Теперь веришь?

В аудитории стоит густая тишина, прерываемая лишь скрипом мела по доске, солнечный зайчик крадётся по парте. Саша смотрит, как он скользит по волосам однокурсника, сидящего впереди — тоже Саши, Васильева, смотрит,как тот забавно морщится от солнца. Скучная пара тянется невыносимо долго, и девушка смотрит на него украдкой, чуть склонив голову, то и дело поднимая взгляд от тетради. Отсюда как раз очень удобно, можно смотреть так, чтобы он ничего не замечал. Александра улыбается своим мыслям. Васильев пишет что-то в тетради, только вместо формул — обрывистые строчки песен и какие-то каракули, и взгляд такой задумчивый-задумчивый… Саша бы многое отдала, чтобы знать, что за мысли бродят в такие моменты, что его тревожит. О чём он думает и… о ком? Оставалось только догадываться, смотреть вот так, незаметно, с самого первого дня в универе, и не сказать, чтобы ей это не нравилось. — Васильев! — раздаётся раздражённый голос преподавателя. — Не расскажете, на чём мы остановились? Саша вздрагивает, растерянно молчит, она вырывает из тетрадки листочек и незаметно передаёт ему. Он уверенно читает решение задачи, преподаватель недовольно качает головой, но ничего не говорит. Саша ловит на себе благодарный взгляд и чувствует, как алеют щёки. — Спасибо, выручила, — с улыбкой говорит ей Саша после пары. — Вот скажи, зачем ты вообще сюда поступил? — вновь спрашивает она. — Здание красивое, — пожимает плечами Васильев. — Серьёзно, готическое, таких на весь Петербург… И вообще, не начинай. Пойдёшь на репетицию? — Конечно. Они играли в одной группе, в «Митру» её позвал Саша, та, конечно, согласилась, и совсем не только из любви к музыке. Просто играл он тоже красиво, и ей так нравилось им любоваться. Нравилось смотреть, нравилось слушать, сидеть рядом, касаться его руки, будто бы нечаянно. — Вместе пойдём? — спрашивает он, а Саша вновь задаётся вопросом: что он думает… о ней? Они идут по улице, звонко стучит капель, глаза буквально слепит уже по-настоящему весеннее солнце. Саша кокетливо заправляет под шапочку прядь волос, и ей ужасно хочется взять его за руку, хочется… — Зайдём ко мне домой за гитарой, окей? — вырывает её из размышлений его голос. — Да-да, — не сразу отвечает она. — Ты сегодня какая-то… слишком задумчивая. Или грустная. — Не больше, чем обычно. Они заходят в квартиру. Александра подходит к окну, отворачивается, потому что на глаза вдруг набегают слёзы. Дрожащими руками достаёт из пачки сигарету, обычно она не курит, но сейчас отчаянно хочется. Саша куда-то уходит, и она курит, плачет тихо, почти беззвучно. Как так вышло, что этот задумчивый паренёк с гитарой лишил её покоя и сна? Саша слышит шаги за спиной, не оборачивается, затихает, а он видит, конечно, видит, как нервно вздрагивают её плечи. — Саш, что-то случилось? — спрашивает Васильев. Она тихо качает головой. — Всё в порядке, правда. Не… не беспокойся обо мне. — Не могу, — упрямо отвечает Саша, подходит ближе, забирает из её рук сигарету и аккуратно приобнимает за плечи. Сердце колотится как сумасшедшее, она понимает — сейчас или никогда. Александра поворачивается к нему и кричит, отчаянно и горько, срываясь на слёзы: — Случилось… Случилось то, что я влюбилась в тебя как последняя идиотка! А на его лице — никакой злости, ни даже удивления, только мягкая улыбка. — Ну так какая же эта беда? Он стирает слёзы с её лица, Саша замирает от прикосновения грубых и тёплых, почти горячих рук. Васильев касается губами уголка её рта, осторожно, будто прося разрешения. У девушки ноги подкашиваются от волнения, Саша обнимает её за талию, доводит её дивана, укрывает пледом. Она кладёт голову ему плечо, а слёзы отчего-то льются и льются из глаз. — Ну чего ты? — спрашивает Саша чуть растерянно. — Я не верила… Не верила, что я… Что ты… Что это взаимно… — вновь всхлипывает она. — Глупая, — шепчет он, нежно стирая слезинку с мокрой щеки. — Сашка, я ведь… Как только тебя в первый раз увидел… Васильев аккуратно разворачивает её к себе, накрывает её губы своими, Саша обнимает его за шею, а он шепчет ей на ухо: — Теперь веришь? Я люблю тебя. Не плачь больше. Саша целует её теперь уже смело и страстно, у неё сбивается дыхание, и замирает сердце, и не верится, что всё это на самом деле. — А я ведь тоже боялся… Думал, ты на меня и не посмотришь. Дурак, да? — Ещё какой, — улыбается Саша, прижимаясь к нему. А Васильев успокаивающе берёт её за руку, смотрит так по-взрослому, будто ему не семнадцать лет, как ей, и так хочется верить, что бы он ни говорил. — Только не плачь, ладно? Гитара, за которой они и заходили, всё так же висит на стене, всеми забытая. — Не буду. Но нас ждут на репетиции. — Подождут.