Второй шанс

      — Что происходит?! Где Биу? — Я влетел в кабинет XXX, со всей дури хлопнув тяжёлой дверью. Даже рыбки в огромном, занимавшем всю стену, аквариуме заинтересованно подплыли к стеклу.       — Бай, давай ты выйдешь, успокоишься и вернёшься в адекватном состоянии. — XXX продолжил точить карандаш, не поднимая на меня глаз.       — Никуда я не выйду, пока не узнаю, что происходит с Билдом.       — А что с ним происходит? Мальчик просто заигрался в звезду и забыл о последствиях. — XXX откинулся на спинку кресла и задумчиво уставился в панорамное окно.       — Мы точно об одном человеке говорим? Вы сейчас сказали, что у Биу звёздная болезнь?       — Байбл, прекрати истерику и подумай о себе.       — О себе? Или о Вас? Или о рейтингах?       — Напомню тебе, мой мальчик, что всё, что ты перечислил, неразрывно связано.       — Да что Вы? Ещё недавно и Биу в это верил, а теперь Вы его слили, как ненужный мусор, из-за каких-то выдуманных обвинений.       — Мы его не сливали, как ты выражаешься. Он сам принял решение уйти.       — А что ему оставалось? Что оставалось человеку, которого в сложной ситуации не поддержали самые близкие в настоящий момент люди?!       — Байбл, заканчивай истерику, я сказал. У меня и без тебя полно работы. Поэтому можешь быть свободен.       — Ладно, не хотите помогать, не надо, сами разберёмся. Но хоть куда он уехал, Вы знаете? Я не могу с ним связаться уже несколько дней. Телефон он отключил, в LINE не отвечает, дома не живёт…       — Попроси девочек на ресепшен, чтобы дали тебе контакт, который Билд оставил на всякий случай, скажи, что я разрешил. Но я тебя прошу, сделай так, чтобы хотя бы с тобой проблем не было.       — Как скажете, шеф! — Дверью шибанул уже на автомате.       К моменту выхода из здания агентства я ощущал себя закипающим чайником. Потратив полдня, я ни на шаг не приблизился к Биу.       — Где ты, honey? Почему же ты ничего не сказал? Мы бы со всем справились вместе. Ты только дождись меня. — Я шептал это как мантру, стоя посреди улицы, задрав голову к небу. Капли дождя упали на лицо, приводя в чувство. Чего, спрашивается, стою? Некогда стоять, нужно найти Биу и понять, что происходит.       К офису детективного агентства, которое мне посоветовали, я по пробкам добрался только через два часа, но меня там всё ещё ждали.       — Добрый день, у меня договорённость о встрече с господином детективом. — Я с интересом рассматривал антураж приёмной одного из самых успешных детективов этого города. Казалось бы, что может быть лучше классического офисного минимализма для оформления такого места? Но нет, всё здесь больше напоминало салон какой-нибудь гадалки или ведьмы: чёрно-красная драпировка на стенах, кроваво-красный ковёр на полу, секретарша, похожая в своей чёрной хламиде на ворону. Прямо интересно, как выглядит офис самого детектива. Такой же треш, или что-то ещё более забористое? Оценить юмор владельца агентства я смог уже через несколько минут.       Музыка ветра — первое, что встретило меня в офисе этого странного человека. Если я надеялся, что внешний вид приёмной — это больная фантазия секретарши, то сейчас смог убедиться, что рыба гниёт с головы. Закрытые жалюзи, восемь черепов с какой-то зелёной подсветкой из глазниц — по два в каждом углу, музыка ветра над дверями, круглый стол в центре комнаты, украшенный светящимся шаром судьбы, и летучая мышь, спланировавшая мне на плечо, были очень далеки от моего представления о самом успешном детективе Бангкока. Окружающая обстановка, как и приёмная, действительно больше походила на салон третьесортной гадалки, а не на приличный офис современного человека.       — Ау, господин сыщик, где Вы? — В обозримом пространстве никого живого, кроме нас с мышкой, не наблюдалось. Обходя кабинет по периметру, я только, наверное, под стол не заглянул, но так никого и не увидел.       — Хорошо сидишь? И где твой хозяин? По-моему, с его стороны это не очень вежливо, ты так не думаешь? — Летучая мышь сидела на моём плече как приклеенная. — Дожил, блин, с мышью разговариваю!..       — Сам ты мышь, — прозвучало у меня в голове. Летун соскользнул с моего плеча, метнулся к полу — и вдруг передо мной выросла мужская фигура в маске и плаще с капюшоном.       — Ничего себе спецэффекты! Вам бы в кино работать, уважаемый!       — Смертный, я бы попросил чуть больше почтительности в голосе. Ты, конечно, можешь продолжить в том же ключе, но вряд ли тебе это поможет. — Это странное существо отошло к столу, возле которого, по щелчку его длинных бледных пальцев, появились два стула.       — Гекконий хвост! Вы кто?       — Для тебя так важна эта информация? Или ты всё-таки пришёл за чем-то другим? — Он взмахнул рукой, указывая мне на стул, а сам сел напротив.       — Простите!       — Кстати, о гекконах: парня своего найдёшь лишь тогда, когда он найдёт геккона.       — Какого геккона? О чём Вы? Биу боится гекконов до дрожи. — Ну да, я это знал, потому что имел глупость подарить ему фигурку геккона на день рождения. Мне, видите ли, глазки у него понравились. Биу так испугался, что зашвырнул игрушку в неизвестном направлении, а его самого я потом ещё долго приводил в чувство. Но о природе своего страха он ничего сказать так и не смог. Сказал только, что боялся их всегда. А теперь этот странный человек говорит, что Биу должен искать геккона. Бред!       — Не перебивай меня, смертный. Я ещё не всё сказал. Так вот, твой «друг» найдётся, лишь когда найдёт геккона. С остальными его проблемами разобраться я помогу. Но, запомни, никто и никогда не должен узнать о том, что здесь будет происходить. Ни с кем ты не сможешь поделиться тем, что узнаешь, и, отталкиваясь от чего, должен будешь изменить не только свою жизнь, но и жизнь этого, как ты его называешь, Биу.       — Вы что-то знаете?       — Мне иногда кажется, что я знаю слишком много, и не всегда эти знания доставляют мне удовольствие. Как в вашем случае. Но вы одни из немногих, кому Мать-Судьба подарила второй шанс, чьи жизни могут измениться, стоит только вам захотеть искупить грехи прошлого. Вы те, кто встретился в настоящем, чтобы получить прощение от прошлого.       — Да какие у Биу могут быть грехи? Он же ещё совсем молодой, ему ещё даже тридцати нет. А по поведению иногда вообще мальчишка.       — Ну, во-первых, этот мальчишка в нынешней жизни старше тебя на три года, а во-вторых, неужели ты считаешь, что человек проживает только одну жизнь и должен расплачиваться только за грехи, совершённые в ней? — Из-под капюшона на меня уставились два алых огонька, а мне стало совсем не по себе.       — Когда-то вы уже пересекались с этим мальчиком, но он не смог принять того, что почувствовал, и того, что подарила ему Мать-Судьба. Он пошёл наперекор ей, попытался разорвать нить, связавшую судьбы двух людей, предал жизнь, предал любовь, предал тебя, наконец, — и вот теперь расплачивается за это. Хотя и тогда он много заплатил за то, что сделал. Но даже его жизни не хватило, чтобы искупить предательство любви.       — Биу не мог так поступить, он не такой.       — Положи руки на шар, закрой глаза и загляни в себя.       — Твою ж… Что это? Что происходит?       — Смотри, смертный, смотри! Узнаёшь? — У меня в голове раздавался голос этого странного существа, а перед глазами проносились события, участником которых я был. Или мне казалось, что был. Комната давно растворилась, а вся моя жизнь неслась в режиме обратной съёмки. Вот университет, школа, детство, темнота, и вот опять я взрослый. Но я ли это?

***

      Поток чужих для меня воспоминаний захлестнул, закружил и выбросил где-то, где я проживал параллельную жизнь и судьбу. Меня зовут Вен. Я студент третьего курса Таммасатского университета.       — Мам, я в универ! Буду поздно, мы опять репетируем.       — Не забудь поесть и будь осторожен, когда будешь возвращаться. Ты знаешь, что Сомчай опять в городе? Думаю, вам сейчас лучше не пересекаться.       Сомчай! Он вернулся! Моя головная боль — и спрятанная где-то в глубине сердца самая заветная, несбыточная мечта. Мы выросли вместе, ходили в одну школу, дружили до последнего класса. А потом был выпускной, мы с Сомчаем, весёлые и счастливые, возвращались домой. Мечтали, как поступим в университет вместе. На половине дороги нас накрыло грозой, и мы со смехом спрятались под раскидистым деревом.       — Давай я тебя отряхну, смотри, вымок весь.       — Всё, прекрати. Что ты со мной как с маленьким? Я сам могу.       — Конечно, можешь, но мне приятно о тебе заботиться.       — Прекрати, Вен. — Сомчай со смехом отбивался от моих настойчивых рук. А мне было так тепло и радостно рядом с ним, так хотелось продлить эти мгновения!..       — Не прекращу, никогда не прекращу, хочу всегда быть рядом с тобой. — Я говорил не задумываясь, продолжая отряхивать его плечи и волосы от капель дождя. И не заметил, как Сомчай замер под моими руками. Очнулся, только когда он оттолкнул меня.       — Прекрати, я сказал! — Он кричал на меня первый раз в жизни.       — Ты чего, Сомчай? Что я сделал не так?       — Отстань, надоел, не ходи за мной! — Он вылетел из-под дерева и помчался в сторону дома, постепенно растворяясь в струях дождя.       В университет я поступал один. Сомчай тогда простудился и пропустил вступительные. Я надеялся, что он подаст документы в дополнительный набор. Но всё пошло совсем не так.       После вступительных родители наградили меня поездкой к морю, а когда я вернулся, узнал, что Сомчай примкнул к Навапону и куда-то уехал из города.       Мне было страшно за него, но я ничего не мог сделать. Страна погрязла в междоусобице. Правые, левые, коммунисты — все пытались перетянуть одеяло на себя, вовлекая в свои политические игры всё больше людей, обещая лучшую жизнь.       Даже студенты и преподаватели моего университета оказались вовлечены во всё это.       Я не хотел вникать и вмешиваться в околополитические игры и постарался посвятить себя целиком учёбе.       И вот сейчас, идя привычной дорогой в универ, я натолкнулся взглядом на знакомую фигуру. Он сидел на заборчике какой-то клумбы и буравил меня взглядом.       — Привет, Сомчай! Как дела? Давно вернулся? — Я не мог не улыбаться, разглядывая его возмужавшую фигуру и такие знакомые черты. Я был искренне рад его встретить, мне так много хотелось ему сказать. Но он молча развернулся и зашагал прочь. Я смотрел ему вслед, а на глазах закипали злые слёзы.       — Ну и ладно, ну и, подумаешь, не очень-то и хотелось… — Я почти сорвался на бег, рванув в сторону университета. В сторону, противоположную той, куда ушёл Сомчай.       Вечером был последний прогон перед спектаклем нашего студенческого театра, а завтра должен был состояться первый показ спектакля для публики, что могло вывести нас на более высокий уровень. Возможно, нам разрешат выступить перед членами королевской семьи.       Но моим мечтам не суждено было сбыться: утром бангкокские газеты сообщили, что в нашей постановке якобы недостаточно почтительно изображался наследный принц Маха Вачиралонгкорн.       Слух об оскорблении Его Высочества разлетелся, как искры в засуху, и воспламенил столицу.       — Сынок, что происходит? Как же так? Вы же не делали этого?       — Мам, ну хоть ты поверь мне. — Я уткнулся маме в колени. — Ты же знаешь, что в нашем университете уважают и почитают королевскую семью. Принц Вачиралонгкорн получил в нашем университете степень магистра искусств, а наш гимн сочинил сам король Рама IX. Мам, прости, но мне нужно к ребятам, мы должны разобраться.       Я выскочил из дома, а когда закрывал дверь, к моим ногам спикировал клочок бумаги, видимо, засунутый в щель между досками.       «Никуда сегодня не ходи. И завтра тоже. Не надо геройствовать. Ты ничего не сможешь сделать. С.»       — Трус, даже не смог в глаза сказать. Надеется удержать меня этой бумажкой?!       В Таммасат я пробирался окольными тропами, стараясь не пересекаться с людьми. Судя по тому, что я услышал по радио и от мамы, всё может закончиться очень плохо, если я нарвусь на патрули.       — Профессор, что происходит? Почему в новостях передают, что мы оскорбили правящую семью?       — Вен, ты же умный и понимаешь, что происходит в стране. Ты должен осознавать, что всё, что мы делаем, рассматривается под лупой. И кому-то очень выгодно видеть то, чего нет, чтобы иметь возможность раскачать хлипкую лодку власти и занять место у штурвала.       — И что же нам делать, профессор?       — К сожалению, Вен, мы ничего сделать уже не сможем, нам остаётся только наблюдать и принимать последствия. — Плечи моего учителя поникли, и он зашагал в сторону кампуса. — Вен, тебе сегодня, наверное, лучше не возвращаться домой. В городе небезопасно.       Как же профессор ошибался! Самым небезопасным местом оказался именно Таммасат.       К вечеру у ворот университета некуда было бросить камень. А люди всё прибывали и прибывали. Призывы отомстить за неслыханное хамство и оскорбление королевской семьи, а заодно стереть коммунизм с тайской земли, неслись со всех сторон. Мы стояли у окон и со страхом следили за вакханалией, творившейся снаружи. Всю ночь мы ждали, что люди на улицах одумаются и перестанут искать врагов среди нас, но надежда умерла утром, когда главные ворота снёс самосвал.       Я бежал вместе со всеми, пытаясь скрыться от разъярённой толпы, но преследователи гнали нас, как дичь на охоте. Мои друзья и сокурсники падали от пуль и камней, летевших со всех сторон.       Когда меня рванули за плечо, разворачивая на сто восемьдесят градусов, я даже испугаться не успел. Вскинув голову, посмотрел в глаза неизбежности.       Передо мной стоял Сомчай. Его глаза лихорадочно блестели, в правой руке он сжимал армейский нож, ещё не окрашенный чужой кровью, скулы заострились, а кадык ходил ходуном.       — Я же сказал тебе сидеть дома, так какого ты здесь делаешь?       — Это сейчас абсолютно бессмысленный вопрос, спроси что-то более важное, Сомчай. Я знаю, тебе есть что спросить.       — Если бы ты знал, как я тебя ненавижу!.. Люблю и ненавижу! Ненавижу за то, что чувствую то, что не должен. Ненавижу за то, что, кроме тебя, и не вижу никого. Ненавижу за то, что не смогу видеть, как ты становишься счастливым без меня. Я боюсь быть рядом с тобой и боюсь тебя отпустить. Ты разрушил мою жизнь, Вен. — Вокруг раздавались крики и звуки выстрелов, бежали и падали люди, а мы стояли посреди всего этого хаоса и не могли оторвать взгляд друг от друга.       — Судя по тому, что творится, до счастья я не доживу, Сомчай, и кто-то из твоих соратников избавит тебя от меня очень скоро. — Я горько усмехнулся. А он притянул меня к себе и упёрся лбом в мой. Рука с ножом, сейчас направленным мне в живот, заметно дрожала.       — Если ты и сдохнешь сегодня, то только от моей руки. — Он сглотнул и с какой-то болью посмотрел мне в глаза. Геккон упал мне на плечо, одновременно с выстрелом, раздавшимся позади Сомчая. Он дёрнулся, а меня пронзило острой болью. Я видел, как исчезает жизнь в таких родных с детства глазах, как одинокая слеза катится по щеке, а на губах появляются кровавые пузыри.       — Теперь понятно, почему геккон, Биу, — что-то странное сорвалось с моих губ.       — Ну вот и всё, Вен. Больше не страшно. — Его глаза закрылись, а я, обхватив ладонями его лицо, шептал в окровавленные губы:       — Всё как ты хотел, родной. От твоей руки. Прости меня, Сомчай! Прости, что люблю, что не смог отпустить, что не смог уйти сам. Прос… — Мы уже не замечали, как я, нанизанный на нож, словно бабочка на булавку, падал под тяжестью его тела, продолжая удерживать в ладонях любимое лицо.

***

      — Открывай глаза, смертный. — Меня выдернуло из омута чужих воспоминаний и прошило отголоском фантомной боли в районе живота.       Уткнувшись лицом в ладони, я не вытирал катившиеся из глаз слёзы. Даже говорить пока мог с трудом, ещё не до конца освободившись от ощущения чужой жизни.       — Ну что, смертный, тебе всё ясно?       — Бедный Биу! Сколько же ему пришлось пережить тогда! Почему сейчас он снова должен страдать?       — Ты вообще нормальный? То есть ты жалеешь человека, который тебя сначала предал, а потом убил? Да-а-а, права была моя мама: пока на свете есть такие, как ты, чудеса на Земле ещё возможны.

***

      Сегодня было малолюдно в ресторанчике, облюбованном мной в последнее время. Он был хорош тем, что здесь никому не было до меня дела. Каждый, кто сюда приходил, старался оставить за дверью проблемы и тревоги, чтобы просто помолчать среди таких же одиночек. Здесь никто не лез в душу и не пытался нагрузить своими проблемами, здесь можно было подумать под ненавязчивую фоновую музыку и тихий перезвон бокалов. Бармен чутко улавливал настроение каждого посетителя и лишних слов не произносил. Самое то для такого интроверта, как я.       Я прихожу в это место каждый день, уже почти две недели. Иногда только ожидание вечернего похода сюда не даёт мне сорваться в бездну отчаяния. Это и ещё то, в чём я даже себе признался совсем недавно: манящий взгляд обсидиановых глаз моего наваждения. Именно о нём я чаще всего думаю, приходя сюда и перелистывая фотографии в телефоне, а вовсе не о тех проблемах, которые на меня свалились. Часто закрадывается мысль, что если бы он был рядом, то всё остальное я мог бы с лёгкостью пережить. Его зовут Байбл. И мне кажется, я знаю его всю жизнь. Кажется, что мы с детства вместе, хотя познакомились только незадолго до начала съёмок. Но вот уже больше десяти дней я прячусь ото всех в этой части города. Прячусь, потому что мне сейчас лучше не высовываться и не общаться ни с кем из прошлого окружения, чтобы не создать им проблем. Что-то странное творилось вокруг меня последние несколько месяцев, но я, поглощённый выяснением природы моей тяги к Байблу, не замечал ничего. Ни того, что моя девушка начала себя как-то странно вести, ни появлявшихся время от времени рядом странных личностей, ни отдалившихся старых друзей. Всё проходило мимо.       — Могу я присесть? — Голос, раздавшийся над головой, заставил вздрогнуть. — Я прошу прощения, если напугал, но за Вашим столиком осталось единственное свободное место. — Человек обошёл стол и встал напротив.       — Да, конечно, присаживайтесь. — Я осторожно оглядел зал, который почему-то, действительно, оказался абсолютно заполненным. Даже за стойкой сидело несколько человек. Чего на моей памяти не случалось никогда.       — Вы не знаете, почему такой ажиотаж? — Незнакомец напротив выглядел слегка странно: капюшон чёрной толстовки был надвинут на глаза, на одной руке кожаная перчатка, запястье же второй опоясывал браслет из какого-то серебристого металла, от которого к пальцам тянулись цепочки, заканчивающиеся кольцами.       — Увы. Но, думаю, это ненадолго. Здесь обычно гораздо тише.       — А Вы не думаете, господин Чакрапан, что это гости по Вашу душу?       — Хм, забавно, моё имя Вы знаете, а сами представиться не хотите?       — Эта информация в данный момент не настолько Вам необходима, как-то, что я могу, по просьбе Вашего друга, помочь Вам избежать больших неприятностей. Как сейчас, так и в обозримом будущем.       — Какого друга?       — Вас только это интересует? Не хотите узнать, чего именно я хочу помочь Вам избежать сегодня?       — Я не настолько глуп, чтобы после Ваших слов не сделать определённых выводов. Я так понимаю, что кто-то очень хочет, чтобы сегодня моя жизнь закончилась? Ну, возможно, для меня это лучший вариант.       — Опять струсите?       — Почему опять? Да, я никогда не ввязывался в открытые конфликты, предпочитая всё решать мирным путём, но трусом никогда не был.       — А я не о предполагаемой драке речь веду. Я сейчас говорю о Ваших чувствах к определённому человеку. Именно их Вы боитесь и именно от них бежите уже в который раз.       — О чём Вы, чёрт возьми?       — Не дёргайтесь, господин Чакрапан, не нужно привлекать внимание. Просто прислушайтесь к совету старшего: не бегите от себя, не предавайте опять того, кто Вам дорог. Третьего шанса Судьба не даёт.       — Намекаете на старые сказки о нитях судьбы и втором воплощении?       — Может, сказки, может, нет. Никто не знает, где мешаются быль и небыль.       — Вам это зачем?       — Я уже сказал, что действую по просьбе Вашего друга, ну, и немножко хочу порадовать маму. — На меня из-под капюшона уставились двумя алыми всполохами. — Давайте вернёмся к нашим гекконам.       — Твою ж! Гекконы тут при чём? Давайте как-то без них обойдёмся. — Меня передёрнуло при одном упоминании этих тварей. Даже тарантул Байбла не вызывал такого ужаса, хотя пауков я тоже не очень люблю. Я не знаю почему, но, сколько я себя помню, гекконы всегда вызывали у меня панический ужас в любом своём проявлении: игрушки, картинки, а про живых лучше вообще не говорить.       — К сожалению, без геккона никак нельзя. Он ключ.       — Ключ? Ключ к чему?       — Он ключ к жизни. И не только к Вашей. Найдёте геккона — найдёте себя, господин Чакрапан.       — Бред какой-то! Где и для чего я должен искать геккона?       — Думайте, господин Чакрапан! Думайте. Всё совсем не так сложно, как Вам кажется. А сейчас пойдёмте, нам пора. — Этот загадочный человек потянул меня за руку куда-то в сторону кухни.       — Что Вы делаете? Выход в другой стороне.       — Всё не всегда является тем, чем кажется. Там, куда Вы показали, именно для Вас выхода нет. Ничего нет. Идёмте.       Мы шли по тёмным улицам Бангкока, сворачивая в какие-то подворотни и избегая освещённых мест. Я не знаю, как мой спутник ориентировался в пространстве, но вёл он меня очень уверенно.       — Господин Чакрапан, Вы должны затаиться на некоторое время. Пока мы идём, подумайте, где бы Вы могли спрятаться на несколько дней.       — Почему я должен прятаться? Я ничего не сделал. А шумиха, возникшая из-за скандала с моей бывшей девушкой, скоро схлынет.       — Всё не так легко, как Вам представляется. И Ваша так называемая девушка не так проста, как Вам кажется. Как Вам удалось, встречаясь с ней, не замечать того, что происходило вокруг?       — А что происходило? Что могло происходить вокруг таких обычных нас? Актёр и писатель, что сложного?       — Хм, ну Вы-то да, простой актёр, а вот она далеко не просто писатель. Или, Вы думаете, то, что она пишет, могло увидеть свет без чьей-то помощи? Или всю эту шумиху вокруг плагиата и абьюза могла, в столь короткие сроки, раздуть простая писательница? Вы настолько наивны?       — Мне кажется, что Вы либо преувеличиваете, либо у Вас паранойя. Отсюда вся эта теория всемирного заговора.       — То есть вариант, что я просто имею больше информации и знаю больше фактов, чем Вы, вообще не рассматривается?       — Ну, допустим, только допустим, что Вы правы и Пои не так проста, как я думал. Зачем ей сейчас объявлять на меня охоту?       — Тут всё просто: книга. Та книга, которую Вы написали. Я не знаю, откуда те факты, что Вы в ней изложили, но это практически полное описание организации, которая стоит за Вашей девушкой. И практически полный пересказ всех их преступлений. Кстати, откуда у Вас эта информация?       — Откуда Вы знаете о книге? Её ещё не видел никто. Она есть только на моей флешке.       — Ну, судя по разворачивающимся вокруг Вас событиям, кто-то всё же видел. Так откуда факты, господин Чакрапан?       — Да какие факты? Однажды проснулся и решил записать свой сон. В итоге получился целый криминальный роман. Текст как-то сам сложился в голове.       — Да, не знал, что у мамы такое странное чувство юмора, — буркнул мой спутник, ускоряя шаг.       — А при чём тут Ваша мама?       — Да уже ни при чём. Мы пришли, господин Чакрапан. Надеюсь, Вы решили, где можете скрыться на время. И не забудьте забрать флешку с собой. — Я с удивлением обнаружил, что мы стоим перед высоткой, в которой находится моя квартира, а совсем не перед тем домом, где было моё пристанище в последнее время.       — Откуда Вы знаете про то, что флешка здесь?       — Я много чего знаю. Поспешите, господин Чакрапан, времени изменить судьбу остаётся не так уж много. Поспешите, и мой Вам совет: не бойтесь верить. Прощайте.       Поднимаясь в лифте на свой тридцатый, я размышлял не столько над тем, куда мне податься, сколько над тем, можно ли верить этому странному человеку.       В квартире что-то было не так. Я понял это, едва переступив порог, по сдвинутому в прихожей зеркалу. С опаской зайдя в гостиную, поразился размаху, с которым неизвестные похозяйничали.       Сказать, что всё было перевернуто, — это раз в десять уменьшить открывшийся мне вид. Распотрошённые диванные подушки соседствовали с разорванными книгами, разбитая посуда — с развороченным ноутбуком, у всей мебели ножки были вырваны с корнем, а обшивка дивана и кресел вспорота. Судя по всему, мой сегодняшний доброжелатель был прав и кому-то очень нужна моя рукопись.       Я улыбнулся фигурке паука, прилепленного к настольной лампе, почему-то оставшейся целой в этом хаосе. «Прав был кто-то умный: хочешь что-то спрятать, прячь на самом видном месте».       Этого паука подарил Байбл, когда узнал, что я люблю всё забавное и необычное. Моя коллекция странностей, с его помощью, вообще пополнялась очень быстро, но этот паучок был особенным: в нём было незаметное боковое отверстие для маленькой флешки. Которая извлекалась простым нажатием на брюшко. Но так как пауков мало кто любит, то это был идеальный тайник.       Звук домофона, раздавшийся в тишине, заставил меня вздрогнуть и выронить паука куда-то в развороченную темноту в районе стола. Пришлось включать лампу и очень быстро попытаться найти столь опасную сейчас игрушку.       — Твою ж! Ты-то что здесь делаешь? — Я уставился на фигурку геккона, валявшуюся в углу, рядом с пауком. Её мне когда-то тоже подарил Бай, но я не смог тогда справиться с собой и отшвырнул её. Видимо, приходящая уборщица засунула игрушку в коробку ко всяким мелочам, а теперь она оказалась в общей куче. Я опасливо протянул руку и погладил геккона одним пальцем. — Ну привет, малыш! Может, ты тот самый, которого нужно найти? — Звонок, раздавшийся в тишине квартиры, заставил меня подпрыгнуть. Схватив паука и сунув его в карман, я с опаской пошёл к двери.

***

      Я метался по городу в поисках Биу уже который день, но всё было бесполезно. От безысходности я опять свернул к его дому. Домофон, как всегда, промолчал, но выходящие соседи дали возможность просочиться в подъезд.       Лифт, нёсший меня куда-то на высоту, давал возможность оттянуть встречу с разочарованием и тоской, которые обязательно настигнут меня у закрытой двери в квартиру моего солнечного мальчика.       Нажав на звонок, я упёрся лбом в дверь, даже не прислушиваясь к звукам внутри. От позорного падения меня удержали родные руки, подхватившие за плечи.       — Бай? Ты как здесь…       — Ты! Ты!.. Как ты мог пропасть, ничего не сказав? — Я сгрёб Биу в охапку и зарылся ему в волосы, чтобы скрыть предательские слёзы, защипавшие глаза. Нежные руки, обхватившие меня, заставили прижать к себе ещё крепче это чудо. — У меня всего два вопроса. Вопрос первый: где ты был? Вопрос второй: почему ты здесь один?       — Бай, мне нужно собрать вещи и уехать к родителям. Ты меня отвезёшь?       — Ты же знаешь, что да. Зачем спрашиваешь?       — Тогда подожди, я быстро. — И моё чудо метнулось куда-то в глубину квартиры, а я прошёл в гостиную. Поток размышлений о том, как давно я начал называть Биу своим, прервал открывшийся мне хаос в бывшей когда-то очень уютной комнате. Я присел, рассматривая разорванные книги, и не заметил вернувшегося Биу.       — Я всё. Можем ехать.       — Тогда давай сумку, и пошли. — Взяв его багаж, я шагнул к выходу.       — Подожди, Бай, подожди. Я сейчас кое-что принесу.       — Стой! Куда? Что ещё ты собрался принести, чудо?       — Вот, возьми! Я принёс тебе геккона. — Биу сунул мне в ладонь фигурку, которую я ему подарил на день рождения.       — Ты принёс мне что?       — Чего ты так удивляешься? Геккона твоего принёс, пусть пока у тебя побудет, чтобы не потерялся при переезде. А потом я его заберу, обещаю.       «Он его всё-таки нашёл. А я нашёл его».       — Бай, ты чего завис?       — Бью, а, может, ты вместе с ним у меня поживёшь? Не нужно тебе сейчас к родителям, и одному быть тоже не нужно.       — Почему?       — Судя по тому, что накопал мой детектив, тебя просто заказали. Твой иск к Пои очень многих взволновал. А ещё больше всех волнует какая-то рукопись, которая может всплыть в процессе разбирательств. А так нет тела — нет дела. В твоём случае нет истца — нет иска, нет рукописи. И даже адвокат, найденный для тебя Майлом, вряд ли поможет.       — Я не о том. Почему ты хочешь, чтобы я жил у тебя? Тебе это зачем? — На меня с опаской и непониманием уставились самые любимые на свете глаза.       Бросив сумку на пол, я за руку притянул моего мальчика к себе.       — А ты не понял? — Он отрицательно замотал головой. А я, набравшись смелости, погладил его по щеке. — Может быть, затем, что ты мне нужен? Или, может быть, затем, что я наконец-то понял, что чувства Вегаса к Питу — это не только сценарий и актёрская игра, но и истинные чувства Байбла к Билду? Ну да, вот такой я у тебя тугодум, котёнок, мне понадобилось очень много времени, чтобы понять и принять такие простые вещи. Я люблю тебя, honey, — эти слова так легко слетели с губ и были такими правильными, что мне хотелось повторять их снова и снова. Но я лишь заглянул в родные глаза, тихонько поцеловав Биу в уголок губ. Чем заслужил резкий вздох, руки, обхватившие меня, и нос, уткнувшийся в ключицу.       — За что? Ты же знаешь, что обо мне говорят? — Он бормотал это, всё сильнее вжимаясь в меня.       — За душу, в которой есть место для всех! За улыбку, покорившую меня с первого взгляда! За глаза, в которых я читаю все твои мысли! За смелость, с которой ты противостоишь в одиночку всем выпавшим на твою долю испытаниям! За доброту, согревающую окружающих тебя людей! Мне совершенно всё равно, что о тебе говорят. Для меня ты самый добрый, самый сильный, самый светлый, самый нежный, самый солнечный мальчик на свете! Самый дорогой и любимый человечек! Котёнок, ну не плачь, пожалуйста! Неужели то, что я сказал, настолько печалит тебя? Если ты не можешь ответить на мои чувства, я буду рад остаться просто твоим другом, только не плачь, мой хороший! — Он отпрыгнул от меня так резко, что я покачнулся. Вытер кулаком глаза и уставился, нехорошо прищурившись.       — Только попробуй ещё раз заикнуться о том, что будешь моим другом! И я!.. И я!.. Я не знаю, что сделаю! — Мой малыш, перестав плакать, тыкал мне кулаком в грудь. — Я тебя покусаю, вот!       — Солнышко, а давай ты меня покусаешь в более романтической обстановке? — Я опять сгрёб его в объятия, начиная неспешно целовать. Мы смогли оторваться друг от друга, только когда мой телефон завибрировал.       — Уходите оттуда, иначе будет поздно. — Номер не определился, но голос был смутно знакомым.       — Котёнок, нам, похоже, пора.       Мы были уже почти у моего байка, как дорогу нам преградили двое в масках. Ночную тишину прорезал до неприличия громкий щелчок взводимого курка. Автоматически задвигая Биу за спину, я понимал, что буду защищать этого мальчика, даже если придётся сражаться со всем миром. Потому что с появлением в моей жизни Биу я понял, что любить и не надеяться на взаимность — очень больно, но гораздо больнее представлять, что мы могли никогда не встретиться. Только появление этого солнечного чуда в моём мире позволило почувствовать себя живым. Ощутить, как сердце, много лет казавшееся безжизненным камнем, начало оттаивать и оживать, так же, как весной оживает под тёплыми солнечными лучами земля.       — Ба-а-ай! Не-е-ет! — Он дёрнул меня за руку, убирая с траектории полёта пули и прикрывая собой. — Нет, я не хочу и не могу тебя так потерять. Ты должен жить. Ради меня… — Биу шептал ещё что-то, оседая на землю, но я уже не вслушивался. Я не слышал воя полицейских сирен, не видел событий, разворачивавшихся в конце улицы, не замечал людей, выскочивших из подъезда. Я плакал, прижимая Биу к себе. Оплакивал несбывшуюся надежду и упущенное время, прощался с жизнью и счастьем. Он истекал кровью у меня на руках, а я понимал, что моя жизнь закончится вместе с его.       — Какие же вы, смертные, иногда беспомощные. — В голове опять зазвучал смутно знакомый голос. — Чего сидим? Кого ждём? У тебя в телефоне что, батарейка села или руки отнялись, и ты в экран не попадаешь? В скорую звони, герой!       — Бай, ты как? — На плечо легла рука Майла, примчавшегося вместе с Апо вслед за мной в клинику.       — Мне страшно! — Я уткнулся лбом в серую холодную стену больничного коридора.       — Что бы ни случилось, мы с тобой. — По сжал моё плечо, стараясь передать свою поддержку.       — Я знаю, парни, спасибо! Но я не могу потерять его сейчас. Сейчас, когда он поверил мне, когда принял меня, когда появилась надежда. Мне страшно представить, что это конец и я никогда больше не увижу его смеющиеся глаза и ямочки на щеках.       Прошла всего пара часов, но даже они казались мне вечностью, накрывшей меня перед закрытыми дверями операционной. Глухая тоска и дикий страх поселились в сердце.       Скорая, после моего звонка, примчалась очень быстро. Биу увезли в лучшую клинику Бангкока, чему поспособствовали связи Майла, которому я по наитию тоже позвонил. И вот теперь я меряю шагами пространство перед закрытыми дверями. Благодаря Майлу полиция на время оставила меня в покое, удовлетворившись обещанием посетить полицейский участок и дать показания, когда я буду в состоянии.       — Доктор! Что? — Я рванул к человеку в халате, как только двери операционной открылись.       — Спокойно, молодой человек. Всё с Вашим другом хорошо. Пулю мы удалили, жизненно важные органы не задеты, засела неудобно, поэтому пришлось повозиться. Но жить будет, так что можете идти домой, мы позвоним, когда он придёт в себя.       — Я здесь подожду. — Я устало опустился на стул, стоявший возле стены, и вытащил из кармана фигурку геккона. Как она туда попала, как осталась цела, было не важно. Эта игрушка связывала меня с Биу лучше любого каната, и я цеплялся за неё в надежде на чудо, всё то время, пока шла операция.       — Долго ждать придётся, он после наркоза минимум до утра проспит.       — Правда, Бай, давай мы тебя отвезём.       — Нет, ребята, спасибо, но я останусь. Я и так слишком часто оставлял его одного, теперь только вместе. Пока не прогонит.       — Ну тогда думай, где вы будете жить дальше. — Апо подмигнул и потащил Майла к выходу.       — Главное, чтобы он поправился, а дальше посмотрим.       — Молодой человек! Молодой человек, просыпайтесь.       — А?! Что? — Я вскочил со стула, в испуге распахивая глаза. Всё-таки заснул. Надо же! Передо мной стояла девушка в медицинской форме.       — Успокойтесь, пожалуйста. Я просто хотела сказать, что Вашего друга перевели из реанимации в обычную палату. И хоть он ещё спит, Вы можете к нему пройти. Ваши друзья договорились с администрацией клиники о ВИП-палате. Там есть диванчик и Вам будет удобнее ждать его пробуждения.       — Милая девушка, спасибо Вам большое! — Я готов был прыгать от радости, но позволил себе только широко улыбнуться. — В какую сторону идти?       — Прямо и налево, а там увидите.       Биу действительно ещё спал. По лицу скользил солнечный луч, подчёркивая нездоровую бледность и тёмные круги под глазами, но это был просто сон, который когда-то закончится, и мой мальчик улыбнётся мне.       — Родной, просыпайся скорее. — Я тихонько сжал его пальцы и погладил тыльную сторону ладони. — Вот ты проснёшься, и мы поедем в Чиангмай. Я познакомлю тебя с родителями. Ты им обязательно понравишься, не можешь не понравиться. А потом я покажу тебе мой город с того ракурса, который недоступен обычным туристам. Возьмём в прокат велосипеды, и я провезу тебя по местам моего детства. А потом накормлю котлетами из пшеницы в одном старом кафе. Ты обязательно оценишь, тебе же так нравится всё необычное и забавное. Ты, главное, выздоравливай, мой хороший!       — Бай, ты что, плачешь? — Хриплый голос привёл меня в чувство.       — Нет, конечно, родной. Ты же в норме, так чего мне плакать? — Я постарался украдкой вытереть слёзы, которые до этого даже не заметил.       Биу выписали через десять дней, которые я почти не отходил от него. Я его мыл, переодевал, следил, чтобы он поел и принял лекарство. Он ругался на меня, но я видел, что и сам он не готов отпустить меня. Когда мы были одни, я как мог показывал свои чувства и эмоции, которые раньше всегда и ото всех скрывал.       — Отпусти меня, сумасшедший, ты залижешь меня до смерти, и вся работа врачей пойдёт насмарку. — Он хохотал и отбивался от меня рукой, не опутанной датчиками и капельницей.       — Не переживай, малыш, я знаю шикарный способ реанимации, оживёшь как миленький!       — Я убью тебя, вот выйдем из больницы — и точно убью!       — Не убьёшь, тебе будет некогда, обещаю! — За нашими перепалками по дороге на процедуры с улыбкой наблюдала вся больница. Нас поздравляли, поддерживали, желали удачи и счастья и врачи, и пациенты. Даже вездесущие журналисты не сильно навязывались, после того как начальник полиции на брифинге для прессы сообщил, что дело Биу взяли под специальный контроль и любые попытки несанкционированного проникновения к нему могут быть расценены как попытка покушения. А я, хоть и опасался новых нападений, был просто счастлив, что мой малыш выжил и идёт на поправку.       — Мам, пап, это мой Биу! — Я с порога постарался обозначить значимость моего солнца. — Мы погостим у вас, если можно?       — Сынок, ты ставишь нас в неловкое положение перед гостем, задавая такие глупые вопросы. Конечно, можно и даже нужно.       К родителям я утащил его сразу из больницы. Только дома я смог выдохнуть и перестать оглядываться. И хоть в этот раз познакомить моего любимого с городом моего детства и не удастся, но даже просто просыпаться рядом с ним уже счастье.       Ночью, когда мы остались одни в моей комнате, я наконец-то смог доказать этому котёнку, что он тот единственный, кто действительно нужен мне.       Я долго целовал податливое тело, кайфуя от тихих стонов и вздохов моего мальчика. Языком, пальцами и губами старался найти самые чувствительные точки на его теле, облизывая, прикусывая и посасывая. Я ласкал шею чуть ниже кадыка и в районе ключиц, вылизывал его ушки и внутреннюю сторону запястий, проходился точечными ударами языка по соскам, вызывая дрожь его тела. Облизывал головку, пробуя на вкус, кончиком языка ласкал уздечку и дырочку уретры, проходился по стволу, широкими мазками иногда чуть прихватывая кожу губами. Я заставлял его выгибаться в моих руках, хныкать и просить о большем.

***

      — Твою ж мать, ты кто? И какого тут делаешь? — Совершенно голый Бай слетел с кровати, вставая на пути существа, появившегося в спальне. Выглядело это настолько комично, что воспринимать ситуацию всерьёз у меня не получалось. Хотя, наверное, ничего весёлого в Байбле, пытавшемся меня защитить от явно потусторонней сущности, возвышающейся над ним на две головы, не было. Но то, что этот сумасшедший опять встал на мою защиту, не задумываясь о себе, грело душу и заставляло улыбаться.       — У меня много имён и личин. — Существо плавно скользило, обходя комнату по кругу, и вслед за ним скользил Байбл, стараясь постоянно находиться между мной и им. — Для кого-то я детектив, помогающий решить проблемы любимого человека. А для кого-то — случайный сосед за столиком в кафе, советующий, как не упустить своё счастье… — Меня кольнуло пониманием. И, судя по тому, как дёрнулся мой любимый, его тоже. — Для кого-то — кара, для кого-то — спасение. Я сын Матери-Судьбы — я Случай. Для каждого свой. Кому несчастный, кому счастливый. Вот вам повезло, маме вы нравитесь. Поэтому она просила передать, что жить вы будете долго и счастливо, если не разучитесь любить и беречь друг друга. За сим позвольте откланяться. — И оно действительно, поклонившись, исчезло с тихим хлопком.       — Бай, а что это сейчас было?       — А это, Бью, сейчас был подарок. — Моё сумасшествие, развернувшись, двинулось ко мне крадущейся походкой. — Огромный такой подарище, я бы сказал. Нам подарили шанс. Шанс на жизнь и счастье. И я намерен начать пользоваться им прямо сейчас! — И этот ненормальный, запрыгнув на кровать, продолжил начатое, вдавив меня в матрац.