Нас не догонят

      — Что за хуйню ты напялил, пидор? — толпа парней с побитыми кулаками выстраивается напротив черноволосого парня в клетчатых штанах. Палёные адики мерзко скользят по плитке торгового центра: сломанная рука гарантирована, если вдруг придётся убегать от кого-то. Один не может смотреть на неформала, у другого просто чешутся кулаки: толпой на одного нечестно? Нет, такое понятие нынешним враждующим неизвестно. Особенно если у врага зипка с пауком на спине.       — Ты говорить умеешь, блять? — слышится где-то сзади раздраженный низкий голос.       — Пошёл в очко, — брюнет маленькими шагами отстраняется назад, в другую сторону. Считанные секунды и можно убежать, но след простыть точно не успеет, а эти скинхеды выйдут из себя и устроят тут поножевщину.       Ведь в каждой группе оффников есть «главный», которого природа яйцами наградила, и «второстепенные», которые ждут команды «голос-фас». О боже. Какие же это детские игры с недетскими последствиями. Как же это глупо: устраивать потасовки в торговом центре, где полно народу.       Высокий парень вырывается вперёд толпы оффников, нахмурив брови и показывая куда-то назад средний палец: похоже, кто-то не хотел отпускать сюда. Костюм с тремя полосками почти висит на худощавом теле, а пальцы, кажется, подрагивают, когда на глаза попадается редановец, которого так старательно подстерегали его «подчинённые». Блять, стоило бы просто наблюдать со стороны. Но не каждый день ты с толпой гомофобных дружков за спиной зажимаешь длинноволосого паренька, чтобы ударить по лицу.       Нужно вырваться вперёд, закатать рукава, и никто из присутствующих не догадается, что этого мальчика ты вчера после уроков на парту усаживал и мокро прижимался к его губам, кусаясь. Гладил рёбра под белой рубашкой, громко-громко дышал, накручивал на пальцы чёрные пряди и постанывал что-то очень тихое и приятное. Никто об этом не знает, кроме их двоих: пялятся друг на друга. Для всех — со злобой, для них — с растерянностью.       — Вы предлагаете мне его отпиздить? — парень впереди немного заикается, обращаясь к этому наглому стаду, что так сильно хотят чего-то несправедливого. Глазки бегают туда-сюда: что за ебанутая ситуация? — Я и он? — положительное «да-а-а» пугает.       — Ну чё ты медлишь, блять?! — дружки подталкивают, хлопая по плечам, а у самих ухмылка наглая по лицу растягивается. Парень вздыхает и разворачивается к редановцу: нужно взять себя в руки, чтобы не высмеяли, нужно... Ударить? А у брюнета ноги уже подкашиваются, всматривается в парня, дыхание которого так близко ощущал вчера: сейчас он ему набьёт ебало, серьезно? Всё ближе-ближе-ближе.       Адиковский подходит почти впритык, нависая над низким брюнетом. Тонкие пальцы тянутся к чужой длинной чёлке и запутываются в прядях, оттягивая их от глаз. Голубоглазый. Это ещё вчера в душу запало. И губы пухлые тоже. Контакт глаза в глаза кажется невообразимо долгим. Рука уже сжимает чужую шею до красных отпечатков, ногти тоже непроизвольно впиваются в нежную кожу.       — Бля-я-ть, — высокий обжигающе шепчет брюнету, незаметно приглаживая только что оставленные отпечатки. Бросает взгляд гопорям, сжимая зубы: смотрят одобрительно. Они ничего не заподозрят.       Глаз напротив снова почти не видно, но можно понять, что редановец напуган до смерти. Видно — за эту минуту он разочаровался во вчерашних чувствах, хочет стереть след чужих губ навсегда. Или нет..? Точно нет. Ведь оказывается, что скинчик не такой уж и ублюдок, потому что шепчет на ушко с ухмылкой «погнали», хватает за руку редановца и тянет в противоположную сторону от этой удушающей толпы.       Разбег по скользкому полу и половина ступенек эскалатора пролетают под ногами — парни еле-еле удерживают равновесие, сцепив тонкие пальцы и ухмыляясь, заглянув друг другу в глаза на секундочку. Брюнет постоянно оборачивается назад, поправляя свободной рукой спадающую зипку. Эти неуравновешенные бегут за ними, спотыкаясь и скользя на поворотах. Адреналин в крови зашкаливает у обоих: сломанной переносицы не избежать, если попадутся. Становится душно и жарко. Брюнет не знает: куда бегут? И парень в костюме адидасовском, кажется, тоже. Клетчатые штаны развиваются от порыва воздуха, шнурки форсов развязаны, а тело теряется в толпах людей. И ощущается только нереальное сердцебиение и чужая рука в своей.       Вот он, тот момент, чтобы оторваться — те придурки потеряли парней в людях, что можно заметить по растерянному взгляду, а рядом лифт открывается. Да-да, самый верхний этаж — это то, что нужно, и выход на крышу тц тоже очень-очень понадобится. Повезло. А когда заваливаются запыханные в заполненный лифт, то понимают, что оффники заметили их. Слишком поздно, ха-ха. Нужно, правда, пролезть вглубь, а то кто знает: может, по ступенькам быстрее на следующий этаж прибежать получится. Поднимаются, дышат углекислым газом, а руки не расцепляют, поглаживая костяшки друг друга большим пальцем.       И сколько ещё человек в этом тц могут беспалевно пролезть через камеру, которая на дверь запасного входа направлена? Сколько ещё человек могут знать, как быстро попасть на просторную крышу того же торгового центра? Брюнет знает только одного такого: сейчас он плетётся впереди, пробираясь по узким коридорам какой-то каморки.       И вот они на крыше, с недостатком воздуха в лёгких и грязными штанами. В нос сразу ударяет знакомый запах первых дней ночного марта, и становится так спокойно, так безопасно. Сердце всё никак не может успокоиться, а истерический смех парней, кажется, слышен и внизу. Они убежали и по ебалу не получили. Редановец чуть ли не сгибается, оголяя острые клыки, и валится на холодный бетон. Тонкие пальцы вытягивают взъерошенную чёлку, а глаза наблюдают за... Спасителем?       Он присаживается рядом, облизывая потрескавшиеся губы. Дыхание восстанавливается, глаза прикрываются, а парни опираются на какую-то пошарпанную стенку, пальцы снова переплетая. Внизу отдаленно слышны крики и гул, шум машин и, похоже, мигалок полиции. Кто-то свалить не успел.       А свет фонарей на крышу почти не попадает, но, благо, луна ярко-ярко светит — весенняя. Скинчик шепчет так нежно, где-то рядом, вызывая мурашки по всему телу. — Луна красивая, да? — и достаёт разъёбанный телефон второй рукой, чтобы проверить социальные сети. А редановец, похоже, прекрасно замечает его искреннюю улыбку, когда на аккуратный профиль смотрит.       И брюнет ещё как всё понимает, потому что забирает телефон с рук и усаживается на чужие бёдра, обвивая шею. Да уж — три полоски и клетка в этом случае очень гармонично смотрятся. Особенно когда чужие руки всё ближе-ближе прижимают и ты чувствуешь на шее горячее дыхание, которое намного громче, чем от нереальной пробежки десять минут назад.       — Очень красивая, — настала очередь брюнета шептать до мурашек на ушко и прикусывать мочку, а потом оставлять поцелуй на виске, на впалой скуле и на холодном носу. Улыбаться в губы, испытывая чужую силу воли, и потом долго-долго целовать, чтобы тот почувствовал металлическую штангу в языке, а соответствующие звуки разлетались по всей крыше. А ещё ощущать холодные руки под всеми ненавистной зипкой, горячий язык на шее, там, где бьётся пульс, и совсем не волноваться о том, что вчера чувства были ложными.