Крик (2022)

Ронерт-парк, округ Сонома, Калифорния

— Добро пожаловать в «Кровавую лавку». Какой ваш любимый фильм ужасов? Мужчина в тускло-зеленой магазинной спецовке поставил на пол коробку, полную «Призрачных» масок, отряхнул штаны и улыбнулся единственной посетительнице, что пришла за десять минут до закрытия. — Это мое приветствие. Приветствие моего магазина, я придумал его, когда только открылся десять лет назад. Тогда это казалось отличной идеей. Не волнуйтесь, отвечать не нужно. Молоденькая девушка, кажется, только-только выпустившаяся из школы, прошла мимо стеллажей с бутафорскими тактическими ножами, с безразмерными черными балахонами, с бутылками густой красной жидкости и остановилась у полки с книгами. Задумчиво провела пальцем по корешкам. — Лю-би-мый у-жас-тик. У моих родителей был полный подвал старых видеокассет, и я таскала их по вечерам, пока они не видели. Еще до того, как меня отдали в школу, я посмотрела всю «Пятницу» и «Спящий лагерь», все части «Фрэдди», «Кэндимена», и «Майкла Майерса». Наверное, тогда-то у меня и проявилась аллергия на томатный сок. — И, сделав, секундную паузу, она добавила.- Это шутка, если что. Девушка одной рукой выхватила первый попавшийся тактический нож и, прикрываясь книгой, словно щитом, пару раз взмахнула им перед собой. Затем, словно сражаясь с невидимым противником, закружилась вокруг маленького прилавочка, то и дело выбрасывая лезвие перед собой, будто бы вонзая его в несуществующую угрозу. Все закончилось так же внезапно, как и началось — посетительница уронила бутафорское оружие обратно на стеллаж и устремилась к полке со страшными стикерами. — Период моей жизни, который можно смело назвать периодом нафталиновых слэшеров, сиквелов, триквелов и продолжений завершился, когда родители дали мне доступ в интернет. И тогда начался период римейков. Знаете, мне не нравится устоявшееся в критиканских кругах мнение, будто бы переделка старого материала всегда хуже, всегда не такая креативная, не такая смелая и пугающая. Кажется, многие настолько закрылись в своих раковинах и скорлупках из аниматронных кукол, дешевого грима и шоколадного соуса Хершис, что не способны даже шанс, малейший шанс дать чему-то новому. Впрочем, и среди переделок хватало барахла. Но знаете, на каком именно фильме меня впервые затошнило? На римейке «Техасской резни» две тысячи третьего года. Проводя пальцем по рядам картинок с культовыми монстрами и убийцами, девушка, наконец, подцепила ногтем край стикера с лицом Номи Мэлоун и надписью «Это Версаси», и прилепила себе на плечо толстовки. — А вырвало меня впервые на Мученицах. Мужчина с любовью погладил висящий рядом с кассовым аппаратом выцветший постер с Джейми Ли и ответил: — У каждого, даже самого разочаровавшегося в жанре, побитого жизнью фаната, в сердце найдется местечко для того самого фильма. Не обратив особого внимания на замечание, посетительница подошла к стойке с новинками и запустила свободную руку прямо в стопку с блю-рей дисками. — С одной стороны — приевшиеся слэшеры, сиквелы, триквелы, риквелы, а на другой — модные сегодня разновидности кинокошмара — возвышенные, пост- и метаужасы. Когда-то они спасли целый жанр, я знаю, пересобрали то, что уже, кажется, покрылось вековой ржавчиной, открыли новые приемы и имена. Но почему в каждом таком возвышенном ужастике режиссер считает себя умнее зрителя? И, не стесняясь совершенно, выплескивает на нас не структурированный и плохо продуманный важный социальный комментарий, полностью состоящий из застарелых режиссерских тараканов. Как будто, мне есть дело до того, что там беспокоит по ночам очередного киноремесленника, подворовывающего идеи, а то и целые сцены, у более маститых коллег по цеху. Мужчина, вдумчиво рассматривающий старый постер, вдруг оживился. — Современные ужасы не то, чтобы плохие, просто они — слишком «пост» и слишком «мета». Раньше было проще — есть четкие паттерны, которым следует убийца, и есть простые правила, которые всегда помогают избежать неизбежного. Ну, понимаешь, поскольку в слэшерах все персонажи — потенциальные жертвы, и каждый в любой момент может умереть, то главная цель — избегание неизбежного: кровавого фонтана из яремной вены, или выпущенных прямо на грязный пол кишок. Или головы, раздавленной гаражной дверью. Или, особенно, четырех ударов лезвием в грудь, чтобы кровь посильнее натекла в легкие. И, после того, как парализованная страхом жертва немного помучается, перерезанного, так, чтобы наверняка, горла. В юности я составлял подобные правила, исписал несколько тетрадей, и вычленил три, самых главных. Девушка резко развернулась и вызывающе ткнула пальцем в сторону продавца: — Никакого секса, потому что секс — это смерть. Никакого бухла и наркотиков. Потому что это грех. А еще потому, что плохо влияет на координацию, реакцию и скорость мыслительных процессов. Ну и самое главное — нельзя, ни при каких обстоятельствах нельзя говорить, что я скоро вернусь. Она на секунду задумалась: — Еще одно — не стоит быть знаменитостью в слэшерах. Не во всех, конечно, но в «Крике» уж точно. Мужчина театрально поаплодировал, отдавая должное знаниям незнакомки, и продолжил: — А сколько правил в современных ужастиках? Десятки, если не сотни. Не заводи новых друзей и сторонись любых темных мест от подвалов и сараев до пустых мрачных комнат. Не верь галлюцинациям и не снимай квартиру у старушек в Лондоне. Бегай, просто бегай. Не мойся в одиночку и обходи любые большие дома стороной. Не заводи отношений — вообще, и берегись сумасшедших. Но не тех сумасшедших, что пытаются предостеречь или подтолкнуть к спасению, а тех, что глухо бормочут проклятия под нос и таскают с собой режущие предметы — только как одних отличить от других? Не верь взрослым, не верь детям, не верь старикам, даже себе не верь, на всякий случай. Не ходи на вечеринки и всегда слушай новости. Помни, что поезда, автомобили и самолеты — к верной гибели. Делай что угодно, лишь бы не оказаться в лесу, в пустыне или в горах. Или, хуже того, на съемочной площадке. Сторонись, как огня, городов-призраков и музеев. Не смотри в зеркала, не останавливайся в гостиницах и на заправках. Ну а если кончился бензин посреди пустоты — ложись на асфальт и готовься к мучительной смерти. И никогда, еще раз, никогда не принимай помощь от незнакомцев. Потому что они здесь для того, чтобы убить тебя. — Браво, — расхохоталась девушка. Она вскинула руки в наигранном восхищении, и тут же добавила: — А как же клоуны и кукурузные поля, старые книги и библейские мотивы? — А еще, — раззадорился продавец, — планируй отпуск так, чтобы не дай Господь, не попасть случайно в Латинскую Америку, Африку, или Европу. Или Азию. Особенно Азию. — Особенно Японию. — Весело подхватила посетительница: — Там как: вышел из самолета, не успел даже сориентироваться или слово сказать — сразу перед тобой или дух, или демон, или маньяк, или все вместе. И ходи потом, таскай призрака на шее, или волосы грязные вытаскивай из всяких мест. Или мяуканье слушай всю ночь. — А если окажешься в игре на выживание, тут уж ничего не поможет, бегай — не бегай, заводи отношения — не заводи, все равно тебе конец, только если ты не главный герой. Да только кто же знает, главный он герой, или второстепенный. Или вообще комический персонаж. Или неудачник, который умрет первым. — А еще спать нельзя. — И есть нежелательно. — И дышать. — И детей заводить. А то получится, как в Омене каком-нибудь, или Кладбище домашних животных. — Или Бабадуке. — Драматическая пауза. — Терпеть не могу этот фильм. Мужчина вдруг замолчал и пристально вгляделся в незнакомку, силясь уловить в ее лице виденные некогда прежде черты. — Мы знакомы? — неуверенно спросил он. — Но есть франшиза среди прочих, особенная франшиза, что разожгла во мне особенное любопытство. Это произошло много лет назад, когда я впервые, совсем еще девочкой, прочитала в интернете о кровавой бойне, случившейся в сентябре девяносто шестого года в Вудсборо, штат Калифорния. — Вы — Тара, — опешил мужчина, — Тара Карпентер с ютуб-канала «Глобус Американских преступлений». Девушка выложила на прилавок толстенький томик с большой латинской буквой «V» на обложке, стилизованной под нож, две страницы стикеров с «Призрачноликим» и пачку убийственно-кислых конфет. — Потом была оригинальная книга Сидни Прескотт и, черт подери, как же хорошо она была написана. Клянусь, с каждой новой главой, с каждой страницей я все глубже погружалась в густой зыбкий кошмар отчаяния, подозрительности и недоверия. Ловила мурашки от всякой реплики Билли и эксцентричной выходки Стю, примеряла на себя роли героев и злодеев и пыталась каждому влезть в голову: построить из брошенных фраз и недомолвок психологический портрет, расписать в тетрадке их черты характеры, дать оценку каждому действию, и в конце, не побоюсь этого выражения, распутать паутину лжи и насилия. По-моему, именно оригинальный роман «Крик» стал «Хладнокровным убийством» для поколения миллениалов и зумеров. И одновременно, современным мифом о чудовищах. Но в моей душе он взрастил любовь, нет, настоящую страсть к расследованию и пониманию — мне вдруг захотелось побывать на каждом месте преступления, изучить его досконально, познать природу насилия и образ современного зла. И рассказать об этом. В тот момент, мое особенное любопытство стало одержимостью. И я завела ютуб-канал. Девушка картинно развела руки, как бы приглашая к беседе, и спросила у слегка растерявшегося мужчины: — А какая у вас любимая часть «Крика», мистер Микс? — Я ведь тоже был жертвой бойни в Вудсборо. Многие почему-то забыли, но тогда пострадала не только Сид, но и мы все, и наши родственники и любимые. И пока мы пытались собрать нашу жизнь заново, она вдруг написала роман, «Крик». О той трагедии — и обо всех нас: о Дьюи, Гейл, Татум, Кейси, Билли и Стю. И не просто роман, нет — лучший слэшер-триллер в истории литературы. И в тот момент, когда ее провозгласили «Королевой слэшера», добрая и отзывчивая Сидни Прескотт стала кем-то другим. Рэнди грустно вздохнул: — Впервые я заметил это, когда пришел поговорить с ней о своей роли в книге, а она обозвала меня «сталкером» и выставила. Как бродячую собаку, даже слушать не стала, а ведь до этого мы по-настоящему то никогда и не ссорились. Ну а потом случился Виндзорский колледж, и, можешь не верить, но Сидни строила из себя там настоящую ледяную принцессу — разговаривала с другими студентами через губу, а то и вовсе не обращала внимания, пропускала занятия и факультативы, плевала на правила и потешалась над девчонками из Омега Бета Зета. Впрочем, восходящей звезде литературы, «Мелвиллу от мира слэшеров» прощалось абсолютно все. Я завел приятелей в кампусе, Мики, Дерека, Хэйли и Си-си, — ты наверняка читала о них в сиквеле, — и мы всей компашкой пытались с Сидни дружить. Это не просто, знаешь ли, сладить со знаменитостью, но мы старались — делились конспектами, звали на лучшие вечеринки, но она отталкивала нас все сильнее. Мики однажды не выдержал и устроил ей «прожарку» в кафетерии — высмеял ее надменность и высокомерие, а она написала его персонажа жестоким маньяком. Безумцем, убивающим собственного друга. Неловкая пауза. — Был большой скандал. Через несколько месяцев после выхода второго романа Сид ушла из колледжа, и больше я ее никогда не видел. Мужчина покачал головой, словно отгоняя навязчивые воспоминания. Затем вдруг полез под стойку, откуда достал пять крупных томиков с эмблемой маски «Призрачноликого» на каждом: — Я прочитал каждую ее книгу — «Крик 1», «Крик 2», «Крик 3», «Крик 4», даже недавнюю «Крик 5». Интересно, как многие просто не понимают, что все эти истории, кроме первой — чистой воды вымысел, литературная фантазия Сидни, которая почему-то вместо вымышленных персонажей использует имена настоящих людей. Ты спросила, какая моя любимая часть? Та, что еще не написана. В которой мы с моей бывшей подругой встретимся случайно где-нибудь очень далеко отсюда и, забыв разногласия, выпьем пива. Самого простого по два с половиной доллара за бутылку. Вспомним времена юности, когда наши школьные друзья были живы, небо выглядело самым безоблачным на свете, а будущее казалось светлым как никогда. Тара понимающе кивнула головой: — Никто не видел мисс Прескотт уже много лет, она стала современным Сэлинджером, или Пинчоном. Человек-загадка, человек-мистификация. Впрочем, я могу попробовать помочь вам связаться с ней. Но сперва — какая ваша наименее любимая часть? Рэнди задумался: — Проблема не в литературном качестве, они все написаны хорошо. Другое дело — идеи. Первая книга вышла, когда классические фильмы-слэшеры были на грани вымирания, прямо как динозавры, рассказала историю американской трагедии через саркастическую призму застарелых тропов Хэллоуина, и возродила жанр, вдоволь над ним посмеявшись. Вторая книга иронизировала над сиквелами, вроде Крестного отца или Терминатора, вскрывала их секрет успеха — при этом сама будучи классическим «продолжением». Следующая препарировала одновременно триквелы и трилогии: подмечала шероховатости кульминаций, объясняла на собственном примере трудности завершения трехчастной истории, нещадно подмигивая то Возвращению Джедая, то Новому кошмару Уэса Крейвена. Четвертая книга — самая сложная. Она вышла в эпоху повального засилья римейков, ребутов и сиквелов, когда над каждой мало-мальски известной франшизой корпел жадный продюсер с идеей перезапуска. Досталось «Пятнице» и «Улице Вязов», «Попутчику» и «Крику в общаге», «Валентину» и «Выпускному». И тут на прилавках появился «Крик 4» — ехидный комментарий о беззубости бесконечных «перезагрузок», и одновременно отлично придуманный риквел, ловко рушащий старые тропы и выворачивающий наизнанку поднадоевшие правила ребутов. Помню, как радовался тогда, что Сидни в очередной раз пересобрала жанр. Тара задумчиво взглянула на мужчину, что увлеченно делился мыслями о прошлом, а затем открыла томик, что собиралась купить, и пролистала несколько страниц, будто бы в поисках чего-то: — Но ведь пятая книга — тоже риквел, только куда менее смелый и талантливый. До зубной боли предсказуемый и, хуже того, всерьез использующий штампы, высмеянные «четверкой». Стыдливо прикрывающийся термином «легасиквел». Еще и написанный на десять лет позже, чем стоило бы. Рэнди с удивлением посмотрел на девушку, словно увидел в ней что-то новое, ранее незамеченное, и ответил: — «Крик» всегда был метакомментарием о кинотенденциях, но «пятерка» и правда вышла вторичной и несвоевременной. И прямо-таки слишком незамысловатой. Я бы хотел видеть ее другой — более приближенной к нынешним реалиям. А какие сейчас модные тренды в кино? Кинокомиксы и прямые сиквелы, отменяющие все остальные продолжения, кроме первых, оригинальных частей. Вроде нового «Хэллоуина», «Техасской резни» или «Терминатора». — Думаете, нам стоит ждать Сидни в цветастом спандексе? — задорно расхохоталась Тара. — Я думаю, однажды, окончательно запутавшись в писательском кризисе, она поймет, что одними фантазиями жить нельзя, и откажется от всех выдуманных сиквелов, оставив только первую книгу, о той самом, реально случившейся трагедии в Вудсборо. И расскажет о нас что-то новое, что-то хорошее, что-то другое. — Ну, или мы всегда можем отправить ее в космос. — Ты опоздала на двадцать пять лет. — улыбнулся мужчина и потянулся пробивать покупки. — Еще дайте жвачку с фруктовым вкусом, блокнот с автографом и… — Девушка подошла вплотную к прилавку, ухмыльнулась и уставилась продавцу прямо в глаза: — Один пригласительный билет в «Клуб жертв Сидни Прескотт». От неожиданности Рэнди дернулся, задел локтем кассовый аппарат и столкнул на пол банку с мини-фигурками, что разлетелись по всему полу. От души выругавшись, он спросил: — Откуда ты знаешь? Да и вообще, зачем тебе это? Если хочешь, можешь прийти так. Клуб собирается раз в год через несколько дней — ты еще успеешь. — Куид про кво. — медленно проговорила Тара, легким движением вытащила из кошелька визитку и картинно бросила ее на стойку. — Вы столь многим со мной поделились. У меня для вас есть особенный подарок, мистер Микс — семьдесят тысяч долларов в любой возможной форме, какую только выберете — хоть наличными, акциями или криптой. Плюс, оплата частного сыщика, если вдруг захотите узнать мобильный номер мисс Прескотт. И, конечно, слава, куда сегодня без нее — возвращение, да с помпой, самого популярного слэшер-гика Америки. Мужчина растерянно отпрянул: — Что ты хочешь? — Мирового господства. Ну или, пусть будет — войти в историю. Истерический смешок. — Знаете, чего мой «Глобус» добился за семь лет работы? Двенадцать миллионов подписчиков, мистер Микс; тысячи подготовленных видеоматериалов, сотни изученных мест преступления и десятки проведенных шоу-расследований со зрителями, актерами и массовкой. И, конечно, прямой трансляцией. Впрочем, нам всем в какой-то момент приходит пора двигаться дальше. Она сделала два шага назад и, как заправский шоумен, раскинула руки в абсолютно театральном жесте: — Мы устроим детальную реконструкцию невероятно мифологизированной бойни в Вудсборо, чтобы понять, что происходило там на самом деле — в этом нам должны помочь живые участники трагедии, но не только. Пригласим еще всех старых знакомых, кому Сидни когда-то перешла дорогу, или насолила, испортила жизнь — пускай они станут нашими гостями и нашим жюри. Вместе мы исследуем каждый кирпичик сонного городка, каждую детскую травму, ответим на все возможные вопросы. Девушка хищно подалась вперед. — Деконструируем Вудсборо — и навсегда закроем тему. Пауза. — А вы станете богатым и знаменитым. Рэнди быстро побросал покупки в пакет, достал из кошелька заламинированный кусок картона с еле заметным оттиском ножей по бокам и калиграфической надписью «Клуб жертв Сидни Прескотт», протянул его гостье и сказал: — Спасибо, но я в этом не участвую. — Восемьдесят тысяч. — прозвучало в ответ. Мужчина сложил руки на груди, пытаясь отгородиться от неприятного разговора: — Уходите. Тара расплатилась картой, убрала пакет под мышку, сделала несколько шагов в сторону выхода, но внезапно остановилась. — Мой любимый фильм ужасов, мистер Микс — Мученицы. — сказала она и исчезла в дверях.