Секрет пустой комнаты.

Свет давно покинул некогда самую обычную комнату в непримечательной квартире, оставив после себя только тьму, вонь и грязь. Белая напольная плитка совсем недавно светилась чистотой, а сейчас покрылась каплями крови, смешанная с водой. Все стены в кровавых разводах, будто кто-то водил по ним руками, отчего везде остались отпечатки. Даже в воздухе чувствуется неприятный привкус железа, который оседает на языке и пробирается в лёгкие. Стоял ужасающий холод — такой, который заставляет пальцы одубеть, тело дёргаться в судорогах, а дышать со временем становилось всё труднее и больнее. Казалось, здесь всё замерзло, даже время, счёт которому был давно потерян. Но одновременно с этим было ужасно жарко, как в самых глубинках ада, отведённого для самых жестоких демонов в человеческом обличии. Комната напоминала клетку, место, где в муках умерло бесчисленное количество людей и всё, что от них осталось — это кровь, размазанная по всем поверхностям. В комнате стояла гробовая тишина, хотя казалось, что крики людей всё ещё отражаются от этих стен, отдаваясь шёпотом где-то в разуме. Эти стены скрывают множество тайн: кровавые убийства, мольбы о пощаде. Они всё это помнят, они всё это видели. И Дазай видела. Видела всё прямо здесь, но продолжала просто игнорировать своё окружение, не обращая внимание ни на кровь, ни на шёпот в своём сознании, упрямо смотря полузакрытыми глазами куда-то в пространство, где, как ей казалось, кто-то стоял. Клонило в сон, вот только закрывать глаза не хотелось. Веки становились невыносимо тяжёлыми, но по какой-то причине Дазай продолжала держать их открытыми. Был ли это страх? Может желание побыть в сознании ещё пару секунд? Она и сама не знает. Этот «кто-то» в углу, рядом с раковиной, тоже не издавал никаких звуков и совсем не шевелился. Голубенькие глазки, казалось, светились в темноте и сверлили в Осаму дырку. Черный силуэт будто паутина расползался по стенкам угла и полу, подобно призраку из фильма ужасов. Дазай не могла понять, почему взгляд казался злым, если очи были совсем неживые — как у мертвеца. Будто это и не человек вовсе, а лишь какое-то странное ведение. Очередная жертва кровавой комнаты. Он стоял совсем близко, даже не смотря на то, что Осаму сидела в противоположном углу, подальше от того, чем бы оно не было. Девушка лишь смотрела в эти голубые глаза, наполненные злобой и агонией всего мира, которые смотрели на неё в ответ. Силуэту стоило сделать несколько шагов и вот, Дазай уже вся в его власти, но она убедила себя, что это лишь галлюцинация. Это никакие не призраки умерших, не её личный демон, призванный портить жизнь девушке ещё больше и заставить каяться за всё содеянное. Просто глюки, которые скоро пройдут. Стоило бы только закрыть глаза, и всё сразу пройдёт. Но вот это нечто продолжало смотреть на Дазай, даже после того, как та проморгалась, пытаясь заставить галлюцинацию исчезнуть. Девушка пыталась игнорировать это, смотря куда-то в другую сторону, но её взгляд постоянно возвращался к силуэту. Осаму пыталась рассмотреть его получше, может понять, что это вообще такое, но как бы она не старалась, перед глазами просто было чёрное пятно и два сияющих пустых глаза, которые показались ей до боли знакомыми. Где-то в глубине души девушка хотела, чтобы на неё перестали так пялиться, почти заставляя застыть в каком-то страхе, который она не могла понять. Дазай казалось, что этот взгляд пробирает до костей, почти выворачивает наизнанку. Дазай чувствовала себя обнажённой. Будто её отдают на растерзание голодному зверю, но тот не сразу набросится на жертву, разрывая её в клочья и даруя долгожданную смерть. Нет, сперва хорошенько помучает, насладится страхом, заставит молить о пощаде. Затопчет девушку прямо в землю, отомстив за всех тех людей, которых Дазай когда-то убила. Принесёт столько боли, чтобы вскоре девушка начала умолять смерть забрать её, дабы закончить свои мучения, которые она заслужила. И вскоре до Осаму дошло, что у её друга были точно такого же цвета глаза… Одасаку… Его голубые глаза всегда были наполнены добротой и заботой, которой Дазай ещё ни у кого не видела. Он был готов помочь без какой-либо задней мысли, приехать куда угодно, даже невзирая на свои собственные проблемы. Ему было всё равно, кому помогать, он всегда давал всё, что мог, понимая, что доброта — это ключ к счастью. Парень всегда смотрел добродушно, будто от одного его взгляда спокойствие и умиротворение проникало в душу Дазай. Они были настолько особенными… Их можно сравнить с глубоким, чистым озером, где водная гладь была поглощающей и завораживающей. В них хотелось утонуть с улыбкой на лице, вот только стоило посмотреть прямо ему в глаза, как случалось прямо противоположное… дышать становилось легче. Сидя в уютном, тихом баре, на удобном стуле, попивая виски, слушая приглушенную музыку или чей-то разговор. Тогда ничего не имеет значения, кроме дорогого друга, тихо рассказывающего о своей жизни в тусклом свете ламп. Это идеальное место для того, чтобы люди могли собраться и насладиться обществом друг друга вдали от шума и суеты города за окном. Отдалиться от всей рутины мафии и просто поговорить ни о чём, разбавляя вечер весёлыми шутками в приятной компании. Эти люди и бар были глотком свежего воздуха, так необходимого в её серой и скучной жизни. Даже если они собирались редко и их разговоры часто были глупыми, Дазай ценила то небольшое счастье, которое ей давали её друзья. И даже если они беспокоились о её шутках про самоубийство, и подобной не особо важной чепухи, оба ничего не говорили. Лишь вздыхали, давая какое-то бесполезное и пропущенное мимо ушей «предостережение», да сменяли тему на что-то менее мрачное. И хотя в голубых глазах Одасаку всё же было беспокойство, парень лишь наблюдал, как Дазай залпом выпивает уже какой стакан алкоголя, изрядно пьяная и веселая. Сакуноске даже пытался как-то помешать пьянству, незаметно просив бармена подлить воды в стакан, то затягивал в разговор, отвлекая от бутылки, и внимательно слушал очередной лепет девушки о глупых подчиненных или просто забавную историю про поход за бинтами. Осаму притворялась, что не замечала всех действий парня, попивая саке с водой, да рассказывая анекдоты, временами слушая немногочисленные рассказы Одасаку, о скучной работе, о жизни, о детях. Иногда присоединялся Анго, который вёл себя как типичная мамочка, приглядывая за обоими, хотя за Дазай намного больше по понятным причинам. Он был довольно скуп на слова, лишь нравоучения и смущенные звуки постоянно слетали с губ парня, когда он краснел при любой пошлой шутке, и буквально вдохновлял девушку придумать что-нибудь ещё, чтобы подольше видеть смущение Сакагучи. Так и проходили их вечера. Иногда они потом шли вместе домой, «воровали» машину Анго, заставляя его подвозить их до дома, так как часто он был единственным, кто не пил. Именно тогда, смотря в голубые, усталые, но такие живые глаза Одасаку, не знавшие ни осуждения, ни холода и ни злости, хотелось чтобы они просто смотрели на неё. Чтобы её душа тоже наполнилась жизнью и умиротворением, и появилась та маленькая искра надежды, что следующий день будет лучше предыдущего. Но глаза, смотревшие на неё прямо сейчас были полной противоположность Сакуноске — в них виднелась усмешка, жажда крови. И всё же теперь Осаму уверена, что это лишь галлюцинация, ведь Одасаку никак не мог быть здесь. Начиная с того, что он просто не мог знать об этом месте, заканчивая тем, что парень бы определённо что-то сделал, а не стоял столбом в углу ванной, с такими несвойственными его спокойной натуре эмоциями. Но почему это существо в углу такое реалистичное? Почему она ощущает его присутствие, будто это происходит на самом деле? Дазай чувствует, что её слегка трясет от всех этих мыслей, но она всё ещё игнорирует это, прикрыв глаза от жуткой усталости. Что-то с звонким грохотом падает на пол, но девушка уже не обращает на это внимания, положив голову на бортик холодной ванны, пока сознание медленно, но верно покидает её. Хотелось просто уснуть в этой ванной, скользнуть под воду и захлебнуться в собственной крови. А может и чужой, неважно. Подобные аспекты её не волнуют. Как и не волнует собственная жизнь, которая, казалось, сейчас медленно ускользала от неё вместе с холодной кровью. Возможно, это действительно её последние минуты, может быть это всё взаправду, хотя Осаму давно потеряла веру в свою смерть. Она перестала считать попытки покончить с собой ещё много лет назад, просто чтобы не разочаровываться. К её семнадцатилетию они точно перевалили за несколько десятков, если не больше. А если считать моменты, когда девушка была на грани жизни и смерти не от собственных рук, то их и сотни собираются. И Дазай это очень даже устраивало, правда покончить с собой как-то не получалось. Хотелось уже оставить этот отвратительный мир, проснуться от раздражающего сна под названием «жизнь», который уж больно сильно затянулся. Просыпаться каждое утро, не желая открывать глаза. Заставлять себя подняться с жёсткого матраса и идти заваривать чай, проклиная собственную судьбу. Ковылять в порт, еле передвигая ногами, а потом видеть все эти одинаковые лица в черных очках, которые ссут кипятком от одного её взгляда, боясь даже пикнуть. Хотелось просто взять и однажды не проснуться. Больше не чувствовать своего сердцебиения, больше не мыслить о бессмысленности бытия. Просто лежать где-нибудь и остывать, а потом разлагаться, отдавая последние частички себя на корм мухам и другим насекомым, принося хоть какую-то пользу миру своей никчемной жизнью. Дазай вновь начало трясти, но она по прежнему никак не реагировала, не желая просыпаться — вновь видеть окровавленную комнату, галлюцинацию в углу и рассматривать своё тело. Это было самой ужасной мыслью в этот момент. Просто быть с закрытыми глазами, будто всего остального мира не существует, намного лучше, чем что угодно в данный момент. Просто уходить в небытие давно стало привычкой, которая позволяла Дазай хоть какое-то время не чувствовать себя отвратительно. Просто засыпать на подольше, чтобы потом опоздать на работу. Почаще совершать попытки самоубийства, буквально отключаясь от реальности, и если не навсегда, то на какое-то время, пока какой-то слишком озабоченный человек не откачает умирающую девушку, якобы помогая. Часть оставшегося детского разума хотела плюнуть на всё: на мафию, на Мори, на Йокогаму, и просто улететь куда-нибудь на юг Японии, чтобы начать жизнь заново. Может… найти друзей, менее травмоопасное хобби и забыть Йокогаму. Оставить этот город боли и страданий где-то в потемках памяти и больше никогда не вспоминать. Прямо как обычный кошмар, который вскоре забудется. И черные высотки больше не будут бросать тень на весь город, будто с панорамных окон кто-то пристально наблюдает. Внимательно следить за каждым её шагом, ожидая провала. Любой ошибки, чтобы потом окончательно закопать девушку в яме унижения и позорных смертей, о которых никогда не вспомнят. Малиновые глаза Мори и его слабая, хищная улыбка больше не будут преследовать её, ожидая наилучшего результата в кратчайшие сроки. Осаму больше не будет слышать шёпот за своей спиной и ловить похотливые взгляды, а сама она не будет видеть синяки, порезы и шрамы на своём уродливом теле. Больше не попадет под горячую руку Чуи, больше не будет в очередной раз отчитывать Акутагаву за промах… всё это просто исчезнет, будто этого никогда не происходило. И это пленит. Очаровывает своей простотой… завораживает неизвестностью. Каково это спокойно спать по ночам? Не сканировать любое помещения на наличие запасных выходов и врагов? Не гложить себя мыслями о смерти и попытках её приблизить? Как живется тем людям, которые сидят с ней в одном баре и невинно разговаривают, даже не подозревая, что рядом с ними сидит жестокий убийца, на счету которого сотни людей? Дазай, возможно, хотелось бы это прочувствовать и понять, какого жить, когда есть смысл продолжать вставать по утрам и двигаться дальше. Но боль во всём теле возвращала в суровую реальность, в которой нет смысла даже думать об этом, ведь это ни к чему не приведёт. Напоминало, что демону нет места среди людей — ранимых и хрупких, как цветы, которые с легкостью можно растоптать и незаметить. Осаму уже утонула в крови и ей больше не слиться с толпой. Она всегда будет выделяться, она больше никогда не будет человеком. Это уже стало рутиной… может, даже смыслом жизни? Ей останется только жить в потемках этого города. Раствориться в темноте, объединяясь с другими тенями. Становясь одним целым с монстрами, бродящими вокруг с испепеляющим, бездушным и бездонным взглядом. Просто пытаться жить в той реальности, в которой её оставили. Когда никогда не знаешь, как скоро в спину прилетит пуля, забирая единственное, что есть ценного у любого человека — жизнь. Но когда луна и звезды появляются на небе, а солнце заходит за горизонт, что ни один лучик света не проникает в темные закоулки города, скрывая все грязные секреты, когда на небе остались одни тучи, а воздух неприятно пропитался пылью города, Дазай чувствует себя в безопасности. Именно тогда бриз уносит всё с суши в океан, а ближе к рассвету воздух наполняется солёным запахом волн, а город будто засыпает, а вместе с этим останавливается время. Это придаёт какой-то уверенности, и чуждое, ложное спокойствие. Будто это не она вернулась с миссии, убив, по крайней мере, маленькую организацию одним щелчком пальца. Дазай искренне наслаждалась теми моментами, когда оставалась наедине с природой где-нибудь на побережье, наблюдая за спокойным заливом, почти становясь с ним одним целым. Вода всегда успокаивала своей непредсказуемостью, вместе с легким ветром, заглушая ненужные мысли. Вглядываясь в темную глубину задаешься вопросом, что же находится на глубине, но никогда не решаешься проверить. И остаётся только наблюдать за водной гладью и далеко проходящими кораблями, вслушиваясь в шум волн, да время от времени глотая виски прямо из горла. Будто больше ничего в этом мире не важно. В такие моменты она просто смотрит в даль, стараясь ни о чем не думать, поджав ноги к груди, положив подбородок на колено, обняв себя руками, совсем как маленький ребёнок. Будто только из-за этого все её проблемы в миг решатся, хотя мозг постоянно нашёптывает, что такое невозможно. Осаму оставалось только ждать, когда мафия просто сгорит прямо у неё глазах, прямо как она мечтала. И плевать, что мафия за всё это время стала её единственным домом. Тем местом, в которое она всегда может вернуться и ей будут там рады. Потому что Дазай уважают. Потому что её боятся. Но сама Осаму уверена, что если и уйдет, то окончательно, если не сразу на тот свет. Даже то, что она правая рука Мори и фактически следующий босс мафии её не волнует. Ни титулы, ни правила, ни мораль — всё это лишь человеческие ограничения для получения власти над другими людьми. Не более. Мафия в любом случае ей наскучила, она не нашла здесь то, что искала. Может, Дазай не сильно старалась над поиском, но девушка уже смирилась, что никогда не найдет своё место, не обретет душевный покой, не станет чуть человечнее. Даже побережье, которое она так полюбила за те утренние посиделки, не станет уютнее, не станет родным домом, в который хочется вернуться. Алкоголь не принесет той свободы разума, которого она так жаждет. Как бы она не старалась, как не пыталась, всё это не поможет. Лишь создаст приятную иллюзию, которая со временем пройдет. Как бы не хотелось сбежать, от самого себя уйти невозможно. Как бы она не желала избавиться от собственной тени, она с ней с самого рождения и до самой смерти. И такие мысли были подобны пощечине, которая ещё некоторое время отдает болью в щёку и остается ярким красным отпечатком ладони. Будто ослепляющий свет бьёт прямо по глазам, дезориентируя, стараясь сделать всё, лишь бы Осаму почувствовала себя ещё хуже, чем есть сейчас. И она не сопротивляется, даже наоборот, льнёт к свету как мотылёк, чтобы в конечном итоге сгореть от собственной глупости. И даже если она услышит отклик вернуться, перестать заниматься глупостями и наконец прийти в себя, Дазай не послушает. Даже если этот голос, произносящий её имя, слышится где-то в далеке, где-то в недрах сознания и голос такой знакомый, но такой холодный, не заставит девушку обернутся. Разве что тело непроизвольно дёргается и хочет спрятаться подальше от того, кому этот голос принадлежит, вот только сил совсем нет. Будто они все иссякли за одну секунду, даже несмотря на то, что рефлексы заставляют кровь бурлить, а мышцы напрячься, а мозг отчётливо кричит бежать. Но Дазай остается. Она уже привыкла игнорировать сигналы своего тела, спокойно оставаясь на месте, даже если находится в секундах от смерти. И, честно говоря, девушке лень делать что-либо прямо сейчас. И всё же до её слуха доходят какие-то звуки. Она ощущает прикосновение к себе, похожие на раскаленную лаву и внезапно Осаму бросает в жуткий холод. Температура в комнате явно упала на несколько градусов, будто пытаясь выветрить отсюда ненужные мысли о лучшей жизни, оставляя только жгучую реальность. Но откуда это взялось? Да ещё и так внезапно? Дазай не понимает… единственное, что ей ясно, так это чьё-то присутствие в комнате, которое ощущается куда сильнее, чем та темная фигура в углу. Хотя бы потому что она ощущает, что к ней прикасаются. Она чувствует слабое прикосновение к своей щеке, несмотря на то, что с закрытыми глазами галлюцинация должна была уйти. И боль ощущается очень даже отчётливо, будто в заправду. Может, та фигура не миф? Не выдумка ослабленного мозга и она всё-таки прошла те несчастные пару шагов, собираясь осуществить задуманное? Мучать, пытать и в конечном счёте убить, чтобы Дазай стала «очередной жертвой красной комнаты»? Очередной и последней, умирая в месте, которое когда-то создала своими собственными руками, погибая от рук тех людей, которых она когда-то убила. Довольно ироничное стечение обстоятельств — Осаму упала в яму, которую сама и рыла. Девушка всё-таки попыталась приоткрыть глаза, стараясь понять, что происходит и что за голос с ней разговаривает, вот только теперь реальный свет ослепляет ей, заставляя щурится. Дазай пытается прикрыть глаза рукой, но сил по прежнему нет и одновременно с этим её останавливает голос. — Не двигайся, — отчётливо, но тихо слышится где-то поблизости и Осаму, сама того не замечая, замирает. Как только команда доходит до её мозга, девушка сразу понимает, кому принадлежит этот фальшиво-ласковый тон. Это мог быть только один человек, прогнившую душу которого она знала как свою собственную, но почему-то всё равно отдала своё тело и душу прямо в руки этому дьяволу, больше не оглядываясь назад.