“Пожалуйста, береги себя”
***
2 марта 2023 г. в 19:01
- У меня нет на это времени. - монотонно выплюнул из себя рядовую фразу генерала махаматра. Тот, к кому он обращался, уж больно крепко стоял на своём: уперся взглядом, как в каменную стену. Или скорее как вьючный як на новые ворота. У любого другого рядового блюстителя закона уже бы вена вздулась на виске от того, с каким надменным спокойствием на того сверху вниз смотрит какой-то проходимец. Ни единая мышца не дрогнула на их лицах. Тогда как этот гром среди ясного неба неуловимо для окружающих колыхнул блестящую гладь зелёных и до боли знакомых глаз. Ценность этих глаз утонула под нагромождением бумажной волокиты, рабочей рутины и одиночества, которому не было ни конца, ни края.
- Вот как. – уклонился обращающийся от какого-либо дальнейшего выпада “занятого товарища” и сделал шаг назад. Судя по всему, такого ответа, стоило ожидать. Как от генерала, конечно же. Картина первого предположения, стоило завидеть знакомую фигуру, за одним из столов в глиняном укрытии дряхлой харчевни, не была в точности такой. Каким бы уровнем знания и понимания тот не обладал, не этого ему хотелось.
Значит, не за этим судьба занесла в такую глухомань. А всё предположение, быть может, почудилось одним сплошным миражом. Не для этого ему вообще пришлось пересечь полосу дождевых лесов Сумеру насквозь. Весь проделанный путь кажется чем-то утомительно нереальным. Дорога, как-никак, колоссальная. Настолько, что ни один академический исследовательский гранд не вернёт потраченных сил. И возможно, не вернёт той жизнь, ради которой и была затеяна поездка.
Одного, “жалкого”, на языке статистики, кадра, можно заменить сотней, потому что незаменимого не существует в природе. Незаменимых людей нет уж тем более, даже в эру героев. В то самое время, когда история творится прямо на глазах, звёзды так и норовят упасть с небес на голову. Слишком уж много добрых друзей исчезают в небытии обычного человеческого конца под тяжестью фальшивых небес. Просто тухнут пламенем свечи, что своим мирным колыханием вызывала улыбку день за днём, от дуновения ветра. Ветра перемен. Чьих-то великих свершений. Ветер, вызванный пылом сражения чёрного с белым посреди безграничного холодного поля.
Потерянные часы сна утекли бесследно в пустоту между пальцами, оседают на дне песочных часов. Мысль лежала где-то на поверхности, не достигая цели. Бороздила поток и падала на дно. Так и сам путник медленно погружается в эти пески, шаг за шагом, мысленно перебирая варианты последующих событий. Одним из таких вариантов является и его собственное исчезновение в экспедиции. Просто потому что, по упрямству, отказался брать с собой кого-либо из скаутов. Было решено положиться на собственное упорство, чтобы без лишних свидетелей поставить точку в возникшей проблеме. Не хватало ещё потянуть за собой лишние потери. И чем чаще он об этом думал, тем быстрее уносил сухой поток любые сторонние соображения, о привалах, угольях холодного утра, остающихся позади городах и оранжереях, прекрасной тени, разнообразной в своём непостоянстве. Оставляя после себя лишь пару тёмных следов на ещё мясистой почве и горечь на стенках горла. Будто сама пустыня уже поселилась внутри, строго сковав всё живое, оставив лишь программу вечно работающего механизма древних цивилизаций, где главный код гласит - надёжно служить. Переносимый путь по лабиринту дорог, что скорее поход за бессмертием в царство закрытых дверей. Там, куда перед учёным открыта только одна, по бездорожью, по чистому листу. Где глазу не за что зацепиться, от чего воображение дорисовывает самые худшие сюжеты. Туда, где когда-то заблудился разум Аль-Ахмара. Там цветущие сады сменились скорбной памятью ревущего безумства во плоти. Где рассудок, затуманенный бурей, уже однажды унёс за собой бесчисленное количество жертв… и оставил после себя ещё большее число легенд и сказок. Сплошные домыслы, в конце которых, привычно, ставят вопрос. Что-то, возникающее из ничего, как золото. Недомолвки и тишина, питающие страхи и детские сны.
Спешка никогда не приводила дела к положительному результату, тому есть множество исторических подтверждений, на опыте которых принято учиться теории. Но в случае, когда в момент нельзя ничем переменить ситуацию в свою пользу, суета кажется нужнее любой воды. Чем туманнее становился маршрут, тем сильнее сдавали нервы. Потому что точной прямой из пункта А в пункт Б не было как таковой. День ото дня в таких условиях становится не легче, что даже медитации не помогают. Голова была через чур уж светлой, а от того, отяжелённой. Травы из скрупулёзно запасённых мешочков с медикаментами только усугубили бы настрой. Не хватало ещё столкнуться с пагубным эффектом от конфликта медикаментов и палящего зноя. Если это и понадобится, то содержимого должно хватить не только на ищущего, но и на искомого. Всё вокруг желтело на глазах, как фильтр старой фотокамеры, заставляя испытывать чувство утраты раньше времени. Если механическое чудо цивилизации способно в ручную запечатлеть момент времени и платит за это лишь отсутствием всяких цветов, то Солнце заключил в бездвижие момента целый пласт территории и цивилизации. Неповторимое зрелище, до которого ещё расти и расти.
Среди общего гама алеющего базара, хруст под ногами волнами перетекал быстрые шаги по каменным плитам. Хлопки крыльев над головой разрезали воздух с такой же уверенностью, что и острые клинки загнутых сабель. Вторя ритмичному биению бубна и барабанов уличных артистов, пульсировали виски. Всё это сливалось в один фоновый шум.
Но какая жизнеутверждающая сила всколыхнула с пяток и до самых кончиков длинных чёрных ушей в тот момент. Будто толкнула сама земля. Сквозь плотную подошву ботинок вверх. Слух и взгляд поражает лёгкое предвкушение. Неожиданного стечения обстоятельств, как маслянистый запах благовоний щекочет ноздри. И это только от одной лишь мысли. Оголённые провода нервов считывают увиденный контраст смуглой кожи и пепельно-белых волос. Сейчас тот, кого он увидел, одет в галабею, скромно грязных цветов, как мазаные стены помещения. Даже без блеска золотых фрагментов украшений и хищного головного убора, сидя в самом дальнем углу, куда не проступало обилие света от лампад, он крепко держал на чеку каждого. Касался невесомым вниманием всего, что происходило вокруг, заставляя, так или иначе, чувствовать за его пристальным присутствием что-то. В случае Тигнари, – этим чем-то был отнюдь не страх. Но мечта. Вера. В то, что сейчас… в дороге,… ты точно не один.
(Что ты в безопасности)
- Только ты всё ещё сидишь здесь, а не бежишь по следам очередного преступника. Не думал, что обременяю тебя своим присутствием. - продолжал поддевать учёный, чья ярко зелёная палитра одежды одним большим пятном успела привлечь внимание десятка зевак. Стоило переступить порог, завсегдатаи тут же отставляли в сторону игральные кости, женщины дёргали детей за руки, чтобы те не извергали из себя хамовитое любопытство, а кому-то даже не составляло труда и наглости подслушивать жадно присосавшись к содержимому кружек и бурдюков. В такие моменты, прибывший академик мысленно констатировал собственные умозаключения, связанные с выбранным родом и местом деятельности. Как же хорошо, что пустыня, со своими залежами похороненных в груде золотых песков знаний, не стали его хлебом. Здесь, конечно, достаточно нуждающихся в профессионализме выпускника Академии. Парадоксально, что даже с учебных времён, в Тигнари присутствовала жилка, отвечающая за ответ на просьбы нуждающихся. Ведь именно в этом и состояла суть постоянной учёбы, тяжбы за новым, поиском ответов на вопросы, начиная с окружающих. Но в конечном итоге, помощь бы не помешала и ему самому.
Перебирать известное, как чётки – привычка, приобретённая ещё со времён учёбы – чтобы никогда не быть безоружным. Настоящий случай, скорее, исключение из правил: сейчас, где бы ни находился, он по-прежнему исполняет свои обязанности, как лесного стража. И если бы не вынужденная мера, его можно было бы заставить жить и работать в этих краях, только под страхом смертной казни. Против природной предрасположенности он уж точно не мог бы пойти – острый слух имеет свои последствия в те моменты, когда звуков становится уж слишком много, а на открытых участках густой чёрной шерсти пыль и грязь скапливается мельчайшими иголочками, заставляя всё тело чесаться.
Напряжение только нарастало, спирая воздух в лёгких: от раздражения и обиды в одном флаконе. Что эта встреча становится вместо отрады – борьбой за существование в одном тесном помещении двух взъерошенных хищников. Дело принципа. Приём в лучших традициях здешней культуры уморённых долгими годами ясного неба над головами. Но никто из участников диалога так и не думал сдавать позиции. Оба присутствовали в беседе всем своим существом, исключительно этим проталкивая свои интересы и права, смотрели и мысленно выбирали следующие слова. Только пышный хвост недовольно подёргивался, создавая бурю в здешней зыбкой пыли. Сосредоточившись на том, с кем имеет дело, только сейчас он заметил, что от сидящего напротив пахнет жжёным волосом и терпким потом. Что-то ещё было там, добавляло такому, не самому красивому на словах, сочетанию притягательности. Может, самые различные запахи осели на нём, стоило пройтись мимо торговых палаток.
Либо ты испортил всё с самого первого шага, что был сделан в помещение и по направлению к старому знакомому, либо вошёл в немилость начиная с приветствия, застав того не в лучшем расположении духа. Ну уж принимайте теперь извинения, если не боитесь. А потому, отступать от начатого уже не было надобности. Только если матра ни даст малейший знак убраться по-хорошему на своих двоих. Потому что, авось, ожидает выследить кого-то, другого. А ты, как на зло, привлекаешь слишком много внимания, загораживаешь обзор, пристал со своими формальностями.
Однако, какими бы красочными ни были домыслы, это всё - сплошные отговорки. Завяжи сидящему глаза, он безошибочно укажет в сторону подозреваемого, будь предполагаемый в одном помещении с говорящими. Своего рода рок, от которого вряд ли утечёт хоть одна песчинка. В любом случае, ловушка уже давно пришла в негодность, ”прекращайте этот маскарад”, рыбка сорвалась. Тигнари достаточно хорошо знает, как долго можно сидеть в засаде, особенно, если понятия не имеешь, чего ожидать от природных обстоятельств. Сейчас, клинки уже встретились один о другой, нашла коса на камень, а значит, оба вышли из состояния напряжения с характерным звоном. Ждать с моря погоды есть непростительная трата времени, хоть это того и стоит. Так что, можно было и полюбезнее. Чего только ни сделаешь ради продвижения в подтверждении той или иной гипотезы. В данном случае, гипотеза сменила свой вектор, приняв вид немого вопроса “И что это значит?”. Но, в то же время, чтобы караулить людей, нужны были иные навыки, зависящие от особого нюха, чутья на людей, которые появляются в нужное время и в нужном месте как мигрирующие птицы или косяки форели. Потому, будь это очередная часть плана, Сайно не засиживался бы на одном месте, подобно дремлющему сфинксу. Или, уж лучше, старой сторожевой собаке. Именно таким он больше казался, когда находится в безвыходном положении. Осунувшийся пёс, неуспевший побыть щенком, тут же взявший след и побежавший вдаль пирамид, обжигая лапы.
- Садись. – слышится в ответ односложная фраза, похожая больше на шипение испаряющейся с губ влаги. Как шипение воды на раскалённой сковороде. Приказывает очередному допрашиваемому. Но это ли не настоящая победа. Или терпкий уступок, похожий по вкусу на кофе из медной турки, терпеть которых самодостаточный путник совсем уж не мог. Как и вкус горечи кофе без сахара и молока. Ну да Бездна бы с ним, сейчас больше всего, лесному дозорному хотелось получить компенсацию. В два раза больше внимания к себе. Или хотя бы объяснение, да будь генерал так добр.
Тигнари стоит ещё минуту, торжествующе сложив руки на груди, прежде чем опуститься на, собравший джекпот из всех раздражающих синонимов слова неудобство, импровизированный стул, похожий больше на сколоченный из бывшего бочонка табурет на трёх ножках.
И они продолжают сидеть в молчании.
- Напомни, чем это ты так занят? – первым прервал тишину звероподобный, с ощутимой требовательностью в голосе. – Пытаешься придумать, как отыграться в очередную партию в Священный призыв семерых, что даже языком пошевелить не можешь?
- Рассуждаешь так, будто расскажи я ситуацию, - что-то изменится. – тут же отразил хмурый грубым намёком. В его привычке нет нужды размениваться по мелочам, а потому, говорит так, что слова сами по себе уже можно счесть за враждебность. В полумраке комнаты удивлённые глаза его казались цвета насыщенного граната, что красовался на прилавке столичного базара. Не для продажи. Или две любопытно моргающие жирные кляксы сургучовой крови, серьёзно смотревшие на того, кто задал превосходный в своей беспечности вопрос. Молодой человек томно выдерживал паузу, на случай, если оппоненту найдётся что добавить. На покой он уже мог не рассчитывать, поэтому флаг в руки отдавал добровольно. – А вот что здесь делаешь ты, это более экзотический вопрос, чем история моего привала. Раз в год и улитка до бара доползает…
- О нет, только не начинай экзекуцию. Я ещё даже не успел понять, в чём не прав и чем заслужил. – намеренно жалобно протянул другой, будто одно только лишнее слово, сказанное вне тянущейся канвы, могло бросить в иное состояние стыда или раздражения. Но, даже перескочив на другие рельсы диалога, сама мысль о панчлайне, чем бы он ни был, чётко засела в его голове, заставив обветренные губы дрогнуть.
Сайно только неоднозначно хмыкает себе под нос – пусть бдительность ослабила хватку, но, главное, дёргать коленом Тигнари перестал.
Будто на очередном допросе, первый терпеливо выжидает, - возможно, право на хранение молчания всколыхнётся чистосердечным признанием. И чем быстрее, тем лучше. То ли это, чего он именно хочет на данный момент? Докопаться и узнать несмотря ни на что, лишь бы оправдать возложенные ожидания от этой беседы. Он то точно может добиться информации. Другое дело, где заканчивается граница работы и начинается личный интерес. Полагаться только на одно старое доверие – недальновидно, скажет любой выпускник Академии. А с желаниями, так тем более, нужно быть аккуратнее. То ли дело выжидать подвохов от надёжного “коллеги”, по части безопасности и сохранности порядка вне стен Академии, не было совершенно никакого смысла. Хотя бы потому, что в таких делах, ушастый точно не упустит возможности показать характер. Дух спёртого воздуха, как за пазухой мундира какого-нибудь Снежного разведчика в погожий день, с каждой такой затяжной паузой оседал на загривке очередной струйкой пота. Тут же взъерошенная и выжженная добела солнцем грива волос встряхивается, стоит её обладателю мотнуть головой в сторону неуловимого и невоспринимаемого доселе движения, туда, где в месте их заседания всё ещё идёт время.
- Заметь, здесь нет ни единого человека, пришедшего бесцельно. – полутоном поясняет тот. Рассматривает реакцию собеседника. Замечание должно принудить к действию, потому ждём, пока сидящий напротив впитается в жужжане жизни в этом скудном улье, полном шершней и пчёл. Басистый гогот, звон глиняной посуды, розлив бубенцов, настоящая процессия из звуков. А уж если придать этому особое значение, то это похоже на настоящий праздник. Скудный, по меркам Столицы, но самый, что ни на есть, голый. Приветствующий своего правителя в любое время своего существования. И при том двуликое, затмение, размером с расписанное красочной эмалью цветочное блюдо с пряностью. Аккуратнее, авось, укусит.
- Значит … - тихо бормочет в ответ, предполагая риторический вопрос.
Сайно тут же удовлетворительно кивает, не дослушивает окончательного умозаключения. Будоража резким жестом скопившийся на дне осадок, уверенно и однозначно. Будто сейчас он готов был согласиться с чем угодно, полностью полагался на вывод своего оппонента.
- Тебе вообще нужно то, что я сейчас скажу?
- Давай на чистоту: ты перешёл сотню дорог, совсем не чтобы просто перейти на другую сторону.
- Прекращай. Курицы, вообще-то, полезные птицы.
- Что ты здесь делаешь? – повторился с точно таким же гортанным звучанием прямолинейный вопрос. Мягко произнёс, чуть ли не каждое слово, по отдельности. Требовательность, а может и просто любопытство, просачивается сквозь частое моргание век. Чего это приспичило неуёмно вытряхивать из товарища ответы в скором порядке. Ещё какое-то время назад он ясно дал понять, что занят. Неужели это такой способ вывести оппонента из себя, тем самым, заставив оставить поле боя самостоятельно. - Только не говори, что ты окончательно потерял рассудок, пока лежал в бреду от съеденных новых грибов незнакомых ранее штаммов. И только таким образом принял решение посвятить дальнейшие годы жизни под эгидой “Всё во благо мудрости … и Великой Академии с её даршанами”, и потому сейчас проводишь для них очередное исследование пустынной флоры.
- Как ты угадал?!
Уставившись на самодовольного собеседника, ирония возымела ровно противоположный эффект. О, Архонт, нужно было только видеть, как стремительно сузились зрачки Сайно, чтобы поверить в небывалую смесь эмоций на лице у непробиваемого генерала. А, от удивления, его глаза невозможно округлились как две блестящие монеты моры, брови резко поплыли вверх, описывая на лице такую возмущённую гримасу. Что, казалось, он набрал в рот мутной воды и только это осознал. Кто-то понял это слишком уж буквально. Видимо, восклицание прозвучало слишком искренне. Либо собеседник успел привыкнуть к сосредоточенному настроению, от чего в правдоподобности не пришлось даже сомневаться. “Пусть знает, что не только он здесь умеет шутить”. Пока обескураженный не успел принять ложный факт за истину первой инстанции, вписав имя бывшего товарища в ряды сходящих с ума учёных-академиков, Тигнари успокаивающе одёргивает того фразой-припиской “ …- Только дай мне договорить”.
- Здесь потерялся один из наших разведчиков. Месяц назад я писал письма сюда. Это было напоминание о том, что в Гандхарве проходил пересмотр лесных стражей. Иными словами, просьба вернуться на назначенный пункт, потому что его время пребывания здесь подходило к концу. – для большего красноречия, говорящий втыкал указательный палец в поверхность стола. А потом расслабился и стал скрести когтем деревянную доску. Не успел лесничий прибыть к границе, а именно первому и последнему радушному пристанищу для путников у самого подножья зыбкой стены, как начал расследование с вот такой перебранки. - Он должен был приехать с отчётом по проделанной работе, но ни ответного письма, ни самого стража так и не прибыло. Пропал без вести, просто растворился. И я боюсь, что он мог встрять в неприятности по дороге.
- Не заставляй недоверять тебе. Иначе…- в секунду рычащая хрипотца перекрывается небрежным покашливанием во всё горло. - Сейчас в Сумеру отнюдь не самые спокойные времена. Привычный порядок вещей даёт непредвиденные трещины. Ты не замечал за ним никаких упаднических настроений? Люди бегут из пустыни, как из-под завалов. Сейчас, когда границы между людьми разной веры стираются, все только и берут лишь свои знания и нажитое добро. А ты, мало того, что решаешь поплыть против общего течения, так что ещё непонятнее, противоречишь своим же закостенелым принципам. Могу напомнить тебе, что с этим могли возиться наёмники Бригады Тридцати. Объяви в розыск и пусть этим занимаются те, кто живут поиском заблудившихся.
- Здесь потерялся обычный человек. Наш человек, если быть предельно точным. Такой же как я страж, листья с одного дерева. Ему, как и любым другим людям без предрассудков были свои горести и радости. Но духа он не терял. По крайней мере, при мне. Крутился в силу своих возможностей – защищался от навалившихся вопросов темноволосый. С каждым новым предложением, слова скакали, от малейшей неуверенности, или от того, что он вспоминал на ходу. Но на его лице проблестнула лёгкая улыбка. Раскалённый отблеск, который дрожит перед глазами, формируя причудливые картины. Сейчас он посчитывает, в каких пропорциях стоит давать информацию. Мысль о том, что в зависимости от дозировки удастся сменить направление ветра, что разгонит грозовые облака над головой у матры. Не думая уже о том, что поводы менять гнев на милость тот должен искать самостоятельно. По части лечения и восприятия он был, как-никак, специалистом своего дела. Но что касается лекарства, в состав которого входит нечто личное. Отношение пациента нередко меняет ситуацию в пользу того или иного исхода. Где то разумное зерно, в которое нужно вписаться при рассказе о своих проблемах. - Ты был прав, когда сказал, что это касается моих дальнейших годов жизни. Просто потому, что это лежит на моей совести. Помнишь, как ты привёл ко мне Коллей? Тоже исключение из правил. Это что-то странное, но мне кажется, в прежнее время, со своими невзгодами, это разделило меня пополам. Мягко говоря, на “до” и “после”. Со временем, именно она придала мне уверенности в том, что я могу справиться с ролью наставника. Одна большая ответственность, казалось бы. Но всё срослось. Это большой этап в моей жизни, который, будто воскресил во мне былую тягу к знаниям.
- Как она, к слову?
- Она в порядке. Всё так же полна сюрпризов…Тебе ли не знать. – когда разговор успел набрать серьёзные обороты, на большие сентиментальные подробности язык не поворачивался.
- Понятно. – не воспринятый в чём-то, отброшенный, он не услышал большего обо всём, лично от её куратора, учителя,… близкого человека, давшего вторую жизнь девочке. Потому давить не стал. Лишь сделал раскрытый жест ладонью, приглашая продолжить то, на чём закончили. - За какими такими окаменелыми фекалиями здесь шляются ваши разведчики?
- Это было исследование биосистем на границе леса и пустыни. Включало в себя даже химический состав стены Самиэль, её состояние на данный момент, перспектива для сохранности разницы между биомами в условиях климатической разницы. Как такие диаметрально противоположные системы существуют за счёт пролегающей границы. Очень заманчивая идея, как я думал. Признаться, меня сначала тоже удивила информация о том, что инициатива поступила именно от учёного с нашего поста. Раньше смены обязанностей соблюдались в штатном режиме, таких рвений не выказывал. Сложно предугадать пытливый ум. Но я лично видел бумаги. И это поощряемо. Был целый проект, одобренный многими кураторами из Академической среды. И я сам дал добро на это, при условиях не задерживаться дольше выделенного срока. Потому что он нужен был в другом месте. В конце концов, не столько мне и моей вредности, сколько другим коллегам в процессе очистки зон увядания. Естественно, исследование такого обширного пласта займёт куда больше времени, но в процессе о продлении и речи не шло. К тому же, время на дорогу учитывалось в длительность пребывания. Будто всё проходило без сучка без задоринки.
На какое-то время Тигнари просто замолчал, давая волю кислороду вновь циркулировать через носоглотку. Чувствуя, как обрисовка ситуации постепенно переходит в оправдание, он перестал пытаться следить за потоком слов и мыслей. Возможно, надеясь на понимание. Ведь именно этого ему сейчас и не хватало. Простого слушания на манер исповеди.
- Видите ли, я не могу быть во всех местах одновременно. И прямо пропорционально моим опасениям произошло это. – вдогонку добавляет и понимает, что почти срывается на тон, свойственный беспомощному оправданию. Но дальше ничего не следует.
Так с благодарной отдушиной и выдохнули в конце. Одновременно оба. Облегчение вышло из Тигнари плавным потоком тёплого воздуха, всколыхнув спадающую на лоб прядь волос. Прикрыв глаза, окончательно отпустив где и когда находится, ложное веяние умиротворённости коснулось обстановки в этом углу. Быть может, потому что человек, сидящий напротив, никому не выдаст ничего из услышанного. Выдох, что испустил Сайно, был больше похож на каплю сочувствия на том безучастном лице, скрытым за вуалью сухости, за клеймлёной маской звания. Будто в каменную гробницу с характерным шорохом открыли двери. Одна из тех столпов древней цивилизации, что сводами держит такую близкую луну среди чернил с молоком.
Большая работа как для слушающего, так и для говорящего этот суд высшей инстанции. Суд перед самим собой, как перед зеркалом, что никакое присутствие Архонтов не нужно. Именно матры, по первоначальной задумке, должны быть зеркалом чужих действий. Люди для людей. И сейчас, оный представитель сидел неподвижно. Как если бы всё сказанное было ни чем иным, а только слухом. Всё же произошло не с ним, в то, что только предстоит проверить.
А ведь когда-то давно, подобное было и с волхвом хранительницы Древа Мудрости, который вышел в долину смерти в поисках ответов. Но не надеясь найти это успокаивающее душу знание в одном из сундуков, как сокровище, просто шёл, сплетая нить своей жизни в один клубок. Пока на того искоса смотрели хищные птицы, трудяги скарабеи и безмолвная тяжесть ока двух перевёрнутых пирамид. Чем плоха было такая очная ставка, так это тем, что зная исповедующегося лично, волей-неволей, а делаешь выводы. Так и зная умелого лучника, зелёного стража и проверенного временем лекаря в одном лице, сразу было понятно, что сожаления тут ни к чему.
- Ты хорошо осведомлён что ищешь. Это радует. – означает это лишь то, что информация повышает шанс выживания. – Солнце пошло на спад. Мой привал заканчивается. Но скажу вот что: сейчас моё дело связано с очередной волной спроса на нелегальные ценности.
- Обычное дело о контрабанде, ничего не скажешь. Ещё одно, очередное, в твой послужной список. Готов поклясться, с рассказом о Чертоге упокоения это не сравнится уж точно. Если я не прав, то рассказ из твоих писем звучал уж слишком душещипательно, сколько бы ты ни пытался урезать. Уже со всем справился, небось?
- Не совсем. Я всё ещё иду по следу. – будто вспомнил о том, что в данный момент времени сидит и невольно усмехнулся одним уголком губ, оттаивая от темноты, с которой успел слиться, вызвав тем самым лёгкую улыбку и на губах Тигнари в ответ. - Активность выдаёт интуитивный характер. Когда, к примеру, пытались выследить меня, то мудрецам было достаточно подумать логически, посчитать математически, как это делают дети, подставляют в формулу последовательность моих ходов. Я знаю себя лучше, чем кто либо другой, поэтому и шокирует тот факт, что моя методика предсказуема донельзя. Это же и удивительная закономерность. Только сейчас будто действует какая-то непонятная стихия, а не человек. Может в этом замешано что-то большее. Только вот, спрашивается, зачем тому же дождю понадобилось торговать ценностями, которыми живут смертные. Это уже другой вопрос.. Признаки торговли то появляются, вызывая волнения, спрос как таковой, то потом исчезают бесследно, оставляя всех в недоумении..Никому товар так и не достался. Многие потенциальные покупатели попадались мне в руки уже одураченными, даже не стеснялись выказывать своё недовольство в лицо, что только сбивает со следа.
Сайно устало вытирает лицо рукой, размягчая зачерствевшие мышцы, оказывается, подвижного лица. С грубым кряхтением он приводит себя в чувство, будто каждому из тех подозреваемых, что попадались на пути к источнику основной головной боли, требовалась вразумитльная порка.
- Разве они не должны после такого то надувательства быть заодно с законом?
- Продавец даже не появлялся перед ними, о каком сотрудничестве может быть речь? Водит за нос всех, да и только. Такое чувство, будто он сам в какой-то момент меняет траекторию и идёт куда глаза глядят. Или боится. Видит угрозу и тут же прячется. У меня даже сложилось предположение, что это учебная тревога, случай как по методичке, слишком прозрачный. Ну или в таком случае – задача со звёздочкой.
- Да ты как хорька-барахольщика описал. С тех пор как ты вернулся на пост матры, судя по всему, ни на день не отходил от своих полномочий? Спишь и видишь.
Вернувшиеся к жителям Сумеру сновидения и правда возымели эффект на тех, кто привык считать себя всезнающим взрослым. Какой простор открывался в те моменты, когда душа открывалась бессознательному. И то, сколько бессонных ночей Тигнари провёл вне этого удивительного чертога, возымели большие последствия. Как время, проведённое в отдыхе, могло бы чудесным образом навеять ему нужных мыслей, очистить голову от всякого сора. Это был бы отличный, а главное, беспроигрышный совет для любого, даже для друга-скептика. Учёный дождевых лесов готов был поклясться, что первая ассоциация, пришедшая на ум в контексте сновидений была именно расправа над негодяями. Долгие погони по рассыпчатому золотому морю. Очередная сокрушительная победа над всеми, кто посягнёт на священные устои. Как тощая чёрная фараонова собака впивается зубами в горло любого, кто посягнёт на целостность устоев бытия, потому как цена за покой очень дорога. Особенно это ощущается, когда вспоминается катаклизмы родной земли, вызванные прихотью божеств. Тяга к запретному убивала даже мудрейших. Ложные надежды выжимали всё разумное без остатка, кровью окрапляя обезображенный до безумия мир. Запуская за собой цепной механизм ошибок и страданий.
Даже несмотря на то, что гонения на пустынников постепенно развеиваются, это не значит, что пустынники вдруг забыли старые обиды и просто приняли “новый курс”? В отношении учёных тут не церемонятся.
- Сомневаешься в правильности моих действий?
- Почему же? Просто непривычно видеть тебя в таком состоянии. Когда дело касается “правил” и “порядков”, то первым приходит на ум только твоя скромная персона. – сказать это далось нелегко. Всё равно, что проглотить кислый фрукт. Так и пробирает скривиться или пустить непрошенную слезу. Всем своим видом стараясь держать дистанцию от взъерошенного сторожа, знал, сожаление здесь ни к чему. Сейчас разговор идёт на равных, а потому, преуменьшать как сильные, так и слабые стороны, было просто кощунственно. Тем более, что перепятии, с которыми им приходилось справляться бок о бок, передавая друг другу эстафету первенства и наставничества, сделали возможным ни одну только эту встречу. Это делает возможным что угодно. Потому что реакция двоих, определённо, даёт свои плоды. Чего только стоит руководство по безопасности в пустыне для матр. Само стечение обстоятельств забавляло тем, что человек, поступивший на опасную должность, мог попросту не знать элементарной техники безопасности .
Только вот беспокойство откровенно проникло ядовитой каплей сквозь слова. И эта капля пустила свои корни где-то в сбившемся дыхании: боязнь за сказанное.
- Так и должно быть. – невозмутимо согласился с ним Сайно, без какого либо намёка на гнев или милость. Всё так же глухо, мирно дыша, словно полная сквозняка громада.
- Я бы удивился куда больше, если бы ты перестал брыкаться.
- Что ты имеешь ввиду? – неразборчиво переспрашивает, будто не расслышал, тот, кому только что приписали строптивость. Не самое обидное замечание, потому что является чистой правдой.
- Ничего.
Такое безобидное отрицание уже сказанного выводит из себя, очень близко и одновременно на отдалении слышится недовольное и угрожающее мычание не раскрывая рта. - Могу предложить только держать ухо востро. Пустынники шифруются между собой. Они говорят об одном и том же, что ты и без того знаешь. Но это по-прежнему ничего не меняет.
Сказал тот же выходец из пустыни.
Молодой человек в длинном балахоне резко встаёт с места, смотрит на собеседника сверху вниз, долго, мягко. Поднимает полами одежд мелкие частицы, что переливаются подобно искоркам перед глазами в моменты головокружения. Противоречивый взгляд через эти крошечные снежинки привычной грязи, полный несогласия с тем, что он сам же сейчас и делает. Пробивающиеся внутрь белые полотна света желтеют, тая на смуглых лицах местных жителей. Генерал оборачивается в сторону выхода и его лицо будто покрывает золочёная медовая корочка ореховой сладости. Ни секундой больше он задерживаться не намерен.
Сейчас он уйдёт. Если не медлить, можно выскочить из помещения раньше, обезоружив, остаться в правых. Тигнари взглатывает липкую слюну, но продолжает чего-то ждать. Что он оставит после себя что-то очень важное. Они оба оставят после себя хоть что-то. Но всё так и уйдёт. Их следы запутаются среди барханов.
Друг растворится в дверном проёме, может, столкнётся плечом с громилой носильщиком, но не обернётся. Его фигуру размоет свет, как мутную кляксу по холсту, развеет по пустоши. И останется только воспоминание. Излишняя принципиальность приводит к одиночеству. Тадж был явным тому примером.
“Не за этим ли я сюда пришёл?”
Своим присутствием он оставит тень. Только та будет мучительнее и острее, как мигрень. Добавит оттенок сомнения на благоухающий оазис. Потому что он никогда не выносит приговор так, как с этим справляются сами подсудимые. А перетруждаться в такую жару очень опасно.
Ни поэтому ли он оставил после себя только сложенный листок. Протянув к ней пальцы, парень разворачивает ни что иное, как вырванную страницу из руководства по выживанию суровых климатических условиях. С отторжением у него подёргиваются уши, от возникшего желания затолкать этот листок в глотку тому, кто так обращается с книгами. А так как никого, кроме Сайно не предполагалось, пришлось только насупить брови и осмотреть след вандализма с обеих сторон. Кусочек плода их совместных трудов. Судя по содержанию, это только часть главы о растениях засушливого региона, их пользе и скрытой опасности для несведущих путников. За консультацией, по поводу которых, генерал лично обращался к Тигнари. Но сейчас это не больше, чем макулатура, с выделенными на тексте кружками. Пробегая по отметкам, слова примеряются друг к другу в последовательности, собирается только: