Надира / Nadira

- Пожалуйста!..- взмолилась женщина. Еле дыша от ужаса, она смотрела, как Рэнсик грубо роется в её сумочке. – Забирай все деньги, делай всё, что захочешь, только, пожалуйста… Рэнсик неожиданно замер и бросил на неё пристальный взгляд. Под этим взглядом она в страхе съёжилась, слова замерли в горле, перейдя в нечленораздельные всхлипы. - Всё…что захочу? – в его голосе послышались зловещие нотки. Что Рэнсик имел в виду, она поняла только, когда он повалил её на землю. Кричать было уже поздно. Стоило ей попытаться, как он кулаком заткнул ей рот, заглушив крики. А потом рванул на ней юбку, давая волю накопившейся за долгое время неудовлетворённой похоти. Всё произошло быстро. Когда Рэнсик поднялся на ноги, она скорчилась перед ним, не в силах после пережитого потрясения даже шевельнуться, и только смотрела и смотрела на него. Между её ног расплывалось кровавое пятно, заметив которое, Рэнсик ухмыльнулся: да, вот именно этого она заслужила, со своей безупречной ДНК, именно этого заслуживали все они, за то, что с ним сделали… - Спасибо, моя хорошая, что развлекла, - издевательски усмехнулся Рэнсик и исчез в ночи, забрав с собой все деньги, что были при ней. *** Прошёл месяц. Когда Рэнсик собирался грабить банк, он снова увидел ту женщину – у дверей клиники, расположенной неподалёку. Заходя внутрь, она оглянулась по сторонам, словно не хотела быть никем замеченной. Впрочем, на её месте любая поступила бы так же - в той клинике, по слухам, делали аборты. Грабить банк в этот день Рэнсик раздумал – ведь ограбление для него почти наверняка окончилось бы в тюремном фургоне Патруля Времени – и скрылся в ближайший затемнённый переулок. Женщина появилась через час, вытирая слёзы. Словно в попытке защитить то, что росло внутри, она обхватила живот руками. Рэнсик шёл за ней до самого дома, он запомнил имя, которое она назвала дверному роботу, и после этого крадучись двинулся в обратный путь – к городской окраине. *** Спустя две ночи с тех пор, как её, судорожно хватающуюся за живот, привезли в эту больницу, Рэнсик ворвался в роддом и бесшумно проскользнул в детское отделение. Зрелище множества малышей, туго запеленутых в разноцветные одеяльца и спящих мирным, беззаботным сном, разозлило его. Будь на то его воля, он бы их всех перебил. Но ведь он здесь затем, чтобы взглянуть на своего собственного ребёнка, а не убивать других, и поэтому он, сдерживая нарастающую ярость, принялся читать имена на табличках. Когда он дошёл до конца ряда, глаза его расширились: не один, а два спящих младенца, и у каждого на табличке её фамилия! Близнецы, подумал он, застыв в изумлении. И более того – оба эти свёртка в розовых шерстяных одеяльцах были, несомненно, людьми; но она это и так уже знает, мрачно размышлял Рэнсик. Именно отсутствие нежелательных генов мутанта и спасло жизнь этим детям. Он понимал: если бы анализ показал что-то иное, она бы тут же от них избавилась. Он дотошно разглядывал двух новорожденных девочек, разыскивая хоть какую-нибудь примету, которая бы указала на его отцовство. Ничего. Как будто и не он их зачал. Вот к чему стремятся люди: искоренить, вырвать из своей жизни любую мутацию, любое несовершенство. Он знал, на что они способны ради этого, видел, как они поступают с другими мутантами. Малышка слева носила колпачок, полностью скрывавший верхнюю часть головы и натянутый почти до самых глаз, но у её сестры справа были тёмные вьющиеся волосики. Он снова прочёл надписи на табличках, затем перевёл взгляд на девочку слева. Та пристально смотрела на него. Рэнсик вздрогнул, готовый пуститься в бегство, как только она заплачет, но к его удивлению, она всего лишь рассматривала его – словно мерила взглядом, или пыталась понять, почему это он потревожил её сон. А другая так и не просыпалась. Он не понимал, зачем ей шапочка. Грубая, сшитая вручную, неуклюже скроенная; по её неровным краям можно было догадаться, что тот, кто её сделал, не умеет шить. Рэнсика охватила злоба. У этой женщины есть деньги, как и у всех остальных людей, и она могла бы одеть ребёнка во что-нибудь получше, не такое нелепое. Вот он бы постарался купить своей дочери самую лучшую шапочку… если бы только его пустили в магазин. Раздражённый, Рэнсик дотянулся до малышки и сдёрнул шапочку. Та еле заметно улыбнулась, как будто сама её терпеть не могла. Но вдруг он отшатнулся и замер: там, где у другой девочки-близнеца росли простые тёмные волосики, у этой были длинные пряди ярко-розового цвета. Загадка шапочки разъяснилась в одно мгновение. Его дочь – совсем кроха, малое дитя… а её уже стыдятся. Меньше пяти секунд понадобилось ему, чтобы принять решение. Когда он нагнулся и вытащил малышку из кроватки, она не только не заплакала, но даже пролепетала что-то, как будто радовалась тому, что скоро покинет эту унылую больницу. Рэнсик поразился тому, какая же она тёплая. У него мелькнула мысль: а знает ли он, на что идёт? Он ведь совсем не умеет обращаться с детьми. Но одно ему было ясно: он не допустит, чтобы его крошку мучили и унижали так же, как её отца. Потом Рэнсик в замешательстве взглянул на её сестру. Это был «нормальный» ребёнок. Она будет жить в мире избранных, куда девочке с розовыми волосами дорога закрыта, и нет ни малейшей надежды попасть туда. Ей, наверное, будут прививать ненависть ко всем мутантам, ко всем, кто хоть как-нибудь отличается от этой «безупречной» человеческой расы. При любых других обстоятельствах он бы, не колеблясь, её бросил… но сейчас ему не хотелось разлучать сестёр. Может, подумал он, ему стоит попробовать вырастить и человека… Он протянул к девочке руку, но та вдруг проснулась. Большие карие глаза уставились на него. Она не медлила ни секунды: крохотное личико сморщилось, покраснело, ещё мгновение – и она громко завопила. Плач разбудил других младенцев, и вскоре помещение наполнилось их криками, сливающимися в ужасный, бьющий по ушам, хор. Рэнсик тут же отскочил, проклиная темноволосую малышку. - Ах ты, поганое человечье отродье! – прорычал он и кинулся бежать. Его низкий, вибрирующий голос напугал тех младенцев, что уже было успокоились, но теперь снова завопили, присоединяя свои голоса к адскому шуму, что царил здесь. И лишь его дочь не плакала – тихая, безмятежная, она наблюдала за происходящим вокруг даже с каким-то скучающим выражением на личике. Убегая из роддома, он так торопился, чтобы дежурные сёстры не обнаружили его присутствия здесь, что чуть не забыл посмотреть, как зовут близнецов. Увидев, что малышке с розовыми волосами дано такое омерзительное, вульгарное имя – Кейт, он поморщился и решил: его дочь заслуживает куда более лучшего имени, чем это. Через пять минут, когда Рэнсик был уже далеко, медсёстры поняли: им придётся сообщить матери, что один из её детей был похищен. Лишь одно не укладывалось у них в голове: почему один? Почему преступник не забрал второго? А темноволосая малышка всё заходилась в пронзительном, безутешном плаче… Её имя – Рэнсик всё-таки вспомнил его, а вспомнив, ядовито ухмыльнулся – было Дженнифер Скотт.