***
Когда Гин, как и ее старшему брату Рюноске, пришло письмо о том, что ее зачислили в элитную академию «Пик надежды», она, конечно же, была рада. Ещё бы! Тут кто угодно обрадуется тому, что сможет учиться в самой престижной академии страны! Но кое-что немного смущало. Почему письмо не пришло только старшему Акутагаве? Ведь он куда более способнее сестры был, к тому же ещё и одаренный. Но да ладно. Но когда перейдя порог школы, оба Акутагавы потеряли сознание, а очнулись уже в запертом кабинете с кучей других одарённых из различных организаций, включая Мафию, это было уже по-настоящему странно… «Почему мы не могли просто опаздать, проспать, банально прогулять этот первый учебный день?» Но даже с этим можно было смириться как-то. Окей, в школе такие правила, такой своеобразный обряд посвящения. Ничего, бывает… Не бывает. Окончательно это стало ясно, когда плюшевый чёрно-белый медведь непонятного происхождения из-под одной из парт достал автомат и расстрелял двух эсперов из Детективного Агентства. Тигра, а так же Кёку. После чего один клоун в их своеобразной компании отрезал трупу врага старшего Акутагавы ногу… Ужасающие зрелище, даже несмотря на работу киллером Мафии. Но о трупах детективов все «ученики» довольно быстро забыли. Просто потому что когда дверь кабинета, где они были заперты, открылись, снаружи были не коридоры школы или что-то похожее на них, нет. Остров. Они были на чертовом острове посреди океана! В любой другой ситуации это был бы отличный курорт… С этого острова нельзя ни связаться с внешним миром, ни сбежать. Даже какой-нибудь самолёт ни разу не пролетел здесь. Богом забытый райский уголок, в пределах которого собрали важных фигур различных организаций одаренных и поставили их в условия, которые коротко можно описать как: «Убей или будь убитым». Частично оно так и было, но были и нюансы. Чтобы отсюда выбраться в самом деле надо кого-то убить. Но сделать это надо так, чтобы тебя не смогли раскрыть. Если тебя не поймали — ты свободен. В случае же если убийцу вычисляют, то его казнят. Вычисляют же убийцу на классном собрании, хотя, вернее будет назвать это судом. И прошло уже три суда… Три суда. Соответственно, три убийства. И Акутагава до сих пор жива. В последнем деле жертвой стал владелец «Небесного казино» и один из Смерти Небожителей — Сигма. Его убийцей была стратег Гильдии Луиза Мэй Олкотт. Перед своей казнью девушка передала плед, который носила на плечах, а так же письмо другому члену Гильдии – Эдгару Аллану По. После чего ее казнили. Была съедена заживо различной морской живностью. Во втором деле убили врача ВДА Акико Йосано. А убил ее Мори Огай, босс Портовой Мафии… Босс перед своей казнью отдал письмо Коё Озаки. В этом отвратительном месте Мафия лишилась своего главаря. Казнью же босса стала разыгранная сценка, как к нему в кабинет входили каждый из подчинённых и наносил какие-то увечья. Нож, выстрел из пистолета и прочее. Но смертельным стало перерезанное скальпелем горло имитированным Дазаем Осаму. Что же было в самом первом деле? Жертвой был Сакуноскэ Ода. А вот убийца… Акутагава Рюноске… Он первым не выдержал нахождения в этом месте и пошел на убийство… Когда его раскрыли, перед своей казнью, в отличии от следующих убийц, Рюноске письмо отдал не возлюбленному, а своей сестре, Гин. И письмо он отдал ей вместе со своим плащом. Казнили старшего Акутагаву сожжением заживо. Как когда-то ведьм сжигали на костре, так и он погиб в подобных муках ада. На то, как погибает твой единственный родственник и самый близкий человек смотреть было невероятно больно. Но тем не менее, Гин смотрела на казнь брата до конца и была единственной, кто ее досмотрел. Ей тогда казалось, что брату будет хотя бы немного легче, если он будет знать, что она рядом… Когда тот первый суд закончился, был уже вечер. И остаток этого вечера теперь уже единственная Акутагава просидела на пляже, поджав ноги, и смотря как заходит за морской горизонт солнце. Маску сняла, а волосы распустила. А в руках сжимала плащ и письмо почившего старшего брата. И слезы… Слезы, которые начали струиться из глаз ещё во время казни, так и не прекращались. Даже несмотря на то, что улики против Рюноске были очевидными и можно было 100% определить, что Оду убил именно он, верить и принимать этот факт все равно не хотелось. Да, в обычной жизни они оба были убийцами Портовой Мафии, чьи руки давно по локоть утонули в крови, но стать убийцей здесь это что-то совершенно другое. И все никак не хотелось верить, что старший Акутагава так быстро сломался под давлением гнетущей атмосферы этого места. Они ведь запланировали прогуляться по пляжу, осмотреться на этом острове, понять что к чему и где что. А на следующее утро находят труп первой жертвы… Хорошо прогулялись… В тот день Гин просидела на пляже вплоть до самой ночи, после чего все же отправлять в тот коттедж, где жила она. Но и там уснуть не смогла… Следующие минимум три дня из коттеджа она выходила только если поесть. И то один раз в день только чтобы от голоду не помереть, так как аппетита не было совершенно. А так все остальное время девушка проводила у себя в комнате в раздумьях над тем как же дальше вообще жить и выживать в этом отвратительном месте. Письмо она тогда так и не открыла… Что же сейчас? Когда позади уже три суда? Хоть со счета времени все живые уже давно сбились, прошло, наверное, месяца 2,5 или все 3. С утратой все же стала чуть легче справиться. Время лечит. Но не до конца… До конца уже ничего и никогда не вылечит, если отсюда она выберется живой. Ее точно будет всю оставшуюся жизнь во снах преследовать образ сгорающего заживо брата. Что на счёт плаща? Его Гин начала носить вместо своего привычного балахонистого. Создаётся ощущение, что Рю все ещё рядом и обнимает ее. А, может, это у нее уже крыша течь начала. А вторая вещь, которая осталась от брата, письмо… Его Акутагава так и не открыла… По и Озаки, которые так да получали прощальные письма, уже давно их открыли, а Гин, получившая свое самая первая, до сих пор не могла набраться смелости его открыть. Она точно могла сказать, что если начнет его читать, то снова разревется как маленькая девочка, как после и во время казни. Даже не зная о содержании это можно было легко предсказать. Да и сероглазый было просто банально страшно его открывать. Где-то это, наверное, но тем не менее некий страх перед тем, чтобы открыть это злосчастное письмо все равно присутствовал и от него, увы, никуда не деться… И ведь девушка даже не могла точно сказать что именно она боялась увидеть в этом письме такого, что за почти три месяца так его и не открыла. Может, страх разочароваться в старшем брате, нас которого старалась ровняться, может ещё что. Злосчастный конверт лежал в верхней полке прикроватной тумбочки и все ждал когда же адресат наберётся смелости его открыть. Но время шло, а конверт все также оставался запечатанным, хотя почти каждый вечер его доставали и уже хотели открыть, но передумывали. Однако сегодня, когда Акутагава вернулась в свой домик после суда, на котором была казнена Луиза, с которой они накануне пили чай и обсуждали чтобы сейчас делали, если бы не попали сюда и что хотят сделать когда выберутся… Как-то невольно задумываешься, а не умру ли завтра я сам или хватит ли силы духа не убить здесь кого-то… И если она в один из последующих дней здесь умрет, то пусть хотя бы будет знать, что ей хотел сказать напоследок старший брат. С такими мыслями вновь был достан из верхней полки тумбочки конверт с письмом внутри. Хоть Гин и была уверенна в своем намерении сегодня прочитать наконец письмо, но руки предательски дрожали. Эти самые руки, которые в обычной жизни ни разу не дрогнули перед тем, чтобы перерезать кому-то горло, даже если это были товарищи, на убийство которых от босса поступил приказ. Ни раз держа нож руки так не дрожали как сейчас с каким-то листком бумаги. И все же… Взяв в руки небольшой карманный нож, который девушка по привычке продолжает всегда носить с собой, она разрезала конверт и достала оттуда свёрнутый лист бумаги. Разрезанный конверт вместе с ножом были отложены в сторону, а лист с письмом аккуратно развернут ещё больше трясущимися руками, к которым теперь добавилось и бешено колотящиеся сердце… «Здравствуй, моя дорогая Гин» — гласило начало письма. «Наверняка я уже мертв, если это письмо оказалось в твоих руках, я прав? Хаха, даже как-то прискорбно выходит. Моя милая сестра, когда ты только появилась на свет и я впервые увидел тебя, я поклялся самому себе, что буду оберегать тебя от плохого и того, что причинит вред, но непредвиденные обстоятельства нашей с тобой жизни… Свели все к тому, что мы вдвоем попали в мафию. Я пытался заботиться о тебе, я отдавал тебе все, что у меня было, и я пытался отгородить тебя от вступления в нелегальную организацию, но увы, сделанное не воротишь. Ты была и остаёшься все такой же очаровательной, превосходной и прекрасной младшей сестрой для меня, и, быть может, временами я не понимал большую часть твоих действий, твоего поведения, я все равно гордился и горжусь тобой. Если бы ты влезла в какую-нибудь передрягу, безусловно, я бы пошел туда за тобой, я бы хотел помогать тебе чаще с твоими проблемами в мафии, со всем! Я хочу сказать о том, что все, о чем я думал когда совершал убийство в таком месте — это мое желание сберечь вас, в первую очередь тебя, от потенциального маньяка. Наверное, мне все-таки стоило начинать с Николая, но что же теперь. Если ты это читаешь, значит, ты все ещё жива, по крайней мере я хочу на это надеяться. Пожалуйста, не совершай моих ошибок, не совершай убийство в этом месте из-за нагнетающих мыслей и страхов, что посещали твоего глупого брата. Ты сильная, и должна оставаться такой же.Не пятнай здесь свою душу.»
Слезы катились ручьем. И делали это они ещё с первых строк, несмотря на тщетные попытки их сдержать. Это было невыносимо до боли в груди. Черт… Акутагава вновь и вновь уже более бегло перечитывала эту предсмертную записку, если ее можно таковой назвать. Все ещё подрагивающими руками, брюнетка аккуратно, чтобы не помять уже немного мокрый от слез лист бумаги, сжала его и прижала к груди, как обычно дети обнимают мягкие игрушки. Было уже бесполезно сдерживать слезы. Пусть льются рекой. Пускай ее даже кто-то и увидит в таком состоянии. Ни для кого это не будет чем-то удивительным. Все здесь успели потерять кого-то близкого, будь это возлюбленный, друг, наставник, ученик или же родственник. Да даже если и посчитает это кто-то за слабость, ну и пусть. Она слишком долго была сильной… Но, как и говорил Рю в письме, надо продолжать оставаться сильным, даже если с такими редкими признаками слабины, которые никто не увидит. И… Он ведь даже когда пошел на такой опрометчивый шаг, как убийство в этом месте, то хотел защитить ее и остальных. «Стоило начинать с Николая» — так? Брата можно понять, Гоголь доверия не вызывал совершенно. Но несмотря на это, до сих пор он никого не убивал… И все же, ей обязательно надо выбраться из этого проклятого места живой! Чтобы хотя бы похоронить брата достойно… Перед глазами всплыли слова, завершавшие письмо: «Не пятнай здесь свою душу». — Хорошо… Хорошо, Рю…