого хочешь? Провести со мной вечер, просто… читая? — Ага. — Притом, что целая толпа кадетов была бы не прочь?.. Это немного задевает, но всё же не удивляет. Памятуя о том, что Боунз медик и самый упёртый гад во Вселенной после Джима Кирка, а ещё о том, что он мужик и почему-то не представляет, как кто-то в своём уме захочет быть рядом с ним, Джим говорит: — Так значит, это «нет»? М-м, ну ладно, — и поднимается. Боунз перехватывает его за руку, возвращая обратно: — Чтоб тебя, Джим, это не значит нет. Просто… у тебя что, нет других друзей? Разумеется, есть. Много друзей. Впервые во взрослой жизни. И это потрясающе. Но почему-то его тянет к Боунзу. И дело не только в сексе, хотя секс у них просто отпадный. Может, всё потому, что Боунз – та ещё задачка. Лучшая задача – ведь он считает себя простым как пять копеек, а сам запутанный как чёрт. И когда ты наконец заставляешь его открыться, миновав хрустящую корочку, добираешься до зефирной серединки… А может, всё потому, что там, в шаттле на пути из Риверсайда, Боунз кровоточил эмоционально, а Джим – физически. Может, это связало их, сделав братьями по крови? Как знать? Не сказать чтобы Джим часто раздумывал об этом. Да и к чему? Он знает: хорошо, что он общается с Боунзом. Они друзья. С отличными преимуществами. — Джим? — говорит Боунз. — Земля – Джиму. Джим, ответьте, приём. Я знаю, 90 процентов времени ты думаешь членом, а потому скажи мне, что я не высосал из тебя последние мозги. Джим оскаливается яркой усмешкой: — Это было близко, но мой ай-кью по-прежнему при мне. Ну же. За мной должок. Если хочешь, можем сперва позаниматься. Ты будешь нервничать из-за грядущего экзамена, но я отсосу тебе так, что ты забудешь собственное имя, и наутро ты проснёшься совершенно отдохнувшим, — говоря это, он на коленях подбирается ближе, до тех пор, пока его губы не оказываются в дюйме от губ Боунза. Джим чувствует его рваное дыхание и его член дёргается. О да. Вечером у него снова будет секс. Боунз хмурится: — Спорю, ты сам его забыл. — Ле-о-нард, — произносит Джим, позволяя слогам мягко соскользнуть с языка. Он чуть склоняет голову набок, собираясь урвать ещё один поцелуй у доктора Леонарда Горация «Боунза» Маккоя, но тут слышит тихое покашливание где-то справа, в темноте. Он тут же отсаживается, встревоженный и напряжённый, и вскидывает руку перед Боунзом. Если их застукают, обоим несдобровать. Всем плевать, чем они заняты в личных комнатах, до тех пор, пока это законно, но сейчас они укрылись в тени учебного здания, и на них красная кадетская форма. — Думаешь… — начинает Боунз. — Шш! — Джим прислушивается, но не различает шагов. Он откуда-то знает: тот, кто покашливал, всё ещё рядом. — Уходим порознь. Ты налево. Я направо. Встретимся у тебя. Придёшь первым. — Не хочешь, чтобы нас видели вместе? — за сухим тоном Боунза подрагивает смех. — Боишься, этот сталкер с первого взгляда просечёт, что мы тут кувыркались? — У тебя шухер на голове, пятна травы на коленях и худший покерфейс из всех, что я видел. Любой догадается. Иди. Я догоню. Он не целует Боунза на прощанье и не дожидается, пока тот уйдёт. Просто поднимается, проверяет, застёгнута ли ширинка, и уходит. О да. Их маленький вуайерист всё еще здесь. Джим борется с искушением подкрасться и напугать сталкера. Но им может оказаться инструктор. Или адмирал Арчер на прогулке c биглем. Чёрт, а если это Пайк? Он или оценит уловку Джима – или напротив, круто разозлится, одно из двух. Джим принимает быстрое решение. — Приве-е-ет, — громко зовёт он, сомкнув руки за спиной и выступив на тропинку между зданиями. Приятель даже не пытается скрыться – хм, то есть приятельница, судя по силуэту, проступившему в темноте. Это девушка-кадет. Услышав оклик, она резко оборачивается, вспыхивают длинные волосы, необъяснимо сияя даже в полумраке, – и теперь Джим точно знает, кто за ними следил. — Кадет Ухура, — широко ухмыляясь, Джим шагает ближе. — Вышла погулять? Будь она кошкой, думает Джим, она бы прижала уши. А так только сужает глаза: — Я возвращалась из лаборатории сенсоров дальнего действия. — И случайно проходила мимо Ти'Плана-Хаз Холла? — Он на пути в общежитие. А что? — её голос сочится притворной невинностью. — Тут что-то случилось? Джим отвечает ей в тон: — Не твоя забота. — Что ж, — ещё один взблеск длинного хвоста – он как будто новая конечность, специально для выражения презрения – и она, развернувшись, быстрым шагом направляется прочь. Джим торопится за ней: — Стой, стой, стой, — забегает вперёд, перекрывая путь, — погоди секунду. Как долго ты там простояла? Что ты слышала? Она скрещивает руки на груди: — Достаточно. Отлично. — И что собираешься делать? Настучать на меня? Вау! — он восклицает ей в лицо, — сногсшибательная новость! Поразительно! Джиму Кирку отсосали за Ти'Плана-Хаз Холлом! — Не будь придурком, — и она идёт мимо. Джим вздыхает: — Если собралась донести об этом, можешь исключить Маккоя? Выдумай кого-нибудь, мне плевать, только не впутывай его. Прошу. Топнув ногой, Ухура досадливо вздыхает; её маленькие руки сжимаются в кулачки. — Господи боже, Кирк, я не собираюсь на тебя стучать. Ты правда думал, что я стану? Она кажется искренне оскорблённой. Хм, может, он поспешил с выводами? Ухура, конечно, сложная девчонка, но стоит вспомнить, как она смеялась над его шутками – ну, над некоторыми из них – ночью в Риверсайде. Вообще-то, всё шло довольно хорошо, до тех пор, пока эти свиномордые кадеты не бросились на него и он случайно её не облапил. Джим почёсывает шею: — Прости. — Ты такой придурок. — Прости, — повторяет он уже с меньшим пылом. — Есть в тебе это позёрство, будто ты суперзвезда. Хотя ты такой же, как и все мы. Разве что ты – в отличие от нас – попал в Звёздный флот из прихоти. Ты не мечтал о нём. Не маялся, сдавая документы и экзамены. Эта форма, — она машет на его грудь, — ты к ней не стремился. Ты просто как-то утром запрыгнул в шаттл, и вот ты здесь. — Что лишний раз доказывает: я не такой, как все. Смирись, — беззаботно продолжает он, и она фыркает. — Да и потом, откуда бы тебе знать о моих стремлениях? Между прочим, я всегда хотел попасть в Звёздный флот. — Что, правда? — Нет. Но ты не знала этого, пока я не сказал. — Вот поэтому ты придурок. — Это ты уже говорила. А вот о чём ты не сказала, так это о том, почему подслушивала меня и Боунза. Её прекрасные тёмные брови взлетают вверх: — Прошу прощения? — Ты слышала меня, мисс Исключительная Слуховая Сенситивность. — Как ты?.. — Гейла рассказала. Поздравляю. Приятно получить такую похвалу, особенно для будущего ксенолингвиста. Но возвращаясь к нашему вуайеризму. Я слышал кашель трижды, пока не обнаружил тебя тут, в тени. У тебя была уйма времени свалить. Разве только ты не думала, что осталась незамеченной. Надеялась на продолжение? — Джим вдруг понимает: ему не нравится мысль, что Ухура подслушивала его и Боунза. Это несколько странно: раньше он легко устраивал подобные шоу. В туалетных кабинках баров. В переулках. Обычно ему было плевать, кто его услышит. Он довольно звучный в сексе, и не только для собственного удовольствия. Ну ладно, может, он оскорблён из-за Боунза. Не считая пьянок, Боунз ценит личное пространство. Судя по его рассказам – Джиму – похоже, он был довольно буйным в колледже и средней школе, но это ещё не делает его эксгибиционистом. Нет, думает Джим, глядя на яростное – и даже в ярости прекрасное – лицо Ухуры, он немного обижен из-за себя самого. — Ты, — шипит Ухура. — Просто признай это. — Ты свинья, Кирк. — А ты тогда кто? — Господи, да я не подслушивала! — она вскидывается, обнажая чудесные зубы. И снова напоминает ему кошку. С выпущенными коготками. — Уж поверь, я не собиралась подслушивать твой перепих. Из всех вещей, которые я бы не хотела слышать, эта на первом месте. Как я и сказала, я возвращалась домой из лаборатории, и случайно услышала голоса. Понять, что это ты и Маккой, было нетрудно. Вы говорили про учёбу и… — она взмахивает рукой. — Трах? — любезно подсказывает Джим. — Да, трах, — она не краснеет и не запинается, но слово всё равно странно звучит в её устах. — Как бы там ни было, я кашлянула, чтобы напомнить: вы в публичном месте, и любой, пройдя мимо, может услышать вас. И всё. Я тебя не подслушивала. — Ты кашляла, чтобы предупредить нас? — Именно. Джим встряхивает головой: — Но ты же терпеть меня не можешь! Даже не собираясь стучать, разве ты не обрадовалась бы, попадись я буквально без штанов? Она закатывает глаза: — Ты – да. Он – нет. — Он – Маккой? Ты присматривала за Боунзом? Секунду она хмурится, а после разворачивается на каблуках и снова уходит. — Хей, — Джим хватает её за руку. Она стряхивает руку, и он перекрывает ей путь. — Не мог бы ты… — начинает она. — Спасибо. — Я только что сказала, я тебя не подслушивала, я… — Знаю, — перебивает Джим, — спасибо, что присматривала за ним. Они таращатся друг на друга. Её подбородок по-прежнему вздёрнут, ноздри дрожат. Лёгкий ветер играет краями волос. Джим чувствует, как краска заливает щёки, и не знает отчего. Он не растерян и больше не злится. Разговор принял странный оборот. — Он тебе нравится, — говорит Джим. — Боунз. Не думал, что ты так хорошо его знаешь. — Я и не знаю. У нас одна общая лекция, и пару раз я видела его в лазарете. — Но… — Я была там, когда вы встретились, не забыл? Сидела как раз напротив. Я всё слышала. Про его жену и развод. Я знаю, почему ты зовёшь его Боунзом, — она наконец отворачивается. — Остальные считают, это потому что он доктор. Ну, знаешь, костоправ. — Да, знаю. Так что ты хочешь сказать? Тебе нравится Боунз? Если что, я могу ему намекнуть. Мы не в отношениях и всё такое. Правда, мы просто друзья. И ему нравятся женщины. Мысль о том, что Боунз и Ухура могут быть вместе, неприятно отзывается внутри. Хотя – стоп. Может, это будет интересно посмотреть. Он видел, как Боунз обращается со штатскими женщинами и с некоторыми докторами и медсёстрами флота. В нём есть эта особенная, южная галантность. Рядом с Джимом он ведёт себя совершенно иначе. Боунз включит своё обаяние ради Ухуры? Как ей это понравится? Джим подозревает: никак. Ухура держится принцессой или прима-балериной, но Джим видел холодные взгляды, достававшиеся кадетам, которые пытались выдвинуть ей стул или донести книги. Она точно не для Боунза. — Нет, он мне не нравится, — отвечает Ухура, — по крайней мере, не в этом смысле. Не мой тип. Хотя спасибо за предложение. Он не может понять, есть ли тут сарказм. Что ж, вот и славно. Эгоизм чистой воды, но он пока не готов потерять Боунза, а он знает, так и случится, если тот заведёт настоящие отношения. В отличие от Джима, Боунз верит в моногамию. И Джим готов поспорить: Ухура тоже. — О, пожалуйста, — и сам не зная почему, добавляет, — знаешь, он отличный парень, Боунз. — Знаю. То есть, я не знакома с ним так близко. Только по лекциям и лазарету. Но он, похоже, с характером. Джим ухмыляется: — О да. — И некоторые из его аргументов на лекциях не всегда логичны. Страстные – да, но не логичные. — Это плохо? Ухура поводит плечом. — И у него сомнительный вкус на мужчин. — Эй! Она улыбается: — Но в остальном он мне нравится. И зная то, что я о нём знаю… то, откуда он пришёл, мне бы не хотелось видеть его в беде. — Мне тоже. — Верю, — она глядит на него своими огромными тёмными глазами. — Это прозвучит странно, но даже ты мне нравишься чуть больше рядом с ним. Или когда его защищаешь. Джим моргает: — Правда? — Правда. Ты становишься меньшим придурком, когда присматриваешь за Маккоем. Это почти благородство. — Ого. — Я сказала "почти". И если ты не возражаешь, я пойду. — Считаешь, я веду себя иначе рядом с Боунзом? — Кирк, доброй ночи. Джим остаётся на тропинке, глядя ей вслед. Во время разговора он не обращал внимания на плотный, сгущающийся туман. А сейчас дымка свивается вокруг силуэта Ухуры. Джим зовёт: — Хей! Он видел твою медкарту, верно? Он знает твоё имя! — Все его знают, кроме тебя, Кирк. — Если я спрошу, Боунз или Гейла мне скажут. — Так спроси их. — Но я хочу, чтобы ты сама мне сказала!.. Она взмахивает рукой, и длинный хвост шуршит по форме, но она не оборачивается. А мгновением позже пропадает в тумане. Он размышляет, не припустить ли за ней, заставив наперегонки бежать в общагу? Она, возможно, обгонит его – он видел её на соревнованиях по лёгкой атлетике – но дело тут не в победе. Джим начинает мёрзнуть, и пробежка его бы согрела. А заодно проветрила бы голову от того, что сказала Ухура о нём и Боунзе. Её слова отчего-то обеспокоили его. Обычно Джим не позволял чужому мнению влиять на своё собственное. Тогда какого он парится, что она думает? Всё потому, что речь об Ухуре – единственной студентке в Академии, совершенно безразличной к его обаянию. Ну, может, и не совершенно. Она же сама сказала, что считает его меньшим придурком, когда тот защищает Боунза. Любопытно. И всё же он обеспокоен. Джим рассеянно почёсывает шею. Нет, он не станет её догонять. Мог бы попробовать, пусть даже её следы уже едва различимы в тумане. Но вот понравится ли ей, когда он вывалится из тумана ей навстречу, а ещё и чего доброго врежется в неё? Этим вечером ему уже не хочется её доставать. В конце концов, она оказала ему услугу. Ладно, ладно, не ему, а Боунзу. Джим просто оказался рядом. Кому бы Боунз не отсасывал за Ти'Плана-Хаз Холлом, его партнёр так же выиграл бы от исключительной слуховой сенситивности Ухуры. И от её предусмотрительности. Джим прикусывает нижнюю губу. Мысль о Боунзе, отсасывающем кому-то другому, грызёт изнутри. Джим напоминает себе, что Ухура отклонила его предложение, и снова испытывает странное облегчение. Какого чёрта он вообще предложил ей Боунза? А что если бы она сказала да? С шансами ничего, думает он, шаркая ботинками по гравию. Он скорей всего отойдёт в сторону и будет наблюдать, ненавидя каждую минуту их общения, неважно, сложится у них или нет. Проклятый лицемер. Благородство, чтоб его! Джим глубоко вдыхает сырой холодный воздух. На выдохе дрожь пробегает по спине, приподнимая волоски на руках и затылке. Ему почти не хочется идти к Боунзу. Он этого не заслужил. Джим должен догнать Ухуру и довести её так сильно, чтобы она взяла все свои слова назад. В нём нет благородства. Он даже не становится меньшим придурком. Может, если он выбесит её до крика, сбегутся другие кадеты и он сможет нарваться на драку. Он просто кретин, лузер, которому незаслуженно дали второй шанс. Ухура права: он не мечтал об униформе. Она всегда маячила где-то в подсознании, но не считая вступительных тестов, он не добивался её, как Ухура. Оглядываясь назад, он ни за что не хотел бы разочаровать Пайка, но по правде, его могло и не быть здесь – не увидь он корабль, притаившийся в лесах, сияющий огромной перламутровой ракушкой в зыбком предутреннем свете. Впервые в жизни он увидел край нив и невысоких холмов, увидел тень отца и всё, что таилось за этим. Мириады звёзд на орбитах миллионов планет ждут своего часа. Миллиарды людей ждут встреч. Он хотел этот корабль. До сих пор хотел. Не заслуживал, пока ещё не заслуживал – но хотел его. Чёрт, надо пойти в спортзал и хоть немного пробежаться. Или переодеться в штатское, поймать такси и найти в городе кого-нибудь из команды. Или сунуть голову под холодный душ. Но он обещал прийти к Боунзу. Сказал, что поможет с тестом и доведёт до оргазма. Боунз не знает, почему кто-то хочет тратить на него время. Или стать на его защиту. Он не знает. И это чуть-чуть разбивает Джиму сердце. Разве он может его подвести? Совершенно ясно: не может. Пускай Джим и не полон благородства, да пусть в нём вовсе нет благородства, но намеренно разочаровать Боунза он просто не в состоянии. * * * * На деле Джим оказывается даже лучше, чем на словах. Боунз кончает трижды – сперва ему в рот, после от четырёх пальцев глубоко внутри, и наконец от члена Джима, скользящего в собственной заднице. Боунз сильно сомневается, что его хватит на все эти подвиги, но Джим уверен в себе и в стойкости Боунза. Он использует каждый трюк из своего обширного арсенала, раз за разом доводя его до оргазма, и под конец Боунз дрожит, содрогается в его руках. И всё же ему хватает сил повернуть голову и нахмуриться через плечо, когда Джим задорно спрашивает: — Ну, помнишь своё имя? Пол-лица Боунза утопает в подушке, и ответ получается смазанным: — Это будет на тесте? — М-м, да, — ухмыляется Джим. Обхватывает Боунза под грудью и целует в плечо. — Это будет первым вопросом, и если ответишь неверно, ты всё проебал. — Ну, значит, проебал, — уголок рта Боунза кривится сонной улыбкой. — О-о, и ещё как проебал, — Джим всё ещё движется в нём. — Не думаю, что видел хоть кого-нибудь настолько же заёбанным. И Боунз? — он прикусывает его за ухо точно так же, как сам Боунз на спарринге днём. Боунз вздрагивает. — Ты невъебенно красивый, — шепчет Джим. — Хмм, — звучит скорее насмешливо, чем недоверчиво, так что Джим в этот вечер доволен собой. Оцарапав зубами его плечо и по-прежнему обнимая поперёк груди, он тянется рукой ему между ногами, играет с яичками и слабеющим членом, чувствуя подступающий оргазм. Он близок. Правду сказать, он был близок с той самой минуты, как Боунз, простонав, стал подаваться навстречу, но теперь Джим может себя отпустить. Он чуть отстраняется и снова толкается, почти жёстко вздёргивая тело Боунза, сминая под ними простыни. — Джим, — выдыхает Боунз низко, рвано. — Попался. Не больно ведь, нет? Боунз мотает головой, не поднимаясь с подушки. Потянувшись, Джим заглядывает ему в лицо. Глаза закрыты, и ресницы слиплись. Мокрые прядки липнут к гладкому влажному лбу. Он красивый, без вариантов. Это у Ухуры сомнительный вкус на мужчин, если она смогла от всего этого отказаться. Джим толкается сильней, и до него вдруг доходит: да, первое, что он увидел – корабль, но это – первая стоящая вещь, что он заслужил. И его прорывает, бёдра дёргаются сами собой. Джим на мгновение прикрывает глаза, и всё, что видит – звёзды, кружатся и взрываются на белом фоне. Спустя несколько минут он приходит в себя, сердце перестаёт стучать о рёбра. Он свалился на Боунза, а тот дышит медленно, тяжело, будто спит. Поднявшись на локте, Джим мягко отводит волосы с его глаз: — Эй, Боунз? Его губы чуть изгибаются: — Я не сплю. — Окей. Я всё почищу. Не двигайся. — Ты знаешь, как почиститься? — хрюкает Боунз. Джим целует его в висок: — Не вставай, — и осторожно выскальзывает, вызвав лишь короткий вздох дискомфорта. Нетвёрдо поднявшись на ноги, оглядывает дело своих рук. Ухмыляется про себя: Боунз оттрахан по самое не могу. И никогда ещё не выглядел так развратно. Бёдра широко раскинуты и поблёскивают от пота, смазки и спермы. Сейчас он бы с шансами принял два члена – что наводит Джима на некоторые мысли. Если Боунз не готов к тройничку, всегда есть игрушки. Не переставая улыбаться, Джим идёт в ванную за влажным полотенцем, чтобы как следует оттереть Боунза и простыни. А вернувшись, видит: тот перевернулся на спину, закрыв предплечьем глаза. Джим принимается оттирать его полотенцем, и Боунз выдыхает, но не поднимает руки и не открывает глаз до тех пор, пока Джим не укрывает его одеялом. — Спасибо, парень, — бормочет он. Джим жмёт плечами. — Зачем ещё нужны друзья? — ну да, банально. Джим никогда не знает, что сказать, когда Боунз выказывает благодарность. — У меня никогда не было таких друзей, как ты. Джим ничего не говорит. Спустя секунду Боунз, заворчав, переворачивается на бок, обнимая подушку. Одеяло сползает, открывая долгую линию плеч и спины. Джим сглатывает. Облизывает губы. Поспешно бросает полотенце в люк прачечной и начинает натягивать шмотки. Он никогда не остаётся на ночь; разве что они слишком пьяны, и Боунз понимает: Джим не доползёт и до турболифта, не говоря уже о собственной комнате, или же когда сосед Джима просит приватности. В такие дни Боунз просто стелет простыни и лишнее одеяло прямо на пол, и Джим устраивается вполне удобно. Он никогда не спал в постели Боунза, рядом с ним. Это уж слишком близко. Ещё чего доброго кончится ухаживаниями, а это будет странно. Джим запускает руку в волосы и беззвучно смеётся. Глотать у лучшего друга нормально, а ухаживать – странно. — Ох, Боунз, — он замирает в дверях и оглядывается. Боунз всё ещё лежит на боку, забросив на подушку руку, пальцы расслаблены, широкие плечи открыты и уязвимы. Наверное, крепко спит. Очень крепко, раз хмурые морщинки почти незаметны. — Свет, два процента, — говорит Джим. По каким-то неизвестным причинам Боунз не любит спать в полной темноте. Джим представляет его маленьким мальчиком, боящимся сумрака. А ведь при этом не трус, слабо улыбается Джим, опираясь плечом о дверь. Боунз не знает, почему кто-то хочет быть с ним или стать на его сторону. Не знает, почему Джим хочет его, когда может заполучить любого. И это не ложная скромность, он в самом деле не знает. Столь явная неправильность разрывает Джиму сердце, так, что хочется выть от отчаяния. Боунз живёт с душой нараспашку, и в этом отношении намного храбрей Джима. Да, конечно, его знаменитый характер. Единственный щит, что у него есть, и этот щит такой потрёпанный и дырявый, что просто удивительно, как это большинство не видит сквозь него. Боунз забоится о людях. Заботится о Джиме. Даже когда Джим поступает отвратно – а за последний год Боунз насмотрелся редкостно гнусных вещей – он всё равно находит в Джиме что-то стоящее. Стоящее веры. Джим знает это, несмотря на все резкие слова, и подчас грубые руки и рот. Боунз не просто видит в Джиме нечто стоящее, он всей душой болеет за него. Даже если это нелогично. И он доверяет Боунзу. В самом деле доверяет ему. От одной этой мысли Джим чувствует себя изнурённым и хрупким, как будто пробежал марафон. Он нуждается в Боунзе. Как ни в ком до него. — Ты отлично сдашь завтрашний тест, — шёпотом произносит Джим. — Только не забудь своё дурацкое имя. А потом ты со мной улетишь. Прямо к звёздам. Это единственная вещь, в которой Джим уверен на все сто. Но для полной безопасности он находит лист бумаги и ручку и пишет ЛЕОНАРД большими печатными буквами. И оставляет записку на прикроватной тумбочке, где Боунз уж точно заметит с утра. Незачем рисковать.