дешëвая мелодрама

Школьная пора — самая лучшая, но это доходит до мозга только в десятом классе, когда приходит осознание, что уже не ты будешь смотреть на предвыпускную тусовку одиннадцатиклассников, а будут смотреть на тебя, и пытаешься остановить время лишь бы подольше посидеть здесь, в школе, рядом с любимым человеком, за любимой партой, которую не хочется оставлять и немного повздорить с учителями и нарваться на пиздячики. Так и Косинус, который только сейчас, в разгаре первого урока — алгебры осознал, что вот он — конец, что, как говорится, приплыли. Хочется плакать, но нельзя, ведь в мыслях должна быть лишь тригонометрия со всеми еë вытекающими и Синус, сидящий рядом и записывающий что-то сосредоточенно в толстую тетрадь. — Тебе это прям правда интересно и ты всë понимаешь? — у Косинуса не укладывается это в голове, что такую хрень, как алгебра, кто-то понимает и ещë любит больше себя! — Кос, я же до тебя не доëбываюсь с твоей литрой, — язвительно отвечает Синус, не отрываясь от записей и будто не теряя нити, которая есть между математичкой и им, — вот и ты не доëбывайся до меня. — Профильник сраный, — такие шуточки — нередкое явление природы, на которое Син не обращает внимания и продолжает конспектировать урок. — Объяснишь потом. Синус на эту предъяву промолчал, только укоризненно посмотрел на друга расфокусированным взглядом и снова уткнулся в свои записи и утонул в пучине непонятных гуманитарию формулах. До звонка оставались долгие семь минут и приходилось себя чем-то занять. Обдумать Косинус уже всë обдумал, погрызть ручку тоже не забыл, даже нарисовал кривую рожицу на полях, а стрелки даже не двигались. Концентрация и желание учиться пропали, как и сон, который не желал уходить в начале урока, но съебался под конец. — Можно выйти? — он не выдержал и застыл с рукой, согнутой в локте под углом девяносто градусов и начал испепелять выжидающим взглядом пожилую математичку. Женщина кивнула и парень сорвался с места, пошатнув парту, от чего Син недовольно шикнул и обматерил своего друга. Косинус вылетел в темный коридор школы и наполнил лëгкие холодным воздухом вперемешку с запахом сырости, исходящих от стен. Пошатнувшись, он сделал шаг по направлению к лестнице, ведущей на этаж ниже, но остановился, ведь за спиной послышался хлопок двери кабинета математики, и обернулся. Что и ожидалось — вышел растрëпанный Синус. — Ты чего убежал-то, а? — он усмехнулся, а Син вмиг сократил расстояние между их телами и взглянул с каким-то бешенством на Коса, от чего мороз прошëлся по спине, оставляя после себя холод по всему телу и сухость во рту. — Хэй, Син? — Да заебался я уже. Она им задания дала, а я свалил, пока не видит. Пошли в туалет? — На тебя это не похоже. Ну, пошли. — «какой-то он странный» — подумалось Косинусу, но всë равно он зачем-то поплëлся ленивой походкой за одноклассником в уборную, где, к счастью, никого не оказалось. — Слушай, — Син захлопнул дверь в помещение и подошëл ближе, чем стóит, к Косинусу, опершемуся спиной на холодную кафельную стену. — Нам надо поговорить. — На счëт? — голос дрогнул. — На счëт всего. — ещë шаг и между парнями остались жалкие сантиметров пятнадцать, а вместе с тем выросло напряжение. — Я заебался молчать. — Так тебя никто не затыкает. — Зато перебивают. Ты классный друг, ты прям супер, блять, умел бы я слова подбирать. — Синус чуть наклонился к лицу Косинуса, что тот почувствовал обжигающее дыхание на губах. — Короче, мне очень хорошо с тобой, поэтому решил тебе это высказать. Будь мы менее дружными и будь между нами меньше секретов, я бы промолчал, но уже не могу. Я не справляюсь со всеми снами с твоим участием и не справляюсь с ощущением, колющем сердце при виде тебя. — Син, ты в порядке? — Ты не воспринимаешь меня серьëзно, вечно тебе всë шуточки, я-то знаю и, возможно, тебе мои слова покажутся приколом, короче... ты мне нравишься. — А это как?.. — голубоглазый рвано выдохнул через нос и наконец перестал беспардонно залипать на губы друга,а обратил внимание на его глаза, полные отчаяния. — Как это... так бывает что ли? — Кос, я не шучу... — то нахлынувшее возбуждение спало, заодно и вся смелость куда-то пропала, а на их место пришла застенчивость и прерывистое дыхание от долгой речи. Теперь-то Косинус реально напрягся и сердце начало ускорять свой темп. — Син, ты очень хороший друг, да, не спорю, но как парень, прости, я тебя не рассматривал, — он опустил голову, ведь стало стыдно, что взаимностью ответить не может, а может только оставить глубокую рану где-то в сердце и эти слова, которые будут ещë очень долго отдаваться эхом в пустой голове. — Глупо звучит, ведь я тоже речи толкать не умею. Правда, был когда-то один такой... м-м-м... год или несколько месяцев, когда я к тебе был неравнодушен. — онне поднимал взгляда. — А потом, знаешь, как-то перегорел, а там появился Владимир Константинович и всё как-то само. Прости. — Ладно, — Синус тоже опустил голову; стало как-то грустно, — всë нормально, это ты меня прости, — только он хотел развернуться и уйти дальше писать свои скучные формулы оставшиеся три минуты до конца урока, как Кос ухватил его за запястье, рывком притянул к себе и как-то неумело затянул в поцелуй. Всë как-то быстро, без излишней грубости или нежности и страсти. Даже отстранились они через полминуты. — Кос, не делай глупостей. Я не хочу, страдать. — Страдай, я буду рядом. На выдохе он накрыл своими сухими и искусанными губами мягкие чужие и даже не собирался прекращать этот цирк, только начал прикусывать нижнюю губу Сина и принимать в себя его рычания. Попытка оттолкнуть Косинуса не увенчалась успехом, ведь толкать в стену — не лучшая идея и пришлось смириться с ситуацией, принять его такой какая она есть и принять то, что Косинус лишь играется и никогда они не будут вместе. Правда до момента, пока тот не разлюбит одного из учителей, работающих в школе. Знаем, проходили. Остынет и нужно будет снова заполнить сердце таким знакомым чувством, от которого до жути больно и без которого сентиментальный Кос не сможет. Ему нужно для нормального функционирования любить, он чувствует себя живым, зная, что любит кого-то. Похуй, что невзаимно, главное — мучаться. Мазохист сраный. — Косинус, хватит! — Син буквально отлип от друга, но тот снова прижал его к себе для порции обнимашек. Без них он тоже не может нормально жить. — Не мучай меня, скажи, что не любишь, давай... — слëзы заполнили глаза и через секунду полились на горящие то ли от стыда, то ли от любви, щëки. — Я не обижусь. Мы продолжим дружить так же, как и раньше, только между нами будет на один общий секрет больше. — Не хочу. Я не могу тебе такое сказать, но и ответить взаимностью будет предательством для моих чувств к другому человеку. — он тоже вот-вот заплачет, но держится из последних сил, как настоящий мужик! Только возраст совсем не взрослый и иногда стоит показывать свои слабости. Синус же показал. — Прости, Син. Надеюсь всë останется как было? — Да. — он хотел поцеловать друга, ведь обнимашки — это так себе поддержка, хотя Косинус бы так не сказал, но его остановил отрезвляющий звонок, а там и шум, доносящийся из коридора.