***
Приоткрыв глаза, Кавех снова зажмурился, ослеплëнный утренним солнцем. Приведя в порядок мысли, блондин обнаружил себя на том же диване, где заснул вечером на коленях аль-Хайтама. «Заснул, — пронеслось в его голове, — заснул, да ещë и на его коленях! А этот молчаливый придурок даже не разбудил меня!» Кавех протëр глаза и увидел на столике рядом большую чашку ароматного чая, ещë горячего, и тарелку с вкусной домашней едой. Желудок мгновенно напомнил, что вчера Кавех ни кусочка в рот не положил. Живот моментально свело от голода и блондин быстро схватил угощение. «Может не такой уж и придурок.- Подумал он, поглощая завтрак, оставленный хозяйственным соседом. Всë же очень приятно, когда о тебе заботятся. — Надо будет сказать спасибо.» Аль-Хайтам сегодня, похоже, был занят, поскольку дома Кавех его не обнаружил. С одной стороны, можно было отдохнуть, а с другой, было невероятно скучно просто слоняться по дому. Кавех поймал себя на мысли, что хотел бы, чтобы Хайтам снова оказался рядом, чтобы он мог уткнуться лицом в его плечо и снова заснуть, слушая размеренное дыхание соседа. По спине пробежали мурашки. С чего бы это? Аль-Хайтам неспешно шагал по выложенной фигурной плиткой улице. Он ужасно устал, хотя с виду так и не скажешь. Было уже совсем темно, кое-где дорогу освещали фонари. Всë, о чëм он сейчас мечтал — тишина и покой. Вдыхая застоявшийся вечерний воздух, тëплый от нагретой за день мощëнной дороги, каменных колонн и крыш города, немного душный, но приятный, аль-Хайтам прикрыл глаза. Вскоре он очутился на пороге своего дома. С облегчением вздохнув, аль-Хайтам осторожно толкнул дверь, так же тихо закрывая еë за собой, надеясь, что его сосед уже спит. Но свет в комнате горел. Кавех неподвижно сидел на диване, как будто за весь день ни разу не пошевелился, однако что-то в его взгляде было не так. — Почему ты не спишь? — Сухо поинтересовался аль-Хайтам. — Где ты был? — Вопросом на вопрос ответил Кавех. Его голос был непривычно холодным. Аль-Хайтам напрягся. Кажется, вечер катился к очередной ссоре. Но он уже привык. И почему только сердце вновь начинает так отвратительно сжиматься? — В Академии, где же мне ещë быть. Не ты один работаешь. — Спокойно объяснил учëный, но Кавех, кажется, воспринял ответ как издëвку. — Я надеюсь, ты прибрался? Сегодня твоя очередь. — Архонты, пожалуйста, не начинай! — Кавех раздражëнно вскочил с дивана и через секунду оказался прямо перед аль-Хайтамом, тыча ему в лицо какой-то бумажкой. — Что это? — Ты копался в моих вещах? — Оно лежало здесь, на книжной полке. — Это приглашение от Лизы встретиться сегодня. — Непроницаемым тоном, но, кажется, с ноткой недопонимания, ответил аль-Хайтам. — Ты же знаешь, она недавно приехала в Сумеру. — Я помню. — Пробурчал архитектор. — Почему она обращается к тебе «милый»? Почему просит пожить у тебя? Почему… ты мне ничего не сказал? Аль-Хайтам впал в ступор. С чего вдруг сосед так завëлся из-за простого письма их общей старой знакомой? Кавех смотрел на него испытывающим взглядом, его губы, на вид очень мягкие и нежные, слегка покусанные из-за нервов, были сжаты и подрагивали от напряжения. — Ты ведь тоже… живëшь у меня. — Почему-то смущëнно и ужасно неловко пробормотал аль-Хайтам. Взгляд рубиновых глаз, устремлëнный на него, лишь стал холоднее: — Ты же понимаешь, что это другое, Хайтам. — Кавех… — Попытался возразить учëный, но его перебили. — Я не называю тебя «милый», Хайтам. Я не встречаюсь с тобой, чтобы выпить чашку чая и пофлиртовать. Не пишу приглашений и не оставляю аромат духов на письмах. — Повышая от волнения голос тараторил блондин. — Если тебе настолько на меня плевать, что ты даже не подумал предупредить о том, что она останется у нас… — Голос сорвался и Кавех, не договорив, швырнул листок на стол и быстрыми шагами направился к выходу. — Кавех. — Я знаю, что ты меня ненавидишь, Хайтам. Просто не понимаю, почему… Почему я люблю такого засранца, как ты. Аль-Хайтам развернулся и схватил блондина за руку, вцепившись крепкими пальцами в запястье. Кавех обернулся и они столкнулись взглядами — стальной зелëный и беспокойный алый. Глаза Кавеха были слегка мутными и блестели. Заметив это, аль-Хайтам будто пришëл в чувство и его пальцы разжались. Кавех воспользовался этим и выскользнул из дома в душную тьму ночи, которая теперь показалась аль-Хайтаму не приятной, а сковывающей и отвратительной. Как только захлопнулась дверь, воцарилась мëртвая тишина. Та, которую аль-Хайтам так жаждал, когда шëл домой. Та, которая была ему теперь так омерзительна. Он остался стоять столбом, хотя его сердце, кажется, рвалось из груди туда же, во тьму за дверью. Аль-Хайтам молча шагнул в сторону дивана, сел, теребя в руках провод от наушников и откинул голову назад. Жутко хотелось спать, но сердце колотилось слишком громко. «От такого грохота не спасают даже наушники, » — горько подумал он. Сквозь цветные витражи на окнах просачивался робкий рассвет. До самого утра аль-Хайтаму так и не удалось сомкнуть глаз.***
Учëный сидел, сверля взглядом входную дверь. Тишина. Неохотно поднявшись, он направился в кабинет. Есть не хотелось. Кипа бумаг должна помочь избавиться от убивающей тишины. Дверь скрипнула. Аль-Хайтам сел в кресло, разглядывая стол. Несколько книг, стопка листов, ручки, печать. Нужно ответить на письма из Академии. Руки и голова плохо слушались, сказывалась вчерашняя усталость и отсутствие сна. В ушах трещало, кажется, предвещая либо жуткую головную боль, либо паническую атаку, либо всë вместе. В таких случаях его всегда спасал Кавех, но, по понятным причинам, рядом его не было. При этой мысли в груди у аль-Хайтама защемило. Отгоняя неприятные наваждения, он плотнее прижал наушники к голове и попробовал сосредоточиться. Включать музыку не имеет смысла, так ничего связного написать не получится. Тишина. Несколько минут напряжëнных размышлений. Пустой лист. Он пишет пару предложений и тут же зачëркивает. Выкидывает лист. Пробует снова. Нет, это просто невозможно. Аль-Хайтам откидывается на спинку кресла и протирает глаза. Пойти прогуляться? Нет желания. Попробовать поспать? Не выйдет. Выпить снотворное? Бесполезно. Тяжëлый вздох. Он поднимается, берëт в руки книгу и покидает кабинет. Усаживается на диван, как обычно закидывая ногу на ногу. Вновь пытается сосредоточиться, но слова не связываются в предложения. Он перечитывает один и тот же абзац несколько раз. Начинает раздражаться. Так проходит час, потом два. Затем аль-Хайтам замечает, что не читает, а разглядывает картину, криво висящую на стене. Снова начинает читать. Опять отвлекается и разглядывает теперь уже чемодан Кавеха и свëртки чертежей рядом с ним. В глазах темнеет. Аль-Хайтам просыпается, когда витражные блики на стенах комнаты уже растаяли и уступили место холодной тьме. Он продирает глаза. Будто и не спал вовсе, но тело ноет от неудобной позы. К тому же и голова раскалывается. Учëный поднимается и включает свет. Жмурится и хмурит брови. Окидывает взглядом комнату. Чертежей на полу нет, и чемодана тоже. Кавех приходил. Поначалу аль-Хайтам радуется, что тот наконец успокоился и вернулся домой, но мëртвая тишина ему возразила. Сердце почему-то не кололо и не щемило. Если Кавех забрал единственные вещи, что принадлежали ему… Аль-Хайтам возвращается на диван и зарывается лицом в подушки. Какое ужасное чувство. Он пытается обдумать всë, но головная боль сильно мешает. Теперь ему точно помогут только таблетки. Почему-то он не может заставить себя подняться. Ну и пусть. Не так уж это и важно. Было душно, но уже не уютно и не спокойно. Тишина была в углах, за шкафами, под потолком, давила со всех сторон. День близился к концу, и аль-Хайтам, повинуясь привычке, взглянул на часы. Он не сразу осознал, когда тягучее молчание было нарушено хлопком входной двери. А когда осознал, вздрогнул и быстро поднялся. Шелест одежды, грохот упавшего на пол чемодана. Сердце вновь кольнуло. Будто его частичка встала на место и то снова заработало, как должно. На самом деле, всë как будто было как всегда. Сейчас снова раздастся недовольное бурчание в прихожей, сейчас Кавех снова придëт, сядет рядом, устроит голову у него на коленях и будет мерно сопеть, засыпая. Однако звук быстрых шагов вывел аль-Хайтама из задумчивости. Шаги стихли в кабинете за захлопнувшейся дверью. Учëный поднялся с дивана. Подошëл к двери кабинета и замер. А мог ли он просто зайти сейчас? Может, это и его дом, но что он тогда должен сказать? Прежде, чем аль-Хайтам успел об этом подумать, он толкнул дверь и замер. Его взгляд упал на Кавеха, сгорбившегося в кресле за столом, уткнувшегося лицом в ладони и подрагивавшего. — Кавех… — Хриплым голосом выдавил из себя аль-Хайтам. Он не знал, что говорить дальше и ожидал любой реакции — что сосед снова закричит на него, уйдëт. Но тот молчал, продолжая дрожать. Аль-Хайтам сделал два нерешительных шага в его сторону, а потом, будто одумавшись, подошëл и наклонился к Кавеху, положив руку ему на плечо. Его точно сейчас оттолкнут. — Хайтам, — дрожащим голосом прошептал Кавех, — Хайтам, пожалуйста… Аль-Хайтам опустился на колени рядом с креслом и запустил вторую руку в копну светлых волос, мягко поглаживая их. — Я знаю, знаю, это несправедливо. Через мгновение голова под рукой аль-Хайтама шевельнулась. Он посмотрел на Кавеха и тут же поймал взгляд влажных ярко-красных глаз. Архитектор медленно, не убирая рук аль-Хайтама, сполз с кресла на пол, приземляясь рядом, и спустя секунду обвил руками шею учëного, вновь задрожав. — Аль-Хайтам… Тот сидел, будто парализованный, буквально секунду, а затем опомнился и, аккуратно протянув руки, со вздохом сжал Кавеха в объятиях. Наверное, это выглядело странно — они вдвоëм сидят на полу и обнимаются так, будто не могут существовать по отдельности. Может быть, так и есть. — Пожалуйста, никогда больше не уходи. — Еле слышно выдохнул аль-Хайтам. Он на секунду разжал руки, чтобы взглянуть на Кавеха. Тот прятал взгляд и молчал, но его раскрасневшееся лицо говорило за него. Аль-Хайтам осторожно прижал руки к щекам Кавеха, стирая влажные следы и наконец поймал его взгляд. Это было выше его сил. Аль-Хайтам подался вперëд и прижался губами к мягким губам Кавеха. Впервые он целовал кого-то настолько нежно, будто сахарного, невесомого, воздушного, будто тот сейчас растает. Кавех медленно отстранился. Красный от смущения, растрëпанный, с влажными губами, он выглядел ужасно соблазнительно. Сердце аль-Хайтама пропустило удар, а затем забилось, будто сейчас вырвется, сильнее, чем когда-либо. Наверное, в этой тишине Кавех услышал этот грохот, что был красноречивее любого признания, поэтому снова прижался к аль-Хайтаму и мягко поцеловал, затем ещë, и ещë, пока его губы не поймали чужие, увлекая в глубокий, полный нежности поцелуй. Аль-Хайтам расцепил руки Кавеха на своей шее, взял его ладони в свои, сплетая пальцы вместе. Его ладонь сжали в ответ, и он, тоже раскрасневшийся и помятый, с зацелованными губами, разомкнул поцелуй и тихо прошептал на ухо Кавеху: — Я люблю тебя. Люблю… В ответ он услышал такой же тихий смех и почувствовал поцелуй на кончике носа. — Глупый. — Шепнул Кавех и прильнул к шее аль-Хайтама. — Когда-нибудь я расскажу Лизе, насколько ты можешь быть сентиментальным. Сквозь окна снова светило солнце, предвещая ясный, тëплый день. Витражные блики лежали на стенах, полу, на столе и на диване, где мерно сопели, обнявшись, двое учëных. Аль-Хайтама разбудил лëгкий поцелуй в лоб и запах кофе. — Доброе утро — Кавех присел рядом, с улыбкой наблюдая за сонным непонимающим взглядом. — Если будешь и дальше так смотреть, я поцелую тебя снова, дурак. Аль-Хайтам протянул руку, схватил блондина за воротник рубашки, притянул и сладко поцеловал, растрепав второй рукой светлые волосы. — Ты невозможный! — Притворно-рассерженно выдохнул Кавех, устраиваясь на груди молчаливого возлюбленного и вслушиваясь в его быстрое сердцебиение. — Я обещаю, что никогда тебя больше не оставлю.