Лепестки сакуры на его руке

Его пальцы мажут по чужим щекам. Мягкая… мягкая кожа под невольно грубым прикосновением. Пытается двигать нежнее, но руки давно перестали слушаться своего хозяина. Онемение поглощало, хотело сожрать его, не оставив после ничего, кроме зияющей пустоши. Потому что, если онемение ощущалось как «ничего», значит, им оно и являлось. Закрывает глаза, прерывая контакт с золотистой радужкой, пытаясь дышать. Возможно, сам Даби был «ничем». Возможно, он давно перестал существовать. Возможно, никакого «его» никогда и не было. — Вау, это перебор, даже для тебя, — фыркает голос, дыханием раздувая ресницы на закрытых веках Даби, — Не слишком ли ты стар для экзистенциального кризиса? — Никогда не бывает слишком поздно для экзистенциального кризиса, — хрипит, с трудом произнося, проглатывая слова, как быстрорастворимые таблетки. — Да брось, — слышит смешок, — Всё не так уж и плохо. Даби кривится от этих слов и проводит языком по губам, пытаясь приподняться, не без усилия, приваливаясь спиной к ближайшей стене. Ястреб сидит напротив, на корточках, в своих дурацких штанах-шароварах, подперев щеку ладонью. — Ты здесь, — зачем-то констатирует, приподнимая один уголок губ, испытывая неприятное, но всё же ожидаемое, натяжение скоб. — Как и всегда, — пожимает плечами. Так легко, будто это было само собой разумеющимся, — Ты же знаешь. — Да, — Даби кивает и переводит взгляд в сторону, — знаю. В обшарпанную стену встроено небольшое окно. Краска на раме отходит неровными слоями, крошась прямо на скрипучий пол. Некогда прозрачные стёкла покрыты пылью и грязными разводами, но, даже через эту мутную завесу, Даби может увидеть, падающие с неба, крупные хлопья снега. Они белоснежные и невозможно мягкие на вид. На краткую секунду, Даби кажется, что это и вовсе не снег. Будто и впрямь пришла весна, принеся с собой душистое цветение дерева вишни. Мужчина никогда не видел в сакуре ничего романтичного, но почему-то сейчас, это имело странно сентиментальное значение, от которого, он заторможено моргает, и возвращает своё внимание на собеседника. Ястреб выглядит так, как и всегда. Так, как Даби привык его видеть. С этой дурацкой гривой светлых волос, нелепым мехом, торчащим из-под куртки, да массивными алыми крыльями за спиной. Вроде какого-нибудь ангела-хранителя из любой существующей религии. Святой без ореола, зато с хищной ухмылкой и лениво полуприкрытыми веками. — В какой дыре мы на этот раз? — издаёт задумчивое Ястреб, крутя головой, осматривая практически пустую комнату. На посеревших, когда-то белых, стенах отсутствуют куски штукатурки. Деревянные половицы местами сгнили и превратились в тёмную труху. По углам, у потолка, виднеется тонкая паутина — единственное более-менее приемлемое украшение помещения — точно замысловатая вышивка, перекрывающая трещинки и грязные пятна. В здании стоит затхлый запах сырости и пыли, а в окно то и делает, что бьёт неугомонный ветер, словно стремящийся пробить собой заслон из стекла. Отопления нет, и Даби почти уверен, что здесь невыносимо холодно, но не то чтобы он мог на самом деле замёрзнуть. — Не знаю, — наконец, пожимает плечами, оторвавшись от созерцания толстого слоя грязи на подоконнике, — Заброшенный дом? — Ты же не вломился в чью-то частную собственность? — с сомнением и уловимым осуждением, вскидывает брови Ястреб. — Я буквально злодей, Птичьи Мозги, — закатывает глаза в ответ, — Серьёзно думаешь, что это было бы первое, о чём я подумал, находя место для ночлега? Ястреб мычит, будто это имеет смысл, всё ещё осматриваясь, можно представить, тут находилось нечто большее, чем, витавшие в воздухе, частички пыли, да торчащие оголённые провода из потолка там, где, по-видимому, должна находиться люстра. Они прекрасно понимают, что этот дом был нежилым, уже несколько лет, как минимум, но это не мешает двоим людям вести пустой разговор. — Удивительно сильный снегопад для нашего тёплого региона. — Теперь мы говорим о погоде? — Даби выдыхает, тяжело и медленно, потому что, даже это простое и естественное действие, даётся не так легко, как должно. Его взгляд гуляет по фигуре Ястреба, двигаясь дальше, по полу, к собственной руке, безвольно валяющейся на грязном полу. Рассматривает узловатые пальцы, уродливую кожу и блестящие куски металла в ней. Глядит так, точно видит впервые. И дышит-дышит-дышит. — Эй, не отключайся, — слегка напряжённый тон собеседника выводит из транса, после чего, Даби на секунду жмурится. — Я в порядке. — Держу пари, — язвительно хмыкает блондин, поднимаясь на ноги. Его перья приятно шуршат, создавая какофонию с завывавшим за окном ветром. Можно подумать Даби находится не в, богом забытом, заброшенном доме, а в лесной чаще, среди свежести и птичьего щебета. Ястреб поднимает одно предплечье и обхватывает его второй рукой, выгибаясь в пояснице, сонно потягиваясь. Грациозная поза приковывает взгляд Даби, который подмечает каждую деталь — от подрагивающих, при движении, оперениях, до выпирающего, на вытянутой шее, кадыка. — Я знаю, что ты пялишься, — самодовольно, чуть ли не поёт Ястреб, приоткрывая один глаз. — Засуди меня за это, — без стеснения, не пытается отрицать, приподняв бровь. Глупо хихикнув, Ястреб принимается ходить из угла в угол, время от времени, то шаркая сапогом по пыли на полу, то принимаясь вырисовывать уродливые рожицы на грязном стекле окна. Мирно, так мирно, что Даби почти проваливается в беспамятство, вслушиваясь в тихую возню, вроде шелеста одежды, да стука подошвы при размеренной лёгкой поступи. Облизывает губы, не сразу замечая, насколько сильно его мучает жажда. Вот так, закрыв глаза, он может представить, словно всё и вправду в порядке. Словно жизнь не была беспроглядной чёрной трясиной, без шанса на спасение. Словно пытаться проталкивать чёртов кислород в чёртовы лёгкие имело смысл. Словно такое понятие как «смысл» на самом деле существовало. — Я думал, ты остановился на том, что сам не существуешь, — прерывает размышление прежний голос, с дурацким растягиванием слов, которым славился Ястреб. — Ну а ты вроде не должен знать, о чём я думаю, — Даби ухмыляется, пожимая плечами, — но вот мы здесь. — Да, вот мы здесь, — тихо соглашается собеседник, прекращая возиться с окном, делая неспешные шаги вперёд. Ветер всё также неистово трепещет, пока Даби продолжает двигать грудной клеткой, поддерживая жалкую жизнь в прогнившем организме, наполняя его кислородом. Бессмысленно. Не слышит, но знает, что Ястреб оказывается рядом. Практически ощущает, как касание ложится на его скулы, оглаживая нездорово впалые щёки. Как короткие ногти намеренно, не болезненно, а скорее дразняще, на секунду, цепляются за скобы. Пальцы проводят по закрытым векам, останавливаясь на лбу, приподнимая свисающую чёлку, открывая вид на лицо. Даби практически заставляет себя отворить глаза, встречаясь с птичьими глазами напротив. — Этот цвет волос идёт тебе больше, чем чёрный, — улыбается Ястреб, склонив голову на бок. — Ерунда, — хрипит скривившись. — Так и есть, — задумчиво тянет в ответ, — знаешь, эта эмо-фаза должна была закончиться, рано или поздно. — Заткнись, — Даби рявкнул бы, если бы только у него оставались силы, но, за неимением таковых, лишь слабо просит, тоже наклоняя голову на бок. Увидев этот жест, Ястреб тут же подставляет ладонь под чужую щёку, словно держа мордашку милого щенка. Даби тянул на щенка, а тем более милого, с натяжкой, но всё равно, не смог прогнать ассоциацию из головы, сипло посмеиваясь. Ястреб ухмыляется в ответ, широко и чарующе, почти освещая этим, пропитанную холодом и сыростью, комнату. — Тебе нужно поспать, — едва ли не шепчет, поджав губы. — Нет, — Даби отрицательно качает головой, хоть взгляд перед ним и раздваивается, становится нечётким, — Когда я проснусь, ты уйдёшь. Ястреб не отвечает и Даби ненавидит это. Он хочет, чтобы он возразил, уверил, насмехнулся — что угодно, только бы не подтверждал предположение молчанием. Вздохнув до боли в рёбрах, Даби приподнимает онемевшее предплечье, перехватывая тыльную сторону держащей его руки. — Я не… могу, — он запинается, пытаясь найти нужные слова, которых никогда не умел подобрать. Не для Ястреба, — распрощаться с тобой. Ястреб улыбается, настолько невыносимо, совсем не радостно, отчего Даби желает собственными ногтями выскрести свои глаза, да сжечь их синим пламенем. Ему практически хочется скулить от безысходности, но губы мужчины продолжают быть плотно сомкнутыми. — Я всегда с тобой, — наконец, шепчет Ястреб, пододвигаясь ближе, чуть ли не выдыхая это в рот Даби, — Я останусь с тобой. До конца. Пока ты не перестанешь этого хотеть. — Я никогда не перестану, — вторит, бессознательно понижая голос и тревожно прикрывает глаза, когда лоб юноши прижимается к его собственному. — Тогда поспи немного, — просит, зарываясь пальцами в непослушные белые волосы, нежно царапая кожу головы, — Я буду с тобой. — Обещаешь? Он знает, что хнычет, не хуже пятилетнего ребёнка, но не может удержаться, точно так же, как и распахнуть век. Словно малыш, спрятавшийся под одеялом от невидимых монстров, желавших покуситься на несчастную покинутую душу. Такой слабый, никчёмный, бесполе… — Обещаю, — заверяет, проводя носом по здоровому участку щеки Даби, вызывая у него ворох мурашек. Проходит ещё какое-то время, прежде чем Даби кивает. Он откидывается спиной на стенку и пытается расслабиться. Плечи слегка опускаются, а голова запрокидывается назад. Ветер, кажется, только усиливается, продолжая буйствовать за тонким стеклом, но Даби уже не слышит, проваливаясь в неспокойный сон. Он дремлет не дольше нескольких часов, и, тем не менее, когда просыпается, не сразу понимает, где находится. Проводит ладонью по лицу, пытаясь сфокусироваться на окружении, подмечая непогоду за окном. Сглатывает вязкую слюну, желая промочить горло водой или чем-то покрепче, вздрагивая, вспоминая разговор перед тем, как он отключился. — Ястреб? — выдавливает из себя, игнорируя головную боль, осматривая пространство. Ему хочется верить, что Ястреб просто решил подшутить над ним, но не то чтобы здесь было особо много мест для пряток. С трудом удержав подступающую панику вместе с тошнотой, делает попытку встать, но ноги настолько занемели и обессилили, что он лишь падает обратно, поднимая за собой облака пыли. Тяжело кашляет, раздирая и так сухое горло, жмуря глаза. Но ничто из этого не имеет значения. Нет. Его здесь нет. Нет-нет-нет-нет-нет-не- Этого не может быть. Ястреб обещал, он должен оставаться с Даби. До самого конца. Даби колотит, как от холода, которого он не может ощутить. Больше нет. И, если раньше юноша с трудом заставлял свои лёгкие работать, то сейчас, Даби задыхается — окостенелые пальцы хватают одежду в районе груди, почти до треска сжимая ткань в кулаке, и он сгибается, теряя угол обзора из-за чёлки, нависшей на лицо. Настолько никчёмный, что даже не имеет никакой власти над собственным телом. Телом, что медленно разлагается, ведь Даби уже давно сгнил внутри, как самый греховный из смертных созданий. Иногда, он жалеет, что не верит в бога, потому что, в такие моменты, Даби надеялся бы на кару. Что-то вроде ада, псов преисподних, завываний нечестивых тварей. Ждал бы, как шестикрылые серафимы снизошли с небес, да очистили душу от скверны раскаленными углями. Но, это не несло в себе смысла, хотя бы потому что, жалкие угольки не имели шанса причинить обладателю огненной силы вреда. Столь невежественная ошибка со стороны Всевышнего. Досадная и непоправимая. Хотя, кто такой Даби, чтобы говорить об этом, если он, кажется, просто-напросто разучился дышать — то, что люди умели делать по определению? Глупо-глупо-глупо. Раздаётся резкий хлопок и протяжный вой, и Даби, на блаженный миг, впрямь верит, что за ним пришли, дабы проводить в адские чертоги. К сожалению, приподняв голову, щурясь, пытаясь собрать взгляд воедино, он видит распахнувшиеся створки окна, ударившиеся о стену. Они раскачиваются из стороны в сторону, и ничто больше не сдерживает ветер, что принялся задувать внутрь помещения. Можно подумать нечто свыше услышало мысли Даби, решив поиздеваться над ним, показывая, как много вокруг чертового кислорода. Кислорода, не принадлежавшего ему. Свежий морозный воздух окутал комнату, выдувая всю затхлость, раздувая волосы Даби, в которые недавно пальцами зарывался Ястреб. Точно. Ястреб. Даби кряхтит, смаргивая чёрные пятна перед глазами, дрожащей рукой, нашаривая что-то в кармане, доставая это. Зубы цепляются за полупрозрачный пластик, стягивая колпачок, отплёвывая его куда-то в сторону. Отскочив от стены, тот несколько раз подпрыгивает и откатывается к плинтусу, но Даби уже не видит этого, закатывая рукав на предплечье. Он проделывал данный трюк настолько часто, что не составляет труда, с первого раза, найти вену, несмотря на потемневший цвет кожи. Игла погружается внутрь, и юноша нервно облизывает губы, нажимая на поршень шприца, выдавливая жидкость. Проходят минуты, а может часы, пока грудь Даби возвращает, пусть и чрезмерно медленный, но всё же, ровный ритм. Словно заново учась дышать, он вдыхает и выдыхает. Снова и снова. До тех пор, пока не ощущает знакомое прикосновение на тыльной стороне ладони, которая всё ещё сжимает уже пустой шприц. Пальцы его расслабляются, и пластик с тихим стуком падает на пыльный пол. Ветер никак не желает утихать, занося внутрь хлопья снега, из-за чего лицо Даби становится влажным, благодаря повышенной температуре тела. Его голова прижимается к стене, пока мужчина приоткрывает глаза, смотря слева от себя. — Ты здесь, — облегчённо выдыхает, слегка стукаясь затылком по препятствию позади. — Я же обещал, — Ястреб улыбается, одной рукой, обвивая шею Даби. Нос парня утыкается Даби куда-то в район ключицы, когда тот прижимается ещё ближе. Ветер продолжает шуметь, а створки окна скрипеть. Белоснежные снежинки, точно лепестки сакуры, залетают внутрь комнаты, кружась, оседая на грязном полу, путаясь в волосах Даби, падая на его одежду и вытянутую руку, просто, чтобы в ту же секунду растаять. — Тебя не было, — по-детски обвиняет, прижимаясь подбородком к блондинистой макушке. Ястреб слегка отстраняется, не настолько, дабы уйти от прикосновения, но достаточно, чтобы перевести внимание вниз. Его свободная ладонь опускается на предплечье Даби, любовно вырисовывая узоры и очерчивая многочисленные уродливые дырки от игл, беспрестанно пронзающие плоть. — Естественно, нет, — Ястреб говорит легко, продолжая обнимать Даби, прижимаясь к его боку, — Ты ведь убил меня. Не помнишь? Даби пытается проглотить слюну, но во рту оказывает невыносимо сухо. Он видит, как красивые пальцы Ястреба нежно оглаживают его предплечье, и как ярко контрастируют белоснежные хлопья снега на фиолетовой израненной коже. — Конечно, помню, — сипло выдавливает из себя, пряча губы в волосах юноши, вдыхая запах, словно он и впрямь имел возможность его уловить. Ястреб кладёт голову на грудь Даби, отчего последний прикрывает глаза, представляя температуру чужого тела. — Выглядит почти как лепестки сакуры, верно? — Ястреб, не в первые, озвучивает мысли Даби. Может, потому что сам он и был не большим, чем мыслями Даби. — И весна уже скоро. — Мгм, — мычит, вжимаясь в Ястреба, точно только это и удерживает его в сознании. — Мы обязательно должны сходить, посмотреть на цветение, — продолжает собеседник, не переставая кружить пальцами по чужой руке. — Мы сходим, — шепчет в ответ, — Сходим. Он не говорит, что не доживет до весны, не говорит, что не увидит, как сойдёт снег, не говорит, что не дождётся никакого цветения. Потому что Ястреб знает, что Даби лжёт. Потому что никакого Ястреба рядом с ним и нет. Ровно, как и нет никаких лепестков сакуры на его руке. Только уродливые следы от вливаемых наркотиков, да быстро испаряющиеся капли растаявшего снега.