Гнёздышко

      Плиточка на стенах ванной комнаты будто разбивалась всё больше и больше вместе с ожиданиями. Конечно, однушка которую он делит с паразитом и без него ужасное, холодное и сырое место. От одного взгляда на их «гнёздышко» навевается тоска, а если побыть в нём подольше можно почувствовать насколько давят стены. С каждой минутой кажется что слой жира на побитой плитке и обшарпанных обоях нарастает и нарастает, делая воздух зловонным и тяжёлым, а осадок от масла образуется в носоглотке и заставляет задыхаться. Тем не менее, Пит и Гэри каждый день возвращаются. Гэри больше некуда пойти, а Пит боится оставить существо в одиночестве. Иногда, в своих мыслях, Пит действительно называет его существом без всякого негативного окраса: просто если задуматься можно прийти к выводу что другого описания Питер дать не может. В то время как Ковальски работает, подрабатывает, учится, убирается или хотя бы пытается расслабиться Гэри растягивает своё бессмысленное существование, наращивая своим весом горб на спине своего соседа. Конечно же Гэри работает, но это ни в коем случае не постоянное явление. Его рабочая деятельность состоит в перебежке с места на место, бессмысленное и непонятное метание. Гэри действительно хочет найти работу, стать нормальным, но если он держится на рабочем месте более месяца его кости начинают гореть, грызть мышцы изнутри. Исключительная ярость направленная на взрослых, на людей которые посчитали себя выше Смита, почитали что имеют право брать контроль. Детская обида, жгучая и горькая, жрёт изнутри, настолько сильная что доводит до изжоги и головной боли, как это можно описать.       Пит единственный персонаж сумевший принять юношу. Принять, о понимании и речи не идёт. Отличие Питера от остальных — он видит в Гэри не аморала, не пьяницу и тунеядца, а пятнадцатилетнего мальчика. Он глуп, инфантилен, опять глуп как ребёнок, обижен абсолютно на всех взрослых. В его сердце первобытная ненависть. Смит не анализирует себя, и для него эта ненависть это всего лишь черта его характера, а не следствие непринятия в школе, дома, в городе, в больнице, в своей голове. Пит любит Гэри… Наверное, это правильное слово. Наверное, будь на месте Гэри, например, Расселл, Ковальски не был бы так терпелив, вероятно, он бы выпер его с порога. Не любовь в романтическом фильме, а какое-то извращенное понятие, месиво из чувств. Питер хотел бы целовать соседа, обнимать его: нормальное желание в отношение любимого человека. В то же время Питеру кажется что выйти из ситуации в которой он находится он может либо выгнав Гэри, либо убив себя. Пугает то что второй исход наиболее вероятен. Для обоих вариантов он слишком труслив. Всё что остаётся делать Ковальски это выжимать себя как тряпку в побитый умывальник, боясь поднять голову на зеркало, боясь видеть на себе взгляд Гэри. Взгляда Гэри на нём не было: он смотрел в разбитую плитку на полу с пожелтевшей втиркой. Точно не испугано, но меланхолично и грустно, тяжёлые и жирные веки просто не позволяли смотреть в сторону дрожащей от гнева спины, а может и не веки вовсе, может совесть. Гэри однажды продержался на работе четыре месяца и это было не выносимо. Он сделал это из-за Пита. Из-за стыда перед ним. Пит старается ради Смита, ради них двоих, хочет чтобы у них всё было хорошо. Ценит ли это Гэри? Конечно да — так бы он ответил вслух. Но стоя здесь, перед Пити, слушая как его лицо теряет миллилитры жидкости, он бы виновато помотал головой, как получивший «двойку» пятиклассник. Из носа Пита потекло немного крови, но это нормально, наверное. Буквально из всех отверстий в опухшем лице ручейками текли слёзы ярости и обиды. На лопатки давила какая-то невидимая сила, из трещин в полу будто лезли килограммы жира, пачка и пропитывая уставшую кожу. Пит прижимался к умывальнику, будто от этого его трясущиеся ноги и руки смогут его нормально держать. — Гэри!.. — Ковальски прохрипел это, пытаясь поймать ртом воздух, но вместо него встретил пот, слюну, сопли, кровь, поперхнулся и сильно закашлял выталкивая из горла жидкость со шлепком упавшую в умывальник. — блять… Ты меня любишь? Губы Смита поджались. Поджались настолько сильно, что скоро порвутся. Если бы они сейчас лежали в обнимку и смотрели какую-нибудь поебень, Гэри бы свёл всё в шутку или, может быть, ответил «конечно», но сейчас он сам не уверен. Он не знает имеет ли он право любить человека, к которому относится настолько скотски. По умывальнику раздался ещё один кровавый шлепок. — Честно, я хочу себя убить. — жалкая ложь, на которую Питер идёт неосознанно. Смит вздрагивает и уже собирается призвать парня не делать этого, но останавливается и издаёт непонятный вздох, всё ещё не смея глянуть в сторону дрожи. Гэри не имеет права ещё что-то решать. Не имеет права никого отговаривать. На самом деле, он не имеет права даже на такое существование.       Прошло десять минут, Пит умывается, но слёзы всё ещё текут, как и сопли с расширяющейся струйкой крови. Ковальски посмотрел на себя в зеркало, кусочек его взъерошенных волос искажался от трещины в стекле. Лицо было опухшим и тёмным от румянца в холодном, зеленоватом свете. Он натянул мокрые и мерзкие очки. — Гэри, обними меня. — Пит сказал это настолько спокойно, насколько мог. Сгрызанные пальцы уже потянулись в сторону просьбы, но остановились прямо на начале пути. Гэри наконец посмотрел на кудрявый затылок. — Пожалуйста. — Руки Пита всё ещё дрожали, но он старался скрыть это, держась за умывальник. Смит не имеет на это права.