Робин Бобин

      У него было рекомендательное письмо от… От господина Б, если это имело значение. Рекомендательное письмо и великолепные навыки стрельбы, сотворённые пóтом, окровавленными пальцами и слезами. Этого оказалось достаточно чтобы получить прелестную учительскую форму, а вместе с ней и признание — господин Б был уважаем даже теми, кто уважать его не хотели.       Хотя, некоторых он так и не заставил.       Вообще, господину Б стоило давно признать, что его план трещал по швам.       Хмурая официантка ставит перед ним кружку. Робин даже не кивает, осматривается: таверна простенькая, совсем не под стать собравшихся здесь его коллег, построенная подозрительно похожей на один стиль, который демоны знать не могли.       Но, вспоминает Робин, поглаживая толстое стекло, господин Б же знал. Делает глоток — никакого вкуса, лишь жар в груди. И так, какое-то странное предчувствие, скручивающее внутренности в узел. Без лука и без колчана стрел за спиной Робин чувствует себя обнажённым, опасно уязвимым, но кружка неизвестного ему пойла чувство это стирает напрочь, как тряпкой стирает официантка крошки со стола. Робин смотрит: в углу висит паутинка. Опускает взгляд ниже: у демона напротив него пугающе ясные глаза и едва заметно гоняет кровь жилка на шее. Попасть проще простого, даже банка была бы сложнее. А когда попадаешь кровь брызгает и глаза испуганно таращатся.       Только в него попасть наверняка сложнее, думает Робин. Господин Д, сидящий напротив, личность ещё более сложная, чем Робин, лукаво улыбается, почувствовав его интерес. Банкет этот напоминает скорее собрание злодеев, чем весёлую попойку. Только официантка живая и не голая, а настоящие злодеи и раздели бы, и убили. Робин смеётся. Ему просто смешно. И от низких столов, и от болтовни со всех сторон, и от мерзотного, но поразительно дорогого пойла, чьи буйные отростки приходится ножом возвращать в кружку.       Ему смешно. Робин Бобин Барабек Сóжрал сорок человек       Песенка врёт. Их было лишь два и за них он отдал больше двадцати тысяч.       Вилка в руке чуть трясётся. Он должен признать — мясо здесь чудесное. Нежное, немного сладковатое, с какими-то экзотическими специями, чуть ли не тающее во рту, оно напоминает ему мясо человеческое, которое он ел лишь дважды с господином Б и за которое ему пришлось заплатить почти все свои деньги.       Господин Б был эгоистом, если подумать. — Так кто был вашим наставником? — рвёт отросток мелкими острыми зубами Робин. Он извивается у него во рту, отчаянно цепляется за нёбо, а потом скручивается, как раздавленный жук. В таверне пахнет едой, потом, спиртом и сладкими духами женщин. И корову, и телёнка И свинью, и поросёнка, И корову, и быка, Пастуха и мясника,       Господин Н, вечно угрюмый и будто разочаровавшийся во всех уже раз пять, отвечает. А Робин смеётся и глаза округляет — ему всё давно известно. Каким бы эгоистом не был автор рекомендательного письма, своим милейшим друзьям он врал редко. По праздникам. Пóжрал церковь, пóжрал шпиль, И священника, приход —       Да. Прелестная учительская форма напоминает издевательство над самим духовенством: приспособленная под сражения, с прикрытыми длинными разрезами для крыльев и ранговым значком на внутренней части воротника. Значок, к слову, если вдавить хорошенько, убить может. «Учителя и ученики как одна большая семья, в конце концов!»       Робина обдаёт волной горячего воздуха — господин Д взмахивает костлявыми крыльями и легко, будто и не весит ни грамма, опускает ноги на низкий стол. Он кажется совсем не заином, с этим своим угрожающим видом господин Д становится в его глазах чуть ли не не йудом, десницей самого директора. Робину не страшно почти, но совсем чуть-чуть тревога, как склизкий дождевой червь в жирной земле, ворочается внутри. Но он в безопасности.       Робину страшно не страшно, потому что…       Господин Д смотрит на него, не моргая. Глаза его, стеклянные шарики с коричневым кружком посередине, от этого почему-то не сохнут. Господин Д скалится и Робин читает в оскале молчаливое предупреждение. Продолжай-продолжай, мол, только знать нужно, чем обернётся. Сóжрал добрый весь народ. Всё равно он недоволен. Всё равно хочет есть.       Звучит громкое «выпьем!» и перед Робином снова не более, чем коллеги: по-шутовски забавные, улыбчивые, грустные или весёлые тысячелетние старики и старухи, обсуждающие всё на свете. Робин смотрит на них оценивающе, будто не веря.       А потом смеётся: учительскую философию он уже запомнил. А он, как ни крути, сейчас учитель.

Робин Бобин Барабек

Сóжрал сорок человек

И корову, и телёнка,

И свинью, и поросёнка,

И корову, и быка,

Пастуха и мясника,

Пóжрал церковь, пóжрал шпиль,

И священника, приход —

Сóжрал добрый весь народ.

Всё равно он недоволен.

Всё равно хочет есть.