Здравствуй, Соня.

      Роме восемнадцать.       Соньке пятнадцать.       Ромка считает, что у них впереди ещё целая вечность. Он признаётся себе, что готов хоть часами смотреть на Сонькины косички, на едва проступающие на носу и щеках веснушки, которые можно заметить, когда девчушка подбегает совсем близко. Слушать её глупые рассказы про то, как она станет лечить кошек, собак и попугаев, а Рома станет «какой-нибудь важной шишкой», чтобы спонсировать ветеринарку подруги.       Ему нравится быть рядом. Быть с ней. Быть в том тихом омуте, где не водились черти, где всегда голубое небо и зелёная трава. Сонька по-прежнему будет сидеть в саду, под деревом детдомовского двора, плести свои дурацкие, кривые браслеты из ниток и напевать на ломанном английском услышанные хрен знает, где песни.       Он запомнит этот эпизод. Запомнит его навсегда, прокручивая в голове раз за разом и не отпуская, словно магнитофон зажевавший кассету.       Роме тридцать три.       Соне через неделю будет тридцать.       Тяжёлым взглядом, Чернов смотрит вперёд. До автобусной остановки осталось идти всего ничего. Ветер, продувающий насквозь, заставляет поёжиться. Старый свитер и пальто не спасают от холода. На ботинки липнет грязь вперемешку со снегом. Дорожная сумка неприятно давит на больное плечо. Погода такая же мерзкая, как и душевное состояние.       - Тебя довезти куда? – Грязно-жёлтое такси, подбирая усталого пассажира, довозит его по наскоро сказанному адресу и уезжает в известном только ему направлении.       Вот они: нужная улица, нужный дом. А сам Рома тут нужен? Столько времени прошло, может его уже забыли? Чёрт с ним, даже если и так. Он хотя бы Соньку увидит.       До заветной двери, всего этаж остался. Но идти было страшно. Вдруг всё же не примут? В голове ядом разливаются мысли: «Да кому ты нужен?»       Жилистые, огрубевшие руки тянутся к звонку. За дверью слышны шаркающие шаги. Момент истины.       - Здравствуй, Соня.