Трепет

Ваньинь устал. Устал быть главой Цзян. Кажется, за больше чем десять лет он должен был привыкнуть к должности главы клана Цзян. И, наверное, так это и есть. Он знал с детства, что займет место своего отца. Всю жизнь готовился к этому, да только настигла его эта участь в самый неподходящий момент, когда душа рвалась на куски и все что оставалось это в бессилии сжать кулаки и почувствовать Цзыдянь на пальце, стиснуть зубы и идти дальше. В тот период ему просто нужно было отойти, отдохнуть, прожить горе. Но это было невозможным. И горечь, давным-давно засунутая глубоко в душу, закрытая пятью замками, время от времени давала о себе знать. Раньше, в такие моменты, он выгонял слуг и закрывался в медитации на пару дней в своих покоях. Не сказать, что это хорошо помогало, но по крайней мере голова успевала остыть от всех тех многочисленных дел, которыми Саньду Шэншоу нагружали изо дня в день. Но все равно, даже оставаясь наедине с самим собой, выплеснуть имеющиеся эмоции не получалось. Вспоминая прошлое, смерти родных и близких, плакать хоть и получалось, но по ощущениям слезы были лишь той физиологией, что никак не помогает душевно. Одиночество и холод. Собственные бесы, от которых не сбежать никогда. Они всегда были, есть и будут. Но все-таки, пару лет назад, сам не зная как, но Ваньинь заполучил в свою жизнь человека, которому получилось открыться. С которым не надо было сдерживаться, которому не получалось врать о своих чувствах. Тот, кому свои эмоции и слезы Ваньинь доверял больше, чем себе. Тот, перед кем не надо было быть главой клана. Тот, для кого он просто Ваньинь. Ваньинь, который не умеет вовремя по нормальному показывать и признавать свои чувства даже себе. Вспыльчивый Ваньинь. Ранимый Ваньинь. Ластящийся и жадный до прикосновений Ваньинь. Несчастный Ваньинь. Просто. Ваньинь. Почтовый голубь улетел в Облачные Глубины. Когда он прилетит, то тот человек поймет, что Цзян Чэн хочет видеть его на их месте. На постоялом дворе, в городке неподалеку от Цинхэ Не. Голубь прилетает обратно, и Цзян Чэн выдыхает. Он придет. Но радость от долгожданной встречи продержалась лишь пару часов, после того как голубь прилетел обратно. Когда проблемы клана спустили его с небес на землю, то его состояние ухудшилось вновь, и все что осталось это просто терпеть, думая о том, что скоро наступит облегчение.

***

Спустя пару дней Ваньинь был на месте. Просто факт того, что он больше не в Юньмене, делает легче. Уже несколько дней в его теле чувствуется слабость и небольшой озноб. Возможно, из-за приближающейся зимы. Он буквально тащит свое бренное тело до постоялого двора, изредка спотыкаясь об торчащие камни в темноте. Они специально выбрали именно это место для встреч. На Нечистых Землях они не светились часто, к тому же город совсем небольшой, так что простые люди не должны были узнать в их фигурах глав кланов. Только не это, нет. Здешняя прохлада от гор способствовала успокоению разума, но Ваньинь не особо почувствовал на себе это. Тревоги все ещё ощущались в его сердце. Он огляделся и начал себя потихоньку успокаивать, рассуждая, что в этой одежде, в этом городе, по сути, он уже не является главой клана Цзян. Он обычный человек, не более того. Обычный человек, что идёт на встречу с любимым. Как бы хотелось чтобы это было так. Горный воздух слегка колыхал полы его ханьфу, которое он переодел недалеко от города. Оно не настолько мягкое и дорогое, как те, которые он обычно носит, но и не жесткое, как например одежды, которые ему пришлось носить после того как клан Вэнь сжёг Юньмен и он с братом был вынужден скрываться в трущобах. Ещё одно болезненное воспоминание проносится в усталой голове, но Ваньинь упорно продолжает передвигать ноги, ведь до места осталось брести совсем немного. Еще два поворота по темноте, а потом привычная комната, на втором этаже, крайняя справа, где будет он, что нальет ему чай и улыбнется, успокоит и обнимет. Поднявшись, Ваньинь успокаивает дыхание, ощущая запах ароматических масел в воздухе. Сердце потихоньку успокаивается и на душу приходит еле ощутимое спокойствие. Три раза стучится в дверь и уверенным шагом заходит в еле освещенную комнату. Вот он. Сидит. С глиняным чайником в руке. Как обычно умиротворенный, с прямой осанкой, тоже переодетый в менее изысканные одежды, но оттого не менее благородный. Лань Сичень. А-Хуань. Он поворачивается к Цзян Ваньиню и сверкая глазами, искренне улыбается: — Здравствуй, Ваньинь. Вот. Это надо было услышать Цзян Чэну столько времени. Цзян Чэн, застыв, смотрит на него, ощущая, как на него разом свалилась целая гора чувств, что, кажется, копились и не проявлялись до этого момента слишком ярко, как будто специально, чтобы одним мгновеньем просто сбить с дрожащих ног и уронить на колени, заставить всхлипнуть и стать жалким, слабым. — А-Чэн? Ты в порядке? — беспокойно спросил Сичень, и быстро оказавшись рядом, наклонился к Цзян Ваньиню. Цзян Чэн поднял взгляд на Сиченя, но увидел его силуэт лишь смутно. Ворот ханьфу неприятно лип к шее. Он самом деле упал на колени в резком порыве плача, прямо так, на пороге, не успев сказать ни слова. В бессилии упал и зарыдал. Так просто… — Ваньинь. Ты слышишь меня? — на влажные щеки легли теплые сухие руки и начали бережно вытирать слезы, тихонько массировать виски. — Посмотри на меня, Ваньинь. Проморгавшись, Цзян Чэн резко выдохнул и посмотрел в тревожные глаза напротив. Полные принятия и сострадания, без капли насмешки или неискренности. Такой родной. Любимый. — Привет, Сичень, — хрипло произнес Цзян Чэн и сильнее прижался к гладящей руке, не прерывая зрительный контакт. — Я пришел, Сичень. — Ты пришел, да, — добрый смешок сорвался с сиченевских губ, он придвинулся ближе. — Как ты? — Я устал, А-Чень, очень устал, — Ваньинь прикрыл глаза и подумал о том, как абсолютно просто все решается с Сиченем и как ему хорошо вместе с ним. И как он благодарен ему за бесконечное терпение и аккуратность к нему, неуравновешенному Цзян Чэну. — Тогда пойдем пить чай. Благодаря Сиченю они оба поднялись с пола, и пока тот с невозмутимым видом заваривал травяной чай, Ваньинь горько усмехнулся про себя. Он по приходу сразу же начал плакать, не сдерживая себя, не до конца осознавая происходящее. Усталый, пыльный с дороги, не успев поздороваться. И ему — самому Цзян Ваньиню, главе клана Цзян, было совсем не стыдно, что он разревелся при одном только виде возлюбленного. Что ему так комфортно рядом с Лань Сичэнем. А Лань Сичень — сам глава Гусу Лань, парой своих действий и слов смог просто успокоить Ваньиня и не заостряя на произошедшем внимания, позвал выпить чая и согреться после дороги. Невероятно, но Лань Сичень действительно действовал на Цзян Чэна как лучшее успокоительное. И приняв из его рук чашу и выпив, ощутил тепло, что растеклось по всему телу. Тепло не только из-за чая, точно. — Ваньинь. — …Мгм? Что? Впервые за долгое время Цзян Чэн почувствовал умиротворенную сонливость. Дыхание замедлилось, и похоже, он залип в одну точку, ведь когда его окликнули, было ощущение, что он вынырнул из-под воды и заново почувствовал и услышал окружающий мир. — Пойдем в кровать. — Хорошо. Цзян Чэн остался на месте и прикрыл глаза, а когда его приподняли за плечи, он упал на Сиченя и схватился за него, сжал ткань на спине и уткнулся в теплую шею. Вдохнул знакомый мятный запах, прижался ближе. Его обняли в ответ, обхватили талию, начали вести пальцами и массировать загривок, даря мурашки и удовольствие. Да, так хорошо. То, что надо было. Они стояли так пару минут, пока от блаженства ощущений Ваньинь не начал буквально засыпать стоя и тихонько посапывать, все ещё утыкаясь в Сиченя, подобно котенку. — Ваньинь, — Лань Хуань осторожно, но властно повернул его голову так, чтобы посмотреть в глаза и практически прошептать. — Пойдем в кровать. Ваньинь не в силах был как-либо возразить. Лань Хуань всегда угадывал его желания и потакал им, не спрашивая ни слова об этом. Просто заискивал взгляд и анализировал настроение Цзян Чэна, после чего поступал так, как надо. Сегодня он в очередной раз угадал, что партнер не настроен и слишком вымотан для чего-то больно страстного, быстрого и даже животного. Направлять, управлять, целовать. Сичень медленно уложил Ваньиня на мягкую кровать, и тот почувствовал, насколько сильно успела затечь поясница, за время дороги. Лань, нависнув над Цзяном, ощущал лишь трепет и бесконечную нежность, желание сделать лучше и физически и морально. Сичень умел быть страстным, быстрым, по лисьему хитрым и безжалостным, но смотря на Ваньиня, столь покорно, тихо и мирно лежащего на простынях, желание тела хоть и появилось, однако не являлось главным. Любовь двигала им, когда он аккуратно распахнул чужое внутреннее одеяние и положил руку на грудь, что после прикосновения стала вздыматься только быстрее. Желание помочь двигало им, когда он зацеловывал шею, линию челюсти и уши, вел руками по плечам, вкладывая немного Ци и массируя напряженные мышцы. Восторг от ответной реакции в виде тихих вздохов и стонов благодарности, и им начала двигать приглушенная отдаленная страсть, когда он направил руки ниже, к животу, а язык к затвердевшим соскам. Когда его приподняли за подбородок и посмотрели почерневшими влажными глазами, он поцеловал губы, что с последней их встречи стали ещё более обкусанными и поврежденными. Сминая их и слыша глухие стоны, чувствуя, как талию обхватили сильные ноги и прижали ближе, тормоза практически отказали и резко захотелось большего. Ваньинь привлекал его в любом виде. Даже такой, слабый и заплаканный, слишком уставший, чтобы отвечать с такой же резвостью. Целующийся лениво, выдающий звуки облегчения. Звуки любви. Ваньинь болезненно простонал в поцелуй, когда его член обхватила ласковая, но сильная рука. Он редко трогал себя. Обычно это всегда делал Сичень, потому он был чувствительный в этом плане. Он слегка выгнулся и попытался восстановить дыхание, но тщетно. Хуань сегодня был с ним как никогда нежен в плане прикосновений и прелюдий, однако хват его был все таким же жёстким, даже требовательным, но оттого не менее возбуждающим. Он не стал заигрывать или как-то оттягивать удовольствие Цзян Чэна, просто дал закончить и продолжил целовать, обнимать и успокаивать, говорить, что все хорошо, что он любит Ваньиня и не оставит, ведь знал, что у того в голове вопросы всегда и обо всем, и обычно ответы на них тот придумывает не самые оптимистичные. — Люблю тебя, Ваньинь, люблю, — сказал Лань Хуань в самое ухо уже заснувшему рядом Цзян Чэну и обнял того за талию, засыпая рядом. Завтра придется расстаться. Они снова станут Цзэу-Цзунем и Саньду Шэншоу, но это неважно, пока они обычные люди, что просто любят друг друга.