Право не стрелять

Город смазанными цветным пятном проносился перед глазами. Фонари, горящие через раз, сливались в код морзянкой пиздец-пиздец-пиздец. Киса ехал без шлема, скручивал рукой газ до упора, пытаясь выжать из старого скутера максимум. Глаза немилосердно слезились – от колючего ветра, конечно же, не от того, что жизнь разбилась за один день, как грязная бутылка из-под дешевого пойла, какое только и можно найти в этом замшелом городе. Он ехал, почти не разбирая дороги. Главное – подальше от них, от этого дома, а лучше от этого района, города, жизни. В рюкзаке за спиной позвякивали бутылки каждый раз, когда он резко наклонялся, обходя очередную машину. Одно неверное движение, и он очень красиво размажется по асфальту – мозги всмятку, осколки в сердце, нет больше Ивана Кислова, был да весь кончился! Нужна всего одна секунда, и он доделает то, на что его папаше не хватило яиц. Заделать его, блядь, хватило, а как на курок нажать, так у нас родственные чувства проснулись. Семнадцать лет не просыпались, а тут получите, распишитесь. Любите, пожалуйста, не жалуйтесь. Киса втянул носом ледяной воздух. Кислорода яростно не хватало, легкие горели, челюсть сжималась с такой силой, будто он под ядреными колесами, только очень хуевыми – вместо эйфории затапливало желчным комом ненависти. От одной мысли о том, что этот человек – его отец, хотелось вывернуться наизнанку, содрать с себя кожу, как будто теперь она больше не принадлежала ему, она горела и зудела, словно бы это он себе пятнадцать лет герыч по вене пускал. Киса резко свернул в заброшенный парк, едва не пропоров коленкой землю, рванул тормоз и спрыгнул со скутера. Тот с жалким ревом прокрутился на месте и остановился, врезавшись в какую-то железку. Фара – единственный источник света здесь – мигнула и погасла, погружая все в кромешную темноту. Киса упал на колени и заорал. Мышцы выкручивало. Бесплотные выстрелы бесконечным эхом звенели в голове. Как сейчас перед внутренним взором стояли глаза Хэнка. Бешенные, будто объебанные в край, на расстоянии не выстрела – вытянутой руки. Ствол револьвера вжимается в его лоб, нажми курок – нажми курок – стреляй – ебашь. Почему не Киса на его месте. Почему не ему целятся в башку. Брезент в углу найдется завернуть. Никто еще долго не найдет, не вспомнит. Хэнка вспомнят, у него батя – мент. А его – нет. Скажут, черные в Бронксе грохнули, да и хер с ним. Он все равно сторчится через пару лет, пять – максимум, так нахуя затягивать. Киса не услышал шагов рядом, заметил, только когда кто-то уже подошел и схватил его за плечи, резко сгребая с земли. Он дернулся, оттолкнул от себя, вывернулся, едва не оставляя куртку в чужих руках. – Кис. Киса, блядь! Это я! Только теперь Киса заметил, что свет на складе включили. Полудохлые гирлянды красно-синим цветом выхватывали очертания Хэнка в темноте. Киса отшатнулся назад, высвобождаясь от него окончательно, и одернул куртку. – Головка от хуя. Чо ты тут делаешь? – бросил он, вздергивая подбородок. Хэнк всегда казался выше, ходил весь такой из себя, чуть ли не с военной выправкой, как будто тоже в менты готовился. Но черта с два Киса позволит ему сейчас смотреть на себя сверху вниз. – Гарнитур завез, – Хэнк звучал непривычно глухо, неуверенно, как щенок пришибленный. – Не могу ж я его домой. Если… – Да срать мне, что у тебя если. Завез? Молодец! Потеряйся отсюда. Киса обошел его по большой дуге, пихнул с ноги дверь так, что ржавые петли взвизгнули, и ввалился внутрь. На ходу он вынул одну бутылку, отбросил рюкзак на диван и, сорвав пробку, глотнул прямо из горла. Водка обожгла горло, в нос ударило ядовитым спиртом. Киса закашлялся, сгибаясь, небрежно вытер рот рукавом и хотел повторить, но его руку остановили. Хэнк вырвал у него бутылку и отступил на шаг. – Охренел? Отдай! Купи себе свою! – хрипло вскричал он. – Не мешай нажираться. Иди к своим… куда ты там ходишь… блядь, отдай бутылку, сказал! Хотелось не просто нажраться, хотелось убраться в хлам, в сопли, до отключки, разъебать все в этом гнилом месте, блевать в углу, а потом угандошить вторую бутылку. Сдохнуть тут, и пусть закапывают под этим самолетом гребаным. Будет пилотом, улетит нахуй в новую жизнь. Получше этой. Что вообще несложно: у него очень низкая стартовая планка. – Кис, я просто хотел сказать... что ты все правильно сделал. Все правильно. – Хэнк хмурился, пиздец серьезный стоял, держал водку от Кисы подальше, глядел исподлобья так сурово, а сам слова мямлил, как малолетка проебавшаяся. – Правильно? Правильно! – Киса крутанулся на месте и со всей дури зарядил кулаком по груше. А потом еще раз и еще. – А ты у нас чо теперь, охуенно разбираешься, что правильно, а что нет? Экспертом в морали стал? – Да чо ты на меня орешь! Я, что ли, твоего отца скрывал! – Сраное выражение смирения на его лице, наконец, дало трещину, голос вдруг прорезался. – Я, может, с тобой нажраться хочу! Я не хочу… чтобы ты один сейчас оставался. Он стоял, расставив ноги широко, как будто завалиться боялся. Поднял бутылку, резко выдохнул и глотнул широко. Кадык дернулся на открытой шее, по уголкам рта потекли капли, глаза зажмурились. Киса смотрел завороженно на это, и хотелось голыми руками выдрать его глотку, вместе с этой водкой, льющейся по пищеводу, захлебнуться в его пьяной крови. Он тяжело сглотнул вязкую слюну, втянул носом воздух, с трудом проталкивая его в легкие. Тошнота подкатывала к горлу от одного вида Хэнка сейчас. Хороший он весь вдруг стал, белое пальто не жмет нихрена, решает теперь, кому и когда можно спускать курок, а когда нельзя. – А я, может, хочу, чтобы ты мне в башку шмальнул. Слабо, а? Давай, прям сюда! – Киса в два шага дошел до него вплотную и ткнул пальцем себе в лоб. – У тебя это охуенно получается! – Заткнись. Тяжелые злые нотки наждачкой прошлись по воспаленному сознанию Кисы. Он резко вдохнул, впился пальцами в волосы Хэнка, удерживая его перед собой. Лицо исказила ядовитая улыбка. Адреналин ебашил по венам, радиацией прожигал сознание, сметая любые связные мысли. Сейчас как-то резко стало плевать, что там Хэнк подумает. Да кто угодно, не только Хэнк. Похуй. Он прекрасно видел свое будущее, стояло перед ним два часа назад, небритое, трясующееся от героиновой ломки, в засаленной розовой рубашке. И где только нашел такую. А может, он тоже, того? Папаша его. Может, он один раз с матерью переспал тогда на первом курсе, а потом его тошнило всю жизнь, вот он и сторчался. Так у них таких тут всех два пути – героин или пуля в лоб. И лучше бы пуля. Меньше мучаться. – А что такое, а, Хэнк? Ты ща из школы прямым курсом в шарагу ментовскую залетишь, а через пять лет будешь вместе с батей уже на пару пидоров гасить. Весело! – Не смей! – вскричал Хэнк и вывернулся из его захвата. – Да если бы я Игоря не завалил, малой вынес бы себе мозги! Да похуй мне, кем он был! Киса злобно рассмеялся, вырвал бутылку у него из руки и сделал глоток, пятясь назад. В глазах снова противно защипало. Обида горчила на языке сильнее водки. – Ой, не пизди! Я видел, как ты смотрел на него! Ты бы прикончил его и без всей этой шушеры с дуэлями. – Киса подскочил к стулу, где лежал гарнитур, свалил его на пол и пнул в сторону Хэнка. – Давай, блядь, не стремайся! Сегодня акция, завали пидора – получи звездочку на погоны досрочно. – Чо за хуйню ты несешь? – Хэнк тряхнул головой, нахмурившись, и попытался подойти к нему, но Киса отскочил от него, как от прокаженного. – Кис, успокойся. Ты не понимаешь... – Это ты не понимаешь. Ствол, говорю, бери! – Киса взмахнул руками в стороны, взметнув полами куртки. Он стоял перед Хэнком, с жгучей прямотой глядя ему прямо в глаза. Ноздри трепетали. Губы сжались в тонкую линию. Открытый, вывернутый наизнанку, дрожащий от напряжения. – Попадение в сердце – майор! За яйца дадут сразу две лейтенантские! В голову – заработаешь генерала нахуй. Мишень нарисовать или так справишься? Давай, Хэнки, ты ж не ссыкло. А папочка тебя потом отмажет, тут я спокоен. Хэнк замер перед ним, брови сдвинулись к переносице, как будто он мучительно пытался думать. Было видно, что вот чуть-чуть, сейчас до него наконец-то дойдет. И все будет кончено. И свобода. Киса, кажется, даже дышать перестал. Он на секунду прикрыл глаза, и тут же услышал, как со скрежетом по раздроченному полу отъехала куда-то тяжелая коробка с револьверами, а сразу за этим ему в лицо прилетел кулак. Челюсть прострелило острой болью, рот наполнился металлическим вкусом крови. Он покачнулся, едва устояв на ногах. Из глотки вырвался нервный смешок. Киса выпрямился и широко облизал лопнувшую губу, с вызовом глядя на Хэнка. Уже набрал воздух в легкие выдать что-нибудь бодрящее, но Хэнк не дал. Налетел на него, роняя на пол. От удара оборвалось дыхание, перед глазами на миг потемнело. Он только и успел упереться Хэнку в грудь в попытке оттолкнуть, но тот быстро перехватил его запястья и прижал их к полу. Глаза у Хэнка были совершенно дикие. Как у хищника перед нападением. Как тогда в бухте перед выстрелом. Как два часа назад, когда он приставил револьвер себе ко лбу. Выражение лица полное непробиваемой решимости. Как перед прыжком в бездну. У Кисы каждый раз позвоночник пробивало холодом от взгляда на Хэнка в эти моменты. Сердце сдавливало тисками, и кровь неудержимым потоком устремлялась вниз. Киса тяжело выдохнул, стиснул ладони в кулаки, но даже не пытался вырываться. В голове шумело. От тяжести тела Хэнка сверху вело покруче любых наркотиков. Он уже ничего не понимал и не хотел понимать. Он устал понимать, врать себе, всему миру. Его тошнило от всеобщей лжи, которой была пропитана вся его жизнь. Лучше уж сдохнуть, как Игорь, чем продолжать травить себя этим говном. – Убей меня, – прошептал Киса, сдаваясь под пристальным взглядом Хэнка. – Пожалуйста. Хэнк нахмурился и коротко качнул головой, прошептав что-то неуловимое. Отпустил одну его руку и дрожащими пальцами убрал со его лба разметавшуюся челку. Киса перестал дышать, замер от его движения. – Хэнк... – голос его впервые за вечер звучал неуверенно, без напускной бравады. Волна гнева схлынула, потушенная опять, как и каждый блядский раз, этим танком, который прет на него вечно, бесхитростный такой, прямой – Кис-остынь, Кис-да-нормально-все, мы-всех-отпиздим-Кис, можно-тебя-поцеловать-Кис? Последнее прозвучало, кажется, не в его голове. Киса моргнул, застопорился, облизнул губы на автомате. Это ж как сильно он, должно быть, головой приложился. Голос не слушался, слова отказывались складываться в нормальные предложения, поэтому Киса просто кивнул. На всякий случай. А вдруг. Хэнк наклонился к нему еще ближе. Даже сквозь слои одежды Киса чувствовал, как часто колотится его сердце, вторя его собственному – единственное, что напоминало ему, что он еще почему-то жив. Или это всего лишь агония воспаленного сознания и через секунду все потухнет? Тогда черта с два Киса потратит свой последний миг на игру в гляделки. – Чо, так и будешь пялиться? – Он приподнял голову и лизнул кончиком языка губы Хэнка. Сверхновая не взорвалась, мир не рухнул, вселенные не схлопнулись. Но Хэнк, наконец, очнулся и накрыл его рот поцелуем. Киса судорожно втянул носом воздух, закрыл глаза, запустил руку в светлые кудри, отрезая ему все пути к отступлению. Он впивался в его губы так отчаянно, как будто и правда это станет последним, что он сделает в своей жизни. И Хэнк отвечал ему, стирая последние сомнения, раздвинул коленом его ноги и вжался бедром в пах. Киса выгнулся и всхлипнул, подаваясь на встречу. Треники совершенно не скрывали стояк, да и Кисе было похуй уже на то, чтобы пытаться что-то прятать. Как-то поздно, когда чужой язык настолько глубоко в его рту. Хэнк вдруг отстранился от него, приподнялся, опираясь рукой у его головы. Киса открыл глаза и ухватил его за толстовку, сжимая ткань в кулаке с такой силой, что побелели костяшки пальцев. – Сука, если ты ща сольешься, я тебя сам угандошу, – прошипел он, но Хэнк быстро помотал головой и так обезоруживающе улыбнулся, что жгуче захотелось угандошить его в любом случае. – Нет. Что ты, нет. Погоди, – он быстро наклонился и крепко прижался к губам Кисы на секунду, как будто обещание давал. А нахер Кисе его обещания дурацкие, когда он был нужен здесь и сейчас. Но у Хэнка все-таки получилось отцепить его руку от толстовки. Он выпрямился, садясь на колени, и суматошно выпутался из куртки, отбросив ее куда-то в сторону. Он уже хотел вернуться обратно, но Киса остановил его, уперев ладонь ему в грудь. – А это ты кому оставил? Снимай, – бросил он, как будто на слабо брал, но оказалось, что Хэнка просить дважды и не надо было. Тот усмехнулся и стащил с себя толстовку сразу вместе с футболкой. – Блядь. – Киса тяжело сглотнул, совершенно не ожидав увидеть полуголого Хэнка перед собой. Не, ну зрелище не было новым, они полжизни у моря на пляже провели, в конце концов. Но никогда еще Хэнк не раздевался, нависая над ним, с коленом у него между ног. И Киса очень четко видел сквозь его джинсы, что стояк у него не меньше его собственного. – Пиздец, – в голове кроме мата не осталось никаких слов. Киса выпутался руками из пуховика, оставляя его, впрочем, на полу. Ни в каком состоянии он не был фанатом елозить голой спиной по дрянному полу. Стаскивали свитер они уже в четыре руки, и Хэнк опять завис, вперившись в него, как будто он тысяча баксов. – Але, долго тупить собрался? – Мартовский воздух холодил голую кожу. Киса снова начинал нервничать, а еще подкрадывалось предательское чувство страха, как будто Хэнк вот-вот придет в себя, рассмеется ему в лицо и пошлет на хуй. Но Хэнк не сделал ничего из этого. – Я просто... Просто ты красивый, – негромко произнес он, протянул руку и коснулся черных букв под самым его сердцем. Киса вздрогнул от прикосновения холодных пальцев и отвернул голову. Скулы горели, но он отказывался признавать, что краснеет всего-то от трех ебучих слов. Он шумно выдохнул, перехватил запястье Хэнка и резко притянул его на себя. – Ой, заткнись, – беззлобно проворчал Киса ему в самые губы и впился в них снова. Хэнк был горячий как ад. Его шершавые ладони, оглаживающие бока, пускали волны дрожи по всему телу. Киса вцепился пальцами в его ребра, хотелось вжать его в себя полностью, впаять навсегда. Он согнул ногу в колене и обвил его бедро, притискиваясь ближе. В паху разливался жар. Хэнк спустился ниже к его шее, прикусывая кожу, просунул руку между их животами и сжал его член сквозь треники. Киса непроизвольно выгнулся, выругался, запрокинул голову, подставляясь сильнее, давая карт-бланш сразу на все. “Давай... ну же… давай…” – лихорадочно шептал он, пока помогал стянуть штаны вниз, возился с пуговицей на джинсах самого Хэнка и, кажется, только мешал больше, но Хэнк его не останаливал. Громкий стон вырвался из его груди, когда ладонь Хэнка обхватила оба их члена вместе. Киса с силой вонзил ногти в основание его шеи, повисая на нем и чуть не уронив на себя полностью. Хэнк уперся локтем рядом с его головой, чудом сохраня равновесие. Он задвигал рукой в рваном ритме, тяжелое дыхание обжигало ухо Кисы. Было чертовски неудобно, пуховик давно уже сбился под ними, и Киса терся спиной о голый пол, но он и под дулом револьвера не смог бы сейчас разжать объятия. Мышцы сводило, а тело с каждым движением Хэнка прошивало острыми вспышками удовольствия. Киса всхлипывал, захлебывался с каждым судорожным вдохом, стонал так громко, как будто они были одни во всем мире, и им можно все, абсолютно все. Хэнк придвинул к нему руку, с силой провел пальцами по линии его подбородка, запрокидывая голову, и накрыл его губы своими. Киса зажмурился, приглушенно замычал ему в рот и в этот момент кончил, судорожно сдавливая Хэнка руками. Он почувствовал, как сразу вслед Хэнка прошила дрожь. Он замер, вжался в Кису и протяжно выдохнул. Киса почувствовал, как влажно стало между их животами. Хэнк бессильно распластался по нему и дышал, как паровоз, прямо на ухо. Скинуть бы его и вытереться, лениво подумал Киса, но ощущать на себе тяжесть Хэнка оказалось так охрененно, что он не нашел в себе сил сейчас что-нибудь сделать с этим всем. Только поднял руку и запустил пальцы в его волосы, бездумно перебирая пряди. – Если у меня будут занозы на заднице, это все из-за тебя, – отдышавшись, буркнул Киса. Выносить молчание он мог примерно вот столько времени – тридцать секунд после оргазма. – Могу проверить твою задницу... – Хэнк все еще утыкался в его шею и звучал слегка приглушенно. И чтобы не быть голословным, он опустил руку вниз и попылся подлезть под ягодицу Кисы, но тут же получил кулаком в плечо. Киса скинул его с себя, натянул штаны обратно и поправил куртку под спиной. Без Хэнка сверху стало моментально холодно. Киса поежился, но надевать футболку, когда весь живот измазан спермой, было стремно. А еще он видел боковым зрением, как Хэнк снова на него пялится, и стало стремно вдвойне. – Чо? – Киса нахмурился и повернул к нему голову. Челка привычно упала на глаза, закрывая пол-лица, как защитный барьер. Считать Хэнка гомофобом было даже проще в каком смысле, но сейчас эта опция отвалилась, и Киса понятия не имел, что теперь с ним делать. Киса знал, как орать на людей, как забивать стрелки, а теперь даже – как вызывать на дуэль и вышибать мозги. Но вот это все? Это было совершенно не его история, не его жизнь. Хэнк как-то очень тяжело вздохнул рядом с ним, завозился. Он вытащил из своей толстовки футболку и потянулся вытереть живот Кисы. Тот хотел отпихнуть его руку, но одернул себя в последний момент. Ладно. Пусть. Они оделись в тишине, только шорох пуховиков нарушал гранитное молчание, повисшее на складе. Кисе казалось, что если чуть напрячься, то он услышит, как шестеренки скрипят в голове Хэнка. Интересно, он там придумывает, как сказать, что он не из этих, или что это паленая водка так на них влияет, или что все бро так делают, ничего не случилось. Киса не выдержал первым: – Да ладно, не парься. Один раз – не пидорас. Он не смотрел на Хэнка. Завозился, доставая из кармана мятую пачку сигарет. Прикурить получилось со второго раза. Легкие заполнил блаженный никотин. Киса жалел, что с собой у него только сраные сигареты. Сейчас как никогда хотелось долбануть, даже сильнее, чем когда он ехал сюда. Он снова понял сигарету к губам, но Хэнк вдруг забрал ее и затянулся сам. – А если я хочу не один раз? – спросил он, выдыхая дым носом. Возмущение Кисы застряло где-то на полпути и так и не сорвалось с языка. Он повернулся к Хэнку, сцепил руки на коленках, пытаясь унять нервные движения пальцев. В голове проносились миллионы мыслей от “я не собираюсь быть твоей сучкой” до “а бате своему меня представишь на семейном ужине?”, но ни одну озвучить так и не получилось. Хэнк взял его за шею, притягивая к себе, и поцеловал. Медленно, неторопливо, оглаживая языком его губы, и от этой непривычной ласки сознание Кисы снова поплыло, а подступающая паника постепенно утихла. – Мы разберемся со всем, окей? – произнес Хэнк, прислонившись к его лбу своим. – Охуеть, блядь, ты сознательным стал. Тебе там мозг не жмет? – Киса фыркнул на него совершенно на автомате. – Нет. Только в штанах жмет, когда смотрю на тебя, – Хэнк был абсолютно серьезен, ни один мускул не дрогнул на его лице. – Теперь ты понимаешь, почему я ношу треники, – в том же тоне выдал Киса. Хэнк моргнул, садясь прямо, и кривая усмешка тронула его губы. Киса глядел на него во все глаза, не в силах до конца поверить, что все это действительно происходит. Он невольно хихикнул, и через мгновение они заржали уже вдвоем, громко, свободно, в унисон. Как будто за плечами не было мрачного прошлого, а за этой ночью не последует неотвратимого будущего. Их смех резко оборвался от стука в дверь. Киса выпрямился и обернулся с такой скоростью, что чуть шею не свернул. По спине пробежал холодок от осознания, что их кто-то видел, а это совсем не та информация, которой он хотел бы так сразу делиться. Да у него и информации-то никакой пока не было. – Пацаны, эй, вы там уже одеты? – в мертвой тишине прозвучал громкий голос Генки. – Сука… – прошипел сквозь зубы Киса, подорвался и подбежал ко входу, распахивая дверь. – Геныч, ты охуел?? Генка жался на пороге, запихнув руки в карманы штанов, и переминался с ноги на ногу. – Я охуел? Это вы там ебетесь хрен знает сколько уже! Я чуть яйца себе не отморозил тут на улице. Он улыбался широко, глазами лупил на Кису, как будто ничего не происходит, а Киса мучительно краснел с каждым его словом. Он уже хотел захлопнуть дверь прямо по его нахальной роже, но рядом нарисовался Хэнк, встал немного впереди него, обхватив рукой его запястье: то ли Кису от Генки прикрывать собрался, то ли не дать Генке нос разбить – сложно было сказать точно так сразу. Все втроем замолчали на отвратительно долгие несколько секунд. Улыбка Генки стала еще шире. – А чо у вас лица как на похоронах? Плохо потрахались? – и заржал, падла. Киса дернулся в его сторону, но Хэнк вовремя удержал, а Генка чуть отступил и поднял руки, сдаваясь. – Ой да ладно, ладно тебе! Пошутить уже нельзя. Похер мне, расслабьтесь. У вас пиво есть? Пиздец пива хочется, вы не представляете. Хэнк нервно хихикнул, уткнулся в плечо Кисы и тяжело выдохнул, покачав головой. – Пойдем, у меня тут еще осталось, – и обняв Кису за плечи, утащил его вглубь склада.