Новейшее настоящее

Катерина лежала на коленях мужчины. Холодные пальцы касались висков, и эти пальцы будоражили израненную память Высшей. Ее темные волосы разметались по коленям Артура. Он медленно собирал истерзанные кусочки болезненного воспоминания, даже не думая о том, чтобы стереть и уменьшить боль. Катерину била мелкая дрожь. Артур напряженно глянул в сумрак. Сумрачная нить рябила, по ней как будто проходило слишком большое напряжение. Завулон умел мастерски абстрагироваться от эмоций, которые мог испытывать каждый. Сейчас он отбросил боль, что давила на его человеческую ипостась, и окунулся в чужие болезненные воспоминания. У каждого Высшего были воспоминания, что нужно было вычеркнуть, засунуть в темный пыльный угол подсознания, связать и никогда больше не касаться. Его способность к анализированию не давала долго зацикливаться на эмоциях, а гордость, неумеренные амбиции и жажда власти находили решение и удобную форму мысли для своего хозяина. Память Катерины была безупречна. Местами со сложнейшими чарами, которые не позволяли видеть процесс создания Фуарана, сложнейшие заклятья, роковые сражение и долгие приватные беседы с Тигром. Но это воспоминание было исключением. «…связанная Катерина, ее руки над головой. Голое тело покрыто гематомами, глубокими порезами. Веревки прожигают запястья. Плеть Шааба рассекает спину — тот, кто ее порол, не заботился об осторожности, и плеть задевает позвонки. Хриплый приглушенный крик вырывается у Темной. Голос был так давно и мучительно сорван…» Завулон резко врывается в калечащие воспоминание. Он примерно представлял, что он увидит. Все резко замирает. Артур снова смотрит на нить. Напряжение на ней тоже немного спадает. Мужчина ориентируется на связующую Сумраком нить. «— Катерина! — ледяной голос Завулона обволакивал и проникал во все сознание Темной. Внимание истерзанного подсознания обратилось к Завулону. Он медленно приблизился к связанной женщине.» Таким образом вклиниваясь в течение воспоминания. «Когда остановился перед ней, то наклонился к самой безобразной ране: глубокий вспарывающий порез с обугленными краями. Мужчина коснулся раны и немного погрузил пальцы в кровь, его обожгло резкой болью, что застелила ему на секунду глаза. Агонический хрип Рины казался чем-то очень далеким.» Артур снова сидит на диване в библиотеке, его пальцы все еще покоились на висках Катерины. Из носа мужчины скупыми каплями крапала кровь. — Рина! — Завулон встряхнул немного Темную. Сумрачная нить была снова в статичном состоянии. Катерина чуть повела плечом. Коснулась живота, чуть ниже груди. Раны не было. Наконец она открыла глаза. Взгляд Высшего Темного был арктически спокойным, и это успокаивало огонь внутри. То, что сейчас так требовалось ей. Какое-то время она просто смотрела на Артура. — Сколько… — она поморщилась — во рту было сухо, и откашлялась, — сколько времени прошло? Рукава иссиня-черной рубашки Артура были закатаны, он глянул на часы. Кровь уже пропала с лица. — Порядка четырех с половиной часов, — молчание мужчины обрушилось на комнату. Артур убрал локоны волос с её лица, нежные касания давно не обманывали ее. — Что послужило катализатором? Катерина даже не подняла на него глаз. Была у них с Артуром одна на двоих убогая привычка: не делиться информацией. Мужчина прекрасно понимал, что просто так подобное не происходит. Катерина не могла просто потерять контроль. Завулон мог поверить, что воспоминание вырвалось само из-под блока, или женщина что-то искала и решила предаться болезненной ностальгии. Он мог в это поверить ровно до момента, пока не глянул на Рину. Это было намеренно. И если Артур не мог ответить на вопрос «почему», то готов был давить, угрожать, выбивать или вытягивать нужный ему ответ. — Ну? — Артур торопит. Плохой знак. Его милость в лице простых вопросов могла быстро испариться. Великая медленно поднимается. Самой ей нужно было о многом поразмышлять, сопоставить. И лишь потом поделиться этим с Артуром. Но слишком ярко прошел эксперимент. И вот еще век-полтора назад Рина бы не стала оправдываться или делиться своими мыслями. Но сейчас они были связаны с Завулоном, и оставить его в неведении было бы глупо. Если что-то пойдет не так, Артур должен быть готов. — Тигр приходил. Вспоминали с ним минувшее прошлое. Недовольство Артура чувствуется остро. Катерина бросила на мужчину косой взгляд. Заострившиеся черты лица, цепкий взгляд. Вечная война за информацию между Катериной и Артуром не угасала и не прекращалась. — Когда? — Утром. Я примерно понимаю, что он хотел. Завулон ждет. Он показывает свою лояльность. И Рина бросает ему благодарный взгляд. Жадный до информации Артур готов был ждать. Недолго. Мужчина встает и, не смотря на женщину, отходит к своему столу, что-то забирает и уходит из библиотеки. Дверь перед ним резко открывается и так же резко захлопывается за его спиной (8). Катерина откидывает аккуратно голову и смотрит на сумрачный потолок. Густые серые облака расступались перед неполной луной. *** Лайк сидел на диване в опустевшей «Виктории». Некогда полная жизни «Виктория» не видела теперь больше двух посетителей. Порой, крайне редко, сюда по очереди заглядывали Лариса Наримановна (если приезжала в Киев) и Юрий. После триумфа Катерины и Завулона в Москве, Юрий какое-то время пробыл с Лайком, но Москва (а Юрий долго жил в Москве) ему была ближе. Тавискорон слышал, как вошел в пустой зал «Виктории» Арик. От него веяло спавшим возбуждением и прошедшим сексом. — Пополняешь ряды новообращённых девочек через постель? — огрызнулся только вошедшему Арику Лайк. Настроение у последнего было ни к черту. — Она не Иная, — спокойно отрапортовал Арик Лайку. Шереметьев неопределенно угрюмо хмыкнул. Спрашивать «что случилось?» Арик не стал, бывшее начальство либо само расскажет, либо и дальше будет демонстрировать недовольство жизнью. Турлянский подошел к бару и принялся готовить кофе. Лайк глянул на невозмутимого Темного. Тоже захотелось кофе. — И мне сделай! — Арик послушно кивнул. Турлянский аккуратно поставил две кружки с кофе, над которыми струился ароматный пар. Лайк отпил и, блаженно прикрыв глаза, откинулся на мягкий диван. Когда Высший был удовлетворен кофе, его настроение пришло в статичное состояние, он стал готовым к повествованию. — Юра скоро должен приехать, я отправил за ним машину. Едет к нам гонец с явно плохими известиями. — Из Москвы аж едет? — Из Рима. Арик промолчал. Он обдумывал, стоит ли спрашивать про Артура-Завулона. Высший глянул на него. — Верно думаешь. Не без них, — и опять во множественном числе. Теперь, если Лайк говорил о Завулоне, о известнейшем Темном, то в скобочках всегда теперь говорилось и о Катерине, создательнице Фуарана. — Система может рушиться, мир стоит какое-то время без нее, истерично и тихо дыша, а потом новая система. И так по кругу. — Сильные мира сего решили повторить новую систему? — Да вот как раз и нет. Самое главное регулируется: новичков снабжают общей моралью, а дальше в путь только. Поэтому ищут себе патронов да патронесс. Лайк замолчал. Он помнил период, когда крепко стоявшие на ногах Иные брали себе в ученики юных Иных. Иным находилось место везде, даже очень слабеньким. Так появлялись знаменитые воры, иллюзионисты и картежники, которые не знали поражений. И никто из них даже не догадывался о том, что же так помогало, что было их внутренней силой. Они говорили «как будто забвение, я знаю что делать, это моя стихия» и даже не осознавали, что в них — нереализованный потенциал Иных. — Юра приземлился, в аэропорту, — озвучил Турлянский. Лайк кивнул. Флегматичность Арика была бесподобна. И Высший не мог не заметить, как Арик пытался сохранить отстраненный вид, ему что-то было интересно. Не умеет этот молодняк действовать в своих интересах. Во благо Дозора, во благо Главы Дозора… у Светлых с этим была вообще беда. Но Арик все же отличался сообразительностью, и после насмешливого взгляда Лайка все-таки озвучил вопрос голосом, лишенным привычного человеческого любопытства. Как будто для протокола. — Почему Завулон пошел на это? — душевная рана Аристарха Турлянского до сих пор ныла, и даже если мужчине удавалось забыть о ней, то вскоре ему о ней так или иначе напоминали. И теперь он решительно не понимал Темнейшего, ведь Завулон не был юным магом. Вряд ли он слепо и свято верил в такую небылицу, как любовь. — А почему Катерина согласилась на это? — вместо ответа подкинул еще один вопрос к размышлению Лайк. Арик открыл было рот, чтобы дать самый логичный для него ответ, но Лайк смотрел на него с укоризненной усмешкой на лице. — Ты, Арик, пойми, чем старше и сильнее Иной, тем он более эгоистичен и расчетлив. Даже если он светлый. Гесеру его светлость не мешала в расход пускать своих подопечных. И каждый Иной думает непосредственно о своем выживании. Мир видел массу легендарнейших союзов, ярких и коротких, долгих и интригующих. Но судьба у них была у всех одна: выживает сильнейший из союза. Роли всегда четко распределены, кто-то будет впереди. И вот рано или поздно одного это перестанет устраивать. Здесь начинается самое интересное и занимательное, все Иные наблюдают: кто сильнее в союзе? По сути, это важнейший, ключевой поединок в жизни Иного: со своим союзником, ставшим заклятым врагом. — Лайк подпер рукой голову. — Даже если побежденный оставался жив, то уже даже это для него не имело смысла. Никто больше его не признал бы. Многие заканчивали существование развоплощением. — Для Завулона это не первый союз? — Лайк подавил в себе кривую ухмылку. Артур всегда был притягательной личностью, которую хотелось обсудить, узнать, как-то быть причастным к нему и его бытию. — Естественно. Но Артур хотел что-то уникальное, то, чего не было ни у кого. Он же эстет. — Так значит, он создал сумрачную нить? — Нет. Создание ему вряд ли под силу, — Лайк поймал взгляд Турлянского и великодушно пояснил: — Каждый маг обладает чем-то уникальным. Правда, это редко заметно. Помнишь нашего водителя? Да, уникальная способность вождения. А объяснить как, никто не может. Артур любит эксперименты. Но созданием, этим процессом, что подвластен не каждому, все-таки занимается Рина. Душа у нее к этому лежит. Придумать, понять как, решать и менять, создать, одним словом — это уникальный дар, Арик. Какое-то время мужчина с сумрачным именем Охзар молчал. — Союз прямо-таки нерушимый? — Их связь заверил сумрак. Умрут в один день. И неважно, кто будет умирать и почему. — Очень символично, — это было ужасающе красиво на словах. Турлянский чувствовал, как по его телу пробежала дрожь. Он не мог представить, что добровольно бы отдал возможность лишить себя жизни. Даже если это обоюдно. Более Лайк не желал говорить о Темнейшем и создательнице Фуарана. До приезда Юрия в «Виктории» царила негнетущая тишина. Через практически час в ресторан вошел бывший личный боевик Завулона, когда тот занимал пост главы Дневного Дозора. Высокий мрачный маг прошествовал к поднявшемуся Лайку. Арик никогда не видел нынешнего москвича в хорошем расположении духа. Турлянскому нравилось занимать себя гаданием о возрасте стоящего перед ним Иного. Смотря на Юрия, Арик склонялся к мысли, что ему от ста лет до двухсот пятидесяти. Но что-то в энергии бывшего Дозорного отталкивало от мысли, что ему все-таки было двести пятьдесят лет. — Здравствуй, Лайк, — мужчина с торжественной мрачностью ему кивнул. — Здравствуй, — Арик заметил, что Шереметьев вел себя более эмоционально и более играючи, нежели с Завулоном и Кармодоном. Турлянский же был удосужен такой чести, как тяжелый взгляд и легкое ощущение ощупывания его сущности. Видно, наблюдательность Арика была затемнена Юрием, ибо он не успел заметить перемену в Лайке. — Арик, оставь нас. Отстраненный и сухой тон Высшего снова напомнил о возрасте и опыте Лайка. Турлянский часто любил забывать о нем. — Дело дрянь, Лайк. Распад Дозоров породил не молодняк с моралью «тварь ли дрожащая или право имеющая?», а затаившихся Высших, что ждут реванша для своего прошлого. Юра смотрит на реакцию своего собеседника. Тавискорон молча и задумчиво внимал. — Как помешаны мы на прошлом. А ведь психологи — хорошо, что стали популярны у людей, — говорят, что не стоит зацикливаться на прожитом. — Они вообще-то уточняют, почему пациент так зациклен на прошлом, — поправил Юра. Не нравились ему размышления не по теме со стороны Тавискорона. Не к тому бывший оперативник привык. Не к такой манере речи. Вся неторопливость Лайка прямо выдавала разницу между московским и киевским Дневным дозором когда-то. — Это тоже верно, Юрий. Пока все прошлое пережито не будет, — не будет ничего. Ни новой системы, что так все ждут и жаждут, ни упокоя надоевшим прошлым кровавым битвам. — Чтобы очистить дорогу новому, надо упокоить прошлое, — закончил за него Юрий. Не любил он пустое графоманство. Отучили его от этого людского порока. — Ну-с, кто вернулся на повестку дня? — Инконтин. Шереметьев помрачнел. Сканирующим взглядом оглядел Юрия. Он ожидал совсем других новостей. Ни одна линия вероятности не показывала этого: возвращение похороненного прошлого, которое было нещадно давно забыто всеми. — Что ты знаешь о нем? — Не так много, Лайк. У Инконтина много имен: Рагнар Лодброк, Чингисхан. Я знаю о нем не так много, но достаточно, чтобы понять, что он был весьма могуществен. А потом пропал с радаров. Последнее его упоминание — это Чингисхан. — Верно, — прежде, чем Юрий успел кинуться в атаку с вопросами о Инконтине, Лайк спросил: — Он появился в Риме? — В Риме он побывал не так давно. Говорят, уехал с новообращенной ведьмочкой. Вел себя цивилизованно. В общем, нарушений нет, говорят местные. Только он в Колизее свою метку оставил: «В праве на бой». Из-за этого такой переполох. Ведь Рим в прошлом — главная столица Иных. — Где Гесер с Ольгой? — В Исландии. Брат твой в Испании, — Лайк махнул рукой, мол, знаю, — Катерина с Завулоном в Москве. А вот Марат недавно был в Риме, но встретиться с ним не удалось. — Думаешь, он с Инконтином? — Скорее от псов Кармодона прячется. — Злопамятный Грандмейстер… — пробормотал Лайк. Потом снова обратил свое внимание на гостя. — Задержишься? — вопрос скорее формальность. Лайк знал ответ. — Отчего же нет? — принимать гостей Тавискорон умел. И Юрий это знал. *** Артур надирался виски. На третьем этаже с балкона открывался шикарный вид. Едкое, кислотное, желчное настроение Завулона передавалось Катерине. И Артур злился, когда наблюдал безмятежно читающую женщину. Но через пару часов она сдалась. Игнорировать Артура себе дороже. Никогда не знаешь, что может Завулон сделать, если игнорировать его возникшее недовольство. — Тигр приходил ко мне поговорить о том, что я сделала, когда стала Темной, — начала Катерина, она не любила вспоминать это. — Высшие могут сменить цвет, например, как Арина, но есть нюанс: Высшего будет штормить. Сумрак не признаёт ошибок, он медленно будет переваривать сменившего сторону. Поэтому Арина начала творить то, на что в здравом уме мало кто решиться. Я отдавала ей Фуаран, зная ее другой. — Что сделала ты, чтобы сумрак тебя не пожирал? — Рина глянула на Артура. Если у него и были какие-то догадки, то вряд ли он был близок к реальному ответу. Тигр затребовал то, что девушка могла дать практически не раздумывая, и именно подобные вещи чаще всего приводили к краху Империй. — Я стала лицом Сумрака. Рина внимательно смотрела на мужчину. Артур лишь отпил из стакана (виски пьют в стаканах), он ни на секунду не изменился в лице. Молчание затянулось. Рина смотрела на открывающийся вид. Небо было чистым, горизонт был виден прекрасно. Раскинувшиеся леса — как величие земли, где они проживали. — А я думал, ты в Сумрак устроилась на полставки, — наконец откликнулся Завулон, в его голосе сквозила насмешка. Женщина приоткрывает рот. — Я знаю твой предел, Рина, и я не могу не заметить, как иногда ты его переходишь. Контрзаклятья, сложнейшие плетения, — все это ты делаешь в играющей манере, какую я видел лишь отдаленно у Тигра. И все равно лишь в критических ситуациях, ты не систематично работаешь «напрямую» с Сумраком. — Давно понял? — Артур кивнул. Он снова наполняет стакан и на этот раз протягивает его ведьме, та молча подходит и, усаживаясь на пол у кресла, отпивает. — Я твою байку про Марену давно слышал, ты мне ее при Владимире еще рассказывала, — Катерина мягко хохотнула, она помнила воплощение Завулона во Владимира. Один из немногих князей, которые в историю входят как самые противоречивые личности: креститель Руси в угоду политическим амбициям, — и жизнь после крещения, как образец веры, но всегда по-своему. Владимир Святой — одно из самых точных (известных, а не ролей серого кардинала) воплощение всей личности Завулона. — Как ты в Полоцке-то жгла, а… Тигру пришелся по вкусу образ писательницы и славянской ведьмы, так он и взял в оборот, а когда Иные были и староверами, и язычниками, и черт еще пойми кем, твой образ шел как нельзя кстати; и под другие времена, более современные, отлично подходил. Но почему Темная ведьма? — Им был нужен кто-то со стороны Темных, как лицо Сумрака, — пояснила женщина, Артур потянулся в кресле, — кто-то не запачканный интригами и кто бы мог быть все равно при власти, но не быть ею. Завулон снова кивнул. Он примерно представлял критерии Тигра. Поэтому Кармодон так опасался Тигра, он чувствовал, что с Риной что-то не так. Мужчина глянул своим сумрачным зрением сразу на несколько слоев, нить все также была между ними. Артура грела мысль, что он смог связать с собою сам Сумрак. Но все равно, ответа на вопрос «что такое Сумрак?» он более не искал — он уже знал этот ответ, самый неожиданный, который только мог услышать. Поэтому Артур больше не стремился привязать к себе Рину в качестве подобного кролика для проверки собственных идей о том, что же такое Сумрак. Теперь он наслаждался Катериной в полной мере, он видел ее личность, на которую перестал смотреть двести лет назад. И Именно тогда, ощущая это, она подсознательно не поехала Москву. Мужчина вплетает ладонь в темные волосы девушки и ощутимо тянет назад, заставляя ее впечатать голову в край кресла. Катерина смотрит в глаза мужчины, тот поставил на пол стакан и наклоняется к девушке, которую не переставал хотеть на протяжение ни одного века. — Знаешь, кто вернулся же? — Рина кивнула, она ничего не говорила Артуру по этому поводу, она все ждала, когда он первый заговорит об этом, и вот тема кровавого возмездия над Завулоном, о которой все шептались, наконец была оглашена. — Я его призвал, как своего кровного должника, которому я сохранил жизнь, когда он бросил мне вызов и проиграл. — Ты решил разнести старую гвардию? — Персональный заказ, — Артур едко улыбнулся, и потянул волосы на себя, и накрыл сверху своими губами губы ведьмы, один из немногих поцелуев, что был аккуратен в своем начале, а не сбивал с ног своим напором. Катерина извернулась и потянула за сумрачную нить мужчину, передавая четко свое желание, Артур качнул головой, и Великая, что не привыкла к отказам, возмущенно схватила Темнейшего за рубашку, через секунду Завулон был прижат лопатками к паркету, а на нем сидела Катерина. — Нет? — Руки Артура покоились на заднице ведьмы и мягко сжимали, Рина знала, что в любой момент руки мужчины могли отвесить и ощутимый и болезненный шлепок. Завулон всегда ходил по краю, чего бы это не касалось: секса, власти, мировоззрения, поведения, и никогда не позволял себе оставаться в средней ипостаси, его манера всегда была девиантной, и никогда никого не оставляла в стороне. Темнейший качнул головой, он был теперь немногословен. Он лежал под женщиной, которая сейчас не ощущала ни грамма контроля, хотя позиция именно к этому и располагала. В этом был весь Артур: он отбирал контроль, когда казалось бы, это было не возможно. — От тебя несет алкоголем, — пробормотала ведьма в губы мужчины, когда разорвала поцелуй. — Переживешь, — Завулон резко ударил по мягкому месту женщину и, схватив ее за бедро, перевернул, глухой стук пронесся по третьему этажу, и прежде, чем Катерина успела бы донести до слуха Артура кем он является, он заткнул женщину поцелуем и начал расстегивать свою рубашку. Артур знал Катерину и знал ее предпочтения, они изучали друг друга годами, дарили друг другу власть и отбирали ее. Эта игра нравилась им двоим. Но всегда была разница между сексом вне Сумрака и в Сумраке. И последнего Писательница Сумрака боялась, и Завулон не мог отказать себе в редком и изысканном удовольствие в лице страха Рины. Уж очень он шел ей вместе с возбуждением. — Спина… — простонала женщина, когда Артур начал двигаться и Рина терлась лопатками об паркет. — Прости, — Артур двинулся чуть жестче, — сейчас исправим, — и припадая к губам Темной, Завулон опускает их на первый слой Сумрака, удерживая человеческую ипостась. То, как Рина глухо вскрикивает, то, как, жмется теснее и становится еще холоднее обычного, — все это стоит тех обид, которые она затаит. Женщина мотает головой, ее губы и цвет зрачка выцветают, и Завулон не может оторвать от нее взгляда — она была в его власти, и он в своем праве, и это было то, что сносило ему голову. — Отпусти себя, давай! — Артур рычит и прижимает к себе Катерину, которая наконец-то вдыхает полной грудью и чуть расслабляется. Пальцы Артура находят клитор женщины. Катерина наконец как будто бы приходит в себя и закидывает ногу на поясницу Завулона, подается вперед и открывает шею для поцелуев, на которые Темнейший не был скуп. — Вдохни глубже, — посоветовал мужчина и, давя на плечи Катерины, буквально втопил соединенные тела на следующий слой Сумрака, что поджарил любое тепло, которого становилось все меньше и меньше. *** Рина дрожала и слушала Артура, который говорил по телефону. Разговор был скучный, ибо кроме пафосных фраз Завулон ничего не отпускал более. Катерине было как будто холодно, и Артур улегся в кровать, а ведьма медленно прижалась. Их силы никогда не были равны, несмотря на все бонусы от Тигра для Писательницы Сумрака, а множество того, что окружало женщину и что питалось от нее само — требовало сил, и порой, после таких раундов секса на разных слоях Сумрака, Рина отходила по несколько часов. — Холодно? — уточнил мужчина, хотя дрожь, смешанную с судорогой из-за пробирающего холода, он считывал и так. Вопрос был риторический, но Артур хотел признания во всех слабостях ведьмы. — Очень. Катерина прижимается теснее, ее голое тело контрастом смотрится с одетым Артуром. Мужчина никак не комментирует покусительство на его личное пространство, когда на него закидывается одна нога, и его вместе с девушкой укрывает одеялом она же. — А вот чаще бы бывали на нижних слоях, лучше бы потом себя чувствовала, — назидательно проговорил вывод Завулон. Катерина возмущенно фыркает. Ее иммунитет и не такое выдержит, конечно же. Но саднящая боль внизу живота напоминала о разнице сумрачных габаритов. — Ну не делай лицо побитой собаки. Понравилось же? — Да… — признает ведьма. — Почему не обычный секс, Артур? — Еще больше власти, твоего страха, твоего возбуждения и жгучего желания. Ты так хочешь остановиться, и так хочешь больше наслаждаться мною, и так хочешь своего оргазма. Это чертовски возбуждает. — Эстет чертов… — Рина потянулась. Они не закончили диалог и оставлять это так женщина не была намерена. — Так как ты решил взять в оборот Инконтина? Ведь не тебе тогда брошен вексель «в праве на бой». — Не мне, — согласно кивнул Завулон. Он впал во флегматичное спокойствие, он был готов вещать и просвещать у своей кафедры интриг: сумрачный и властный. — Инконтин два раза обжигаться не будет, он наконец решил воспользоваться мозгами, что делает ему хоть толику той чести, что имеет он на фоне своей славы. — И кому же Рагнар Лодброк решил вернуть забытый когда-то бой с твоей подачи? — Рина улеглась полностью на Завулона, прохладную кожу касалась дорогая ткань брюк и рубашки Артура. Лодборка, величайшего викинга, Катерина знала не понаслышке, и в его странную смерть не верила также еще в давние годы. Но почему Чингисхан пропал так неожиданно и стерся со страниц истории — знала. Он кинул вызов Артуру и проиграл, и вся его великая армия якобы ушла на Китай, на деле же была вырезана и развеяна перед своим вождем, что стоял поверженный перед Завулоном. Рина видела это великолепное воспоминание, что Артур прятал ото всех. Женщина видела много великих воспоминаний в некрополе памяти Артура, она видела, как крестили Русь: атеист Артур во имя политики насильно обращал в веру людей, потому что Византия ему стала больше не по вкусу, и решил обратить он свой взор на Древнюю Русь, да и то не надолго; она видела глазами Артура, как падал Рим и как формировался великий Третий Рим, лучшее произведение искусства самих людей, — тут они превзошли даже Иных: смогли создать Москву, город, который превзошел и Рим, и Константинополь. — Кормадону.