Когда взойдет созвездие

— Скажите, парни, вы что-нибудь слышали о Фиогене? Агриппа поставил резной серебряный кубок в траву, перевернулся на спину, и, заложив руки за голову, посмотрел задумчиво на Мецената. От неосторожного движения локтем несколько капель фалернского выплеснулось наружу, окропив изображение слившихся в любовном экстазе Ареса и Афродиты. По крайней мере, так назвал их торговец-грек. Сами же юноши привычно именовали богов Венерой и Марсом. Всхрапывали и лениво пофыркивали пасущиеся неподалеку кони. Над головами умиротворенно сияли обильно высыпавшие крупные звезды, отражавшиеся в ближайшей реке и в заметно опустевших сосудах с вином, расставленных на снятой с одной из лошадей попоне. Задумчиво шелестели кроны дубов, будто перешептываясь о чем-то. — Ты говоришь о том астрологе, что живет на окраине Аполлонии? — уточнил наконец Агриппа. — Именно, — обрадовался сообразительности товарища Меценат. — Его башню мы проезжали сегодня днем. Не хотели бы его навестить? — Зачем? — Октавий с деланным безразличием пожал плечами, однако по знакомому блеску в глазах хитрого этруска обоим его друзьям уже было ясно, что он так просто не отступит. — Вам разве не интересно? — возмутился Меценат и, вскочив с травы, прошелся несколько раз вдоль импровизированного стола. — Про него говорят, что он довольно точно предсказывает. — Можешь привести пример? — полюбопытствовал Октавиан. На мгновение Меценат задумался. Наконец, он ответил: — Руфу он месяц назад предсказал, что его любовница родит ему двойню. Агриппа, не удержавшись, хмыкнул: — Я, конечно, не астролог, но такое тоже вполне бы мог предсказать, глядя на живот Иолы. Он бы лучше ответил, кто отец детей. Октавий в голос расхохотался и, сощурившись, посмотрел вдаль. Туда, где на фоне ясного ночного неба отчетливо вырисовывались очертания башни. — Кажется, до нее три мили? — заметил Марк, проследив за его взглядом. — Совершенно верно, — согласился Меценат. — Поэтому почему бы нам всем не закончить вечер чуть более интересно, чем банально напившись? Октавиан перевел взгляд с одного из товарищей на другого. Агриппа сорвал травинку и, закусив ее, пожал плечами: — Нисколько не возражаю. Но для чего нам астролог? Что ты хочешь узнать? Глаза Мецената вновь блеснули лукавством: — Например, ваше будущее. Вдруг вас ждет великая судьба? — Скорее ты беспокоишься, правильно ли сделал ставку, — парировал Марк. Гай добродушно усмехнулся и, подобрав с земли пояс, застегнул его: — Что ж, тогда давайте в самом деле отправимся. Однако Агриппа сделал еще одну последнюю попытку отвертеться от предложенного мероприятия: — Я еще могу поверить, что великая судьба ждет нашего дорогого Фурина. В конце концов, он из рода Юлиев. — По матери, — вставил Октавий. — Неважно, — отмахнулся Агриппа. — В любом случае, ваша прародительница Венера позаботится о тебе. Но я-то какое имею ко всему этому отношение? — Вот и давай это наконец выясним! — Меценат схватил друга за руку и, потянув его, помог подняться. — Собирайся, а то ведь я в самом деле могу поверить, будто тебе все равно. Марк вздохнул, сдаваясь, и тихим свистом подозвал коня. Тот подбежал, и юноша набросил ему на спину попону, не забыв погладить по шелковистой шее. — Ты тоже считаешь, что мне есть, чего ждать от будущего? — спросил Агриппа четвероногого товарища. Тот согласно всхрапнул, ткнувшись ему в плечо носом, и Марк, поцеловав коня, вскочил ему на спину и громко, задорно свистнул. — Вот это другое дело, — одобрил Меценат, неловко взбираясь на собственную кобылу. Марк огляделся задумчиво по сторонам и, чуть слышно вздохнув, заметил: — Поверить не могу — мы ходим по тем самым тропам, где некогда ступала нога великого Александра. — Вот! — хитрый этруск торжествующе поднял указательный палец вверх. — Из нас троих только тебе пришло это в голову. Твои таланты отмечают и солдаты, и командиры. Тебя хвалит Афинодор. Потому я и хочу узнать, не качал ли Марс твою колыбель. В наше неспокойное время подобная информация не будет лишней. — Тогда вперед, — объявил Октавиан и первый пустил своего коня рысью. Агриппа и Меценат переглянулись и устремились следом за предводителем. Спящая Аполлония быстро приближалась. Шелестели травы, лаская ноги всадников. Со стороны расположенного неподалеку римского лагеря доносились голоса часовых и звон оружия. Один из солдат, очевидно стоявших в дозоре, окликнул юношей. Октавиан ответил, и стражи, узнав голос племянника Цезаря, пропустили их. Вскоре высокая башня астролога, вынырнув из-за деревьев, закрыла небо. Друзья спешились и, отпустив коней пастись, толкнули тяжелую дубовую дверь. Фиоген не спал. А, может, в самом деле обладая неким даром богов, ждал их. В любом случае, не успели римляне преодолеть и десятка ступенек, как на площадке выше показался крепкий старик, одетый в римскую тогу. На пальцах его блеснули золотые перстни, и Агриппа, отметив про себя это обстоятельство, тихонько хмыкнул. — Avēte, молодые люди, — приветствовал их на римский манер Фиоген и, приложив руку к груди, слегка склонил голову. — Хайре, — ответил за всех на греческом Октавиан, и по лицу астролога разбежались морщинки, обозначавшие улыбку. Уже совсем другим тоном, в котором Агриппа различил дружелюбие и даже ласку, он сделал приглашающий жест: — Заходите. Догадываюсь, что вас привели ко мне вопросы. — Именно так, — подтвердил Меценат и, выразительно поглядев на Марка и Гая, предоставил им войти первыми. Отполированные сотнями посетителей ступени высокой лестницы остались наконец позади, и друзья шагнули в темноту кабинета, озаренного лишь двумя слабо мерцающими светильниками да заглядывающей в окно Селеной. На столике у дальней стены лежали сваленные в беспорядке свитки, рядом стоял краснофигурный килик с изображением гуляющей среди кустов и деревьев лани. Крышка сундука, расположившегося неподалеку, была откинута, и складывалось впечатление, что как раз перед приходом гостей хозяин покоев что-то искал или, может, читал. Фиоген подошел к столу и, одним движением смахнув в сундук свитки, полюбопытствовал: — Вы хотите узнать нечто конкретное? — И да, и нет, — признался Октавиан. Астролог с любопытством оглянулся на юношей и кивком головы предложил продолжать. Меценат заметил: — Нас, безусловно, интересует будущее, однако сложно задавать вопросы, не обладая всей полнотой информации. — Резонно, — кивнул Фиоген. — В таком случае, я попрошу вас всех по очереди сообщить мне дату рождения. Друзья замялись, и Октавий незаметно толкнул Агриппу в спину. Тот назвал, и астролог, достав с одной из полок глиняную табличку, быстро расчертил ее мелом и погрузился в расчеты. В клепсидре капала вода, отмечая утекавшие сквозь пальцы мгновения. То Марку казалось, что он слышит стук копыт, крики воинов и звон оружия, то в уши резко ударяла оглушающая, какая-то непроницаемая, будто расплавленный воск, тишина. В клетке над столом дремали голуби, время от времени вздрагивая и беспокойно оглядываясь. Однако не успел диск Селены хоть сколько-нибудь заметно изменить положение, Фиоген разогнулся и, безотчетным движением потерев спину, взял с полки холщовый мешочек. Достав горсть крупы, он раскидал ее по табличке и, открыв клетку с голубем, спросил у птицы: — Ну что, поможешь мне? Тот подумал немного, потом слетел на стол и принялся клевать. Когда же с этим было покончено, а на табличке осталось всего несколько зерен, астролог поблагодарил своего пернатого помощника и, вернув его в клетку, плеснул на таблицу вина из кубка. — Подойди сюда, — поманил он жестом Агриппу и, заметив, что тот от скуки почти уснул, добродушно усмехнулся. — Подойди, не бойся. Тот было хотел возразить, что не испытывает ни малейшего страха, однако, прислушавшись к собственному сердцу, благоразумно промолчал. «В конце концов, — подумал он, — разве найдется такой безумец, который не испытывает трепет перед волей богов?» Он решительно подошел к столу, и Фиоген, приобняв юношу, спросил: — Что ты видишь? Гляди внимательней, не торопись. Старик провел рукой по таблице, и Марк сощурился, всматриваясь в размытые контуры, с каждым мгновением все более обретавшие четкость. Вот он сам стоит то впереди македонских легионов, то на борту корабля, вглядываясь в очертания убегающего противника, на борту которого отчетливо просматриваются знаки принадлежности флоту Египта. Строящиеся суда, холмы Греции, пески Сирии, голубой вексиллум за спиной, и повсюду рядом высокая, вдвое крупнее обычной человеческой, фигура воина в древнем, давно неиспользуемом римлянами, доспехе. — Что это? — сглотнув слюну, поинтересовался Агриппа и прямо посмотрел на астролога. — Впечатляет, правда? — хмыкнул тот и кивнул. — Давненько я не видел столь великой судьбы. И я рад, что ты пришел сегодня навестить меня, мальчик. Твои победы и славные деяния на благо Рима не будут забыты потомками. За окном прокричал петух. Агриппа поднял взгляд и, потерев подбородок, покачал головой. В услышанное было трудно поверить. Но очень хотелось. — Ну, а ты? — обернулся он к Октавиану, уверенный, что тот не замедлит последовать его примеру. Однако потомок Юлиев лишь покачал головой и сделал шаг назад. — Отчего же? — удивился Фиоген. — Давай, Гай, не стесняйся! — присоединился к уговорам Меценат. — Давайте я лучше как-нибудь потом, в другой раз, — ответил Октавий. Агриппа посмотрел товарищу в глаза и увидел в них страх, что собственная судьба его будет ниже доли Марка. — Ты же понимаешь, что это невозможно? — сказал он Гаю. Наконец, поддавшись на уговоры, племянник Цезаря назвал свою дату рождения. Астролог склонился над новой табличкой, однако спустя всего несколько минут с воплем подскочил и рухнул перед Октавием на колени. Тот от удивления попятился назад, а Фиоген с благоговением в голосе заговорил: — Я и предположить не мог, что боги пришлют в мое скромное жилище тебя, величайший из римлян! Меценат и Агриппа переглянулись, и Марк подумал, что если это все не искусный спектакль, то богиня Венера в самом деле приложила руку к судьбе их спутника. Тем временем Фиоген поднялся и, поглядев на третьего из друзей, спросил: — А тебя когда мать произвела на свет? Я почти убежден, что тебе тоже есть, чего ждать от будущего. Он улыбнулся, глядя в смеющиеся глаза Мецената, и, услышав ответ, погрузился в расчеты. Спустя немного времени старик объявил: — Что ж, я так и думал. Трое друзей пришли ко мне сегодня. Трое, кто будет совсем скоро вершить судьбу мира. Воин, лидер и политик. Ты тоже будешь знаменит, Меценат. — Приятно слышать, — не стал скрывать этруск. Октавиан достал из-за пазухи кошель и вручил его астрологу. Тот развязал и, заглянув внутрь, ответил: — Благодарю от души. Хотя увидеть вас — само по себе для меня большая честь. Он покивал задумчиво собственным мыслям, а после, приобняв всех трех юношей, подвел их к окну и указал взглядом туда, где, как все знали, находился невидимый отсюда Олимп, заговорил: — Не так давно, меньше двадцати лет назад, во время одного из пиров Афродита, Арес и Афина поспорили, кто из смертных, кому они покровительствовали когда-то, стал более велик. Никто не хотел признавать свое поражение, и тогда Зевс предложил им разрешить спор. «- Пусть каждый выберет себе какого-нибудь юношу, — сказал им отец богов, — и ведет его по жизни, помогая и направляя. А после их смерти я сам решу, кто более преуспел». Боги согласились, и вот Афина выбрала тебя, Меценат, Арес — Агриппу, а Афродита — своего далекого потомка Октавиана. И я от души надеюсь, что доживу до того дня, когда ваше созвездие взойдет на небосвод этого мира. Замечательное будет время, я в этом убежден. Пока вы будете вместе, вам будет подвластно все. Марк затаил дыхание, внимая словам астролога, и вслушивался в непроницаемую, такую нежную и хрупкую тишину. Казалось, толкни ее — и она покатится, словно хрустальный шарик, разобьется мириадом крохотных осколков, и эти крупинки разлетятся по миру, верша его судьбы. — Что ж, пора прощаться, — объявил Октавий. — Спасибо тебе, мудрейший, за то, что приоткрыл перед нами завесу грядущего. — Это я вас благодарю, — ответил старик. Римляне попрощались с Фиогеном и, сбежав по каменной лестнице, вышли во двор. Кони все так же паслись, лениво помахивая хвостами, а в ушах людей звучали сказанные им вслед слова: — Главное не забудьте — когда орлы Зевса принесут в своих когтях вести из Рима, не медлите и не сомневайтесь. И Октавий, подняв голову, еще раз крикнул промелькнувшему в окне старику: — Благодарю тебя! И, поглядев на своих товарищей, обнял их.