Аукцион

Музыканты, расположившиеся поодаль от приглашенных гостей, встряхнулись, подняли инструменты и завели затейливый мотив. Господин Хэ Сиань, хозяин сегодняшнего вечера, стоял у одной из стен, сложив руки на груди. Множество мужчин, полулежащих и полусидящих на коврах в окружении бесчисленных яств и кувшинов с вином, довольно загудело в ожидании развлечения. Они курили сладкий табак, чей дурман распространялся на всю круглую комнату. В центре её было пусто — то было место для представления. Гости же расположились во кругу, и каждый имел прекрасный вид на главную «сцену». Опрятно одетые слуги, обслуживавшие своих господ, медленно отступили за сени — это был праздник не для их глаз. Все присутствующие заплатили прилично за одну только возможность разглядеть всех красивых цветов Хэ Сианя разом. А ведь заплатят ещё больше, если решат забрать кого-нибудь к себе на ночь. Или вечность. — Поглядите, — заговорил один из господ в летах, упитанный и бородатый владелец банка, советник при дворе. Он кивнул своей бородой на первых юношей, ступивших на богато расшитый ковер. — Это, верно, те молодые из первого круга. Самые пластичные, как сказал мне сам господин Хэ. Ручаюсь своей рукой, что кожа у них нежнее девичьей. Юноши, одетые в женские наряды, не скрывали лицо за платками. Господин Хэ таким образом словно всем сразу бросил — мои цветы все без единого изъяна, глядите, сколько хотите. Парочка господ наклонили к банкиру свои головы, прислушиваясь к его словам. — Думаю, будут стоить… Около пяти тысяч, не меньше. Хорошенькие. — Они неплохи в обучении, пока ещё молоды, — согласился мужчина сбоку, морща своё сухое лицо с белой щетиной в подобии похабной усмешки. То был чиновник низшего ранга, лишь недавно перебравшийся в Совет, но уже пожинавший радости нового статуса. Как, например, поход в подобное запретное место, где удовлетворяли любые капризы. — Но и стоят молодые не так дорого, как те, что повзрослей и полностью обучены, — возразил другой, тучный и басовитый, закидывая в рот локву. Главный купец в округе. — Уж лучше пусть умеют всё и сразу, так я думаю. — Но разве не лучше, когда можно подобрать такой товар, который легче изменится лично под тебя? — Господа, господа, — хлопнул в ладоши позади сам господин Хэ, появившийся позади. Он весело улыбнулся всем присутствующим: — Каждый найдет здесь своё удовольствие. Наслаждайтесь вечером — это представление готовили специально для вас, другого такого вы в городе не найдете. Мужчины довольно закивали, прекращая спор, и подняли вино за хозяина вечера. — За нашего замечательного Хэ Сианя! — За господина Хэ! Словно в подтверждение слов своего (пока ещё своего) господина, юноши подобрались ближе, заигрывая с гостями в танце. К ковру то и дело тянулись руки, желающие тронуть танцующие цветы, и юноши иногда благоволили — касались пальчиками в ответ, но лишь чуть-чуть, улыбались и тут же прыгали обратно в центр, звеня тонкими браслетами на запястьях и лодыжках. Танцоры были преисполнены достоинства. Несмотря на свое положение, они знали себе цену, и порой намеренно ставили себя выше, чем даже присутствующие господа — например, манерно выставляли в танце ножку, к которой неравнодушные немедленно стремились припасть губами. Это было представление, игра, в которой танцоры играли роль маленьких принцесс. Мужчинам это, несомненно, нравилось. На пол летели монеты и деньги, раздавались довольные хлопки в такт музыке. Прохвост Хэ Сиань довольно трогал свою козлиную бородку, наблюдая за вечером. Сегодня у него заметно потяжелеет в карманах. Прошла половина вечера. Вина и тарели гостей полнились до краев. Когда очередного купленного цветка для утех повели на выход, хозяин вечера вышел на середину богатого ковра и возвел руки к потолку, привлекая внимание. — А теперь, многоуважаемые господа и друзья, у меня есть для вас особенный подарок. Уверен, вы не окажетесь равнодушными. Позвольте спросить, слышали ли вы когда-нибудь имя известного цветочка Цзи Юаня? — Цзи Юань! — воскликнул кто-то восхищенно и почему-то испуганно. — Да неужели… Он здесь? Правда здесь? — Это не того ль Цзи Жуна любовник, которого не так давно убили? Шепоток пробежался по залу, и Хэ Сиань хлопнул в ладоши, призывая к спокойствию. — Белый журавль, Цзи Юань. Теперь он просто Юань, раз остался без своего хозяина. Оставим за скобками то, что произошло с достопочтенным Цзи Жуном. Подумайте о том, что фамилии у нашей звездочки теперь нет, и ему можно дать свою, — вкрадчиво произнес мужчина. — Ни в одном из городов под взором великих богов нет танцора искусней. Я, как ближайший друг господина Цзи Жуна, взял его под свое крыло, когда бедняжка остался без покровительства… А теперь ищу ему нового, самого достойнейшего хозяина. — Неужто! — В самом деле?.. — Сколько это будет стоить? Сотню тысяч юаней? — Дам две! — Погодите, торги ещё не начались… Шепотки из обеспокоенно-неверящих стали взволнованными. Все знали Цзи Жуна. Это был ближайший из советников императора, владелец несметных богатств, не имевший ни жены, ни детей, но обладавший огромным гаремом. Все также знали, каким именно сокровищем он всегда хвалился, оберегая его, как зеницу ока. То был Юань, Белый журавль, известный своей красотой и искусностью в танцах. Лишь немногие видели Цзи Юаня вживую. Слишком уж Цзи Жун им дорожил. Ну а недавно его убили, причем самым странным и постыдным образом. — Его прикончил евнух. В собственной спальне, можете поверить? — заводя сплетню, усмехнулся бородач и закинул в себя пиалу хмельного вина. — Хуже смерти не придумаешь, ха! Не за благое дело умер, не в битве пал, а вот так, в постели, да посреди любовных игр! Говорят, конюх горячо любил одну из его женщин, с которой тот спал, вот и отомстил так… — Да, а Юань был тому свидетель, — зашептали с другого боку, удрученно качая головой. — Бедняжка, пережить такое… — Говорят, Юань танцует лучше всех под небом, — горячо заговорил банкир, метнувшись взглядом от тюля до готовящихся музыкантов. — Но Цзи Жун давал видеть его танец только избранным! Он был страшным ревнивцем… Неужели мы увидим Журавля? — Говорят, советник любил его до умопомрачения! А теперь он может стать нашим? — Жаль, конечно, что староват, да ещё и пользованный… Но такой талант, такая красота… — Я бы многое отдал, чтобы прикоснуться к одной лишь его лодыжке!.. Взволнованные голоса смолкли, стоило музыкантом начать таинственную и тихую мелодию. Первой из-за тюля показалась аккуратная ножка, изящно ступившая на ковер. Мужчины жадно подались вперед. Тихий вздох раздался где-то сзади, когда Юань степенно выплыл из тени, подняв руки с вуалью у лица. Он смерил присутствующих нечитаемым, почти надменным взглядом. Тоже часть игры, разумеется — но как шло этому лицу такое гордое выражение, как замирало сердце, стоило Юаню метнуть один точный взгляд кому-то прямо в глаза!.. Ему было около двадцати двух, но благодаря грации и изяществу казалось, что ему восемнадцать — уходящий пик красоты по мнению многих мужеложцев. — Говорят, истинный ханец, — шепнул сухощавый тучному, — а может, и вовсе потомок небожителей. Какая белая, шелковистая кожа!.. — А волосы… Цзи Жун, везучий ты пес… Волосы у Юаня были густые, как смоль черные, собранные в длинную, изящную косу. В неё вплели цветы. Белые и сиреневые лепестки лотоса, что были в тон цвету одежд, делали образ молодого человека невинным и чистым. Но видело Небо, контраст нежных цветов с приспущенными на бедра прозрачными шароварами лишь подчеркивал соблазнительную порочность молодого тела. Грудь Юаня едва прикрывалась тонкой газовой тканью, не скрывающий маленькие бусинки сосков, проколотые двумя колечками. Пупок — самое чудное место, как говорили некоторые мужчины — тоже был напоказ, украшенный крохотной бусинкой-жемчужинкой. Полупрозрачные шаровары обхватывали бедра, а паховую область обтягивал тесный и чрезвычайно узкий кусок ткани, выделяющий детородные органы четким, красивым контуром. Журавль плавно шагнул к музыкантам, звеня украшениями, и, наклонившись, шепнул главному что-то на ухо. Музыкант кивнул, делая особый жест остальным. Подведенные сурьмой ярко-зеленые, как у некоторых кошек, глаза Юаня игриво прикрылись. Руки взмахнули, вздымая вуаль, и он закружился в ритм музыке, грянувшей внезапно энергично и смело. Каждое его движение, каждый взгляд исподволь, каждый прогиб в тонкой талии были страстными, как огонь. Казалось, этот огонь плавился и в его глазах, тлея на самом дне черных, как ночь, зрачков. Он не давался гостям в руки. Он не заглядывал каждому в глаза, как делали юноши до него. Он словно танцевал для самого себя, так живо и самозабвенно, что не замечал, как начинает танцевать поверх всех денег, что падали под его ноги. — Ха-ха, вот оторва! — довольно крякнул Хэ Сиань сзади, складывая руки на груди. Он-то хотел сделать это выступление нежным и загадочным, чтобы показать гостям ту самую сторону Белого журавля, которую многие представляли в своих умах, но нет — Юань по собственному желанию попросил музыкантов сыграть что-то яркое и быстрое, нарушив уговор. Что, хотел, чтобы все растеряли к нему интерес, если он не будет таким, каким его представляли? Или, наоборот, желал привлечь к себе ещё большее внимание, чтобы выбраться из этого места поскорее? — Будь моим! — крикнул в исступлении кто-то. — Я подарю тебе все сокровища мира! Две сотни тысяч, солнце! Юань продолжал свой танец, невзирая даже на то, что торги за него начались до конца представления. Он знал, что так будет. Только ему одному был важен этот танец. Всем остальным было важно его тело. Вскинув руки вверх наподобие крыльев в последнем такте, Юань застыл, полуобернувшись к публике через плечо. Глаза его были плотно прикрыты. Нежно-розовый топ сполз с плеч, приоткрывая интимную линию ключиц. Шаровары тоже сползли, показывая косточки таза. Грудная клетка вздымалась и опадала, стараясь дать легким надышаться кислородом в обход сладкого курильного дыма. Мужчины как с цепи сорвались: — Две сотни тысячи, Хэ Сиань! — Три с половиной! — Возьмите пять! Юаню хотелось тошнить. Он знал, что его купят, не могли не купить… Внезапно все замолчали. Высокая, статная фигура вышла на самый центр ковра, безжалостно сминая ботинками бумажные деньги и начищенные монеты. Удивленный неожиданной тишиной, Юань вдруг почувствовал нависшую над ним тень. Он вздрогнул, поднял длинные ресницы… И тут же замер, как дикая лань под пристальным взглядом голодного тигра. Сам Император, скинув капюшон длинного бордового плаща, смотрел на него, и глаза его пылали расплавленным янтарем. Ло Бинхэ. Ростом он превосходил Юаня на целую голову, из-за чего вся фигура Журавля скрылась в его тени. Присутствие сына Неба было сродни нисхождению небожителя на землю. Такое бренное место, как рабский аукцион, не мог рассчитывать, что его чернильно-черные воды озарит яркое солнце, но Император оказался здесь, и ночь стала утром. Все быстро вспомнили про приличия. Мужчины, до этого ленно и неторопливо глотавшие вино и финики с локвой, с шумом побросали трубки и пали ниц. Ло Бинхэ медленно наклонился к замершему Юаню и поймал его за подбородок, улыбнувшись. — Вот так сокровище в помойной яме… Сколь редок случай сей. Что, пташка? — широкая ладонь Ло Бинхэ легла на талию Юаня, прижимая его к себе. Кудри Императора упали Юаню на его почти голую грудь, и Ло Бинхэ показал клыки. — За сколько отдашь своё сердце? В момент глаза танцора расширились… И в них засел большой-большой холод. Ровные губы сомкнулись в одну линию, а потом насилу разошлись в улыбке. Юань почтительно разорвал объятия, опустился на колени, положил руки на пол и приложился к ним лбом. — Если таково желание Императора — я уйду к вам просто так, мой господин. Ло Бинхэ усмехнулся где-то сверху. — Хочешь предложить себя, как товар? Кажется, ты меня не совсем понял. Я не имею ничего общего со сбродом извращенцев, что собрался здесь. Я здесь по другой причине. Его плащ легко зашуршал, когда он опускался вниз на одно колено. В следующий миг Юань ощутил, как у уха завибрировал теплый голос: — Я знаю, кто убил старика Цзи Жуна, — мягко проворковал Ло Бинхэ. Юань заледенел от этих слов. Все присутствующие мужчины, включая Хэ Сианя, тоже. Ло Бинхэ говорил тихо, но так, чтобы все всё равно его услышали. Юань мог поставить всю свою жизнь на то, что тот сделал это нарочно. Сердце танцора забилось в агонии, и тело начало потряхивать от страха. Его горло будто сжали противно-холодные костлявые пальцы. Кричащие мелькающие мысли стали разрывать голову. Он знает? Он не может знать!

Откуда он…

Только я…

Нет!

Нет, нет…

Не может быть!

Он знает, знает, зна-… Шэнь Юань снова ощутил пальцы Ло Бинхэ. На этот раз в своих волосах. Ло Бинхэ дернул его наверх, заставив вскрикнуть. Глаза Императора загорелись красным. — Евнух, взревновавший возлюбленную? Какая банальщина, — он обнажил губы в жестокой усмешке. — Я бы послушал историю получше. Например, о том, как гаремный любовник, устав от издевательств над душой и телом, вонзил в горло своему хозяину припрятанный кинжал прямо во время соития, — голос Ло Бинхэ стал низким и шипящим, как у змеи, что сковывала на тельце кролика свои кольца. Юань, вытаращивший глаза, почувствовал, что задыхается. Чужие слова вмиг всколыхнули страшные воспоминания.

Его имеют сзади. Его имеют спереди. Ему толкаются в скользкие ладони.

Двое, трое… Пятеро мужчин?..

Юань сходит с ума от ненависти. Его трясет. Но он продолжает трахаться со всеми, кого подсовывает для него Цзи Жун, что в опиумном угаре сидит неподалеку и надрачивает себе в одиночестве.

«Ублюдок. Сумасшедшая, прогнившая сука!»

Цзи Жун щелкнул пальцами. Все ушли.

Теперь он сидит на крупном теле Цзи Жуна, до отвращения жирном и мягком. Внутри него чужой скользкий член, пульсирующий, но так и не извергшийся.

В какой-то момент в его руках оказывается занесенный кинжал.

Из горла неверяще распахнувшего глаза Цзи Жуна хлещет вверх алая кровь, фонтаном заливая грудь. Бордовые капли попадают даже на лицо. В носу стоит запах железа. Юань кричит, срывая голос, роняет нож. Кровь заливает уже пол. Цзи Жун ещё дырявит его взглядом, теряя с кровью жизнь, а потом закатывает глаза, заходясь в судорогах.

— Нет, — прошептал Юань безжизненно, белея и слабея в хватке Ло Бинхэ. — Что — нет? — Ло Бинхэ изобразил удивление. — Хочешь сказать, это был не ты? Но доказательства у меня неопровержимые. Сможешь сам послушать их на суде, — янтарь глаз стал острым, как острие карающего меча. — Это преступление, А-Юань. Ты убил человека. Моего подчиненного. Можно сказать, мою правую руку. Тебе нужно расплатиться своей жизнью взамен. Как насчет сейчас? Сердце Юаня остановилось. От стен отделились тени. Люди в одежде слуг скинули шапки и взвесили длинные мечи наперевес. Это были имперские воины, с самого начала замаскировавшиеся в работников заведения. Они ждали приказаний. Мужчины, так и не посмевшие поднять лиц, чувствовали себя не лучше, чем Юань. Они едва ли не тряслись. Они знали, что забавы с юными цветками карались так же, как убийство. — Или, — усмешка Ло Бинхэ стала нежнее, когда он увидел, каким мертвенно-бледным стал Юань. — Быть может, ты сможешь доказать мне свою невиновность? Поведаешь, что за ужасы творил с тобой старик Цзи Жун? Убедишь, что защищал себя? — М-мой император… — отойдя от шока, позвал Хэ Сиань. Он попытался сделать шажок вперед, но пара метнувшихся к нему теней приставили оружие к горлу. Хэ Сиань немедленно заткнулся. — Что вы хотите? — севшим голосом пробормотал Юань, глядя на Ло Бинхэ со смесью страха и ненависти. Этот Император был такая же змея, как и все здесь. Поэтому говорить с ним нужно было на его языке. — О, ты понимаешь, — посмеялся Ло Бинхэ. В следующий миг лицо его стало жестким и холодным: — Тебя, Юань. Мне нужен ты. Но не это, — он скучающе поддел колечко на соске Юаня, чем заставил танцора вздрогнуть, — а это, — его палец твердо ткнулся в грудь. Юноша вскинул брови, чувствуя, как больно ударилось сердце, словно убегая от этого прикосновения. — Я повторюсь в последний раз, — глаза Ло Бинхэ сузились. — Сколько стоит твоё сердце, Белый Журавль? Юань потерялся. Это был странный вопрос. Дикий, сумасшедший — такой же, каким был сам Император. — Зачем?.. — срывая шепот в пустоту, выдохнул Юань. — У меня есть свои причины, — Ло Бинхэ дернул уголком губ. Лицо его оставалось по-прежнему холодным. — Твой ответ. — Этот… Нижайший… Не знает цены своего сердца, — опустил взгляд Юань. Его всё ещё потряхивало. — На него ещё не было покупателей. Но… Если вы дадите немного времени, мы… Мы сможем поторговаться. Спустя пять стремительных ударов сердца, длившихся, казалось, бесконечность, Ло Бинхэ усмехнулся. — Договорились. Шэнь Юаня снова заставили посмотреть наверх, но не при помощи жесткой хватки в волосах, а мягким движением подушечек пальцев, поднявших подбородок. В этот момент Юань заметил на дне чужих сумасшедших глаз что-то неуловимо мягкое… Что-то странное, совсем чуждое этому лицу. — А теперь… Не смотри. Другой рукой Император прикрыл его глаза. К губам прижались губы. От неожиданности Шэнь Юань задержал дыхание. В этот же момент комнату огласили крики мужчин и звуки рубящих ударов сразу нескольких мечей. Шэнь Юань дернулся, но Ло Бинхэ перенес руку с его подбородка на затылок, крепко удерживая, и танцор бесконтрольно дернулся в сторону единственно безопасного места сейчас — к Императору, чей плащ милостиво спрятал его от танца смерти, взорвавшего комнату яркими красными брызгами. Ло Бинхэ не углублял и не ослаблял напор, словно поцелуй был лишь прикрытием для того, чтоб Шэнь Юань не видел казни, обрушившейся на грешников. Когда он позволил отстраниться, Шэнь Юань насилу разлепил глаза… И тут же зажмурил их снова. Повсюду была кровь. И трупы. Много, много трупов… Смотря на них, Юань неподконтрольно вспоминал раскрытое горло Цзи Жуна и его остекленевший взгляд. Где-то вдалеке, за тюлем, слышались рыдания. Танцоров не тронули. Юань трясся в ужасе, цепляясь пальцами за плащ Ло Бинхэ. — Ну вот и всё, — мягко произнес Ло Бинхэ, кладя ладонь ему на голову. — Теперь никто не знает твой секрет, кроме меня и Неба. Император встал и легко подхватил на руки танцора. Юань поджал руки и ноги так, будто хотел стать маленьким и незаметным. Он всё ещё не мог открыть глаз. — Вот же! Пташка маленькая, а не журавль… — хмыкнул Бинхэ. После он поглядел на стражу, и голос его сделался повелительным: — От трупов избавиться. Рабов вывести и определить в храм, здание поджечь. Народу скажете, что то была кара свыше. Воины поклонились и стали выполнять приказание. Один из них стянул с себя куртку и бросил на лужу крови под ногами Императора, чтобы тот не запачкал ноги, когда будет выходить из помещения. — А-Юань, — проговорил Ло Бинхэ, медленно выдвигаясь по коридорам прочь во внутренний двор, к лошадям и другим подчиненным. Его взгляд был прохладным, а голос пресным и будничным. — Я надеюсь на твоё содействие. Я милостив, пока мне подчиняются. Если ты решишь показать то же неповиновение, что и с мерзавцем Цзи Жуном, я не моргну и глазом. Отправишься к Небу без суда. Ты меня понял? — Я понял, — сухо ответил Юань. — Умница, — проворковал Ло Бинхэ, и в голос закрался горький мёд. — А теперь давай-ка отнесем тебя в наш дворец и снимем, наконец, эти дешевые и пошлые тряпки…