«Спи. Спи. Спи…»
И Кайя заснул с крайним пузырьком воздуха, всё ещё любуясь своей последней спутницей. Мысли утихли, вина пропала, появилось долгожданное спокойствие. Никакого долга ни перед кем, он сбежал, выбрал третий, возможно, неправильный путь, но с последним глотком воздуха стало уже как-то всё равно на всё и всех. Ведь, представляете… Боли больше нет. И это всё, чего он на самом деле так долго хотел. Луна затихла, всё ещё смотря на уже мирное и спокойное лицо, боюкая душу перед последним путешествием с ветром в Бездну.Решение
28 февраля 2023 г. в 01:26
Мондштатский тёплый воздух приятно щекотал разгорячённую мокрую кожу, остужая и осушая её, даря на мгновение долгожданную ясность мыслей. Луна осуждающее смотрела с середины ночного, закутанного облаками неба, и в воспалённом мозге будто бы послышался её голос «Остановись!», один из единственных, наверное, который пытался его остановить за всё это время, за всю эту жизнь.
Но Кайе надоело.
В его голове сотня тысяч мыслей, одна перебивает другую, и который год на сердце так тяжело, что периодически гордый капитан, будто ребёнок, не мог контролировать своё дыхание, падая на пол то своей квартиры, то кабинета. Боль охватывала всё тело, струилась по венам, и Кайя в тщетных попытках пытался ещё вырвать, вгрызаясь зубами в запястья, где она была особо сильной. Он мог просидеть так десяток минут, пока кто-нибудь не постучится в дверь или пока его не отпустит хоть чуть-чуть, чтобы ноги налились свинцом, но позволили встать. Надобность держать лицо перед коллегами давала ему немного желания сопротивляться собственному организму, поэтому он умело натягивал маску и сдерживал боль, пока этот кто-то не уйдёт.
Но сил навечно не хватает, поэтому он сдался.
Последние недели выдались особенно тяжёлыми. Недавно собрали ещё один отряд для похода в Бездну, чтобы проверить отряд Варки, который в последние два месяца не выходил на связь. Это было бы не так страшно, вестей от отряда они ждали и дольше, но обнаруженные трупы ушедших рыцарей на Одуванчиковом море вселили беспокойство и рациональный страх вполне возможной опасности. Орден бездны в последнее время активировался и на границах Ли Юэ и Мондштата многие из информаторов Кайи говорили, что видели «бездновскую принцессу». Она к чему-то готовилась. Что-то назревало.
А Кайя начал получать письма без адреса.
Со словами, которых он больше всего не хотел слышать.
«Сделай свой выбор»
Три коротких слова, пытающиеся убить в нём всё, что он любил. Всё, ради чего он жил. Всё, чем дорожил.
Одновременно с заботами об этом самом отряде, организацией обороны и попытками остановить брата присоединиться к этому отряду, Кайя должен был выбрать сторону. И он не мог.
В детстве он думал, что точно выберет свою семью, свой долг, спасёт родину и снова будет бегать по полям с интейватом в искусственном подземном свете и вылезать наружу со своего королевства только для того, чтобы посмотреть на звёзды. Но в юношеских мечтах интейват постепенно заменился одуванчиками и греющим солнцем, а семья стала другой, более тёплой, более родной, не ждущей от него ничего, кроме собственного благополучия. Мысли об регентстве постепенно затопились мыслями об брате, об горе, затем капитанскими заботами, и о своём королевском долге Кайя вспоминал только тогда, когда смотрел в глаза магам бездны перед тем, как разбить их щиты на кусочки.
Также постепенно разрушалась его душа.
Долгое время он не мог никому рассказать о своих беспокойствах, а как только это сделал, боль сконцентрировалась на левом глазе в виде шрама и до сих пор, в приступах острой вины, пылала жгучей стекающей лавой, обжигая щёку слезами.
Потом стало банально некому рассказывать, кроме одного выступающего кирпича на башне, который стал хранилищем его тайн и верным слушателем. И на протяжение трёх лет Кайя медленно умирал внутри, складывал письма в шкатулку и молился Барбатосу за бокалом вина и его песнями, чтобы с Дилюком всё было хорошо. Чтобы он вернулся и солнце на одуванчиковом поле хоть на мгновение вышло из облаков.
Так и произошло, Дилюк стал отвечать на отправленные братом письма и на какое-то время шрамы от укусов на запястье перестали появляться, боль отошла от сердца и стала терпимой. У Кайи получилось сосредоточиться на делах Ордо Фавониус, а спустя месяцы ещё в добавок и на делах Полуночного героя и мог даже сказать, что счастлив текущему положению дел.
Но случился Двалин, Орден бездны и трупы сокомадников, которых он помнил ещё такими же зелёными, как он сам, бывших под началом Дилюка. Что-то начало сильно ломаться, когда он помогал нести их кремированные тела в деревянных ёмкостях в почётной процессии. Что-то не выдержало и надорвалось, когда на кладбище за собором мать одного из них упала в ноги Джин и кляла её и орден на чём только свет стоял. Она истошно кричала на них, и временный магистр стояла уже на грани истерики, но Кайя подошёл тогда к матери и помог той встать, аккуратно отводя от девушки в сторону, успокаивая не менее дрожащим в душе голосом, однако на людях максимально спокойным. Тогда мать рыцаря подняла красные воспалённые глаза и так пристально всматривалась в лицо Кайи, что у того пустота внутри окончательно заледенела, он буквально оцепенел. И не отмер даже тогда, когда женщина чуть ли не в лицо ему выкрикнула «бездушный» и ушла с могилы.
Тогда Кайя осознал, что уже мёртв. Его душа окончательно сломилась.
Он думал, что будет лучше, когда Дилюк вернётся, и так вправду стало на время. Они вновь построили доверительные отношения и умело играли свой спектакль на публику, чтобы отвести глаза общественности. Но несмотря на разговоры, Дилюк не простил Кайю за ложь, и он это чувствовал. Они снова были близки, но то состояние их душ, когда Кайя мог поделиться всем, что у него болит пропало. Тогда, в день рождения брата, пропала одна часть Кайи.
Вторая ушла с первым письмом о выборе и долге.
А последняя выветрилась прахом с криком потерявшей сына матери.
Весь он распался, как щит крио мага бездны. Вот ирония.
Проклятье всё равно в каком-то своём виде его настигло, хотя семья и пыталась уберечь его от этого.
После этого он спешно доделывал все свои дела в Ордо, доорганизовал отряд и обнял брата на прощание, беря с него обещание вернутся в целости и невредимости, на что Дилюк усмехнулся и сказал:
— Отряд сформировал и экипировал ты, так что у меня нет возможности не вернутся. Жди нас.
На это Кайя ничего не ответил и отпустил рыцарей в новый поход с улыбкой, понимая, что больше никого из них не увидит. В городе теперь не было почти коренных рыцарей-мондштадцев, теперь на помощь пришли милелиты с Ли Юэ и у Джин стало в два раза больше обязанностей и бумажной работы.
Несмотря на это, после проводов, он позволил себе ещё полчаса вглядываться вдаль, отпечатывая этот скорый момент счастья в бесконечном море беспокойства и боли.
Кайя подготовился к своему уходу. Бумаги были заполнены на неделю как минимум вперёд, у Джин и Лизы будет больше часов поспать, материалы для алхимии были заказаны и расписание поставок было у купца, с которым капитан вёл дела для разработок Альбедо.
Самым сложным оказалось прощаться, и не с теми, с кем он думал будет тяжелее всего. Дилюку он передал всю свою любовь и сожаления в последнем объятие, говорить ничего не понадобилось и это не вызвало лишних подозрений и беспокойств. Для Джин и Лизы он приготовил письма, которые в последнюю ночь он положил в стол магистра вместе с их фотографией с учёбы и в давно одолженную у библиотекаря книгу.
Самым сложным оказалось прощаться с Кли.
Девочка была чувствительна к людям, как пламя свечи к дуновениям ветра и за недели до последнего задания Кайи она почувствовала, что скоро он не вернётся.
— Сэр Кайя, а вы ещё придёте? — спросила малышка в лаборатории, когда Кайя отвлекал её от экспериментов Альбедо, рисуя вместе карты к сундукам. Вопрос ввёл мужчину в ступор, и он долго смотрел на красный карандаш, рисующий дорогу в Шепчущий лес. Боль застилила всю голову капитану, и в горле из-за этого пересохло настолько, что страшно было начать говорить. У Кайи хватило сил только для того, чтобы поднять глаза на Кли.
В её глазах он увидел беспокойство и знание. Она знала, что скоро он не вернётся, чувствовала, что это одна из их последних встреч и явно хотела удержать от того, чего не могла понять. Он ни за что бы не стал нагружать ребёнка своими чувствами, поэтому лишь взял её на руки и мягко погладил по волосам.
— Я всегда буду рядом, Кли, как маленькое холодное пламя в твоём сердечке, буду нашёптывать тебе правила игры семерых а то снова проиграешь Дионе. — с лёгкой смешинкой ответил капитан. Девочка на это, слава Барбатосу, отвлеклась, но всё равно крепче обняла капитана.
— Тогда это было не специально, я не туда всего лишь выкинула карту, поэтому Диона…
Кайя лишь посмеивался над впечатлениями девочки и уютно грелся её теплом, параллельно случайно словив взгляд повернувшегося алхимика, отвечая сожалением на искреннее недопонимание.
— Тебе не стоит этого делать. — сказал тем вечером Альбедо, укутывая заснувшую на кушетке Кли в шерстяной плед. — Без тебя никто здесь ни с чем не справится.
Кайя грустно улыбнулся, покруживая в руке чашку с остывшим чаем.
— Я так больше не могу. — прошептал он, грустно улыбаясь. — Я уже всё, Альбедо.
— Сдашься?
— Уже.
— Я скажу Джин.
— Говори, мне будет тяжелее, но я всё рано это сделаю.
По груди прошлась лёгкая волна боли, когда в глазах подошедшего алхимика он увидел беспомощность и понимание. Альбедо тоже хотел так сделать, но долг перед Кли и Алисой не позволял, поэтому его боль, его проклятье было сдержано более мощной волей и силой, чем у Кайи.
— Что я могу сделать?
— Попрощайся со мной? — усмехнулся капитан. — Пожалуйста, я хочу сделать это хорошо, без сожалений.
Хотя Кайя знал, что Альбедо добровольно примет на себя вечную вину, только для того, чтобы Кайя сделал именно то, что он хочет, а не то, что от него кто-либо ожидает. Он молился, чтобы он ему позволил и всё прошло спокойно.
За это он алхимику пожизненно благодарен.
Альбедо отпустил, попрощался. Он как никто другой понимал его проклятье, поэтому даже не видя смысла, он позволил ему уйти и оставить сессилию с прощальным письмом для него и Кли. Он увидел, насколько нет уже Кайи, поэтому дал вершить свою судьбу самому.
Так он и оказался наедине с осуждающей луной и с тёплым ветром на склоне Звездолова под предлогом нового одиночного задания с вылазкой. На самом деле тут уже давно ничего не происходило кроме парочки слаймов раз в несколько недель, и Джин начала что-то подозревать, подписывая приказ о задание по проверке местности на митачурлов, но пока не могла понять, что конкретно произойдёт.
Кайя почти ничего с собой не брал, лишь еды на один день, пару фотографий и сменную рубашку, чтобы закончить всё относительно красиво. Переодевшись и сжегши старую любимою форму в костре, капитан медленно подошёл к обрыву.
Две фотографии его семьи, одна с Крепусом, вторая совсем недавняя без него. Яркое солнце, застрявшее лучами в волосах подростков и виноделов, придавало лёгкости фотографии, беззаботности обгоревшим носам и беззаботным улыбкам. Тогда всё было хорошо, тогда было тепло.
И второй украденный момент, когда в таверне Кайя подшучивал над Дилюком и тот, в попытках не показать свою радость, отвернулся, с открытой улыбкой потирая бокал. Кайя тоже тогда улыбался, на редкость чувствуя себя свободно без стягивающей лозами боли по всему телу.
Наверное, именно поэтому Венти неделю назад и вручил ему эту фотографию, сделанную им же исподтишка, чувствуя, что скоро и его душу заберёт на своих волнах ветер. Довал своё благославление.
Кайя под конец слишком много чувствует благодарности, даже радостно немного.
В последний раз взглянув на фотографии, он засунул их в нагрудный карман и крепко прижал через ткань рубашки к коже.
Он всё-таки боялся, пот струился по его коже и ему впервые было так жарко и так холодно одновременно. Это даже нельзя было сравнить с его битвой с Дилюком, когда жар был лишь в сердце, а всё остальное сковывала боль.
Сейчас боль была физически осязаема, стоило потрогать напряжённые мышцы на руках, как она разливалась горячим металлом по пальцам. От того, что Кайя собирался сделать, становилось чуть легче, он уже предчувствовал невесомость, которую так ждал последние года.
Воткнув свой меч у обрыва в землю, он разбил бутылёк с воздухом и взлетел на планере выше, поворачиваясь к Мондштату и запоминая родные огни. Сердце облилось кровью при взгляде к направлению винокурни: он так и не зашёл туда, зная, что Аделинда его раскусит и он не сможет совершить желаемое. За него попрощается лишь письмо, полное вины, за которое его точно не простят. Но Кайя надеется, что в забытье ему будет всё равно.
Время поджимало, поток должен был вскоре ослабнуть, поэтому мужчина двинулся вперёд к морю. Последние минуты тянулись тяжело, тело наливалось свинцом и контролировать планер из-за страха становилось почти невозможно. Всё, что не дало ему сбежать — это бесконечная постоянна боль, державшая его руки строго ровно.
Отлетев достаточно далеко от берега, но всё ещё слишком высоко для безопасного приземления на воду, Кайя начал отщитывать секунды до падения.
Страх в конец обуял его, все мысли разрывали мозг, отчего боль становилась всё невыносимее. Щёки уже были мокрыми и мышцы на лице дрожали от напряжения, но мужчина был твёрдо уверен в том, что хочет сделать. Шум в ушах, смешивающиеся голоса в голове, воспоминания, шёпот луны - всё это выдавило из его некий всхлип.
Дыхание спёрло и счёт оказался слишком громким и истеричным. Он паниковал.
Наконец дойдя до пяти, Кайя закрыл крылья за спиной, щёлкнув ослабевшими пальцами.
И в ушах зазвенел теперь лишь ветер.
И боль пропала, напряжение окончательно вырубило его всего, из-за чего тело уже в воде даже не барахталось от нехватки воздуха, лишь медленно выпускало пузыри и тонуло.
Коснувшись дна, всё ещё открытые глаза капитана с изумлением заметили, что луна и её голос изменились. Чернеющая картинка будто бы сжалилась и пыталась убаюкать, шепча нечто сладкое.