***
— Ты снова тратишь время зря, — отец прижимает ладонь ко лбу, но не злится: Шахрукх достаточно его знает, чтобы это определить. — Простите, отец. Мы упражнялись в стрельбе из лука. — Это похвально, но с Ранвиром есть кому заниматься, твоё дело — дело государства. Когда отец говорил это, а делал он это часто, внутри Шахрукха все холодело. — Все это станет твоим: престол Дели, народ Дели. Дело Ранвира, как и любого подданного — служить тебе. — Да, отец, — он сел за стол, открыв очередную карту. — Аллах даровал мне тебя, наследника, и я хочу, чтобы ты понимал своё предназначение. Даже твоё имя… — Да, знаю, отец, знаю. Победоносный. Ещё ни одной победы не было на его счету, и даже имя тяготело над молодым наследником как Дамоклов меч. — Скоро ты отправишься в свой первый поход, и, я уверен, принесёшь славу этому знамени. Отец продолжал разглагольствовать, двигаясь как маятник по широкому кабинету. Чтобы унять звон в ушах, наследник зацепился взглядом за висящий на стене стяг. Полумесяц на зелёном флаге надвигался на Шахрукха. «Когда-то, — подумал он, — он перережет мое горло»***
— Баппа** пришел в Читтор, которым владели Парамары, в поисках удачи, и был назначен во главе войск Читтора, защищавших город от завоевателей. Город он отстоял, но заодно выгнал и прежнего правителя. — Но отец, разве он мог занять трон чужого города? — юная принцесса дернула за руку отвлекшуюся младшую сестру, не отрывая взгляда от царственной фигуры махараны. — Власть это рок сильнейшего. Брахманы думают о возвышенности порядков, и не то что бы они неправы, — лицо отца приняло выражение крайней серьезности, нетипичное для обычных уроков, — но мы, раджпуты, можем положить на чашу весов лишь честь. И она перевесит любые книги и золотые монеты. Если бы честь измерялась монетами, махарана был бы богатейшим человеком Раджастана. Каджол ясно помнила, как её дядья ходили к отцу, игнорируя обычно её и Дипику, сидящих на полу тронного зала, шептали как змеи — она испорчена, возьми другую жену, от этой только девочки родятся. Как будто их слова стыдили не неосмотрительного отца, не измученную мать, а их с сестрой: просто за то, что они родились не наследниками. За то, что рука, увешанная серебряными браслетами, не могла держать меч. За то, что голова с чёрными локонами не могла носить красного жертвенного тюрбана. За то, что доспехи нельзя было надеть на отороченное золотом сари. Отец тяжело смотрел на детей, затем на своих братьев. Они знали, что он не возьмет вторую жену никогда, как бы благодатно и уважаемо это ни было, и ходили они к махаране лишь затем, чтобы убедится: он умрет, и власть в Читторгархе станет принадлежать одному из них. Однажды вечером отец подозвал ее к пруду. Там, среди густой пустынной ночи, он объявил: — Ты выйдешь замуж, когда начнутся дожди. И ты станешь править Меваром вместе с мужем. Было бы проще быть женой. Уйти в чужую семью, потеряв свое имя, тепло отцовского дома. Но отец не хотел для нее такой судьбы, это было видно в его глазах, в сдержанном жесте привлекающей в объятия руки. — Боги даровали мне тебя и Дипику, и этот дар я ни на что не променяю, — он мягко целует оцепеневшую дочь в лоб, — но если этот дар означает вечную борьбу за место под солнечным стягом Мевара, так тому и быть. И я сделаю все, чтобы ты победила. Больная мысль пронзила тело и разум стрелой: отец умирает. И даже если не умирает, то медленно увядает под гнётом клана. Он не осунулся и не поседел, седых волос у него и без того было достаточно. Но то, как изменились его прикосновения к ней, к старшей дочери, выдавало это медленное гниение. Отец сдавался. Вместо ласковых поглаживаний по спине — только уверенная металлическая хватка. И вдруг светлые воды пруда, его сладкие цветы стали тихой угрозой. Радостный пейзаж, который Каджол видела ежедневно, сжался и зловеще зиял потаённой тьмой, словно осознавая, что скоро станет декорацией и свидетелем темных дел. А сама Каджол, юная принцесса Мевара, станет главным их творителем. Ей вдруг вспомнились отцовские уроки. К недоумению брахманов, советников и дядьёв, отец всегда уделял им с сестрой несколько часов своего дня. Занимался с ними тактикой и стратегией боя, учил обращаться с оружием. Принцессам никто не осмеливался сказать о специфичности их увлечений, но Каджол и сама понимала, что их место было скорее на охоте или в манеже, чем у домашнего очага. — Ты вполне познала луки и стрелы, — отец никак не мог отпустить её, боялся, что убежит, но Каджол не могла и шагу ступить против отцовского позволения, — но амукта**** дается тебе тяжело. Но, боюсь, только меч утвердит тебя на этом престоле. Смерть, смерть, смерть. Песчаный шепот в часах, скрип крупинок, не желающих останавливаться ни на секунду, чтобы дать ей время на вдох и выдох, на понимание, на научение, на победу. Отец ни слова не сказал ей, но она знала как поступит: нужно выйти замуж, понести дитя и убить мужа. Только так, когда родится ребенок, она сможет сохранить Мевар, как желает отец. Сможет стать его воплощением, перерождением, наследием. — Я займусь этим с рассвета, отец, — наследница буйного княжества преклоняет голову, принимая нежданную ношу. — Ты займешься этим сейчас. Времени еще меньше, чем ты думаешь.