Пять условных апельсинов

— Допустим. Тогда объясни мне, сколько пиздеца и в каких масштабах я должен натворить, чтоб ты от меня отстал? — Устало трёт виски Игорь, когда после очередного возвращения домой его встречает развалившийся на диване Гречкин-Младший собственной персоной. — А в чём исчисляем? — Гречкин... Да хоть в апельсинах, мать твою! — Жрачка на столе. Садись жувать, я заёбся, пока кулинарил. — Гром с опаской смотрит на стол, где в сковородке под крышкой лежала залитая маслом картошка с чем-то, что когда-то было то ли курицей, то ли индейкой, а теперь напоминало угольки. — Удивительно, что не доставка. — Ты сам сказал, чтоб я не таскал сюда всякую шваль. Пришлось даже самому в магазин идти. — Кирилл поднимается с дивана, подходит к Игорю, всё ещё гневно смотрящему на него и тянет руки к куртке. — Брось, Гром, ты ж знаешь, я как собачка буду ждать и никуда не денусь. Игорь вздыхает, позволяет Кириллу забрать его куртку, чтоб закинуть её на вешалку, и подходит к столу. — Ой масла то налил... — У тебя хреновые сковородки, которые были созданы ещё при Царе, на них всё подгорает! Ешь молча вообще. Гречкин смотрит на Игоря, садится напротив, провожая каждый ломтик картофеля взглядом, хитро улыбается и сползает под стол. — Даже не вздумай! — Но Игорь не успевает отодвинуться, Кирилл обнимает его ноги и кладёт голову на его колени, улыбаясь, глядя снизу вверх, — Кушай, Игорёш. Я же не мешаю. — Ласково тянет Кирилл, прикрывая глаза, потираясь щекой о костлявое колено Грома и абсолютно не желая его отпускать. Ему хорошо. И Игорю будет хорошо. Когда Игорь заваливается на кровать, Кирилл укладывается у него за спиной, касается холодными ступнями аномально горячего Грома, улыбаясь от тихого "Лягушонок", а потом жмурится от наслаждения, когда Игорь чуть хлопает его по бедру, призывая закинуть на него ногу, и берет ледяную конечность в тёплые ладони. — Ты чудо, Игорёш... Моё персональное чудо. — Спи давай. — Сонно бормочет Гром, не открывая глаз, и всё ещё поглаживая ступню Гречкина горячими пальцами. — Не знаю уже, что с тобой делать. — Спать, Игорёш. Со мной тебе надо спать. И в прямом, и в переносном смысле. Мы оба знаем, что ты не против. — Да какая разница, против я или нет? Ну это ж неправильно! — Схуяли, милый? Я хочу тебя, ты меня, мы оба взрослые сознательные люди. Не вижу ни единой проблемы, тем более, что мы уже в одной кровати. — Кирилл прижимается к спине Грома, выпрямляя закинутую на майора ногу, занимая его руки своими ледяными ладонями. — Но если ты трусишь, то так и скажи. Игорь, я видел, как ты смотришь на меня, видел, как раздеваешь взглядом. Ты голоден, а я хочу тебя накормить. Мы просто поможем друг другу, ладно? — Без обязательств. — Поворачивается Гром к Гречкину лицом. — Упаси боже. — Крайне убедительно кивает тот и улыбается, обнажая зубки. — Насколько ты голоден сейчас? — Гром открывает, наконец, глаза, смотрит на Кирилла с лёгкой насмешкой и подносит его руку к губам. — Смотря, в чём исчисляем..? — Да хоть в апельсинах, Игорь. — Передразнивает Грома Гречкин и не отрываясь смотрит на свою руку, зажатую в длинных пальцах любовника. — Насколько сильно ты хочешь меня прямо сейчас? — Игорь целует раскрытую ладонь Гречкина, прикрывая глаза, когда тот оглаживает пальцами его щёку, словно чешет щенка. — Ну... Тогда, апельсинов на пять? — Кирилл не может сдержать улыбки, наваливается на Грома и шепчет прямо в его губы. — Из скольки? — Игорь целует Гречкина, медленно проводит руками по его спине, чуть надавливая на позвоночник, на секунду отстраняется, чтобы набрать воздуха и ответить. — Из пяти. — Достаточно резко Кирилл оказывается опрокинут на спину, а Игорь, нависая сверху, смотрит в его глаза, словно выискивая в них хоть какой-то намёк на протест. — Давай сделаем это. Я уверен, что тоже хочу. — Кирилл, на всякий случай, чуть вскидывает бедра, позволяя Игорю самостоятельно оценить масштаб его желания. — Насколько ты уверен, что действительно хочешь этого? Ты уверен, что тебе нужен такой опыт именно со мной? — На пять апельсинов из пяти, Игорь. Поверь мне. — Шепчет Гречкин и тянется за поцелуем, чувствуя, как Гром забирается руками под его рубашку и проводит пальцами по рёбрам. — Я б даже сказал, на пять арбузов, но если апельсины тебе роднее... Пусть будут они, Чебурашка мой. Игорь подвисает на пару секунд, пытается вспомнить, не мандарины ли были в ящике с Чебурашкой, но плюёт на это дело, целуя Кирилла и одну за другой пуговицей расстёгивая его рубашку. — Какие же у тебя кайфовые лапки... — Чуть слышно вздыхает Кирилл, когда Гром касается его чуть загрубевшими пальцами, слегка царапая нежную бледную кожу. Гречкин редко работал руками, максимум писал что-то в документах отца, когда была такая необходимость, всегда пользовался кремами, поэтому его руки были "бархатными и шелковистыми", прям как написано на баночке с его кремом. Но от рук Игоря он кайфовал, особенно, когда они сжимали его шею, гладили по груди или животу... Секс, это, конечно, круто, но когда Игорь вот так касается обнажённой кожи руками, когда Кирилл доверчиво выгибается навстречу, прикрывая глаза, когда кладёт свои руки поверх рук Грома, прижимая к себе сильнее, безмолвно прося больше прикосновений и ласки, ему срывает башню. Игорь выцеловывает узоры на его теле, дразня разгоряченную кожу щетиной, заставляя вздрогнуть, когда его борода касается живота Гречкина. — Если колоть меня щетиной входило в план, то всё ахуенно. — Стонет Гречкин. — Но если нет, то после лучше побрейся. — Не нравится? — Непривычно. Но, наверное, кайфово. — Кирилл тянется руками к ремню, пока Гром стягивает с себя футболку, и чуть елозит под ним, пытаясь снять брюки. Игорь одним рывком помогает Гречкину с решением этой непосильной задачи и любуется открывшимся видом. — Ты... — Он смотрит на абсолютно гладкий животик, словно только осознаёт увиденное, и переводит чуть смущенный взгляд на Кирилла. — Люблю контраст. — Пожимает плечами Гречкин. — Ну, знаешь прикол про масло и волосатых мужчин? — Он ржёт, а Игорь приподнимает бровь. — Бля, старичок, забываю, что ты далёк от молодёжной херни. Не суть. Мне нравится твоё тело, это главное. — Кирилл приподнимается на локтях, смотрит на Игоря выжидающе, проводит языком по губам, дразня и призывая к действию. — А я тебе нравлюсь? — В чём исчисляем? — Тут же отзывается Игорь, вновь целуя Кирилла, забираясь руками под резинку его слишком облегающих, слишком блядских и слишком всё подчёркивающих трусов, стягивая их следом за штанами к коленям, стараясь не отвлекаться на факт того, что Гречкин, судя по всему, брился совсем недавно и специально для Игоря. Слишком уж тот был гладким. Эта мысль будила чувство собственничества, заставляя Игоря почти до крови вгрызаться в бледную кожу, оставляя засосы и вырывая из Кирилла болезненное шипение. — Не будем изменять апельсинам, ладно? — Тогда на пять апельсинов из пяти. — Переводит дыхание Игорь и тут же добавляет. — Я плох в нежности, знаешь... — Нежность в постели - первое что мне нужно, если считать с конца списка. — Закатывает глаза Кирилл. — Будь грубым, только не убей. Я на пять апельсинов из пяти люблю свою жизнь. Особенно сейчас. Игорь позволяет себе улыбнуться на это, проводит рукой от живота к шее Гречкина, обхватывает её, на что Кирилл лишь сильнее разводит ноги в стороны, сгибая их в коленях, предварительно отпихнув брюки с трусами куда-то в скомканное одеяло на краю. Он доверял Грому. Он хотел Грома. Он дрожал от одной мысли о том, что тот может с ним сделать, но при раннем знакомстве был уверен, что тот неженка в сексе. Чувствовать на себе этот властный холодный взгляд и крепкий хват на шее, пока пальцы его второй руки растягивают, готовят к бОльшему, заставляя шипеть от тянущего чувства и лёгких поцарапываний загрубевшей кожей, ощущение которой с трудом компенсирует смазка. Но, отдавая Грому должное, он следил за ногтями, всегда в чехле с походным ножом во внутреннем кармане куртки держал пилочку, да и дома после ванны всегда проверял их состояние. С Кириллом он не спал, но проституток навещал достаточно часто, и не всегда по долгу службы. Кирилл стонет, когда Игорь, насмотревшись на его измученное выражение лица, меняет угол входа, с намёком сдавливая его шею чуть сильнее. — Спа... Спасибо... — Игорь почти был готов услышать "спасите", но и благодарность его вполне устроила. Добавив чуть больше смазки на пальцы, растирая её по надетому презервативу, под помутневшим взглядом голубых глаз, последнее, что предполагал услышать Игорь, это шутки, но Кирилл умел удивлять. — Тебе можно и без него. Я и сам, своего рода, тот ещё гандон... — Он хрипло смеётся, выгибаясь, Игорь чуть ослабевает хватку на шее любовника, не сдерживая ответной улыбки. — Никаких исключений. — Кирилл согласно кивает, но Игорь улавливает панический блеск в его глазах. — Кирилл? — Продолжай. Просто... Не считая девок с резиновым страпоном, ты, если так подумать, первый натуральный мужик на моём опыте. Ну, не натуральный, то есть... Бля, забей, погнали. Просто чутка страхово. — Игорь улыбается, склоняется над Кириллом, целуя того в лоб и кусая за ухо. — Расслабься. Никаких отличий кроме моего голоса не будет. Хотя, в этом вопросе я не эксперт. Так, на полтора апельсина. — Кирилл благодарно улыбается за поддержку, глубоко вздыхает и прикрывает глаза. — Поехали? — Готов. — Игорь почти не врал. То есть, частично, по-большей части, он был прав и отличий почти не было, да и Кирилл экспериментировал с игрушками побольше... Но когда пара мягких покачиваний сменилась на резкие и грубые толчки, а пальцы, всё ещё влажные от смазки, сжали соски, Кирилл не сдержал громкого стона. Игорь вполне успешно держал темп, но Гречкин, который лёжа на спине всё никак не мог нормально, а главное удобно, расположиться с трудом под него подстраивался. — Как у тебя с растяжкой, Кир? На плечи закидывай. — Это был оптимальный вариант, но Кириллу категорически не хотелось лишаться этих горячих ладоней, скользящих по его телу. — Спиной лучше. Хочу, чтоб ты больше касался. Меня то есть. В смысле... Бля... — Кирилл с трудом находил в мозгу нужные слова для описания тех образов, которые лепило его воображение, но Игорь, скорее всего, на опыте, понявший его с первых слов, согласно кивнул. Несмотря на любовь к удушению партнёров, периодические шлепки или пощёчины, он никогда этого не делал без предварительного договора или предупреждения, заботясь о том, чтобы его партнёрши могли получить то же удовольствие, что и он. Кирилл, согласный на всё, не был партнёрШЕЙ, но пробуждал интерес и азарт, чем заслужил внимание Грома. Игорь прижался грудью к стоящему на коленях Гречкину, откинувшему голову на его плечо, и чуть прикусил того за мочку уха. Кирилл толкнулся бёдрами назад, намекая на то, что в их позе не хватает связующего звена, и Игорь расценил это, как сигнал о согласии на продолжение. Кирилл до боли кусал ладонь Грома, которой тот зажал ему рот, отвешивая то шлепки по заднице между толчками, то до боли выкручивая соски, то сжимая шею и перекрывая кислород свободной рукой, доводя Гречкина почти до экстаза и почти до обморока, отпуская за несколько секунд до того, как тот потеряет сознание, сбавляя темп, поглаживая по животу и груди, позволяя прийти в себя и отдышаться. По щекам Гречкина текли слёзы, но он упрямо мотал головой на каждое предложение Игоря прерваться, за что получал целомудренный поцелуй в висок, несмотря на конский темп, и гонка продолжалась. Кирилл абсолютно уверен, что его вокальные данные по достоинству оценили и соседи со всех сторон и бомжи под окнами, не закрывающимися до конца, но ему было настолько хорошо и похуй, что прям очень безразлично на всю остальную планету. Игорь чувствует, как меняются реакции Кирилла на его движения, ощущает его дрожь и постепенное сбивание с ритма, пережимает член Гречкина у основания, поддерживая второй рукой под грудь, чтоб тот не упал, если не справится с ощущениями, и запрокидывает голову. Он хотел окончить в это поддатливое соблазнительное тело, извивающееся в кольце его рук, но позволить себе такой слабости не мог, и хоть Гречкин не девушка, и оба они по образу жизней своих каждый год проходят медкомиссии, это не отменяло того факта, что Игорь параноил. — Пожалуйста...? — Игорь, до этого внимательно прислушивающийся к дыханию и стонам Кирилла, чуть сбавляет темп. Он понятия не имеет, к чему относится просьба Гречкина, поэтому сильнее прижимает его к себе, но тот толкается бёдрами в кулак Грома и Игорь не сдерживает улыбки. — Уже готов? Тебе придётся подождать меня. — Я ждал... — У Кирилла дрожит и садится голос, Игорь кайфует от этих звуков, хочет, чтобы тот продолжал говорить, хоть и знает, как больно это делать с сорванными связками. — Мало ждал, я ещё не близко. — Кирилл всхлипывает в ответ, опуская голову, Игорю приходится напрячь руки, чтоб удержать их обоих в вертикальном положении. — Не смогу. Игорь, я не смогу. Пожалуйста? Я больше не... — Кирилл едва говорит, Игорь вообще не уверен, что не придумал себе его слова, может тот вообще молчал... — Посмотри на меня, Кирюш. Позволь посмотреть в твои прекрасные заплаканные глазки и я позволю тебе кончить. — Кирилл поворачивает голову, с трудом выпрямляясь, с не меньшим трудом открывая глаза, но не видят Грома из-за пелены слёз. — Тебе нравится? Ты так возбужден и так дрожишь под моими руками... Нравится, когда Майор полиции насаживает тебя на свой член и душит в процессе, заставляя срывать голос? Ответь, маленький мой. — Кирилла прошибает крупная дрожь, Игорь не сдерживает улыбки. Ещё немного, и от Гречкина останется только лужица, дрожащая на кровати от удовольствия, неспособная ни связанно мыслить, ни воспринимать человеческую речь. — Пожалуйста, Игорь... — Ответь. — Гром поднимает руку с груди Кирилла к шее, заставляя того вздрогнуть и собрать остатки того, что зовётся мозгом, в кучу, чтобы осмыслить все заданные ранее вопросы. — Да. — Ты так давно кружил вокруг меня, ради этого, не правда ли? Так обхаживал, строил из себя пай-мальчика... Пытался подстроиться под мой мягкий характер... Так старался для меня... — Правда, Игорь. Всё правда, позволь... — Ради одного перепиха без обязательств, не многовато ли усилий? — Игорь резко входит до упора, замирая, чуть сильнее сжимая шею Гречкина, заставляя того судорожно пытаться втянуть воздух. — Я не привык... Отказываться... — Кирилл судорожно хватается за руку Игоря, пытаясь ослабить хватку, ему не хватает ни сил, ни воздуха для продолжения фразы, а Гром склоняется к его уху и говорит максимально спокойно, крайне уверенным тяжёлым голосом. — Если я зову тебя - ты приходишь. Если я говорю "в коленно-локтевую" - встаёшь. Узнаю, что пошёл по шлюхам - выебу на Дворцовой и привяжу к Колонне. Понял? — Он чуть ослабевает хватку, позволяя Кириллу вновь набрать воздуха. — Я задал вопрос. — Понял. Понял, Игорь, честное слово, всё сделаю, пожалуйста... — Игорь пару раз проводит рукой по возбужденному члену Гречкина, позволяя тому излиться в его кулак и обмякнуть в объятьях, теряя сознание. — А ты, Игорёша, по-старинке, твой кайф никого не волнует... — Вздыхает Гром, выходя из соблазнительной, но слишком похожей на труп, плоти Гречкина, стягивая презерватив и надрачивая себе в привычном размеренном темпе. Пожалуй, стар он стал для таких развлечений. Стоило только облокотиться на спинку кровати и вытянуть ноги, как правое колено прострелило, а левую голень чуть не свело судорогой, едва не угробив весь оставшийся от секса кайф. Чувствуя приближение скорой разрядки, прикрывая глаза и вслушиваясь в тихое сопение Гречкина, Гром запрокидывает голову и прикусывает губу. Оргазм накрывает его ожидаемой волной, принося после себя и боль в пояснице, после незапланированной физкультуры, и покалывание в прокушенной Гречкиным ладони. К слову о Гречкине. — Ты там живой? — Пихнув ногой в бедро Кирилла, на всякий случай уточняет Игорь. Кирилл издаёт относительно согласный звук, который в молодёжном обществе можно было бы описать как «ъуъ», но Игорь был от этого далёк, поэтому даже не заморачивался. Ответил и ладно. До салфеток идти было лень, но и засыпать, зная, что утром всю кожу неприятно стянет и он заебётся отмывать всё от "шерсти" тоже не хотелось, так что Игорь всё же спускает ноги с кровати, надеясь, что те удержат его на маршруте до кухонного стола. — Прости... — Раздаётся со стороны Кирилла, когда Игорь возвращается, чтобы вытереть и его. — За что? — Я отключился. Ну, ты мне в кайф всё сделал, а я не... — Он снова всхлипывает, краснеет от этого, утыкаясь носом в подушку с тихим "да блять". — Порядок, мелочь. Если ты вырубился от кайфа, а не уснул от скуки, я только рад. — Кирилл вздрагивает от беззвучного смеха, прерываемого очередным судорожным вздохом, и отрывается от подушки. — Утром отсосу. Если ты успеешь восстановиться, конечно. — Играет бровями Гречкин, а Игорь вопросительно склоняет голову. — Я проснулся под хруст твоего колена, старичок. — Иди ты..! Куда-нибудь. — Бурчит Игорь, швыряя в Кирилла салфетки. — Уже был. Понравилось. С радостью схожу снова. — Кивает Кирилл, с жадностью осматривая открытое его взору тело. — Мой тебе совет, медвежонок, всё же принять ванну. Даже если лень. Твою шёрстку салфетки не возьмут. — Игорь со стоном падает на кровать. — Лень. Но если поможешь, то пойду набирать. — Помогу. — Кивает Гречкин, и смотрит на то, как Игорь, почти танцующей походкой, направляется к ванной. — Ты был невероятно хорош. — Про Дворцовую я не шутил. — Игорёша, я твой душой и телом, я отдамся тебе хоть на Дворцовой, хоть на Красной, если ты будешь выбивать своим членом искры из моих глаз как сегодня. — Счастливо улыбается Гречкин. — "Игорёша"... Я в два раза старше. "Игорёша" блять... — Бурчит Гром себе под нос, сидя на краю ванной, спиной к дверному проему, пока звук набирающейся в ванну воды позволяет ему остаться полностью неуслышанным. — Не ворчи как старый дед. — Раздаётся над ухом насмешливый голос. — Не звать же мне тебя Игорем Константиновичем. Очень неудобно выговаривать такое отчество при сексе. — Блять, батю моего при сексе даже не вспоминай. Балда! — Кирилл ржёт прижимаясь к Игорю и вздыхает ему почти в ухо. — Игорёша, а, Игорёша? — Что тебе опять, балбес? — Я кайфую от наших ролевых. — Спокойным голосом, словно о погоде говорит, признается Гречкин. — В этом и есть их суть, не так ли? — Пожимает плечами Игорь, чьи уши покраснели от таких признаний. Одно дело осознавать, и совсем другое - озвучивать. — Тащусь, когда ты такой властный и доминантный. — Кирилл скользит руками по груди Грома, чуть цепляя и потягивая кудрявые волоски, вызывая недовольное шипение со стороны любовника. — А когда сжимаешь мою шею, угрожая расправой за непослушание, чувствую себя влюблённым дебилом, которому не девять кругов ада обещают, а в любви признаются. — Гречкин мягко массирует тут же затвердевшие соски Игоря, заставляя того закусить щеку изнутри, чтоб не застонать. — Просто хотел, чтоб ты знал это. Ну, что я твой каждой клеточкой тела и... Блять, я так долго вокруг тебя шаманские танцы крутил... — Кирилл зажимает горошинки сосков Грома костяшками пальцев и слегка оттягивает. — Одна мысль о том, чтоб всё прхерить из-за измены, впервые в жизни вводит меня в панику. Я твой. И ты мой. Я тебя никому не отдам. Слышишь? — Игорь запрокидывает голову, опираясь затылком на грудь Гречкина, и улыбается, прикрыв глаза. — Любишь меня, сопляк, так и скажи. — Люблю. — Насколько сильно? — Кирилл склоняется к Игорю, целует того в уголок губ и, игнорируя боль в пострадавшем горле шепчет. — На пять из пяти апельсинов, Чебурашка.