«Нож на помощь пистолету, Славный выдался денек, Пушка сломит их упрямство, Путь расчистит нам клинок…»
Слуха касается знакомая песня из детства, пропетая охрипшим голосом с легкой запинкой на согласных. Гром даже отвлекся от наблюдения за сыном и отнял от рта столь долгожданный ужин с обедом в одном флаконе, окунаясь воспоминаниями в далёкие годы детства. Взглядом он искал того, кто напевал столь знакомые и уже позабытые в годах строки. «Славь Корсар, попутный ветер, славь добычу и вино!» - Гром с улыбкой тихо напевает себе под нос, даже не представляя, что подписывает себе смертный приговор. «Эй матрос проси пощады, капитан убит давно…» Источником столь необычного голоса оказался мужчина бомжеватого вида. Только как он так резко оказался за спиной? Костя же с минуту назад осматривался кругом, и никого поблизости не было. Первое, что бьет в голову, когда мужчина резко поворачивается к незнакомцу, это запах йода и соли, пробирающий до странной дрожи. Гром осматривает странного бомжа, с которого ручьём стекала морская вода, одетого в кожаные туфли с водорослями и когда-то хорошее кашемировое пальто, покрытое налетом белой соли и тины. Бледный оттенок кожи, которая явно не видела солнца годами, и дрожащие синие губы. Очень необычные, от этих губ тяжело отнять взгляд. - Ты в порядке? Мужчина вдруг приподнимает голову и Гром костенеет от взгляда синих, как море, глаз, пропитанных голодом до чего-то такого, чего обычный человек в жизни не поймёт. Не бывает у людей таких глаз! Язык мелькает между заросших бородой губ, и слышится гулкое урчание живота, будто завывающие киты, пели чужие кишки. Костя смотрит на шаурму в своих руках и не думая протягивает незнакомцу свою еду в жесте доброты. - Хочешь? Она, правда, уже откусанная. В синеве зрачка мелькает легкое удивление с волнующимся морем, и мужчина медленно протягивает свою руку к свёртку лаваша. Холодное прикосновение мертвенно бледных пальцев заставляет отдернуть кисть. Костя вздрагивает больше от холода, веющего от незнакомца, чем от морского ветра, принёсшего прибой. Мужчина подносит шаурму к губам, принюхиваясь, с интересом втягивает запах мяса с соусом, словно никогда не пробовал это достояние питерской кухни. А потом он жадно вцепляется зубами в завертон, так что куски мяса с помидоркой выпадают у него из рта, в котором мелькали гнилые или (Косте кажется показалось) острые акульи клыки. - Тебя как зовут, бедолага? – Осматривая странного человека с головы до пят, Костик улыбается, опираясь на перила набережной, – Помощь может какая нужна? Слизывая с пальцев вкусный майонез с мясным соком, Юра даже забывает, зачем он сюда пришел. Он ведь просто напевал от скуки песню, сидя на волнорезах и ловя капельки морской воды языком. Пока не услышал, что кто-то уловил его песню и начал отвечать. - Юрий. - Юра, значит. Ты в море упал? БОМЖ? «Что такое "БОМЖ"?» - читается в волшебных глазах русалки, и Костя улыбается. Юра с того момента, как утонул, никогда не приближался к людям так близко, и уж тем более не разговаривал с ними. Они ведь его просто не слышат. Голос слишком хриплый, не мелодичный и даже скользкий, как дохлая рыба в лапах ускользает мимо слуха моряка. Таким голосом в море никого не заманишь. Впервые за двести лет его кто-то услышал, и это неведомое ранее чувство охоты будоражило. Суша во многом изменилась с его воспоминаний: земля стала каменной, а люди какие-то без манер и чистые. Не пахнут грязью и болезнью, нет, они пахнут отчаянием и усталостью с лёгкой ноткой счастья, утомленного в семейном покое души. Эти люди мало чего боятся и не торопятся жить. - Славь захваченное судно! Тем, кто смел, далось оно, мы берем лишь груз и женщин, остальное все на дно, – тихо напевает русалка, делая шаг навстречу мужчине, у его первой жертвы спирает дыхание и учащается сердцебиение, это возбуждает, – Ветер воет, море злится… Расширенный зрачок в гипнозе немного вздрагивает, заставляя Костю влюбленно робеть перед незнакомцем. Чужой голос льется в уши медом, отдаваясь теплом по всему уставшему от работы телу. Не было никого волшебнее и дороже, чем этот незнакомый мужчина перед ним. Предательски подкосившиеся ноги стали ватными, плавящаяся в любви кожа горела, как в жаркий летний зной. - Мы, корсары, не сдаем! – Тихо напевает Гром в ответ, и странный БОМЖ вдруг удивленно вздрагивает с широко открытыми глазами. Медленно их шепот перетекает в одну песню, – Мы спина к спине у мачты, против тысячи вдвоем. «Мой», - высекает мысль рыболовным крючком в голове у русалки определяя цель, и Гром готов поклясться: у этого Юры вместо зубов острые акульи зубы, потому что у людей не бывает такого оскала. Он хотел спросить, откуда Юра знает эту старую песню, но Игорь его окликнул громким «Пап, помоги!», вырывая из русалочьей магии песни. Синева дремы исчезает, когда Костя оборачивается на Игоря и машет сыну рукой. - Вот, чем могу, – вытащив из бумажника купюру с Петербургом, Костя протянул ее Юре, – Больше нет, честно. Ничего не понимающий утопленник молча, но с испугом от того, что его первые в жизни чары рассеялись, взял купюру своими холодными как у трупа пальцами. Что это? Картинка? Почему этот человек дал ему картинку? Сначала дал еду, а теперь картинку? Она съедобная? - Слушай, нам в полицейский участок уборщик требуется, работа грязная, но платят исправно, и мужики тебе чем смогут - помогут, ты подумай, если что, вот адрес... Позабыв человеческую речь, морской житель всё смотрел на купюру, а потом на визитку, не зная, что с ней делать. И только когда Костя подошёл к довольному новой находкой сыну, ему вдруг захотелось обернуться и посмотреть на этого Юру, чтоб ещё раз убедиться в … чем? «Странный», - мелькает мысль, исчезая в детской игре… На набережной никого не было, только мокрые следы, ведущие к пирсу, и плеск морской пены. Шкрябая рваными туфлями по мокрой каше из опавшей листвы и городской грязи, Юра молча тыкал в лица прохожих визитку того «особенного» мужчины с набережной. Город разросся до таких огромных габаритов, что потеряться здесь мог и живой, что уж ему, двухсотлетнему трупу не заблудиться среди писанных домов и цветных светофоров. Вот и пришлось искать помощи у живых, ведь на запах Грома здесь не отыскать. Дождь полоскал чёрные зонты жителей этих каменных лабиринтов, он мочил металлические крыши и освещённые фонарями дороги, на которые Юра по незнанию пару раз вышел прямо под колёса автобуса. ДТП с пострадавшим так никто и не оформил, потому что тот, кого переехали, словно по волшебству испарился, и на месте, где должны были быть растекшейся в луже мозги, осталось лишь пару осколков разбитых ракушек. Дождевая вода стекала по тёмным волосам перепуганной и уже несколько раз убитой за день русалки. В волосах этих запуталась тина и пару маленьких крабиков, что щёлкали клешнями у самого уха, наподобие пиратской серёжки. Покрытое кристалликами соли пальто воняло ещё пуще прежнего под дождевой водой. Многие, затыкая носы от зловонного запаха солёной мертвечины, просто шугались, обходя бомжеватого вида мужчину по кругу. Оно и понятно, какая нормальная русалка выйдет из моря на поиски своего человека вместо того, чтоб спеть и найти себе нового моряка? Только как можно судить о том, нормально ли это поведение для морского жителя, если всех, кого Юра знал из своего рода, перебили вот уже как сто пятьдесят лет тому назад. На беду Кости Грома, пару добрых человек всё же подсказали странному мужчине дорогу к главному участку полиции Санкт-Петербурга. Превознемагая боль в суставах от непривычной нагрузки, Юра медленно хромал в нужном ему направлении. Федя игриво перебирал пальцами струны старой акустической гитары и, уловив на слух фальшь в ноте, подтянул пару сбитых колотовок на грифе. Вновь повторил процедуру, удовлетворяя свой музыкальный эстетизм. Звук дождя с примесью мужских голосов и стекающая ручьём вода с крыш заставили его пьяно улыбнуться. А может, дело было в выпитом хлебном игристом, что плескалось в желудках у стражей порядка? Дождь уже третьи сутки полоскал город по чьей-то волшебной прихоти, а настроение как летом: счастье, детство, мысленно возвращает к бабушке в деревню. Истинный питерский человек всегда ждёт солнца и радуется осадкам. - Так, и раз, два, - перебрав боем струны, Прокопенко задал нужный аккорд и безжалостно ударил по струнам, – Штиль, ветер молчит, упал белой чайкой на дно… «Штиль, наш корабль забыт, один в мире, скованном сном», - подхватили пару мужчин в форме, в том числе и Гром, музыку который и заказывал. Обеденный перерыв они всем коллективом решили провести с пользой под крышей беседки. Пока Хмурова на больничном, гонять её прохиндеев больше некому. Вот они и расслабились немного, можно даже смело сказать, что распустились. На столе беседки стояли уже забитая окурками пепельница и пару стаканов из-под холодного разливного пива. На закусь один из новоприбывших стажеров разделал копченую селёдку с молоками, заботливо вытащив все мелкие кости и чёрные кишки. Приправленные солью сухари забавно хрустели на зубах, смоченных пивом. Слегка пьяный Гром завывал Арию во всю глотку, как в последний раз, обнажая уставшую от работы и быта душу. Опустив одну руку на плечо напарника, другую Костя поднёс к губам, держа сигарету между замерзших в осеннем холоде пальцев. Затяжка папиросы пролилась в тело сладким расслаблением, сжимая сосуды под кожей и вызывая приступ колючих мурашек по всему телу. Никотин застелил уши глухим свистом, выбивая из реальности и заглушая голоса друзей с звуками гитары. Один только голос, знакомый, хриплый и запинающийся, тянет к себе душу воспоминанием той необычной встречи на набережной. «Смерть, одного лишь нужна, и мы…» - Костя вновь костенеет с широко открытыми глазами, он поворачивается на девяносто градусов, чтоб точно убедиться в том, что уши его не обманывают. «Мы вернёмся домой!» - сами шепчут губы в такт. Под дождём стояла фигура, всё такая же мокрая, в том же вонючем пальто и повисшем галстуке. Как тот призрак в зеркале, Юра стоит непоколебимо в свете фонаря, отражая неизвестный и столь желанный мир. Он смотрит впритык, не моргает. Костя резко подорвался с лавочки как ошпаренный, позабыв о коллегах и тех редких часах отдыха в мужской компании. Он словно встретил старого друга с родного двора, которого не видел с глубокого детства. Забывая про сигарету в руках, что почти сразу потухла под дождем, мужчина шёл на знакомый голос. Вода мочила его короткие волосы и стекала по щетинистым щекам, с каждым шагом всё ближе. Ближе к смерти. - Привет. Немного мотнув голову в сторону, Юра плотно сжимает губы, чтоб не оголить заранее острые клыки и не навести паники среди людей. Вокруг слишком много народу, а он слишком далеко от моря, не убежать, не спрятаться, нужно соблюдать осторожность. Но пахнет так вкусно и сытно, пахнет людьми, свежим мясом, которого он не видел лет десять и рот сам наполнился слюной, стекая по губам и бороде. Особенно вкусно пах этот необычный мужчина с его загипнотизированным песней взглядом. Как же это приятно, когда на твой голос отзываются. - Ты голодный? – Костя вновь слышит урчание живота и с улыбкой зовет знакомого с собой под крышу беседки, – Пойдем, мы тебя накормим. «Странный», - думает Юра на своем рыбьем, когда человек, приобняв его за талию, подталкивает в сторону толпы. К нему не прикасались слишком давно, и нарушение личного пространства отозвалось дискомфортом. Страх тут же заползает в небьющееся сердце, и Юра издает странный для слуха людей звук, похожий на свистящий рык. Он пытается сопротивляться, но сил на это не хватает. Не столь сильна его песня перед этим человеком, раз это он тащит его к своим, а не русалка на дно. - Какой ты худой, кошмар! Пойдём-пойдём, я отправлю Диму за шашлыком. Тут за углом Арменчик такой шашлык жарит, пальчики оближешь, не переживай, угощаю! - «Да какого дьявола!» Не имея сил сопротивляться, Юра медленно шагал туда, куда его пихали. Он сюда пришел съесть человека, а не погибнуть в его компании, – Мужики, знакомьтесь, это Юра! Мужики коллективно свели брови домиком, доброту Грома они явно не оценили даже под градусом алкоголя. Стихла гитара, и немое молчание нарушал лишь звук капель, бьющих по шиферной крыше беседки. Юра уже прощался с жизнью и просил у моря прощения за то, что оставил его в одиночестве. Ни люди, ни русалка не были рады встрече. - Кость, ты всех бомжей в округе решил собрать? Добрая душа… - Это особенный бомж, - Костя насильно усадил Юру за стол, поставил перед ним свою кружку с пивом и опустил руки на мокрые плечи в пальто, – Димон, сбегай пока к Арменчику за мясом, а Юрка нам споёт. - Ну, давай послушаем, - Федя ревностно кусает губы, выбирает одну из самых простых мелодий и начинает перебирать струны, – Эту знаешь, бомж? Юра знает все песни мира, все, что слышало море, он может спеть этим людям своим осипшим голосом утопленника. Поэтому просто с испугом мотает головой в знак согласия и не отводит взгляда от тщательно разделанной селедки, высушенной в дыму и ровно порезанной ножом на ломтики. «Нет», - Русалка пытается приподняться от ужаса, чтобы просто сбежать, но сильные руки желанной добычи прибивают его обратно к лавке. Охотиться на суше плохая идея, пусть даже в дождь, пока солнца не видно. Черт с ней, этой человечиной, жрал двести лет рыб и дельфинов, да дальше бы жил. - В этот вечер снова ждёт тебя другой, это он украл любовь у нас с тобой, - хрипло шепчет русалка, и полицейские внимательно прислушиваются к шуршащему голосу, похожему на бурное течение. Костя, подняв палец вверх, призывает всех к молчанию, мол "щас распоется", - Не ходи к нему на встречу, не ходи, у него гранитный камушек в груди! Убежать и спрятаться, домой на дно! Вот и все мысли, какие тут песни. Страшно было неимоверно, не тот у него голос, этих точно не очарует и не затуманит разум. Только этому больному человеку понравилось, может инвалид какой на слух или ума лишенный, вот его и тянет к последнему в море мертвяку. Дрожащими губами на свои страх и риск Юра отнимает взгляд от разделанной селедки и обводит синими глазами всех присутствующих. Те, затаив дыхание, внимательно слушали, как он поёт. Почему? Они слушают, никто и никогда не слышал его голоса, не очаровывался им. Они увидели зубы? Почему они слушают? - Ну, давай, продолжай! – Костик сжимает худые плечи под пальто и с улыбкой сам напевает, - Пусть он ходит за тобою по пятам, ты не верь его обманчивым словам. Он слова тебе красиво говорит, только каменное сердце не болит… Теперь внимание коллектива привлекало вовсе не пение, а то, как их Костя с неведомой ему заботой и осторожностью выпутывал из грязных волос бомжа тину и крабов, леску с рыболовными крючками. Странный мужчина аж побледнел, приближая оттенок кожи к оттенку синевы утопленника. Вздрагивая от каждого прикосновения к отросшим волосам с колтунами, Юра терял самообладание. Тут, наверное, любой бы вздрогнул: если б на тебе косички начали плести, тем более мало знакомый мужик. - Вот, мясо, – Дима поставил на стол пластиковую тарелку с вкусно пахнущим шашлыком, только снятым с шампура, – Чего это с ним? Закатившиеся в экстазе глаза мелькали одними только белками, третье веко само наползло наполовину, смачивая глазное яблоко и придавая ему еще больше мертвенной бледности. Юра даже не заметил за собой, как начал стрекотать языком по небу, приоткрывая рот, полный лезвий. К нему очень долго никто не прикасался, настолько давно, что он забыл, как это приятно, когда за тобой ухаживают. - Кость, отойди от него! – Федя убирает гитару в сторону и медленно тянется к пистолету, – Ты кто блять? Ничего и никого не слыша, Юра льнет спиной к теплому животу человека и снова стрекочет, закатывая глаза ещё сильнее. Ему уже кристаллически плевать на окружающую опасность. Пусть убивают и разделывают, сушат, коптят, жрут, что угодно, только б этот не останавливался, ещё немножко, капельку позабытых в одиноком бессмертии тепла и ласки. Костя завороженно наблюдает за закатанными белками глаз, позволяя себе опустить ладонь по коже мокрого лица. Чувствуя пальцами мертвенный холод, не свойственный человеку, нежно касаясь подушечками пальцев острых акульих зубов нижней челюсти. Каменные лезвия в три ряда прячутся за холодным и мягкими губами. Волшебно. - Он не дышит, - вдруг шепчет Дима Феде и делает шаг от стола под дождь, – Федь, смотри, руки! На удлинившихся пальцах Юры выступили толстые когти болотного цвета, шкрябающие в нетерпении по деревянной поверхности, оставляющие за собой глубокие борозды. Наросшие перепонки между пальцев просвечивали синей бледностью, и звуки. Нечеловеческие звуки, пугающие всё естество, от которых ноги подгибались в страхе, и животы скручивало в узел. Один только Гром, как завороженный магией, смотрел на это обезображенное лицо недочеловека, как на самое прекрасное, какое только встречал в своей жизни. Наглаживал рукой складки на шее, оголяя черные жабры, хорошо спрятанные под кожей. - Так и знал, - Гром без страха опускает пальцы в рот монстра, касаясь твердого языка. Юре нужно только сомкнуть челюсть, и кровь прольется ему в горло, та самая долгожданная человеческая плоть, за которой он сюда и пришел, – И кто ты такой, мой хороший? Третье веко прячется обратно в глаз, а мертвенно синие зрачки уставились на Костю впритык. В этих глазах плескалось волшебное море, та глубина, которую людям никогда не познать, до скончания времён. Гром закусывает губу в восторге, понимая, что просто тонет от любви в этом волшебном взгляде. Вновь возвращая руки к вискам, он массирует голову, и Юра, не моргая, шепчет прямо в человеческую душу. - Хочешь в море? - Костя! Федя уже надрывно кричит, со страхом наблюдая за пропавшими когтями с перепонками. Кожа незнакомца приняла более светлый оттенок, приближенный к человеческому. Юра, всплыв из тёплых чувств, осматривает присутствующих перепуганным взглядом, скалится, пытаясь напугать, и привстает из-за стола, оттесняя Костю в сторону. Эту добычу он точно не упустит, лучше убейте, а человека он не отдаст никому и ни при каких обстоятельствах. - Мужики не надо, – встав между коллегами и Юрой, Гром попытался как-то разрядить обстановку своей глупой улыбкой, – Он же никому ничего не сделал плохого, да Юр? Вот, смотрите! Взяв со стола тарелку с шашлыком, Костя обернулся к Юре, протягивая тому мясо. - Ешь. У Юры дергается губа в страхе, вновь оголяя зубы. Ему хочется есть, это правда, но это мясо жаренное и не вкусное. Собаку или кошку он и так может прикормить рыбкой, да утащить к себе на дно, а вот люди… Люди - редкий деликатес и сейчас их было так много, они сильнее, они его сами сожрут. Если этот кусок мяса поможет спастись, то придется есть. Дрожащими руками русалка молча берет кусок шашлыка и запихивает к себе в рот, не жуя проглатывает. Мерзко, но что поделать. - Вот видите, такой же, как мы… - У него жабры! Костя, ты совсем рехнулся? Это же водяной! Юра гулко и обиженно рычит, но голоса не подает. Водяной, ага, водяных пять веков назад истребили, и то они торчали на болотах и озерах лесных в основном на дальнем востоке или Сахалине. А Юра свободен в море, куда захотел туда и поплыл, не сидя на одном иле, в тине и с компанией пиявок. - Не водяной это, на русалку больше похож. Я читал о таких в книжке «Легенды Петра»… - Дима осторожно касается руки Феди, стараясь отнять ту от пистолета, такое чудо убивать нельзя, когда им ещё разумный монстр попадётся, – Когда город только начали отстраивать, пираты разбили торговое судно. От радости заплыли пьяные в ближайший залив и пропали. Всех пиратов на дно утянули русалки, а пленного матроса-торговца, которого везли на выкуп, оставили в живых по каким-то причинам. Вот он то Петру и рассказал, что случилось в том заливе. Его хотели казнить за эту сказку, но среди обломков корабля действительно не было ни одного трупа, все люди словно испарились. - И ты хочешь мне сказать, что эта зубастая тварь хорошая? - Я откуда знаю, хорошая или нет? Я же тебе говорю, просто читал о такой присказке. Русалки моряков на скалы заманивали песнями, волшебный голос, а этот вроде просто поет, без магий. Кто-нибудь ощутил что-то наподобие влюбленности? - Мужики покачали головой, все еще с опаской озираясь на русалку под дождем в компании их друга, – Значит не колдовал. Кость, а ты откуда его знаешь? - На набережной познакомились, с неделю назад, - всё еще пихая в сопротивляющегося Юру шашлык, Гром с интересом наблюдал за его острыми зубами, – Я его шаурмой прикормил. Немного усмехнувшись, Федя таки расслабился. Да, только Костя Гром мог прикормить русалку шаурмой, что та аж к ним в участок приперлась. Только с чего? С голоду? Со скуки? Или за чем повкуснее? - А чего раньше не пришел? – Пихая последний кусок в заполненный мясом рот с лезвиями, Костя с улыбкой смотрит на перепуганного Юру, – Я б тебя накормил. Юра ничего не отвечает, зато сглатывает один огромный ком во рту разом.Так, что гортань в горле скрипит, расширяясь, позволяя мясу упасть в желудок. А потом он смотрит на небо, спрятав глаза под бледным третьим веком, подставляя лицо капелькам пресной воды. - Дождь. По суше долго ходить не можешь? Качнув головой в знак согласия, Юра ещё внимательнее присмотрелся к чёрным овцам в небе. Скоро дождь иссякнет, осталось не так уж много воды в их шерсти. Нужно было возвращаться в море. Одному? - Меня кстати Костя зовут. - Костя. Клацая зубами, русалка пробует новое имя на язык. Звучит горько, с натягом верхней губы, как при рыке. Интересно и необычно, таких имён Юра ещё не встречал. Но время поджимает, из этой толпы людей будет проблематично забрать с собой этого «Костя». Придётся попытать удачу в другой раз. А сейчас домой, спать, переваривать эту жареную гадость. - Хочешь, со мной? Сделав пару шагов к главным воротам, Юра еле шепчет вновь так, чтоб никто кроме Кости его не слышал. - Тебя проводить? - Нет, - сейчас не запеть, нельзя, друзья его не отдадут, поэтому Юра предлагает так, как это делают люди, он поступает по-людски - Хочешь со мной, в море? Не до конца понимающий смысл вопроса, Гром лишь мотает головой с улыбкой. Ну какое ему море? У него работа, дом, семья, не маленький уж в пиратов играться. Игорь со своими подростковыми проблемами, которые не нужно решать, а просто помочь. Федя, у которого вот-вот родится дочь, кто же ей крёстным будет, если Костя уйдёт в море? Волоча больные ноги Юра медленно уходит всё дальше, не обронив ни единого слова на прощание. Это им ни к чему, ведь он обязательно вернётся, поесть. Костя тоскливо провожал взглядом спину волшебного существа. Ему хотелось подхватить на руки эту тощую фигуру и донести, куда тот скажет: в море, в океан, да хоть на край света! Догнать, схватить за руку и сказать: «Пойдём, пойдём, куда тебе угодно!» Было в этих простых словах «в море» что-то его, родное, то что должно было случиться несмотря ни на какие преграды. У Грома просто свербило сердце одиночеством и горем, ведь нутро рвалось вслед за этим "не человеком", куда-то в неизвестность. - Ты совсем из ума выжил? – Федя залпом выпивает пиво и закусывает многострадальным трупом селёдки, – Нам теперь ещё и волшебных тварей ловить? - Зачем его ловить? – Лишь на секунду мужчина отвернулся, а вернув взгляд на главные ворота, как Юра без следа исчез. – Словно и не было… - Да был, был, – Подхватывает Дима, – Ты бы по аккуратнее с ним, утащит на дно, и поминать нам тебя. - Может, догоним и на опыты сдадим? – Феде этот Юра тоже не нравился, особенно этот поникший вид побитой собаки у Грома после их встречи, – Нам же никто не поверит, что у нас тут за столом русалка сидела. - Я тебе догоню! – Гром рявкает на друга так, словно речь зашла о его личном и оскорбление полоснуло по самоуважению, – Вы его и пальцем не тронете, ясно? - А если он кого-то из нас сожрет? - Он с набережной до участка шёл, голодный! Не жрёт он людей! - Жрёт Кость, жрёт! – Дима усмехается, пьёт пиво и горько добавляет, – Хотя русалки красивые и поют так, что сердце вдребезги разбивается. А этот на бомжа похож, сипит, как туберкулёзный полутруп. - Я думал, русалки только женщины бывают… – Федя старался не смотреть на озлобленного Грома, поэтому сменил тему на более мягкую, – У них же хвосты рыбьи и сиськи, я тебе говорю, это какой-нибудь водяной, под мостом живущий. Страшный, вонючий и петь не умеет, какая русалка? - Вот тут согласен… Пока толпа ласкала своими языками случившейся за их застольем чудо, Костя мысленно напевал «Что нас ждёт? Море хранит молчанье…» и ему очень хотелось, чтоб знакомый голос вновь подхватил своим волшебством «…жажда жить, сушит сердца до дна».***
Юра больше не приходил. Костя ждал его через неделю, потом через две. И вот уже прошёл месяц, а сердце было не на месте, ведь Юры не было. Вдруг эта зубастая тварь голодная, тоскует там на берегу и ждёт кого-то. Костя и не заметил, как сбил режим драгоценного для следователя сна, он забывал о еде, падая в голодные обмороки прямо на допросах. Он пропускал драгоценный голос Игоря, лопочущий о важных школьных событиях, мимо ушей. Жизнь превратилась в одно сплошное ожидание того, что его личный монстр вновь явиться к его ногам в поисках еды. Гром даже составил список того, чем он угостит русалку при их следующей встречи, и самое первое в этом списке - пельмени со сметаной. А ещё шоколад, спрятанная в кармане конфетка ждала своего часа. Да, накормить русалку шоколадом…Таким мало кто мог похвастаться. Наверняка, Юра голодный, озябший, один где-то там в холодном море. Или, может, он ушёл в другие края, туда, где теплее, и Костя не встретит его больше никогда?! Месяц сердечных мучений могли привести только к одному печальному выводу: влюбился. Нет, когда влюбляешься, ищешь встречи и секса. Нельзя влюбиться в того, кто не дышит. Здесь было что-то другое, что-то большее…Так тоскуют те, кто уехал жить за рубеж, так тоскуют по родине, по родной речи и менталитету. У Грома рядом с этим Юрой была родина, впервые в жизни он ощутил себя дома в счастье на короткий миг. И душой, и телом просто тянуло к морю, к одному конкретному тугодумному существу. Костя смотрит на наручные часы: стрелки показывают ровно час ночи. За окном уже давно чернота неба с диском плывущей над крышами полной луны. Слишком долгая ночь, прожигающая жизнь в бессонице, с красными глазами и тёмными синякам под ними. Поднявшись с дивана, Костя зарывается пальцами в поседевшие от волнения волосы, стараясь привести себя в чувства хотя бы так. Он думает. Очень долго думает о своей длительной и рутинной жизни. Где была лишь одна отрада - работа, на которой каждый день мог стать последним. Игорёк больше не держал в жизни, у него она своя: мысли, девочки, друзья. А у Кости никого нет. Ничего и никого, кроме Феди, у которого скоро будет полноценная семья и ему будет не до друга. Работа это страсть, или всё же долгая попытка суицида? Тлеет же эта надежда, что сегодня, вот сейчас пристрелят, и он умрёт не каким-то бесхребетным трусом, а героем, исполняющим свой долг перед народом. Хочется умереть, но умереть так, чтобы вспоминали только хорошее. Раздумывая над смыслом жизни и в целом, что же он с ней сделал за свои тридцать с хвостиком лет, Гром с ужасом осознаёт, что после рождения Игоря его на самом деле ничего не радует и не приносит счастья. Кроме Юры. А потом он молча встаёт и, стараясь не шуметь, выходит из квартиры, даже не обернувшись на спящего в кровати сына. Нужно идти на набережную, пока ту не затянуло льдом. К морю. Ещё неделя и лёд встанет, тогда шанса больше не будет. Нужно просто идти, ничего не говоря, не думая и не прощаясь. Кожаная куртка дубеет на холоде, лёгкое паровое облачко вырывается из рта. Лужи на каменистых тропах покрылись тонкой корочкой льда, руки мёрзнут так, что их приходиться прятать в карманы. Мороз отрезвляет. Пустые улицы Питера провожают его светом фонарей и редко проезжающих машин. - Нет! – Сделав разворот на сто восемьдесят градусов, Гром делает пару уверенных шагов назад к дому, но останавливается, вновь оборачиваясь к морю, – Блять, Игорь, нет! Его мотает из стороны в сторону с пять минут, как маятник. Тяжёлое решение, слишком тяжёлое. Наконец, глубоко вдохнув и успокоившись, Костя не стал взвешивать все за и против, а просто прислушался к себе. Чего он по настоящему хочет от своей жизни?.. Долго эти раздумья не продлились, и Гром направился к набережной уверенным шагом. Нева текла туда, куда несло его сердцем и сутью. - Ах, красавицы-девицы, давно известно нам, – при звуке этого голоса хотелось броситься в объятия хладных рук и утонуть, Костя уже понимал, что это всего лишь чары. - Лишь моряк нам дарит море, плывущий по волнам. - Прекрати! – Оперевшись руками о гранитный бортик рядом с тёмной фигурой, Костя взмолился перед русалкой. – Прекрати! Прекрати! Прекрати! Выдирая на себе волосы, Гром истошно хрипел, стараясь сопротивляться сладкой дреме. Но проблема была в том, что он на самом деле и не хотел, чтобы этот сиплый голос перестал напевать незнакомую ему песню. Юра скалится во всю свою жемчужную пасть, подставляя мокрое лицо под свет полной луны. Его грязное пальто полощет ветер, обнажая драные собаками брюки. И ему ни холодно, ни голодно, он просто здесь. Каждый вечер, стоит и ждёт своего часа, который, наконец, настал. - Лишь моряк меня утешит, ведь дороже злата он… - Хватит! Сдавшись порыву странных чувств в груди, Костя льнет к холодному телу и пытается поцеловать синие губы. Но Юра делает шаг назад, выставляя руку так, чтобы кончиками пальцев касаться груди, в которой ещё билось такое тёплое и живое сердце. Он медленно шагает спиной к морю, с улыбкой позволяя Грому шагать вслед за ним. Не прерывая телесного и зрительного контакта, Юра всё сипел свою песню, не заикаясь. Первая охота была долгой, излишне трудной, но добыча сама всё же явилась в его объятия, на покой. Юра был доволен и нежно улыбался, позволяя волнам окатить его ноги. Старые туфли растворяются в воде пластами водорослей, оголяя чёрную, подгнившую ступню с плавником. И глаза, что веяли хладной синевой, засияли ярче звёзд. - У меня сын… Ступая в ледяную воду, Костя молится всем богам, чтоб его отпустило это наваждение. Он ведь и так всё знает, Юра видел всех, кто дорог сердцу этого человека. Но Юра давно позабыл о такой вещи, как сострадание и семья, им двигал здоровый для русалки эгоизм с голодом. У Грома сводит судорогой ноги от холода, воды уже было по колено, но он всё равно шёл, страшась одного, что пальцы на его груди вдруг пропадут, оказавшись лишь простой галлюцинацией сошедшего с ума от работы человека. Со слезами на глазах, всхлипывая и проклиная тот день, когда Игорь вытащил его на прогулку в это злачное место, Костя шёл и тянулся к холодной руке с когтями. - Моё сердце так тоскует, ни к чему мне денег звон, – Всё хрипел и хрипел, звал за собой - Лишь моряк меня утешит, ведь дороже злата он… - Юр… Растворившееся в морской пене пальто оголило драную рубаху пирата. Вместо того милого крабика на ухе висела полноценная золотая серьга, так сильно контрастирующая с малахитовой чешуёй на шее. Блеск этой чешуи выступил бледным цветом зелени по всей коже, перепонки на руках уже не были бледными, нет, они были полноценными синими пластами кожи между пальцев. Нежная улыбка русалки вдруг перестала отдаляться, когда Костя был по пояс в воде и терял сознание от переохлаждения. - Ах, красавицы-девицы, давно известно нам, – Тёплое прикосновение живых рук к щекам будоражит, Юра улыбается, рассматривая лицо Кости, - Лишь моряк нам дарит море, плывущий по волнам. Поцелуй выходит нежным, даже осторожным, граничащим между мольбой о пощаде и непонятной человеку любви. Словно это не Костя тут под гипнозом, а его русалка, прикрывая веки, смакует губы своего первого человека. Вкус солёной воды, странный запах мертвечины бьёт в нос вместе с удовлетворением от долгожданного поцелуя. Юра осторожно зарывается когтями в короткие волосы и скалится, скалится, как хищник на добычу. И эта добыча, наконец, сдаётся смерти в холодные объятия. - Забери меня! Всё что осталось от последней сказки Константина Грома, это прибитые к берегу волны, что не принесли с собой даже костей.