***
На часах ровно без четверти шестнадцать. До назначенной встречи осталось всего ничего, а Федор уже более пяти раз успел пожалеть о том, что дал слабину, повелся на сладкие речи Николая и в итоге : собственноручно подписал себе приговор. Как можно быть таким дураком? Достоевский никогда не любил совместные прогулки с кем-либо, что уж говорить о романтических свиданиях? Парень не имел никакого понятия как вести себя на подобных встречах. Повезло, конечно, что организацией таких мероприятий всегда занимался Николай. Федору оставалось лишь следовать за партнером и поддерживать диалог, что, к слову, тоже не всегда давалось легко. Сейчас брюнет стоит перед зеркалом и нервно крутит ключи от квартиры на указательном пальце. Пойти на улицу в излюбленном черном пиджаке не вариант – жарко, потому приходится надеть обычную белую футболку с черным принтом по середине. Федору не нравится. Прекрасно видно худощавые руки на которые постянно обращает внимание Гоголь, а после начинает читать нотации о том, что нужно есть больше одного раза в несколько дней. Достоевский в ответ на эти слова только кивает, но рацион свой изменить не спешит. Что ж, между невыносимой жарой и наставлениями со стороны Николая, длинной минут так в двадцать – выбор очевиден. Второе. Хоть не придется вести диалог. Уж как бы парню не был дорог блондин, отвечать столь же оживленным общением и искренним интересом к собственному собеседнику, который спокойно можно было прочитать по глазам, Федор не мог. Достоевский знает на « отлично » абсолютно каждый школьный предмет, включая обществознание. Но даже на этом уроке ему не объяснили, как нужно правильно коммуникацировать с людьми или хотя бы делать, что тебе интересно слушать человека напротив. Все сорок минут занятия уходили на обсуждение мировой экономики и различных видов власти с государством на пополам. Ничего из того, что могло бы пригодиться в будущем Федору.***
– Свет очей моих, ты как всегда прекрасен! – На распев произносит блондин, хватая руку Достоевского, а после невесомо касаясь губами тыльной стороны ладони. – Вот только.. – Я позавтракал вчера и пообедал сегодня. – Тихо говорит Федор. К своему же счастью, он успел придумать отговорку по дороге. Да и если так подумать, он даже не соврал. Вчера в обеденное время парень пил чай, а сегодня утром съел целый бутерброд с колбасой и сыром. – Понял - понял, молчу. Мо-ло-дец. – Николай улыбается и позволяет себе такую наглость, как взять свесртника за руку. У него редко получается провернуть что-то подобное. Все из-за того, что Достоевский не из тех людей, которым нравится публичное проявление какой-либо симпатии, чего не скажешь о Гоголе. Тот на улице чего только не выторял. То в щеку поцелует, то с объятиями налетит, то еще чего похуже придумает. И его даже не смущали осуждающие взгляды некоторых прохожих, о которых постянно упомянал Федор. Не напрягали Гоголя и воспоминания о том, как в один холодный апрельский день, Достоевский решил проводить его до дома, так-как погода разбушевалась : грянул гром вместе с ливнем. И уже стоя у подъезда, Николай, без какого-либо стыда или угрызения совести, украл у Федора первый поцелуй, будучи уверенным в том, что никто их не видит. Так оно и было, но только до поры - до времени. Звук открывающейся входной двери, которая вела в проход между этажами, а затем, выходящий на улицу мужчина. Гоголь-Яновский Василий Афанасьевич – именно так звали того самого человека, который показался в дверном проеме, а еще он же оказался отцом Гоголя Николая Васильевича. Федор готов был поклясться, что так быстро и долго, он не бегал еще ни разу в жизни. Благо, Николай прекрасно знал о том, какая у его одноклассника физическая подготовка, потому быстро сообразил, что наилучшим вариантом будет самому забежать в подъезд, а брюнету сказать, чтобы пробежал еще пару метров, на всякий случай, а потом шел себе спокойно домой. А уже на следующий день, Гоголь приходит с синяком под глазом и парой ссадин на руках, которые Достоевский потом молча обрабатывал йодом, пока его сверстник корчил всякие рожици от неприятных ощущений. – Ну что, куда направляемся, любовь моя? Ты встречу названачил, ты и веди. – Задорно произносит Николай, делая шаг вперед. – Шут-ка! Я все уже подготовил. Знаю, что походы по кафе ты не жалуешь и даже, если мы сейчас зайдем сюда, – Блондин кивает в сторону небольшого здания, около которого парни стоят. – ты все-равно ничего не закажешь и не станешь есть. Проходили уже. Потому, я придумал кое-что другое. Тебе должно понравиться. Это даже не просто покормить уточек, стоя на набережной! Я сегодня подумал и решил, что раз гулять – так гулять. – Парень быстрым шагом направляется вдоль по улице, но даже скорость с которой они сейчас идут, не мешает тому рассказывать что-то. Иногда Достоевскому казалось, что он знает о Николае в разы больше, чем сам Николай знает о себе. Множество историй, что когда-либо рассказывал Гоголь, крепко хранились в памяти первого. Сам блондин забывал те истории, которые с таким же блеском в глазах, что и сейчас, рассказывал когда-то Федору. Хотя, с такой разнообразной жизнь, где бросает « из крайности в крайность » – это вовсе не удивительно. Рассказы Гоголя о собственной жизни не заканчивались никогда. То Николай, в очередной раз, расскажет что-нибудь про отца с которыми вновь поссорился на днях, то про девочку Ленку, которая сегодня в школе подарила ему открытку в виде сердечка с признанием в чувствах, а в ответ получила такую же. Вот только текст на открытке немного отличался от ожиданий отличницы : « Я с тобой согласен. Такого красавца, как я, очень легко полюбить. Вот только, у меня уже есть (подчеркнуто) спутник всей моей жизни. А кому расскажешь – шею сверну. Считай, что про « спутника » – это наш маленький секрет. ». Кажется, потом Николай даже застал Ленку, которая сидела, умываясь собственными слезами, в раздевалке. – Ну, не так уж и важно. Черт с ней, с этой Ленкой. Сама виновата. Знала ведь, в кого влюблялась. – Гоголь вновь широко улыбается, а после и вовсе звонко смеется, не сдержавшись. – В какой-то степени, мне становится жаль эту пятиклассницу. То ли из-за твоего жестокого поступка, то ли потому, что она в этой ситуации выглядит крайне жалко. – Достоевский пожимает плечами. – Наверное, таки второе. – Да ладно тебе. И не такое еще переживет. К слову, мы на месте. Достоевский поднимает голову вверх, осматривая здание к которому привел его Николай. Федор слышал от отца, что подобных построек очень много в столице, но знал, что подобное есть и у них в городе. Когда только это здание успели возвести? – Идем. Нам внутрь. – Гоголь уверенным шагом входит в здание, предоставляя пропуск на котором криво наклеена его фотография. – Он со мной. – Охраннику ничего не остается, кроме как кивнуть и пропустить парней дальше. – И у кого же ты его украл? – Интересуется Федор, как только они отходят на приличное расстояние от поста охраны. – Ничего я не крал. За кого ты меня принимаешь? Я нашел на улице, подобрал, подумав, что вдруг однажды пригодится. Как видишь, пригодился. – Николай закатывает глаза, мол « – Плохого ты обо мне мнения, Феденька, очень плохого. » Оба шагают по длинному коридору, а Николай с особым интересом рассматривает все вокруг. Особое внимание к себе привлекают зеркальные потолки, под косой взгляд какого-то сотрудника данного учреждения, парень машет рукой, смотря на собственной отражение. Чтобы добраться до лифта, приходится сначала преодолеть преграду в виде широкой лестницы в пару ступеней. Стоит обоим зайти внутрь небольшого помещения, как блондин сразу жмет на кнопку с цифрой пятнадцать – самый высокий этаж постройки. – Приехали. А теперь, иди за мной и раньше времени ни о чем не спрашивай. А еще, старайся не навести шума, иначе нас с тобой выгонят отсюда раньше времени. – Николай следует вдоль еще одного коридора, останавливаясь только в самом конце. Он встает на носки, дергая за ручку люка. Вслед за открывшейся дверцей, показывается и складная лестница. – Прошу. – С поклоном произносит Гоголь, пропуская вперед себя брюнета. Следом за ним, он и сам залезает по лестнице выше. С крыши пятнадцати этажного здания, открывается просто прекрасный на город. Подобные пейзажи Федор видел лишь на картинках из интернета, но никак не представлял, что когда-либо увидит что-то такое собственными глазами. Юноша подходит к самому краю крыши. Отсюда, что проходящие мимо люди, что проезжающие машины, кажутся совсем крошечными. Оно и не удивительно. – Ну как тебе, душа моя? Я не прогадал с местом нашей сегодняшней прогулки? – Николай присаживается на край крыши и свесив ноги, поочередно качает то одной, то второй. Федор следует его примеру. Приятный теплый ветер обдувает со всех сторон. Достоевский совсем перестает жалеть о том, что сегодня он выбрал, как предмет одежды, именно футболку. Теплая ладонь Гоголя ложится на впалую щеку второго юноши. Первый поцелуй Федора был безнадежно испорчен еще месяц назад. И по большей степени, вина за это лежит именно на Николае, а именно, на его халатности. Ну и немножко на отце парня. Но кто сказал, что теперь блондин не имеет права подарить партнеру сотни и тысячи прекрасных, чувственных и трепетных поцелуев, полных нежности, в знак извинения? Именно поэтому сейчас юноша наклоняется к Федору так, что расстояние между их губ стремительно сводится к паре сантиметров. И не будь то Николай, Достоевский давно бы уже развернулся и ушел с крыши, предварительно ударив нахала, который позволил себе такую наглость, но брюнет сам подается вперед, касаясь чужих губ. Поцелуй выходит совсем невинным, но это не исключает того факта, что через него юношам удается выразить абсолютно все свои чувства друг к другу. – Куда лучше, чем в прошлый, правда ведь? – Спрашивает Николай, отстраняясь от партнера на несколько сантиметров. Федор положительно кивает. – Так-то. – Парень смазано целует сверстника в щеку. – Я ведь, когда-то обещал, что научу тебя целоваться. – Заливаясь звонким смехом произносит Гоголь, напраляя свой взгляд куда-то вдаль. И все-таки сегодня Федор не будет жалеть о том, что согласился на очередную авантюру от Николая.