«Вдохновляйся многоэтажками О, мгновение задержись Я пройдусь по нам мурашками На чуть-чуть или на всю жизнь…»
(Мот — мурашками)
***
Март. Казалось бы, первый месяц весны, но на улицах Москвы по прежнему лежат сугробы, на дорогах грязь, а с неба идет мокрый снег. Зиму в целом можно любить только до середины января, когда заканчиваются новогодние праздники и начинается привычная и скучная рутина. С этого момента хочется тепла, зеленых пейзажей за окном, хочется отбросить все теплые пуховики, накинуть на плечи джинсовку, на ноги натянуть кроссовки и пойти гулять по сухому и потрескавшемуся асфальту. Но, к сожалению, февраль, который закончился пару дней назад не хочет уходить… Вокруг все серое, грязное, настроение ужасное, состояние подавленное. У Антона есть желание только лишь на то, чтобы обнимать кота и сидеть на диване, укутавшись в такой же серый, как и погода, плед. Выходные максимально скучные. Никто не хочет гулять, общаться, у всех какая-то странная апатия, с другом, который его всегда и во всем поддерживал и понимал, Антон поссорился на прошлой неделе и за все это время они друг другу даже привет не сказали, хотя, казалось бы, в одном университете учатся. Но причина ссоры была максимально тупая. Антон даже сам своей тупости поражается. Как можно было проебать день, когда у Арсения было итоговое представление постановки, которую он репетировал почти год? Шастун и сам не понимает. У него этот день в календарике даже красным обведен, а вспомнил он про это, когда выглядывая из окна увидел парня с букетом цветов. Спросите, почему именно в этот момент? Да потому что после выступления Антон хотел подарить Арсению цветы, а по итогу и цветов не подарил, и вообще не пришел. Арсений, конечно, расстроился. Шастун пробовал извиняться, но тот его даже слушать не захотел и просто не оставил Антону и шанса все объяснить…хотя, и объяснять тут нечего. Шастун идиот. Самый последний в мире кретин и идиот… После того момента Антон ходил сам не свой. Он даже есть не мог, потому что уровень его тревожности слишком сильно повлиял на его организм: синяки под глазами, сухие губы, просто так появившиеся на руках синяки, бледная кожа. Шастун и сам понимал, что продолжаться это так долго не может. Он слишком долго дружил с Поповым, чтобы просто вот так все взять и потерять. Надо как-то извиняться. Но для начала, стоит привести себя в порядок и хотя бы помыть голову. Раньше у Антона были шикарные кудри. Арсению они очень нравились и он долгое время просил не трогать их, ведь так Антон выглядит очень милым и солнечным, но буквально вчера Шастун их сбрил. Сидел дома, в очередной раз загнался, нашел в тумбочке ножницы и начал по прядям обстригать шикарные локоны. Потом, когда на голове остались клочки волнистых волос, взял бритву и сократил длину примерно до сантиметра. В целом, выглядело не так плохо. Примерно как года четыре назад, когда еще учился в школе. Он уверен, что Попов его и таким помнит, но золотистые локоны ему явно понравились больше, нежели обычная пацанская прическа. Много времени у Антона на душ не ушло. Он постоял под горячей водой буквально минут десять, успел придумать некий план извинений перед Поповым и, вытерев тело полотенцем, вышел из ванной. В самой квартире холодно, а после горячего душа температура и вовсе минусовой показалась и кожа парня покрылась мурашками. Он немного дернулся от прохлады, нашел в шкафу футболку, кофту, штаны и побыстрее оделся, чтобы хоть немного согреться. Парень небрежно откинул полотенце на диван рядом с шифоньером, взял с тумбочки расческу и расчесал этот злосчастный сантиметр своих волос. После душа Антон стал выглядеть немного посвежее, но его все так же не устраивали синяки под глазами. Но от них он, навряд ли избавится за десять минут. На кухне, куда Шастун пошел попить горячий чай, была открыта форточка. Парень сразу же ее закрыл, чтобы морозный ветер не проникал в квартиру. Дом, в котором жил Антон, был довольно старым и стены были холодными почти всегда, поэтому зимой Шастун проветривал квартиру крайне редко. Точнее, открывал окно, чтобы покурить, а заодно и немного проветривал. Вот что делает с человеком его лень и не любовь к морозу… Но и в этот раз все не обошлось просто «проветриванием». Закрыв форточку, Антон открыл на распашку окно, взял с подоконника пачку сигарет и, вытащив одну, закурил. С тревожностью помогает справится только это и за последние несколько дней он выкурил уже три пачки. Антон понимает, что это плохо, но поделать ничего не может. Как-то исправить положение с его состоянием сможет только примирение с Арсением, коим он и собирается сейчас заняться. Вытащив из кармана штанов телефон, Антон начал искать контакт Арсения. Хотя, искать-то и не пришлось. Арс всегда первый в его списке. Только вот за последние дни этот контакт стал пустым. Шастун пытался позвонить ему раза два, но Попов сбрасывал трубку, в соцсетях не отвечал, через друзей не отзывался. Антон и сейчас не особо надеется, что тот ответит, но именно сейчас он собирается быть более настойчивым и звонить до того момента, пока Попов его либо не заблокирует, либо все-таки не возьмет трубку. Идет первый гудок. Антон смотрит на экран телефона, ждет, делает затяжку и снова ждет. Ответа нет. Шастун поджимает губы, резко выдыхает и повторяет дозвон. Внутри сжимается комок нервов, руки начинают немного трястись, а ответа все так же нет. Конечно, это начинает напрягать и нервировать, ведь раньше тот хотя бы сбрасывал, а сейчас вообще никакой реакции. Шастун знатно забеспокоился и полез по всем соц сетям проверять когда он был в сети. Где-то час назад, где-то пять минут назад, в вк и вовсе минуту назад в сети был. Тогда Антон вовсе ничего не понимает. Он докуривает сигарету, выбрасывает из окна бычок, благо, живет на первом этаже и достает из пачки новую, поджигая ту и вновь затягиваясь горьким дымом, а в ход идет третья попытка звонка. На этот раз все обошлось двумя гудками и после тишина. Странная тишина. Антон даже не понял, это его телефон просто отключился или Арс все-таки взял трубку и молчит, ожидая, что первым начнет Антон. — Арс? — произносит парень, выпуская из легких едкий дым. — Арс, Арс, — все-таки слышится в ответ и Антона как будто пробивает током изнутри. Он не слышал этот голос почти неделю, но казалось, прошла почти вечность. — Арс, э, я… — Антон пытается сообразить хоть какие-то дельные слова, но теряется, просто собирая все звуки, которые знает. — Молчи и смотри вперед, — перебивает того Попов и Антон поднимает голову, смотря куда-то за деревья, не понимая, что он там может увидеть. Идут люди, с неба все так же летит хлопьями снег, а на сугробах под окнами все еще тлеет его бычок, выкинутый минутой ранее. Ничего не происходит примерно с пары секунд. Антон просто бегает глазами и что-то пытается найти, но за это время пейзаж так и не меняется. Он даже не знает чего ждать? Может Попов его так просто обманул? Тогда это подло. Хотя, подлее поступка Антона уже ничего не будет. Пусть его хоть в подворотне изобьют. Шастун своей тупость ю это заслужил. Но тут происходит, сказал бы Антон, чудо. Буквально за мгновение перед ним появляется стройная фигура Попова. На его лице читается все так же обида, серьезность, но это не мешает Антону все так же им восхищаться. Ведь его взгляд все такой же добрый и яркий. Он не желает ему зла. Скорее, просто обижен и ищет правды. — Ты… — тихо произносит Антон. — Нет, Матвиенко похудел, — язвит Попов, — конечно я, не видно что ли? — Прости, просто… я не ожидал, — сглатывая ком в горле отвечает Шастун. — Да и я особо приходить не собирался, — говорит Арсений, — но раз уж решил, то выходи. Разговаривать будем. Антон кивает, тушит сигарету и откладывает ее в пепельницу, чтобы потом докурить. Он быстро закрывает окно и идет в коридор за курткой. Арсений за это время успевает обойти дом и встает у подъезда, ожидая, пока выйдет Шастун. Его и самого берет легкий тремор. Он долго думал об этом разговоре, а сегодня просто пошел в магазин немного проветриться, но, увидев в ларьке последнюю пачку парламента с кнопкой, как-то даже занастольгировал по их вечерним прогулкам, вот и решил все-таки поговорить. Не все время же обижаться? Двери подъезда хлопают и Попов наконец-то видит его. Ведь такой бледный, с искусанными губами, растрепанными волосами, которых почти нет. Об этом Арсений спросит потом. Сейчас они поговорят явно не об этом. — Привет, — зачем-то здоровается Антон, подходя ближе к Попову. — Ну привет, кидалово, — выдает Арсений, — долго звонить пытался? — Да раза два… — пожимает плечами Антон, — думал не возьмешь. — Опять же, я и не планировал, — фыркает Попов и в этот момент они куда-то вместе начинает идти. — На тебя это не похоже. Ты человек-план. Я думал такое появление у тебя запланировано. — Нет. Просто подумал, что тупо получилось, — отвечает Арсений, — но объяснения услышать я все-таки хочу. Но не тут. Пока молчи. — А куда мы…? — Тихо, — прерывает Антона Попов, — просто иди. Шастун слушается и идет следом за Поповым. Они молчат всю дорогу. Антон почти не смотрит на дорогу. Его внимание направлено на Арсения. На его красный нос, яркие глаза, сползшую на них челку. В общем, Антон скучал. Он чувствует за собой вину и, даже если Арсений его не простит и их разговор закончится их дружеским расставанием, то он хотя бы напоследок насмотрится на Арсения и они уже разойдутся навсегда. Спустя время, когда Антон начинает узнавать район, он понимает куда его ведет Попов. Он ведет его на крышу. Этот район со старыми панельными многоэтажками их место. Они провели тут детство: ползали по заброшке, которая находится в лесу за этими домами, гуляли по крышам, встречали там закаты. Здесь очень красивая старая архитектура. Арсения она почему-то всегда вдохновляла, а Антон чувствовал себя тут спокойнее. Как и сейчас. Тревожность явно отошла на второй план, когда они оказались тут, а после того, как Попов вскрыл дверь подъезда и вовсе почувствовал себя как в старые добрые. Исписанный подъезд, прожженные кнопки лифта, деревянный люк на крышу — все это резко перенесло в те времена, когда они на этой крыше чуть ли не жили. Здесь столько воспоминаний, что Антона начали переполнять эмоции и он сильно прикусил губу, чувствуя солоноватый привкус крови. Выйдя на саму крышу, Антон словно заново вдохнул кислород. Здесь какой-то свой специфический запах прошлого. И атмосфера тут особенная. Эти пейзажи старых московских хрущевок настолько отпечатались в его сознании, что увидеть их Антон был рад ничуть не меньше, чем самого Арсения. И, к слову о нем: Попов всю дорогу шел с каменным лицом и даже не взглянул в сторону Шастуна. На крыше он будто снял маску. Его глаза погрустнели, руки были спрятаны в карманы, а челка еще сильнее сползла на глаза. — Арсений, — начинает Антон, подходя чуть ближе к другу, — я знаю, что поступил глупо. Даже не сколько глупо, сколько по идиотский. Я знаю, как для тебя была важна эта постановка и я даже хотел прийти на нее с цветами, но… — Но? — Но проебал… Проебал вообще все, — Антон склоняет вниз голову и смотрит в пол, не желая в этот момент смотреть в глаза Попову. — Вот именно, Антон, что ты все проебал, — серьезно отвечает Попов, — я просил тебя прийти. Я весь монолог смотрел в зал и искал тебя! Искал поддержки! А ты просто взял и не пришел! Расстроен ли я был? Еще как, Антош. Еще как… — голос Арсения дрогнул и Антон все-таки поднял голову, видя, как в его глаза непроизвольно наворачиваются слезы. И ему так захотелось их смахнуть, успокоить, прижать и не отпускать, но он просто боялся, что Попов хочет поставить точку. — Прости, Арс, правда. Я не знаю как так получилось, — дрожащим голос начинает объяснять Антон, — это был ужасный день. Меня отправили на перезачет третий раз, потом я упал и порвал джинсы, рассек колено, а когда пришел домой, через какое-то время вспомнил, что должен был прийти к тебе, — рассказывает Шастун, — звонил тебе, писал. Ты даже сообщения не читал. — Не читал, — кивает Попов, — не хотел знать причины. Думал, что ее нет, не верил, что ты мог забыть. — И я забыл… — грустно отвечает Антон. Арсений все так же мокрыми от слез глазами смотрит на Шастуна и не знает что можно сделать с этим дураком. Он ведь ему такой родной, он ему так важен, что сказать «ты мне больше не нужен» язык не поворачивается. Потому что тот ему еще как нужен. За эту неделю Попов словил такой депресняк, что просто уже не вывозил своего состояния, а сейчас, стоя перед этой самой причиной депрессии, не может подобрать слов и сдержать эмоций. — Прости, — Арсений жмурит глаза и делает шаг вперед, прижимаясь к Шастуну и утыкаясь носом в его шею, — я тоже не лучше. Я даже выслушать тебя не мог. Антон молчит и обнимает в ответ, чувствуя на себе горячее дыхание парня и его тело покрывается мурашками. От этого момента стало так тепло и легко, что Шастун и сам не стал сдерживать эмоции, еще ближе притягивая Попова к себе и прижимая за плечи к телу. — Я не могу без тебя, — произносит Попов, — давай, пожалуйста, помиримся? — Мне кажется это я извиняться и просить помириться должен? — уже с улыбкой говорит Шастун, заглядывая в яркие глаза Попова. Тот улыбается в ответ, поднимается на носочки и легко прикасается к губам Антона, аккуратно целуя и чувствуя на них терпкий вкус табака. Антон немного растерян таким действием Арсения, но он чувствует, что должен ответить. Он много думал о том, что между ними может быть и что-то большее, чем просто дружба, но не решался спросить, а сейчас, когда они чуть не потеряли друг друга из-за дурацкой ссоры, понял, что Арсению он точно нужен больше чем просто друг. Они нужны друг другу как люди. Им нужна любовь и эмоции, без которых они практически не могут жить. — Пошли смотреть закат? — отстраняясь от губ Антона и шепча, предлагает Арсений. — Пошли, — кивает Антон, беря того за руку и ведет к краю крыши, на которую они садятся, раскуривают на двоих одну сигарету как в старые добрые шестнадцать лет и смотрят, как плавно солнце заходит за горизонт, озаряя оранжевым светом окна старых хрущевок. От таких пейзажей, от этих разговоров, эмоций, Антон чувствует тепло, а Арсений касается холодными пальцами рук Антона вновь вызывая у него мурашки. Они оба желают остаться в этом мгновении как можно дольше, а еще лучше, не выходить из него и вовсе, ведь там, на земле, все по другому. Там серо, холодно и грустно, а здесь, на крыше девятиэтажки, вершится истории их жизни. Здесь их совместных воспоминаний намного больше, чем во дворах и соседней заброшке. Это место их силы. Это место, куда они будут приходить и вспоминать, как чуть не потеряли друг друга, но нашли в себе силы побороть свою гордость и стать чем-то большим, чем просто друзьями…***
И вместо тыщи помпезных драм Пройдусь мурашками прямо по нам Вдохновляйся многоэтажками О, мгновение задержись Я пройдусь по нам мурашками На чуть-чуть или на всю жизнь…