Дорога домой

Никто так и не объяснил ей в своё время, что касательно некоторых моментов, разделяющих жизнь на «до» и «после», гнаться за кем-либо бесполезно, будь то сверстники или люди постарше. Хотя, наверное, она бы и не послушалась этого совета. Харуно Сакура к своим шестнадцати слишком привыкла срываться в спринт, чтобы регулировать дыхание во время марафона, финиш которого у гробовой доски. И потом, в некоторых вещах не успевать за кем-то просто обидно; кто же знал, что до сих пор человеческое тело настолько загадочно? Кто же знал, что в чём-то на него до сих пор не повлиять, как бы не неслась вперёд наука? Факт оставался фактом — когда отгремели последние звуки войны, какофония техник и лязга холодного металла, предсмертные хрипы, и рыдания взахлёб тех, кому повезло остаться в живых, когда последняя партия свитков с телами ушла по своему назначению, на лагерь Альянса снизошло ликование, то самое, которое приходит от осознания жизни и победы, безудержное безумное веселье, миг длиной в сутки, передышка между прошлым и будущим, когда никто, абсолютно никто, не болтается нигде, кроме как в настоящем. Дешёвый алкоголь, наскоро организованный медиками из чистого спирта, тёк реками, унося за собой скорбь потерь и утрат. Грохот фейерверков без пороха, на печатях, оглушал сознание, мешая сосредоточиться на похоронных песнях, а дым от цветных искр приятно туманил сознание, перекрывая запах ещё не отстиравшей крови. Сакура, как и все, сходила с ума в тот день. Потоки людей унесли её с собой, и она плохо помнила, с кем смеялась и разделяла пойло из кружки в тот день и ту ночь; помнила только, что у туманников наичернейшее чувство юмора, даже у скромного Чоджуро, и что у неё охрип голос смеяться с их каламбуров; что ниндзя Камня предпочитают не закусывать, а занюхивать алкоголь, пряча носы в надушенные платки или плечи товарищей по празднику; что песчаники обожают длинные тосты, причём настолько длинные, что сами забывают с чего начали, но что того же Канкуро можно слушать хоть полчаса, а того же Гаару нужно постоянно щипать в бок, чтобы он не уснул в собственной кружке; что самураи прекрасно поют, считая делом чести попадать в ноты даже находясь в алкогольной точке невозврата; что ниндзя из Облака настолько учтивы, что никому не позволяют чувствовать себя одиноко даже на таком хаотичном застолье, где и столов-то нет, а из закусок только питательные батончики. И с кем-то она пылко целовалась в ту ночь до опухших губ. И кто-то попытался выложить на её плече созвездие Большой Медведицы вереницей точечных засосов. И с кем-то она упала в чахлые колючие кусты, обнимаясь с чужими голыми потными бёдрами. Последнее Сакура помнила так же смутно, как и всё остальное, зато ощущение растерянности осталось с ней потом на долгое время. Руки мужчины, чьё лицо стерлось из памяти или вовсе там не осталось, знали, что делали. Не было времени для чрезмерных ласок, все его движения были отточены старым, как сам мир, алгоритмом, вежливостью мужчины, который применял на практике уважение к женщинам, которые точно знают, что хотят. Сакура хихикала, как девочка, от щекотной щетины, ладоней и пальцев. И ей было приятно, хотя общие ощущения не накладывались ни на один любовный роман, которыми её раньше снабжала Ино. Оборачиваясь назад, она не могла понять, довели её до оргазма, или нет. Собственное тело в ту ночь казалось ей неуклюжим и нелепым, и только днями позже, после нескольких обсуждений с подругами, Сакура поняла почему. Она поторопилась. Не было никакой разницы, насколько хорош был мужчина, рука которого нашла её руку и повела в те кусты, насколько хорошо он знал алгоритмы уважения и одноразовой страсти. Музыкант может владеть всевозможными аккордами, уметь задавать какой угодно ритм, подобрать и сыграть какую угодно мелодию, но это не имеет никакого значения, если инструмент не налажен, не готов, или если на нём отсутствуют одна-две струны. — От женщины в сексе мало что зависит, — пожала плечами Ино на волнения подруги, — кроме самого важного, конечно. Настоящий мужчина на то и мужчина, чтобы вести, как в танце. В шатре, где они паковали медицинское оборудование, никого не было, так что, к счастью, они могли говорить не стесняясь и не озираясь по сторонам. — Но что тогда было не так? — нахмурилась Сакура. — Не понимаю… Логически, я знаю, что он был хорош. И оргазм, — она прикусила губу, — мне кажется, что он был, но… — Ты просто была не готова, — пожала плечами Ино. — О, нет, я тебя уверяю, что была как раз готова. Всё как в любовных романах. — Но реальность — это не книжки, написанные женщинами с недотрахом или девственницами, — Ино сардонически улыбнулась. — Думаешь, у меня из-за этих дурацких «волшебных» порнографических описаний первый раз был лучше? Не-а. Не было вот этого, как его там, культа фаллоса, воздыханий и придыханий. Хотя мальчик тоже технически всё сделал правильно. Я просто поторопилась и всё. — В смысле «поторопилась»? — Ну не проснулась во мне ещё тогда женщина. Потом — да. Мне тоже было щекотно там, где, по идее, должно быть по-другому приятно. И оргазм был, я его тогда просто не поняла. Иногда лучше подождать, мне кажется, но мне предложили, а я подумала «о, круто» — и сама себе поставила палки в колёса. — Ты об этом раньше не рассказывала. — Ну и у тебя тогда был один только Саске на уме, — закатила глаза Ино. — Ты же хотела только с ним, раз и навсегда, и всегда. Не думаю, что тебе было бы интересно слушать про мой странный опыт. У Тен-Тен, кстати, та же самая история. Ну вот, в полку торопыг прибыло, что я могу сказать. Шпильку про Саске Сакура проглотила с достоинством, не дав себе разозлиться. Не было смысла вспыхивать из-за констатации факта. — Что значит «поторопилась»? — повторила она свой вопрос. — Я же сказала, женщина в тебе ещё не проснулась. Секс, он не для девочек. И на самом деле, он не для девушек, а для молодых женщин. Тебе может попасться хоть самый лучший любовник континента, но в наслаждении с ним нет ни смысла, ни удовольствия, если собственное тело ещё не … не пробудилось, что ли. — Так разве мужчина и не должен его пробудить? — с ноткой какого-то отчаяния в голосе спросила Сакура. — А как же… Вот это, когда ты перед ним раскрыта, но немного боишься, но всё потом хорошо, и даже лучше, и мир потом ярче и прочее? — Любовные романы, — с тяжелым вздохом констатировала Ино. — Херня. И ложь. Наглая, гнусная ложь. Ты ещё скажи с любым мужчиной можно в каких угодно позах заниматься сексом так, чтобы тебе было хорошо. — А разве нет? — растерялась Сакура. Ино бросила на неё взгляд через плечо. — М-да, — констатировала. — Как у нас всё запущено… Ну ладно. Если кратко, прости мне мою лаконичную вульгарность, то большой член это не всегда хорошо. В большинстве случаев, кстати, это плохо, если ты только начала заниматься сексом. Да и наибольшая часть поз для тебя закрыта, потому что ощущения будут даже если не болезненными, то неприятными. Как будто тебе железными половником долбят в железную же кастрюлю, но как-то… как дятел, что ли. Не знаю. Просто неприятно и всё. И ещё они норовят засунуть меч в ножны до конца, а у них ничего не выходит, и они всё суют, суют… Фе. А сравнительно маленький член — это не всегда плохо, если у мужчины есть воображение и нет комплексов. Вот тут-то большое пространство для экспериментов. Средний — это хорошо. А если регулярно заниматься вот с таким, то там и до новых поз дойдёт. Но, кстати, некоторые позы для тебя могут быть закрыты навсегда в любом случае, матка ведь у всех разная. Я, например, не выношу «по-собачьи», или как там это правильно называется, потому что и удовольствия никакого нет, и неприятно как-то, и даже больно. А Тен-Тен… ну, я тебе по секрету скажу, не любит по той же причине позу наездницы. У всех по-разному, видишь? А мне в книгах нравилась вот эта поза «по-собачьи»… Но ничего поделать с собой не могу, — Ино развела руками. — Видишь, почему я теперь на дух не переношу любовные романы? В них нет никакой правды. — А как же страсть? — спросила Сакура, переварив услышанное. — Кому страсть, кому нежная влюблённость или любовь, — пожала плечами Ино. — Кому-то унижение. И либидо у всех разное. Вот почему я не верю в концепцию «терпеть до брака». А если вы сексуально несовместимы? Что тогда? Развод после брачной ночи? И какому мужчине хочется так долго ждать? Уж не тому ли, которому есть, что скрывать? Нет, нет и нет. А брак только ради вынашивания детей под сердцем, без долгих ночей на одной постели, мне противен. — И ты мне ничего не говорила! — возмутилась Сакура. — А если бы я так и продолжила бегать за Саске? — Ну обожглась бы и развелась, — невозмутимо ответила Ино. — Какой смысл тебе, твердолобая ты моя, что-то объяснять, если не хочешь ничего слышать, кроме традиционных ценностей, которые тебе вбила твоя мать и окружение твоих родственников? — Нет ничего плохого в любви раз и навсегда, — насупилась Сакура. — Так я же не про любовь! А про секс! Ты же того мужчину не полюбила до самой смерти? Ну вот и у меня такой любви пока нет. И мужчины у меня были и будут для самопознания и развлечения, пока не встречу того, с кем захочу создать семью. Надоест — фаллоимитатор куплю подороже. И что в этом плохого? Да ничего! Мы же куноичи, а не кисейные барышни из торговых кланов; мы намного больше, чем инструмент для появления наследников и заключения выгодных браков. Тогда какой смысл укорять себя и винить в естественном любопытстве? И в том, что мы хотим жить хорошо? — Да я и не спорю! Просто, — Сакура потупила взгляд. — Ну ты … ты, вот, уже женщина. Тен-Тен, значит, тоже… А я опять не успеваю! Что за чертовщина! Я хочу тоже, понимаешь, тоже. А если ты говоришь, мне рано, и я сама это понимаю? Ждать? А сколько ждать? И никак нельзя ускорить процесс? Меня это бесит. Вы уже такие… такие красивые, такие сочные, в вас уже есть эта какая-то мягкость, плавность, грациозность, несвязанная с размером груди и габаритами попы. А у меня этого нет, и я чувствую себя просто отвратительно. — Пока нет, — ободряюще похлопала её по плечу Ино, — потом будет. — А если не будет? А вдруг со мной что-то не так, и никакие диспансеризации этого не заметили? — Да будет ещё, ну перестань, — Ино вовлекла её в объятия. — Если хочешь, то будет. — И что, просто хотеть разве достаточно? — Сакура и сама не заметила, как глаза налились слезами. — Конечно, — ласково протянула Ино, поглаживая чужую спину, — ты же наша умница-разумница… Мы на обратном пути в Коноху фаллоимитаторы вместе купим, хочешь? Так мышцы к новым ощущениям привыкнут, наслаждению начнёшь учиться. Как ты на это смотришь, м-м? — Да я там в обморок со стыда упаду, — покраснела Сакура. — Упадёшь, а я тебя подниму, — ободрила её Ино. — Подруги зачем ещё нужны, а? В секс-шоп они, в итоге, сходили втроём, улизнув из-под пристального мужского внимания товарищей. И хотя Ино и Тен-Тен всё ещё тосковали по своим личным утратам, такое горе не может пройти бесследно ни за неделю, ни за месяц, настроение у них чуть-чуть приподнялось от покупок. Видел Ками, в Конохе ещё не скоро собирались открывать первый после разрушения города подобный магазин, хотя спрос наверняка был. Высокие морали высокими моралями, а физические потребности никто не отменял. И на почве обсуждений новой главы жизни, в которой Сакура успела бегло прочитать только первый абзац, троица подруг по-новому сблизилась. К сожалению, это оставляло ту же Хинату за бортом: её не хотелось привлекать к посиделкам с интимными темами для обсуждения. Она краснела от одного только слова «поцелуй» и мечтательно смотрела только на Наруто. Зато Сакура поняла, почему и её раньше в такие беседы не включали. Горчило ли это осознание? Да. Никому не нравится смотреть на прошлую версию себя со стороны. Но она сочла, что в её случае это к лучшему. К тому же, одного взгляда на Хинату ей хватало, чтобы вновь и вновь напоминать себе держаться подальше от Саске. И от Наруто, который ни на шаг от последнего Учиха не отходил. И от Какаши-сенсея, из соображений паранойи держащего обоих в поле зрения. — Ты на них не обижайся, — легонько пихнула её локтем в бок Тен-Тен, когда был устроен очередной привал, и люди кучками сгруппировались вокруг костров и котлов с едой. — Они дураки, понимаешь? Ду-ра-ки. — Надеюсь, ты только их и имела в виду, — повёл подбородком в сторону команды семь в неполном составе Шикамару. На этом привале компания вокруг костра собиралась не такая большая, потому что после ужина группы там же стелились спать — троица команды десять, Сай, Сакура и Тен-Тен. Киба, Хината и Шино ужинали и укладывались со своими кланами, а Ли на ночь уходил бдеть сон всё ещё тяжело раненного Гая-сенсея. В целом, команда десять могла бы расходиться на ужин и сон по своим кланам, но они этого не делали по какому-то личному, молчаливому, тяжёлому согласию, а Сакура могла бы спокойно прибиться к группам врачей или даже к котлу госпожи Цунаде, но она с самого начала не хотела бросать ни Сая, ни Тен-Тен, которым было не к кому идти. А когда стало ясно, что Ино-Шика-Чо тоже предпочитают компанию старых друзей, какие-либо сомнения и вовсе пропали. В такое время хотелось держаться «своих», по-настоящему «своих». — А кого ещё можно было иметь в виду? — хмыкнула Сакура, грея ладони об миску с горячим супом. — И ничего страшного, я не обижаюсь. На самом деле, мне надо было раньше осознать, что я среди них лишняя. У них какие-то свои отношения, частью которых я не являюсь и, на самом деле, никогда не являлась. Иначе Какаши-сенсей не игнорировал бы меня те три года, когда Наруто путешествовал с господином Джирайей. Переживать тут не о чем. — Но ты же переживала, — неожиданно подал голос Чоджи, сидевший до этого в задумчивости. — Всегда переживала. Хорошо, что Асума-сенсей привлёк тебя к нам, когда Шикамару стал чуунином… На тебе в те дни лица не было. Извини, — он вдруг робко улыбнулся, — если коснулся неприятных воспоминаний. — Воспоминания с вами — одни из моих самых приятных, — искренне улыбнулась ему Сакура. — И я вам очень благодарна. Не знаю, говорила ли… — Говорила, говорила, — добродушно отмахнулась Ино то ли слов, то ли от назойливого комара, который приноравливался сесть на её плечо. — А я не понимаю, — подал голос Сай, не отвлекаясь от созерцания супа в своей миске, — почему у тебя так с ними получилось. Я прочитал много книг о человеческом общении, согласно им, у тебя, Сакура, должны быть прекрасные отношения с членами твоей команды, потому что ты сделала всё от тебя зависящее и даже больше. Почему меня они никогда не примут, по крайней мере, понятно. — Я тоже об этом думал, — согласился Шикамару. — И понял, что логического рационального ответа на это нет, скорее всего. — Его действительно нет, — кивнула Сакура. — Пришлось смириться. Не мои люди, вот и всё. Насильно мил не будешь, и так далее. — Вот-вот, — Ино, наконец, прихлопнула комара. — Им хорошо вместе, со своими мечтами и драмами, ну и пусть. А нам тоже хорошо. Мы твёрдо стоим на ногах и держимся вместе, потому что дружба, базирующаяся на взаимоуважении и принятии, это сокровище. Заявляю, как Яманака! — И растрачиваться на людей, с которыми дружба не взаимна — это неуважение самого себя, — неожиданно мудро и почти степенно проговорил Чоджи. — Но нужно время, чтобы отпустить, — печально улыбнулась Сакура. — Иногда самое трудное — посмотреть правде в глаза и разжать пальцы. Признаться себе, что на таких людей нельзя положиться и, на самом деле, никогда было нельзя. — Мы рассуждаем совсем как старики, — вдруг покачал головой Шикамару. — И это говоришь ты? — добродушно усмехнулась Тен-Тен. — Да ладно тебе, мы просто немного выросли, что тут плохого? — За некоторые уроки приходится очень дорого расплачиваться, — угрюмо ответил тот. — Иногда я думаю, каким идиотом был в прошлом… каким раздолбаем, каким ленивцем. Кто знает, если бы я не был так уверен в том бреду, что несу, может, мне не было бы так горько сейчас. И вокруг костра воцарилось молчание, отяжелённое мыслями о былых временах, когда никто не торопился взрослеть, и мир казался куда более понятным. — Я думаю, — наконец заговорил Чоджи, — что слишком многое изменилось за слишком короткий срок, поэтому нам так тяжело, каждому по-своему. Но мы не сломлены, и мы не сдаёмся. Было бы хуже, если бы мы бежали от жизненных уроков, упрямо и слепо настаивая на своём… потому что это пример слабоволия, малодушия и страха, и он заразителен, как инфекция. Может, поэтому мы и сидим здесь сейчас вместе, потому что мы не только товарищи по оружию, но и товарищи по важным жизненным принципам. Мы не бежим от своих страхов и пороков, мы смотрим в их оскалы и скалимся сами. Заметьте, нас не заставили держаться вместе, мы сами держимся, потому что союзники выбирают друг друга. И я не знаю, сколько мы будем вместе, но я знаю, что могу положиться на каждого из вас, и каждый из вас знает, что может положиться на меня. Это ли не ценно? Если бы мы были поодиночке, ох, как же было бы трудно. Конечно, трудно и сейчас, но, по крайней мере, мы знаем, что преодолеем всё. — Спасибо, — опомнился первым Шикамару. Его голос звучал хрипло. — Спасибо. Когда до Конохи оставался день путешествия, к Сакуре наконец-то подошёл Наруто в тот момент, когда она во время дневного привала проверяла медицинское оборудования — его было мало из-за вторжения Пейна, поэтому оно должно было прибыть домой в идеальном состоянии, чтобы его потом можно было использовать в новом госпитале. Наруто начал издалека. Рассказывал о чём-то ненужном и неинтересном ей, активно жестикулируя, с добрых пятнадцать минут, пока Сакура не выдержала и не спросила, зачем он, собственно, пришёл. — А? — он даже растерялся, — Э-хе-хе, ну… И какое-то время стоял молча, задумчиво почёсывая голову. — А ты когда к нам придёшь? — спросил наконец. — К кому? — равнодушно поинтересовалась Сакура, не отвлекаясь от своей работы. — Ну, к нам! К кому же ещё? Саске же с нами в Коноху возвращается. А тебя с нами всё нет, да нет… Ну, я и пришёл. Спросить. Заболела ты, может, или ещё чего. — Спасибо, Наруто, я здорова, — немного натянуто улыбнулась ему Сакура. — Тогда приходи, даттебайо! Все тебя заждались! — Не-а. — Что «не-а»? — искренне не понял Наруто. — Не заждались и не приду, — с тяжёлым вздохом ответила Сакура. Обернулась в сторону мальчика, для которого всегда была идеей, а не товарищем. «Может, поэтому я его в детстве и лупила, как дурочка», — подумала, — «чтобы он понял, что я не фантазия, а из плоти и крови, что я могу быть сильной». — Знаешь, мне с вами просто не место, — продолжила искренне. — В этом нет ничего страшного. Просто меня нет на вашей орбите, а вас — на моей. Это не мешает мне хорошо к вам относиться. — Как это «нет»? — нахмурился Наруто. — А как же Саске? Он вернулся, Сакура-чан! — Он молодец, — покладисто согласилась Сакура. — Но мне всё равно. Прости мне это равнодушие, если сможешь. Я рада за него, за тебя и за Какаши, — слово «сенсей» так и не сорвалось с её языка. — Будьте счастливы и держитесь друг за друга. — А как же ты, даттебайо?! А как же… а как же мы?! Мы, команда семь?! Сакуре было неприятно, что он решил поднять голос. Повод для любопытных ушей разнести по лагерю новые сплетни. Но она решила проглотить своё недовольство. — Команды семь нет уже очень давно, — тихо и мягко ответила Сакура, прямо встречая его взгляд. — Она развалилась окончательно, когда ты отправился в путешествие с Джирайей и, дай мне договорить, я тебя не виню, хорошо? Она разваливалась с самого начала, и виноваты в этом были все мы. В моём случае, виноват больше всего был Хатаке-сан. Но я ни на кого не обижаюсь и зла ни на кого не держу. У меня есть моя жизнь, и я её буду жить так, как хочу. И с теми, с кем мне хорошо, кто принимает меня и любит такой, какая я есть, кому не нужно ничего доказывать. — Но тогда я тебе докажу! — с тоской провозгласил Наруто. — Вот увидишь, я всё исправлю! — Не нужно, — покачала головой Сакура. — Я к тебе хорошо отношусь. Это с ними, — было понятно, кого она имела в виду, — мне не комфортно и комфортно уже не будет. Ты ведь не любишь предателей, верно? С твоей точки зрения, Хатаке-сан и Саске никогда тебя лично не предавали. А меня — да. Доверия с моей стороны к ним уже не будет, потому что… моё доверие им и не нужно. Они никогда не станут за него бороться. Они никогда не извинятся и не изменятся. И ничего страшного. Меня ты, как друга, не потеряешь… если только не будешь пытаться заставить изменить мою точку зрения. Наруто не хотел понимать смысла её слов, и его чувственные доводы не могли взять верха над её размеренными логичными аргументами — и он ушёл. К счастью, ни Хатаке Какаши, ни Саске, которым Наруто наверняка доложил об этом разговоре, к ней не подошли. И это полностью доказывало тот факт, что ни она им не нужна, ни они ей. Всё равно было по-человечески горько, потому что надежда иррациональна, от того она и умирает последней. Но у вечернего костра Шикамару разлил на всех бутылку крепкого неплохого алкоголя, купленного на остановке в Танзаку-гай, а Сакуру похвалили, утешили, ободрили — и жалеть себя расхотелось. Жизнь. Взросление. Ничего страшного.