Замена

После Жаровни уже ничего не казалось страшным. Эрис и Тереза, которые прикипели ему на душу за время их приключений, оказались самыми что ни на есть предателями… И пытались его убить. Конечно, он понимал, что это ПОРОК промыл им мозги, оставив память и заставив их помнить то, что им вбивали… с детства? Он смутно помнил, что они были вместе еще в детстве. Да уж, тот еще кланк, все же это делает все еще сложнее. Представьте себе, если бы вы с детства были вместе, а потом вам всадили нож в спину из-за какой-то фигни? Вот так себя чувствовал шатен, которого шатало из стороны в сторону, когда он вставал с белого мягкого пола комнаты, в которой он провел последние дни. Томас предполагал, что ПОРОК забрал их не просто так. Вот и сейчас, когда он пришел в комнату, в которой собрали парней и девушек из обоих Лабиринтов, шатен лишь вздохнул, ища взглядом друзей. Лишь заметив темные волосы, что торчали будто факел или гнездо, он подбежал и сжал плечо своему другу, а тот поприветствовал его своей улыбкой, поставив руки в боки и смешно зажмурившись, хоть и времени для шуток не было. Вскоре к шатену подбежал второй парень, что вызвал улыбку на лице уже у него. Глаза цвета темного янтаря остановились на его, отчего заставили его сердце пропустить удар. Он был счастлив… Счастлив видеть своего друга снова, отчего лишь пожал ему руку, а потом обнял, чувствуя небольшую долю смущения в его сердце. Конечно, он ведь никому не признается, что с первого дня прибытия в Глэйд всматривался в него, хотя был уверен, что Минхо, как самый проницательный из троицы глэйдеров, давно раскусил, что Томас положил глаз на этого шанка, на этого.. замечательного Ньюта. Да, сердцу не прикажешь, но, с другой стороны, Томас знал, что это было правильно. Сколько раз ему в спину будет уставлено острие ножа Терезы? Он не мог больше ей доверять, не мог больше ничего чувствовать к ней кроме отвращения и желания скрестить пальцы на ее лебединой шее, заставив ее испустить последний вздох. Но он этого не сделает. Все же в отличие от Терезы, он не станет убивать ее. Да, он ненавидел ее как предательницу, но он не хотел падать настолько низко. – Я рад тебя снова видеть, Томми. Томаса вернула в реальность не эта фраза, а скорее его прозвище, что ласково слетело с губ Ньюта. Шатен хотел всего: взять его за голову и прижать к себе еще крепче, проходясь пятерней по его пшеничным волосам, уткнуться носом в его плечо и заплакать – от радости ли или от простого факта, что он скучал – Томас не имел ни малейшего понятия, да это и не было важно, главное, что один из важнейших для него людей тут… рядом, и он больше не хотел его отпускать. Да, за время пребывания в комнате, Томас обдумал многое. Предательство Терезы и Эриса он обдумал в первый же день, в остальные же он думал о друзьях… и о том, что при мысли о Ньюте по его телу разносилось тепло, зарождавшееся в его животе, поднимающееся до груди и потом в щеки, заставлявшее его алеть и прятать взгляд… и только тогда он, полный кланкорожий идиот, осознал, что действительно любит его, и готов пройти хоть полсвета, чтобы спасти его откуда угодно. И вот сейчас он стоит перед ним. Перед своим пшеничным солнцем, которое позволяло ему не расклеиваться в ненужный момент, давало силы и мотивацию не умереть и идти дальше. Его сияющая на лице улыбка и мягкий взгляд – это все что нужно было Томасу для счастья. Даже если бы Крысун стоял с ними рядом и обливал бредом, что сочится с его пропитанного ядом языка, он все равно был бы счастлив, поскольку рядом с ним его солнышко, его лучик света во тьме. Томаса окликнула Тереза. Конечно, она захочет с ним поговорить. И заговорила, слава богу Минхо начал ее донимать своими остротами, отчего на сердце у Томаса стало намного легче, особенно, когда он увидел насколько Тереза насупилась. Было забавно смотреть на ее чуть ли не мертвецки голубые глаза, полные огня злости. Мертвецки голубые? Да, вполне можно описать сейчас так. Раньше бы он описал их по-океански голубыми, или цветом летнего неба, но сейчас – Тереза для него мертва. Мертва была и до этого, просто он гонялся за возможностью и былым собой, что любил ее. Да, его сердце после Стерки начало принадлежать другому, и он знал это, но головой осознал позже, чем стоило. Когда Крысун начал говорить, все обратились в слух. Видимо, Дженсон навешал лапшу на уши всем, поскольку даже Минхо не сводил с него своего взгляда – а это много стоит, учитывая характер юноши. Он говорил про Вспышку и про иммунитет, и что не у всех в Лабиринте, что в А что в Б, был он. Были и контрольные субъекты, по которым они отслеживали, как Вспышка будет влиять на мозг, чтобы выявить паттерны. И вот Крысун начал перечислять тех, у кого не было иммунитета. Многие имена Томас не знал, видимо они были из группы Б, но вот одно всплыло очень отчетливо, и почему-то заставило Томаса чуть не упасть на землю. – «Тереза Агнес» Сказать, что все в группе А были в шоке – значит не сказать ничего. Кто бы мог подумать, что одна из самых преданных ПОРОКу людей, будет не имунна. Томас хмыкнул про себя, когда услышал визги Терезы: – Но вы же говорили, что я – имунна!! Зачем вы мне врали?! Шатен лишь повернулся к друзьям, хотел узнать их реакцию. Как и ожидалось, те были в неистовом шоке. Да, Тереза была предательницей, но смерти как шиз ей никто не желал, даже Томас. – Эй, ты как, нормуль? – Томас повернул голову к голосу, которым оказался Ньют. Он знал, что тот будет беспокоиться, все же он был «влюблен» в Терезу какое-то время, поэтому просто положил голову другу на плечо и устало выдохнул. – Лучше не бывает. Ньют лишь осторожно потрепал Томаса по голове, отчего из груди последнего послышался смешок. Да уж, подложил им ПОРОК свинью, ничего не скажешь. Его смешок приглушили только рыдания Терезы рядом, которые удивили всех, кроме Томаса. Ему было все равно. Он больше не чувствовал ничего к этой девице, и не хотел даже думать о ней. Перед ним были его друзья, перед ним была его семья… Семья? Он раньше даже не задумывался об этом, но это правда. Глэйдеры стали ему настоящей семьей, заменив его настоящую, воспоминания о которой он потерял еще давно. Эти парни с широкими улыбками и добрыми сердцами заменили ему родителей, бабушек и дедушек – ему больше не нужны были никто. Кроме Ньюта. Ему был нужен он. Только тогда Томас прижал Ньюта ближе к себе, утыкаясь носом уже ему в шею, чувствуя небольшое спокойствие на душе. Он был счастлив. Счастлив, что был жив, и счастлив, что его друзья были рядом с ним. – Томми? Томас не сказал ни слова. Зачем? Лишь тепло Ньюта заставляло его успокаиваться, а слова были ни к чему. Ньют, вздохнув, лишь положил свою руку ему на голову, став трепать непослушные темные волосы. Если на свете и было счастье – то это счастье существования рядом с Ньютом. Тереза пусть плачет, у нее больше не будет такого счастья, ведь он выбрал не ее, а того, кто был с ним рядом с самого начала. Кого он любил… но не мог сейчас признаться. Да и зачем, все же ситуация была особо не для романтики и сентиментализма, а скорее для действий. Но действовать можно потом, а сейчас можно расслабиться в тепле и чувстве бесконечного счастья, что Томас испытывал сейчас. Когда это все закончится, он все расскажет Ньюту, плевать будут ли его чувства взаимны или нет, он расскажет это ему, когда они узнают, что такое безопасность и счастье, которого нет в этом мире сейчас. Он рад, что может быть сейчас с теми, кого называет семьей, и какая разница, что мир рушится под его ногами… все же его опорой остаются и оставались те, с кем он прошел этот долгий путь. – «Я рад, что они со мной… что Ньют со мной. Я не знаю, что бы делал без его поддержки» И он знал, что Ньют бы подумал то же самое.