Держу пари

Тревожный колокольчик в голове Хью звенит сразу. Точнее даже будет сказать, бьет набатом. Спорить с Абрамсом было чревато если не физическим увечьем, то психологической травмой наверняка, которая останется в памяти надолго. Об этом знали все на площадке. Но, как ни странно, это не спасло их с Мадсом от того, чтобы оказаться втянутыми в это дурацкое пари. Именно поэтому они сейчас стоят друг напротив друга на расстоянии вытянутой руки, и Хью с завидным интересом изучает ковер под ногами. Поднимать глаза не хочется совсем. Во-первых, потому что нужно сначала настроиться, ведь Аарон с многозначительным смешком подчеркнул: "Ваше личное останется между вами, а я требую именно Ганнибала и Уилла". А во-вторых, видеть эти довольные, улыбающиеся лица коллег, полные непонятного предвкушения - Господи, Хью оставалось только гадать, куда он попал - просто как-то раздражает. Он только вдруг слышит, как негромко и коротко прочищает горло Мадс - Ганнибал? - и тогда поднимает на него взгляд, но почти сразу скашивает глаза куда-то в сторону его левого виска. В глазах всегда видишь слишком много и, в то же время, слишком мало, ведь так? Они не обсуждали, что это могла быть за ситуация и почему так вышло. Не много ли чести будет Абрамсу и остальным целый спектакль разыгрывать перед ними? Да и на самом деле вся суть была явно не в этом, как что-то подсказывало Хью. Но сейчас все это становится не важно. Уилл шумно вздыхает и затем все-таки смотрит Ганнибалу прямо в глаза. Последнее время он все чаще ловит себя на том, что просто не может не смотреть, его притягивает словно магнитом, потому что он не всегда понимает, что видит в этих карих глазах. "О чем вы думаете, доктор Лектер?" - так и вертится на языке, но вслух он ничего не говорит. Становится как-то разом душно и тесно здесь, в большом и достаточно свободном кабинете, горло сжимает спазм, и Уилл растерянно встряхивает головой, отступая к письменному столу, как беспокойное животное. - Все в порядке, Уилл, - голос ровный, интонация и тон четко выверены и взвешены, как обычно, только вот акцент кажется слышен чуть сильнее. Именно за эти мысли и цепляется Уилл, не отводя взгляда от шагнувшего вперед к нему Ганнибала. Он боится опять потерять время, потеряться во времени и очнуться заблудившимся в заснеженных окрестностях и в собственных невыносимых кошмарах. И, хотя это странно и непривычно, ему становится вдруг будто спокойнее, когда Ганнибал оказывается так близко. Но при этом предчувствие чего-то не совсем ясного, а потому немного настораживающего, не оставляет его до тех пор, пока его щеки не касается раскрытая ладонь, соскальзывающая на шею, и в следующее мгновение Уилл чувствует сухие губы Ганнибала на своих. Это, разумеется, совсем не похоже на то нелепое, отчаянное, что было с Аланой. Сейчас по-другому. Уилла ведут, ему дают надежную опору и не обвиняют в нестабильности. Он отдаляется совсем ненадолго, только чтобы быстро и шумно перевести дыхание, и позволяет Ганнибалу прижать его к столу, а затем снова поцеловать - в этот раз более настойчиво, но все же не менее чутко. Это невольно вынуждает открыться навстречу каждому движению. Он чувствует, как теплые ладони легко скользят по ткани его футболки и осторожно сцепляются на пояснице в замок. В какое-то мгновение Уилл думает было возмутиться, в самом деле, он ведь не пресловутая чайная чашечка. Он помнит, Ганнибал назвал его мангустом. Почему он вообще... Уилл слышит шорох откуда-то справа, где стоит мебель, но это сбивает лишь ход его путаных мыслей, никак не действий. Ганнибал вдруг улыбается, прямо вот так, в поцелуй. Не отдаляясь, позволяя прочувствовать губами, можно даже скользнуть кончиком языка, чтобы убедиться. И Хью словно разом накрывает - эта улыбка принадлежит совершенно точно не Ганнибалу. Именно этот изгиб губ - это только Мадс, именно так он улыбается Хью в перерывах между дублями, именно этой улыбкой он одаривает его, пока курит где-то немного поодаль от площадки и наблюдает за ним. И, как ни странно, когда Хью вспоминает, что на них сейчас смотрит добрая часть съемочной группы - он не отдергивается, вовсе нет. Наоборот, вызвав слегка удивленный рваный вздох у Мадса - который тоже настолько его собственный, что от этого сладко вспыхивает где-то в солнечном сплетении - Хью требовательно перехватывает его руки и переплетает их пальцы, уводя их обратно себе за спину, так, чтобы оказаться полностью окруженным Мадсом. Тот издает звук, полный понимания, нечто среднее между смешком и стоном, что вызывает улыбку теперь уже у Хью. Кажется, что ничего приятнее и придумать нельзя. - Это было подло с твоей стороны, - шепчет он невнятно, прерывая поцелуй, но все еще доверчиво соприкасаясь с Мадсом губами. - Я не специально, - отзывается тот так же тихо и подмигивает. - Ну, что, такой вариант всех устроит? - продолжает он уже громче, поворачиваясь в сторону кушетки и кресел, которые облюбовали другие актеры. Выражения их лиц весьма красноречивы, так что ни Хью, ни Мадс не обижаются на затянувшееся поначалу молчание в ответ. Их коллеги, конечно же, не могли не оценить такого. Только потом Мадс замечает Фуллера собственной персоной, замершего с нечитаемым видом в дверях павильона. Хью, переводя взгляд с режиссера обратно на так и не отошедшего ни на шаг Мадса, лишь насмешливо поправляет несуществующие очки на переносице. Еще один день на площадке прожит и, пожалуй, весьма удачно.