Спасатель и спасённый им

Стена фанерная общаги Вновь пропускает хриплый крик. Но у кого хватит отваги Узреть бедняги жуткий лик? Он сломлен, погнут и расколот, Рычит и корчится в бреду. В душе горит пожаром голод- Он у греха на поводу. Царапает кожу ногтями До обжигающих полос. Он умывал сердце слезами И рвал клоки черных волос. А в коридоре ругань слышно, Открылась дверь, скрипя опять. И словно дождь по ржавой крыше Ботинки начали стучать. Знакомый образ в мраке ночи Стоит , застыв , не шевелясь. Уставший , ветером всклокочен Бормочет, на него косясь: "Ты клялся мне , ты обещал Оставить это навсегда. "- И Горшенёву смотрят в душу Печально синие глаза. -" Самонадеянный балбес! Умрёшь когда-нибудь тут в муках. Уже на стенку , вон , полез, И в синяках бледные руки. " Ответом служит тишина. Он знает сам, что провинился, Что жизнь ему одна дана. -Зачем , Андрей, сюда явился? Чтоб доказать , что ты был прав? Да , прав. Уйди отсюда прочь! Ты сам невинен на словах, Все помнят , что было в ту ночь. - Сравнил, блин, с пивом, идиот.. Не уж то разницу не видишь? Пять единиц? Тебя прям прёт! Поверь мне : больше - не осилишь. - Еще учить меня решил? Вали отсюда, сам я справлюсь. - Чтоб сам (!) себя ты тут убил? Ну нет, дружище , я останусь. Я обыскал весь твой район, Всех расспросил, наркоша чертов! Мои упрёки- пустой звон? Терпенья линия истерта! И за тобой в которых раз Я вытираю кровь и слезы! Не поднимаешь даже глаз.. Бессмысленны были расспросы.. "- Вдруг, выгибается фигура, В болезненном своем пылу. Палач не знает перекура, Если всадил в вену иглу. Андрею страшно. Вроде, видел Он эту сцену сотни раз, Но ужас душу вновь насытил, Он вновь сочувствует сейчас. Он обижаться не умеет, Прощает всех. Если в беде, Он от мороза отогреет, Дорогу освети́т во тьме. Боится слез - и сам не плачет, Подставит раненным плечо, Вдыхает едкий дым табачный, И вечно чем-то удручён. А Миша - словно сотни нервов, Сплетённых якорным узлом. Сгорит, но возродится пеплом, Не сожалея ни о чем. Коль умирать - так лучше сразу, Не ожидая перемен - Состроит дерзкую гримасу И сдатся своей смерти в плен. - И почему тебя спасаю? Ты тонешь - я с тобой тону, Тебе жилет я свой бросаю, И сам иду тотчас ко дну. Из раза в раз тебе лишь хуже. Пора завязывать, Горшок. Прошу, хоть раз меня послушай, Тебе до смерти - волосок! Не предавай меня по новой, Я не желаю тебе зла. Сгоришь в момент искрой костровой И не оставишь ни следа." Миша затих. Он, пусть и ценит Заботу круга из друзей, Но боль сейчас сознанье пенит, Просачиваясь до костей. - Ты не уйдёшь? - сквозь зубы цедит. - Куда я денусь? Боже мой! Как труп , уже, ты, Миха, бледен. Пошли , умоешься водой. Все ниже тучи опускались, Туман стелился, будто дым. Друзьями вечно оставались Спасатель и спасённый им.