Светящиеся розы.

Работа с раннего утра до вечера, вечером вечные таскания по барам, чтобы утолить желание надоедливого, словно муха, сна, который приходит к президенту Менбурга каждые полчаса и чуть не заставляет Шлатта кивать лбом, издавая неприятный деревянный стук, каждый раз набивая шишку все больше и больше, и казалось, что скоро в несчастном столе проделается дырка, но такового не произошло. Это повседневность взрослой нагруженной жизни такая скучная, но с этим ничего нельзя сделать. Ты оказываешься в очень долгом алгоритме жизни, в котором обязательно присутствовать цикл, повторяющийся вновь и вновь. Это и повседневность. Пугающая, но в то же время люди относятся наплевательски, даже порой не замечают ее присутствия. Квакити, наверное, в сотый раз успел пожалеть о том, что вышел замуж, если их свадьбу действительно можно назвать свадьбой, за пропитого барана 50-летней давности. Хотя никто не знает его настоящий возраст, может быть, он врет. Но Квакити верил ему и верит по сей день, но пожалел из-за причины повседневности их отношений. Слегка токсично, неприятно, много скандалов. Но так страстно Шлатт способен целовать утенка в разные места его щуплого тела, что сразу появляется лишь восхищение, адресованное барану. Кью не одинок; у него много друзей, много денег и много дел. Он способен обрести нового мужа очень легко, стоит лишь утке засмотреться на чью-то задницу. Но тем не менее Квакити продолжает кричать имя Шлатта лишь в лучших тонах. Помимо разделений чувств и настроение Шлатта, когда тому действительно сложно, ведь пост президента — это не два пальца об асфальт, Большой Кью разделяет его обязанности. Они являются также деловыми партнёрами, и Квакити работает у Шлатта. Но повседневность никогда не отпускает обоих. Крадётся, берет за плечи и возвращает обратно, словно день повторяется снова и снова, пока какое-нибудь событие не разгладит мятый край между днями, иначе они сольются воедино и будет похоже на бесконечный день. Событие помогает отличать прошлый день от нынешнего. Но их крайне редко, и похоже, что никто не собирается их устраивать. Просто тонны бумаг на столе утки каждый день лежат неподвижно и смердять страшным взглядом на Алекса, пока тот не разгребет все «его» проблемы. Но Кью не жалуется, такого еще Шлатт не замечал. Но, похоже, его одного достала эта повседневность, и Джей решается создать событие, которое частично изменит день. Совсем пылинка, и голова барана не придумывает ничего лучше, как сделать подарок Кью, ведь Шлатт может любить его. Он разминает пальцы рук, медленно потягивается, встает из-за стола. Вешает свое пальто на вешалку, освобождая от дневной рутины и отправляется за стены своего уже привычного места — кабинета, где проходит начало, порой и остаток дня. Шлатт спускается по лестнице медленно, не держась за перила, на которых висит табличка «не трогать, покрашено», и поэтому спускается медленно, наступая и чувствуя даже в лаковых черных ботинках холод каменных ступеней, идущих вниз. Осторожно покачивается, наступает, и наконец; о слава богу, доходит до конца, чуть не запнувшись. Он устал, хочет снять напряжение. В голове несколько мыслей, танцующих сейчас вальс, совсем не замечающих действительные намерения президента, из-за чего те становятся полностью невинными, хотя по Джею не скажешь, что он такой девственный на невинность. Шлатт выходит из здания и оглядывается; на улице пахнет свежестью, лето только началось, Менбург благоухает. Солнце заходит за горизонт, медленно махая своими лучами в знак прощания, трава строчиться, высыхает и вновь строчиться под его базисными и крепкими, действительно горячими лучами. Дорожки постеланы гравированные, мягкие и хрустящие на отсупь. Шлатт наступает мягко, словно порхает, что и позволяет президенту чувствовать, как подушечки его ног ощущает заботу и приятный ушам хруст гравия под ногами. Вдоль дорожек устелано все той же травой, совсем не убранной, но такой родной. Джей сменяет темп, который остался после «прогулки» на лестнице, и идет быстро, спешит. Квакити сейчас находится в другом здании, отдельном от Шлатта. Такое бывает не часто, обычно утенок работает прямо возле кабинета барана, позволяя себе иногда отвлечься и отдохнуть, ведь Шлатт не заходит, чтобы проверить Кью, как это делают остальные работники, нанятые Шлаттом для поддержания порядка в другом здании. В такие дни Алекс сильно устает, даже сильнее обычного. На мозги вечно капают эти назойливые комми, работающие на первом этаже здания, где находится магазин, и которым вечно скучно. Дурацкие менеджеры, прекрасно знающие, что Квакити сам способен все сделать без помощи других. И на худой конец простые посетители, которые проходят мимо этого офиса, о котором Кью сто раз успел задать «собственно, какого черта офис находится в проходном дворе?», и как правило, Большой К в этот день очень нервный и разозлённый на весь народ впринципе.

Шлатт знает это, но президенту в такие дни тоже много чего достается; различные переговоры, полностью утомляющие одной лишь мыслью, вечные принятия законов, просьбы жителей и угрозы от других государств и отдельных личностей, если таковые имеются, появляются в этот день, накапливаясь огромной кучей не стиранного белья, над которым Джею придется поработать в роли стиральной машины, медленно всë пережевывая, перекручивая и перемалывая, что откладывается ужасно толстой шишкой в затылке, как правило болящей и неприятно зудящей, особенно мерзкое явление, которое Шлатт бы не хотел видеть совсем. Он устает, но в этот день такого не было. Джей не берет выходные, работая на износ, и как говорилось выше, отсиживается после в различных барах с не очень трезвыми девушками, а после едет с ними же домой, а на утро просыпается один, чувствуя ничтожность и одиночество, которое Квакити пытается исправить. О, как же Кью хотелось оказаться на месте этих девушек! Чтобы баран втрахивал его в кровать до безупречных стонов, ломая душку мебели или же разрывая очко Квакити. но такого, к превеликому сожалению младшего, не было или бывало, но совсем редко, не доходя до жесткого бдсм, которое Кью способен видеть лишь во сне.

Шлатт решает забежать в абсолютно рандомный магазин цветов, думая, что сможет купить самые обычные, ну розы к примеры. Они ведь очень красивые, особенно Джей готов потратиться на желтые розы, напоминающие ему утенка, ведь они такие красивые, их лепестки словно платья пышных девушек, лёгкие, но будто сшитые из дорогой ткани, разумеется были бы они одежкой. Их красивый и гладкий цвет завивается на все тех же сладких ароматом пыльцы лепестках, а из тычинки выходит зелёный ствол, усыпанные колкими шипами. Шлатт перестает мечтать о сочных розах, которые мог бы съесть, ведь живем один раз, и заходит в маленькую лавку цветов. В нос сразу ударяет холод и приятный запах свежести. О, этот аромат вы никогда не забудете, побывав один раз в цветочной лавке! Так и Шлатт, которого отрезвил данный запах, внюхался и наконец решил спросить продавца, присуще ли существование желтых роз в этом магазине, на что получил для начала удивленный вздох, приветствие и мягким тоном сказанное утверждение, что да, есть! Не поскупился отдать денег за столь великолепие, открытое какими-то левыми людьми, но как же это сейчас неважно. Носик президента мило задергался при запахе желтых роз. Они были дико пахучи, что совсем не присуще своим собратьям и другим цветам, которые видел Шлатт в своей жизни. Джей спрятал одну розу обратно в букет, и вежливо поблагодарив, вышел вон из магазина. Квакити жутко скучал. Казалось, будто его плоская задница приклеилась к стулу, а если он попытается подняться, то оторвет штанину, слишком сильно она затекла. Ровно как и спина вместе с чутка сгорбленной шее в различных ссадинах, полученных в мелких стычках, сражениях, хулигаснтвах. Иссиня-черная шапка красовалась на голове, наровя упасть. Черные лохматые волосы, будто не стриженные и не расчесанные уже года два, вылезают из под шапки, треплются, словно хотят убежать. На теле белая рубашка с воротниками, проходящая через плечи, которые также окутывают и будто прижимают рубашку к плечам черные подтяжки от штанов. Его ноги висят крестиком, сам же Алекс сидит за офисным столом в целе общей подписи каких-либо неинтересных бумаг. Ручка его в зубах, голова безжизненно смотрит в потолок, такое чувство, будто Кью заснул. Через миг он поворачивает голову вниз, жалобно стоная, стуча ей о стол. Его грубые руки в шрамах от врагов накрыты сейчас перчатками. Пиджак висит на вешалке позади. В офисе тихо, но бетонные стены лишь нагнетают. Яркий закат уже освещает солнце своим оранжевым блеском, будто огня. Утка сильно устал, он ждет лишь мальчишку на побегушках, чтобы он к черту забрал все эти так надоевлие бумаги, иначе Кью их самолично сожжет! Но дурацкого стука в дверь все нет и нет. Квакити злится, смотря на часы. Он со злостью срывает шапку и швыряет ее прямо в циферблат, закрывая лицо руками, трет глаза, болящие от усталости. Зубки клыки скалятся, и он смотрит прямо уже просто недовольным взглядом, ворчит на поганых стажеров. Совсем не выдерживая, он привстает и с криком вырывает лист, комкает и кидает в сторону открывающейся двери, пока топает и психует. В дверном косяке появляется фигура Шлатта, совсем недоумевающего по поводу документа в его руке, другая конечность же держит букет за спиной. Он вертит в грубых и крепких ладонях белый скомканый лист бумаги, поднимая недоумевающий взгляд на супруга. Квакити сидит на офисном стуле, повернувшись к окну, в котором пылали языки пламени заката. Джей молчит, как Кью в свое время недовольным тоном высказывает, совершенно не видя ситуацию: - Да к черту эти ваши бумажки, чего так поздно приходите? - говорит громко, со злостью и бьет кулаком по деревянному столу. - Я итак не сплю, а вы, а вы. Ну, Шлатт, ну, погоди еще у меня.. Такого пинка отвешаю, просто ух. Квакити с минуту молчал, а потом быстро повернулся и с закрытыми глазами произнес: - И вообще, передайте ему, что я ему дам сочный подзат... - не успевает утка договорить, Как Шлатт хмурит брови кашляет, напоминая о себе. Квакити нервно сглатывает, учащенно моргает, смотря на Джея. Алекс размахивает ладонями, отодвигаясь на стуле куда дальше, нервно улыбаясь и обливаясь потом; его голос дрожит. Шлатт хмурится еще сильнее, будто играет. Он приближается ближе, медленно подбирается к утке. Кладет одну руку поверх руки Квакити, на что тот быстро ее оддергивает и произносит дрожащим, но все также самоуверенным и наглым голосом: -Я н-не то имел ввиду, Джей, - тихо посмеявшись, сказал Кью. - Просто в такие дни меня словно все забывают... А п-при таких условиях невозможно создать к-казино, ты только представь: в-владелец самого б-богатого казино на смп, которого н-никто не энает. Президент подбирается, а когда Алекс максимально вжимается в стул, он кладет одну руку на грудную клетку парня.Взгляд Квакити устремояется вниз, на грубую руку. Он вновь нервно сглатывает, подпровляя одной рукой шапку, а другой свой галстук. - Я правда м-могу всё объяснить. Я не бездельничаю, как т-ты, наверное, думаешь...- Квакити отводит взгляд в сторону, улыбаясь. Джей тоже улыбается, зло улыбается. Его рука резко оддергивается от груди и мимолетным движением пропадает за спину. Шлатт привстает, пока Кью все также сидит на стуле, развалившись. Джей усмехается, подносит палец ко рту и вытирает кровь с губы. - О мой Бог, не говори, что ты устал как блядская шлюха после своего рабочего в этом захолустье? - Он вертит в руках букет, немного шурша бумагой. - Тогда у меня плохие новости, сегодня я тебя трахать не буду. Квакити приподнимается. Он привык к такому поведению Шлатта в конце дня, но сейчас будто было что-то особенное. Утенок подправляет галстук. - Неужели мой амиго пришел меня поругать за один неправильно заполненный лист какой-то жалкой бумажки? Шлатт вновь наигранно хмурится, его басистый голос резко становится тихим, пока он приближается к Квакити, с будто опасным выражением лица. Биг Кью снова пугается до чертиков и резко замолкает. Джей продвигается вперед, наклоняется перед уткой. Квакити пробирает дрожь. Не станет ли его президент бить его же по причине одной выброшенной бумажке? Вместо этого лицо Шлатта мнгновенно расслабляется. Кровожадная улыбка пропадает, сменяется насмешливой и расслабленой. Квакити недоумевает. Рука Джея достает одну желто-оранжевую розу, красиво переливающуюся на уходящем солнце, и останавливается лишь перед лицом Кью. Он многновенно становится ошарашеным и радостным. Он быстро привстает и хватает розу, игнорируя боль от шипов. - Ты серьезно? Шлатт, я же шутил, когда говорил про то, что моя мать была желтой розой, но ты и вправду купил ее для меня? - восторженно произносит Кью. Шлатт закрывает глаза и достает весь букет. - А ты думал, что моих-то деньжат хватит лишь на одну? Ошибаешься, милый. Я довольно богатенький в наших местных краях. - О, Боже, я тебя обожаю, ты знал? - Кью ждет секунду, а как Джей раскидывает руки для объятия, бросается в них.Сжимает несильно, потом поднимает головку вверх. - Шлаттик, где ты нашел светящиеся розы? Шлатт искренне недоумевает на его высказывание. Продавец ничего не говорил о том, что розы светящиеся, но и сам баран сейчас этого тоже не способен разглядеть. Точнее будет сказать прямо: розы не светятся. Джей решает не прерывать ребячью радость после тяжелого дня и подыгрывает. - Купил у одного торгаша с пряностями, он еще таким алкаголем торговал, просто бомбическим, - президент откатывает глаха вверх, будто мечтая о уже выпитом коньяке. Квакити опять хмурится; Шлатт неисправим. Но Алекс неистово рад на такое проявление заботы, порой нечастое в его окружении. Взгляд становится более пошлым, когда Квакити обхватывает талию Джея и проводит язычком по верхней губе. ーВ моей семье принято оплачивать некоторые, скажем, дорогие покупки возлюбленных, - Он понижает голос, будто боится отказа. - Но, к сожалению, денег у меня нет, все дома оставил. Эй, тыковка, не хочешь поразвлекаться? Я отплачу тебе своим блядским телом. Шлатт вздыхает и, предательская улыбка выдает его. Конечно он хочет, он пришел сюда за этим. Квакити тянет руки к своему галстуку, нахально соблазняя Шлатта. - Ну и придурок же ты, Квакити. Я, может быть, и тупой баран, не смыслящий в политике, но хотя бы понимаю, что в каждую минуту сюда может этот болванчик заявиться. - Пусть обзавидуется..Ну-у же, Шлаттик, нам же так не в западлую идти в туалет, как думаешь? - его рука скользит все ниже, останавливаясь на пуговице пиджака Джея. Он злится и со словами "да пошло все к черту на хуй" срывает с себя пиджак, откидывая его. Шлатт не из тех людей, которые будут ждать долго, соглашается быстро. Стройное тело открывается перед Квакити, показывая, что Шлатт следит за собой, хотя бы не опускаясь до уровня непросто алкаша, который еще и не следит за собой. Квакити любит чувствовать эту грудь, когда она упирается в его спину, пока Джей вдалбливается в его тельце. Квакити безумно рад, трогает пальчиком вставшие соски президента, мягко посматривая на персону. Шлатт берет Кью за подбородок и тянет, приговаривая "заканчивай", грубо целует, позволяя язычку утки проникнуть внутрь, исследуя вновь уже давно исследованный ротик. Шлатт не напрягается, стягивает спину, сминая места, где начинаются маленькие желтые крылышки, почесывает их, принося неимоверное удовольствие в этих эрогенных зонах. Алекс тоже не остается в долго, оттягивая Барана за рога, и мягко целует под светом уходящего солнца. Квакити спускается ниже, заостряя внимание на промежности Шлатта. Он мягко касается бугорочка пальцем, массируя его, пока Джей рычит от приятных действий младшего. Квакити приподнимается. Какой же он чертовски сексуальный сейчас, прямо сейчас: Уставший после тяжелого рабочего бумажного дня, разгоряченный лучами уходящего солнца, что так и пронзает его кожу; его приоткрый рот, в который так и хочется, чешется запустить язык, а лучше всего фаланги длинных и слегка пухлых бараньев пальцев, чтобы он мило посасывал их ради растяжки. Шлатту надоедают его ласки в области давно возбужденного паха, где так мило происходит это странно, донельзя восхитительное рыле, мягкими пальчиками поглаживая и поглаживая. Он мнгновенно убирает их, оскалив глаза в возбужденном экстазе, и приближается ближе, ближе и только ближе, уперев Квакити уже о пыльный и засраный работой стол, которая быстро летит на пол, попадая также на одежду. Хватка барана сильна; он держит тело утки за талию, держит крепко, сжимая в целюстныз объятиях до синяков, но Алекс готов вскрикнуть от этих сильных мужских рук. "–Это не любовь... это дикий мир, Боже.. но какой прекрасный..." – окутывая разум возбуждения, проносится в голове Кью именна эти блядские мысли. Он снова вспоминает, что они лишь любовники, но какие. Алекс молит о продолжении, и его молитвы будут стонами для ушей Шлатта. Рубцы на мягких бедрах, уже стянутая давно жакетка и сюртук (на чем Шлатт настоял, чтобы Квакити работал именно в этой форме) уже летят обратно.. так мило и сладко выглядит его тельце: оно маленькой и хрупкое, худое, с маленькими крылашками, рубцами и шрамами, но чертовски красивое. Шлатт заворожен. Он снова стискивает зубы, кусая себя за язык и медлительность. Из стола он достает защиту, издевательски медленно глядя на Биг Кью. Утка кидает неопрометчевый и похотливый взгляд в сторону концетрапции, хмыкнув, хочет было взять тюбик у Джея, как тот отдергивает руку с рыком. Хотя он всего лишь баран. – Я сам, – Джей произносит это мимолетным властным голосом, будто приглушая, на что Квакити снова хмыкает. Он расставляет колени Утки широко, вводя в колечко мышц первый палец. Квакити прикусывает губу от внезапного холода, на что Шлатт возбужденно поддакивает, а затем, немного поводив рукой по бедру и внутри двигавшись этим самым пальцем, он вводит второй, не желая терпеть. Шлатт не нежен и не груб. Он делает это с обыкновением собаки, но с любовью, будто соблюдая некий нейтралитет, когда делает это с Квакити, но на самом деле мужчина просто сходит с ума, аль как не сойти, задавая порой себе чудные вопросы. Шлатт теребит его за волосы, делая "ножницы", пока его пальцы не касаются точек, из-за чего член мальчика мило дергается, а сам Квакити опускается с локтей на спину. Знает Шлатт, что он готов. Он подозрительно смотрит на анал, а потом кидает стыдливый взгляд на него. – Так ты знал, что уговоришь меня на это? – А что могло пойти не так? – Гм..! Джейшлатт вынимает пальцы и, прикусив губу, наконец, снимает и свои брюки, а затем и мокрое от предэкулята белье, отбрасывает его, подносит орган к аналу и вставляет головку, смотря на то, как Квакити от наслаждения царапает стол. Он чуть не кричит "Да!" несколько раз, а затем притягивает Джея ближе, положив свои ноги ему на плечи, обмотав руками шею. Джей двигается дальше. Медленно и мучительно двигается, все больше заставляя Квакити царапать стол, а затем и спину барана. Джей усмехается, зло смотрит на него, а в глазах светится похоть и желание. Он сильно горяч; Квакити до чертиков и конвульсий любит именно эту часть стороны медали Шлатта, в которой, пожалуй, не найдется светлых проблесков, он полностью порочен и груб. Особенно в постели. Шлатт входит на полную длину, достигая точку. Квакити рычит и легко стонет, пока Шлатт целует его ляшки. – Блядь, Шлатт... – Квакити не может терпеть. Он блядски устал. – Сука, двигайся быстрее... – Ты моя сучка, помни; я сам решу, как мне тебя трахать, – снова злобно произносит Шлатт, упираясь головой о колено младшего. Он чувствует, как Алекс сам насаживается на его плоть, всхлипывая. – Сам напросился, – Шлатт горячо вздыхает, переворачивает Квакити и начинает двигаться сильнее, больнее и больше. Квакити охает и с улыбкой садиста царапает стол. Джей сам знает, как Алекс этого долго ждал. Квакити упирается шапкой в подокойник. Солнце обжигает кожу, тела, всё. Алекс мельком поглядывает на лицо Шлатта, такое жестоко озабоченное. Президенту нравится видеть страдания и стоны Алекса. Он продолжает еще быстрее, схватив кулаки утки. Шлатт вдруг приставляет палец к губам Квакити, а тот начинает их обсасывать; Шлатт получает дикое удовольствие от сие процесса. "–Гребанный фьор!" – думает Квакити, когда Шлатт тянет его за шапку, чуть срывая ее для поцелуя. Джей закусывает губу, а Квакити агрессивно улыбается после его. Алекс кряхтит и чуть не крякает, иначе это назвать невозможно. Джей вскоре дикими движениями хватает плоть Квакити, а тот, не ожидавший такого исхода, дергается и рвано зовет его по имени, когда баран начинает стимулировать его орган. Оба кончают почти одновременно, рвано кряхтя и дыша; они получили дикое удовольствие. Джей поворачивает Квакити, выходя из него. – Бедра болят, – указывает на свои ноги Квакити. – Ты же сам просил. – И мне очень понравилось, – кокетливо говорит Квакити, притягивая Шлатта для поцелуя, но он получает не один, а несколько и в разные места. – Спасибо, что был груб. – Ебаный мазохист, – хмыкает Шлатт, одеваясь.