***
Всю дорогу в такси они молчали. Гермиона не знала, какие слова правильнее подобрать, а Гарри отстукивал пальцами нервную дробь. Когда они приехали к театру, вокруг ещё суетились пожарные, а само здание было похоже на накренившийся дом из старых сказок. Несколько людей стояло у машины скорой помощи, а небольшая группа давала показания полиции. Одна из девушек заметила их и бросилась к ним со всех ног. — Гарри, — всхлипнула она, крепко обнимая за шею. Видимо, это и была та самая Лаванда. — Ты как, Лав? — Я не верю, я просто не верю… Нужно было сразу позвонить тебе, но Рон взял с меня слово… — Расскажи всё по порядку, — поглаживая её по плечу, осторожно попросил Гарри, а свободной рукой потянул Гермиону поближе. — Это Гермиона. Ты можешь ей доверять. — Хорошо, — Лаванда коротко вздохнула. — Рон появился у меня на пороге в понедельник около пяти утра. Я была ошарашена подобной наглостью: полгода назад назвал меня пустоголовой дурочкой, а тут извиниться, что ли, решил? Но он пришёл не поэтому. — Он попросил о помощи? — Да, — кивнула она. — Сказал, что ему надо срочно залечь на дно так, чтобы не нашли ни свои, ни чужие. — И вы предложили театр? — догадалась Гермиона. — Я решила, что так безопаснее, — Лаванда вытерла слёзы палантином, наброшенным на плечи. — Многие знали о наших отношениях раньше, выходит, что домой ко мне могли наведаться. И тот ваш, высокий, суровый и… эээ… — Кингсли? — Да, Кингсли! Он действительно приезжал в среду и спрашивал, давно ли я видела Рона. — Ты ему ничего не сказала? — осторожно спросил Гарри. — Ты что, дурой меня считаешь? — надулась она. — Я в таких выражениях отозвалась о Роне, что стала последней в списке тех, к кому он мог прийти. — Значит, всю эту неделю Рон прожил в театре? — Наш охранник свалился с пневмонией, и его подсобка была свободна. Я и предложила Рону спрятаться там. И если бы не этот пожар, — Лаванда снова всхлипнула. — Ты уверена, что это он? — В театре больше никого не было: днём прошла генеральная репетиция , и нам разрешили отдохнуть перед завтрашним спектаклем... А пожарные, нашедшие тело, сказали, что в него ещё и стреляли… Они и вызвали полицию. — Ты рассказала полиции, что это Рон? — переглядываясь с Гарри, тихо спросила Гермиона. — Я так растерялась… «У нее будут большие проблемы», — с сожалением подумала Гермиона. — Ты молодец, что позвонила, Лав, — сохраняя самообладание, твёрдо произнёс Гарри. — Скажи, до пожара вы с Роном ничего не обсуждали? — Он сказал, что сходит с ума от неизвестности и постарается отправить одну весточку. Да уж. В чём-то Рон Уизли и Лаванда стоили друг друга. — И всё? — Кажется, он говорил что-то про крайний вариант от хозяина… — Лаванда, — Гермиона развернула её к себе. — Постарайся вспомнить до мелочей. — Хорошо, — та крепко зажмурилась. — Хозяин советовал ему родовой Уокинг и какого-то Фореста… или Форестера… Я не помню. От машины скорой помощи отделилась фигура и пошла в их сторону. Гермиона с удивлением узнала бежевый пиджак Ремуса Люпина. Разговор стоило немедленно закончить. — Лав, если тебя будут вызывать на какие-то допросы не в полицию, скажи, что будешь говорить только в моём присутствии, хорошо? — серьёзным тоном попросил Гарри. — Возвращайся к друзьям. Поцеловав Гарри в щёку, Лаванда быстро поздоровалась с Люпином и ушла обратно. — Как мистер Блэк? — спросила Гермиона, не понимая, ждёт ли их отповедь. — Сириус в порядке, — ответил он. — С ним сейчас Питер, так что за него нет нужды переживать. А вот Рон… Тело сильно обезображено огнём, так что, несмотря на слова мисс Браун, мы не можем быть уверены, что это он. Надо провести генетическую экспертизу. — Когда будут результаты? — уточнил Гарри. — Два-три дня. Мисс Браун сказала что-то ещё важное? — Только что Рон был чем-то напуган, поэтому решил залечь на дно, — легко соврал Гарри. Взгляд Люпина из строгого стал сочувствующим: — Ещё есть надежда, Гарри. — Я знаю, Ремус. Спасибо.***
Они с Гарри договорились встретиться у здания «цирка» в полдень. Разговор с Лавандой навёл Гермиону на одну мысль, но она не хотела давать надежду. А сделав несколько звонков по телефонному справочнику, смогла выписать один адрес в предместьях Уокинга. — Куда мы едем? — спросил Гарри, когда они наконец сели в третье такси, пойманное в двух кварталах от набережной принца Альберта. — Попробуем навестить мистера Форестера, — мимолетно улыбнулась она. — Думаешь, в этом есть смысл? — Не знаю. Но попробовать стоит, разве нет? Уокинг походил на маленькую, уютную деревушку. Таксист лихо преодолел пару просёлочных дорог и остановился у небольшого двухэтажного дома. Они вышли и, оглядевшись, Гермиона увидела знакомый по фотографиям особняк буквально в нескольких сотнях футов. Гарри неуверенно замер на пороге, и Гермиона ободряюще сжала его ладонь. Дом казался пустынным, но она верила, что там кто-то есть. Звонок был не раздражающим, скорее, походил на трель соловья, а через пару минут раздались медленные, шаркающие шаги. — Вам кого? — донеслось из-за двери. — Мистер Форестер? — Пока ещё да. — Хозяин был бы рад, позволь вы нам войти. Повисла тишина, а следом раздались щелчки открывавшихся замков. «Пять», — посчитала про себя Гермиона. Пожилой мужчина открыл дверь, и от скептически-презрительного взгляда стало неловко. — Проходите уж, раз нашли. Мистер Форестер провел их в гостиную, где навстречу радостно вскочил высокий рыжеволосый парень. — Гарри, дружище! Прости, что не давал о себе вестей… Она думала, что он сейчас радостно обнимет Рона Уизли, но вместо этого Гарри со всей силы врезал ему в челюсть. Гермиона испуганно вскрикнула, а мистер Форестер за её спиной каркающе рассмеялся. — Я дважды успел похоронить тебя, — прошипел Гарри, — и если ты немедленно мне всё не расскажешь… — Я и не думал молчать, — обиженно буркнул Рон, массируя скулу. — Так что бить было совершенно необязательно. И вообще: мог для начала представить меня даме. — Говори уже, — прорычал Гарри. — Может, мы присядем? — стараясь сгладить ситуацию, предложила она и тихо добавила: — Гермиона. Рон Уизли с благодарностью улыбнулся, и они сели на диван в гостиной. — Если придёт пора прятать чей-то труп — кричите, я буду в саду, — усмехнулся мистер Форестер, оставляя их втроём. — Что ж, — кашлянул Рон, — как ты знаешь, меня отправили в Берлин для перевербовки Лавгудов. Ксенофилиус весьма чудаковатый человек, но уже давно начал размышлять об этом. А Луна, его дочь… мечтала только о том, чтобы отправить отца в Лондон. Он говорил о Луне Лавгуд таким романтичным и мечтательным тоном, что Гермиона была уверена в том, что услышит совсем скоро. — У Луны был любовник из мафии. Она несколько лет осторожно вытягивала из него информацию, собирала доказательства, чтобы подготовить себе «багаж». — Он оказался весомым, раз «цирк» был готов рискнуть и вывезти их из Берлина? — поинтересовалась Гермиона. — Ещё каким, — кивнул Рон. — Но главный козырь она планировала рассказать лично Альбусу. — Но с чего-то выложила тебе, — хмыкнул Гарри. — Так получилось, — залюбовавшись своими носками, ответил Рон. — Луна доверяла мне и раскрыла всё перед моим возвращением в Лондон. Вот только боюсь, что подвёл её. — Что именно она сообщила? — Что ГРУ и лично Смертин уже давно посмеивается над слепотой Альбуса. Мол, хорошо обученный «крот» много лет срывает половину операций «цирка». Так ещё, для отвлечения внимания, Антонин Долохов подкидывает дезинформацию с каким-то странным названием… Тоже как-то связано со смертью. — Рон задумчиво потер переносицу. — Дары смерти? — Точно! Очень символично — разве стоит ждать от смерти нормальных подарков? — Поэтому ты позвонил Альбусу? — Не совсем, — покачал он головой. — Перед вылетом я отправил в «цирк» телеграмму о предателе, и в аэропорту меня уже ждали. Один из давних наемников Смертина, Мальсибер. До сих пор не знаю, как смог уйти — наверное, на каком-то адреналине. Потом и связался с Альбусом, а он приказал спрятаться. И на крайний случай дал адрес старого друга. — В театре труп Мальсибера? — Да. Он устроил пожар, чтобы выкурить меня. Ну а дальше я решил, что немного побыть мертвым сейчас мне на руку. — Вы же снова попытались связаться с «цирком»? — не скрывая своего осуждения, спросила Гермиона. — Поэтому он и нашел вас. — Вряд ли это связано, там был очень осторожный шифр, — возмутился Рон. — «Терьер откопал кротика и стал интересоваться искусством». Почти никто не знает, что всё детство я мечтал о терьере и что Лав работает в театре. — Да ведь даже о телеграмме в ночь твоего возвращения нет никаких отчётов, — зарывшись пальцами в волосы, простонал Гарри. — Тогда дежурила Эммелина Вэнс, — добавила Гермиона, — и кто-то мог воспользоваться доступом, если она покидала рабочее место из-за очередного свидания с Долоховым. — Эммелина и Долохов? Вы шутите?! — Как только ты устроил себе внеочередные каникулы, открылось очень многое, — расплылся в ехидной улыбке Гарри, и Гермиона подумала, что кризис миновал и их стоило оставить вдвоём. Сказав, что ей надо собраться с мыслями и упорядочить факты, она вышла из дома на задний двор. Мистер Форестер тихо напевал немецкую народную песню и подрезал побеги у роз. В его лице уже не было такого ликования, как на старых фото. Оно казалось гораздо печальнее, и Гермиона подошла ближе. — Не знала, что Белмарш отпускает узников за примерное поведение. — Обычно это происходит в качестве извинений за следственные ошибки, — усмехнулся Геллерт Гриндельвальд. — Хотите сказать, что не были предателем? — Думаете, в ином случае я выращивал бы здесь розы? — Тогда почему вас не реабилитировали? — не унималась Гермиона. Совершенно безумная догадка подтвердилась, и она не могла успокоиться, пока не узнает всей правды. — Потому что для красивой легенды всегда должен быть и герой, и злодей. — И вы так легко пожертвовали всем, чтобы лучший друг получил лавры? Гриндельвальд развернулся, и его вид с садовым секатором испугал больше, чем она думала. — Зачем тебе это? — Я ищу нового «крота» в «цирке» по просьбе Альбуса. И не хочу ошибиться. Гриндельвальд снова усмехнулся, сел на одну из ступенек на крыльце и похлопал по свободному месту рядом. — В юности я увлекался психологией, мистикой и философией и даже написал несколько исследований, которыми горжусь до сих пор. Но это завело меня в очень опасные круги, где я давал советы и рекомендации по истории оккультизма. Тогда родители убедили меня съездить в Англию, навестить двоюродную тётушку. Больше в Германию я не вернулся. Иногда старые друзья из Аненербе писали мне, что с таким талантом и знаниями нечего бояться, фюрер и не заметит, что моя кровь недостаточно чиста. Ведь только я могу помочь с доказательствами доктрины вечного льда. — Вы согласились? — Армандо Диппет рекомендовал мне поддерживать эту переписку. И потребовал, чтобы об этом не знал никто, кроме нас двоих. — Хотите сказать, он подставил вас? — Нет, просто разменял как проходную пешку, когда более весомой его фигуре угрожало разоблачение. — Гриндельвальд достал из кармана пачку сигарет, открыл и повернул к Гермионе. Она покачала головой, и он закурил один. Но всё внимание Гермионы было приковано к зажигалке. Такую же совсем недавно она видела в руках директора Дамблдора и теперь разобрала гравировку. «Ради общего блага». — Но в отчетах написано, что вас раскрыл Альбус. — Тайник с письмами нашел Аберфорт. Он всегда относился ко мне с предубеждением и решил, что это идеальный шанс показать брату, с кем тот связался. Забавно, что произойди это хотя бы на следующий день, Альбус поверил бы мне. Война близилась к концу, и я хотел рассказать всё дорогому человеку. Не успел. А Диппет просто остался в стороне. Хорошо хоть Альбуса выгородил. — Когда вас выпустили? — Диппет признался Альбусу перед уходом на пенсию как своему преемнику. Возобновление расследования реабилитировало меня, но премьер-министр решил, что обнародование информации плохо скажется на репутации всех. Мне сменили имя и отправили в новую жизнь. «Очевидно, не очень счастливую. Лучший друг не поверил, невеста, о которой ты не сказал ни слова, умерла». — Спасибо, что рассказали правду. — Не радуйтесь. Эта самая правда редко бывает чистой и никогда — простой, как говорил великий классик. — Зато благодаря ей Альбус смог помочь вам. — И так и не простил мне Ариану. Гермиона не знала, уместно ли спрашивать, но Гриндельвальд договорил сам: — Ариана была нежной и хрупкой девушкой. После смерти отца у неё начались проблемы со здоровьем, что-то вроде задержки в развитии. В восемнадцать она воспринимала мир всё ещё как десятилетний ребенок. Я использовал свои знания, чтобы помочь ей, хотя Аберфорт это никогда не одобрял — наверное, предчувствовал, чем это закончится. Ариана влюбилась — а после моего ареста покончила с собой. — А вы любили её? Гриндельвальд выпустил клубы дыма и посмотрел на Гермиону, как на дуру. Что ж, в чем-то она и была таковой, раз не сложила все кусочки мозаики сразу. Разумеется, ни Альбус, ни Гриндельвальд тоже не хотели закончить как Тьюринг.