Отчёт

Имя, должность, личные данные умершего, включая возраст, пол, вес и рост, отношение к организации, предоставляющей отчётность. Существующие диагнозы, данные о плановом медицинском обслуживании, что, на его взгляд, абсолютно бесполезная информация, когда речь идёт об отчёте из Пандоры. Причина и тип смерти, место, события, предшествующие ей, указание точного времени, что является предпочтительным, результат вскрытия… Пробежавшись глазами по пунктам, предоставитель отчётности неопределённо щурится, поправляя ни разу не съехавшие до этого момента очки. Половину информации придётся уточнять, откапывая закрытое уже личное дело друга в архиве отдела кадров, а другую часть вымучивать из себя, доказывая свою безграничную преданность бумажному делу всей жизни. Вновь замечая собственное имя в правом верхнем углу бумаги, Рейм непроизвольно выдавливает совершенно не вяжущуюся с собственными чувствами усмешку. Скидывая все неприлично толстые в силу количества исполненных, пусть и неохотно, поручений кучи бумаги на не такие уж хрупкие плечи давно привыкшего уже друга, Зарксис наверняка не размышлял о том дне, когда отчитываться придётся не об очередных его личных насильственных подвигах. А даже если и задумывался, то привычки в любой удобный момент говорить о будущем, как, впрочем, и о прошлом, хоть и по разным причинам, но оба они не имели. Всё же работы теперь будет меньше. Времени минуло прилично, а руки начальства и остатков его сослуживцев полуживой Пандоры, теряющей всякую свою необходимость, лишь недавно дошли до оформления всех необходимых бумаг. Бывшие и чёрт знает надолго ли нынешние пандоровцы днями пропадали на работе, описывая свои труды и документируя гибель менее везучих или же просто более отчаянных товарищей, постоянно сетуя на хаос, воцарившийся в проклятой всеми возможными богами организации. Уработавшиеся люди наверняка спешили домой к семьям, которые, видя повсеместное горе, начинали по-настоящему ценить, жаждали долгожданного перерыва, мечтали о фееричной попойке с друзьями в баре. Рейм трудоголиком себя, разумеется, не считал, однако всегда относил себя к ответственному типу, что не тратит время на занятия бесполезные. Особенно когда все так в нём нуждаются. Приносимая польза и получаемые результаты — вот настоящая награда, стоящая внимания. Ведь всё же выпить его теперь уже не позовут. Минувшие происшествия породили большое количество свидетелей среди гражданских, что всколыхнуло общественность, напугав и без того встревоженный народ. Однако лишь участники тех событий, оставшиеся, пожалуй, не в самом добром здравии, но в ясном уме, владели информацией о том, что самое страшное отныне позади. Поэтому им же и приходилось всё это, наречённое бывшим начальством Пандоры, «безобразие» разгребать, пытаясь сладить с ситуацией, выдумывая самые разные и в достаточной степени адекватные причины произошедшего, никак не связанные с по-прежнему сказочной Бездной. Ценность свидетельских показаний, однако же, в первое время была неоспорима, и прошлый час Рейм помнит не так ясно, как тот день, проведённый с младшей леди Рейнсворт в чересчур холодном для узкого пространства кабинете в компании чёрствого сослуживца, скурпулёзно записывающего каждое их слово, касающееся произошедшего, безжалостно отметая любые лишние эпитеты. От собственного косвенного напоминания о том, как давно не приходилось наносить визит в поместье Рейнсворт, внутри разливается ожидаемое и вполне понятное ему чувство вины. Последний раз они с Шерон разговаривали лишь на похоронах, но и эта беседа к разряду обнадёживающих и непринуждённых уж точно не относилась. Надобности выражать соболезнования не возникало, ведь эта и прочие формальности сами по себе безмолвно отпали, однако установившаяся связь не отменяла вежливой дистанции, положенной всякому уважающему себя и окружающих господину по отношению к скорбящей леди. На преодоление любого горя нужно время, которого теперь, по всей видимости, у них имеется в достатке. Однако общие правила приличия так неприлично часто идут вразрез с в какой-то мере эгоистичными желаниями отдельного человека, и сам Рейм уже сомневался в правильности своего такого верного, казалось бы, решения некоторое время держаться на расстоянии. Так ли это необходимо, если нельзя с уверенностью отрицать то, что оно продиктовано страхом, ведь он сам, пожалуй, не до конца понимает, чего боится больше: не сдержать такое ненужное леди, стремящейся стать сильнее, сочувствие или же не суметь скрыть собственную слабость, которая была так старательно спрятана в самые необходимые для того моменты. Недели идут, дни холодеют, а люди отдаляются, и прогресс в задуманном так и не движется с мёртвой точки. Всё же Брейк бы это определённо не оценил. Больше принятый факт, нежели простое подозрение, что собственные тщательно скрываемые чувства имели кристальную прозрачность. По крайней мере, для Зарксиса. Однако, будь такая возможность, Рейм поспешил бы заверить его, что отказываться от цели он, конечно, не спешит. Пути к переменам — хороший повод для размышлений, ведь она всё так же достойна лишь счастья. Дабы удостовериться в его наступлении, нужно держаться и самому. Всё же Шерон сейчас в разы больнее. Расстраивает лишь то, что улучить свободный момент в такое время — то ещё испытание как наглости, так и смекалки, и гораздо легче намеренно или нет утонуть в работе, забыв обо всём и обо всех. Отрезвляющим напоминанием о том, что в этом здании кроме торопливо снующих повсюду бело-чёрных пятен ещё остались знакомые ему люди становился человек, который форму эту никогда особенно не жаловал. С Баскервиллями пересекаться часто не приходилось, но Гилберт, как и Лили, становился одним из двух исключений, что молчаливо и не очень мелькали в поле зрения. Размышляя о недавних врагах, Рейм раз за разом ловил себя на мысли, что забывает включать в их число господина Гилберта, будто что-то внутри всё так же не верило в подобный поворот событий. Бывший хозяин Ворона нередко заглядывал к нему вечерами, бывал в гостях у леди Шерон, участвовал в делах Пандоры и, казалось, совсем не выглядел столь же подавленным, каким являлся после первой подобной утраты своей юности. Не отчание, а уверенность, не смирение — принятие: сила воли этого человека, безграничная его верность — всё это, без всяких сомнений, вызывает самое искреннее уважение. Брейк наверняка цинично обозвал бы Гилберта наивным простаком, однако про себя бы обязательно согласился с его, Рейма, столь же простодушным замечанием. Ведь этот убеждённый взор, устремлённый лишь в безусловно светлое будущее — будущее, где вновь есть его Господин, невольно заставляет верить в то, что всё в этом мире поправимо одним лишь неотступным стремлением. Для Рейма понятие преданности тоже отнюдь не чужое, поэтому, думается, подобный взгляд на вещи также стоило бы перенять. Ведь всё же жизнь на этом не заканчивается? Ставя точку, резким отточенным движением руки отчёркивает пустое поле в конце страницы, не забывая о подписи, досадно получившейся нехарактерно кривой. Откладывает бумагу к четырём другим полупустым листам, смазывая растёкшиеся чернила на последнем, отставляет посиневшую на конце ручку на её законное место, разрушая многочасовую тишину коротким тихим стуком. Отчёт о смерти готов, рабочий день окончен, а первый снег идёт, пожалуй, даже слишком сильный. И всё же сегодня он опять не уснёт.