Благими намерениями

      — Фонг, спускайся оттуда! — требовательный, возмущенный голос Реборна донесся до Фонга откуда-то снизу, и как же было приятно не обращать на этот голос не малейшего внимания. Сквозь фигурные, резные листья дуба он задумчиво наблюдал за тем, как медленно темнеет небо, теряя свой ярко-голубой оттенок, как низ облаков заходящие лучи солнца окрашивают в багровые тона, и абсолютно не обращал внимание копошение Аркобалено под ним. Он лишь сделал медленный, неторопливый глоток чая.              — Фонг, ты серьезно? — голос Реборна стал гораздо более разочарованным, в нем проснулись те драматично-истерические нотки, которые всегда сопутствовали Солнцу, желавшему, чтоб все делали то, что он сказал. В любое другое время Фонг посчитал бы их очаровательной, забавной причудой, но сейчас, когда он сердился на Аркобалено, они не вызывали ничего, кроме раздражения.              Тем временем люди под деревом затихли — видимо, поняв, что от него ничего не добиться, они скучковались, начали обсуждать что-то тихим голосом. Наверное, Фонг бы мог услышать то, что они говорили, если бы захотел — но он не хотел.              А потому он продолжал методично, практически медитативно потягивать чай из глиняной чашки и любоваться закатом — деревянная дощечка, расположенная у основания меж двух близко растущих ветвей, лежала крепко, чайник, расположенный на ней, все еще был практически полон, а апельсин, лежавший рядом, блестел в лучах заходящего солнца, взятый Фонгом на тот случай, если вдруг он успеет проголодаться, — а потому сидеть так Фонг мог и до наступления сумерек, и до восхода луны. И что сказать, он никуда не торопился.              Тем временем Колонелло принес лестницу — Аркобалено оперли ее о ствол дуба, на котором Фонг и отдыхал, и Реборн, как человек, который никогда не понимал, в какой момент стоило сдаться, полез наверх. Фонг так и не понял, что именно он планировал — то ли просто продолжать нудеть ему уже на ухо, то ли попытаться стащить его с дерева. Ну что ж, если так, то пусть попробует. Фонг не собирался сдаваться так просто.              — Фонг, послушай, перестань вести себя, как ребенок, — начал читать нотацию Реборн, — тебе уже шестьдесят, пожалуйста, давай спустимся и нормально все обсу…              Где-то на этом моменте Фонг окончательно потерял интерес с словам Реборна, а потому он, прервав его речь, вытянул руку и выставил открытую ладонь прямо рядом с лицом их Солнца. Реборн недоуменно нахмурился — и тут же рефлекторно отшатнулся назад, когда перед его лицом вспыхнуло кроваво-красное, пожирающее все на своем пути, пламя.              И разумеется, под силой его движения лестница тут же начала заваливаться назад, и Реборн начал медленно, но неотвратимо падать вниз, на свежую зеленую траву. Фонг заинтересованно наблюдал за его падением. Он не боялся, что Реборн пострадает — если бы сильнейшего в мире киллера было так просто убить, то Реборн был мертв лет тридцать назад, не дожив даже до проклятия.              Да и потом, под деревом так же были другие Аркобалено — так что Реборна, разумеется, поймают. Куда он денется.              Реборна даже не пришлось ловить — в полете он оттолкнулся от лестницы, на мгновение взмыл над всеми, словно ворон, и, сделав изящное сальто назад, приземлился на полусогнутые ноги. Разумеется, Солнце даже не испачкало ботинки.              — Фонг! — возмущенно воскликнул он. — Я же мог пострадать!              Возможно, ему для начало стоило бы действительно пострадать, прежде чем предъявлять Фонгу претензии. И слышать разговоры о страданиях от сильнейшего в мире Солнца было даже как-то смешно.              Фонг еще раз вежливо им всем улыбнулся, и отвел взгляд. Солнце, то, которое на небосводе, уже практически село, скрываясь от глаз людей, спеша отдохнуть за горизонтом, чтоб завтра с новыми силами начать освещать этот мир — и возможно, кое-какому другому Солнцу тоже стоит пойти отдыхать и набираться сил к новому дню, а не пытаться вместо этого достать его, Фонга, как будто он до сих пор не понял, что он совершенно не желает с ними всеми разговаривать.              Аркобалено тем временем снова приставили лестницу. В этот раз они вытолкнули вперед упирающегося Скалла — Фонгу показалось, что он услышал слишком громкий шепот Колонелло: «Тебя он точно не столкнет, кора!», — но он все так же с достоинством сытого тигра игнорировал все их шевеления, продолжая задумчиво любоваться небосклоном.              Скалл очень, очень медленно и нехотя поднялся по ступенькам, пока не оказался на уровне лица Фонга — Фонг с тяжелым чувством груди наблюдал за тем, как он, в последний раз оглянувшись на остальных, повернул к нему крашеную мордашку, и, растянул губы в радостной улыбке.              — Дорогой! — начал он чрезвычайно восторженным тоном, хлопая подведенными ресницами. — Ты не против, если Великий Скалл-сама посидит с тобой, а?              Фонг нахмурился. Аркобалено были правы — он действительно не собирался сталкивать Скалла с лестницы, он любил своего мужа, — но если они думают, что он не найдет на них всех управы, то они действительно плохо его знают.              — Ох, любовь моя, — плавным, практически певучим тоном начал Фонг, обратив свою голову к Скаллу, — этот ничтожный очень рад тебя видеть, но сейчас у него время медитации, и ему необходимо немного побыть в одиночестве. Не оставишь ли меня одного?              Скалл перестал улыбаться — он обеспокоенно посмотрел на него, затем опустил голову, переводя взгляд на Аркобалено.              — Семпаи! — закричал он громко, заставив Фонга поморщиться, — Он не хочет со мной разговаривать! — Скалла, видимо, абсолют но не смущало, что Фонг сейчас сидит прямо напротив его. Остальных, судя по всему, тоже              — Ну так сделай с этим что-нибудь! — прокричала в ответ Лар, сердито тряхнув лестницу, которую держала. Скалл испуганно взвизгнул, вцепился пальцами в деревянные ступеньки. — Он же твой муж, черт тебя дери!              Фонг нахмурился — он потянулся к столику, взял апельсин, задумчиво подкинул в руке, оценивая вес, — и резким движением запястья швырнул его в Лар, заставив ее с громкими матами отшатнуться от дерева. Скалл только вздохнул.              — Фонг, — произнес он тихо, глядя на него с тревогой в пурпурных глазах, — если они все уйдут, ты поговоришь со мной?              Фонг взглянул на него, и, сдаваясь, кивнул. Когда Скалл так серьезно звучал, когда его глаза были такими темными от тоски и тревоги, он совершенно не мог ему отказать.              Его муж, крепко держась рукой за ветку дерева, развернулся к Аркобалено, махнул рукой, прокричал: «Вы слышали его? Уходите!». Аркобалено послушно, хоть и не без раздраженного ворчания, разошлись, оставляя их наедине.              Скалл начал осторожно перелезать к нему — лестница, лишенная опоры, зашаталась, когда он начал наклоняться вперед, и попыталось было рухнуть вместе со Скаллом, но Фонг вытянул руки, удерживая своего мужа, помогая ему забраться на соседнюю ветку, расположенную чуть выше.              Лестница все-так рухнула, но уже в одиночестве, — Скалл проводил ее грустным взглядом, и таким же грустным взглядом посмотрел на Фонга.              — Ты обиделся на нас? — спросил он тихо, наклоняясь к нему поближе. Для этого ему пришлось крепко схватиться за ветки, чтоб не рухнуть на землю с высоты второго этажа. Фонг вздохнул, протянул руку, осторожно придержал его за колено.              — Я не обижен, я расстроен, — методично поправил он, не желая выглядеть как капризный ребенок. Он и так слишком долго выглядел, как ребенок, — сегодня мой день рождения, и меня даже не могут оставить в покое! Я вынужден весь день бегать по делам и помогать, хотя все, чего я хочу — это наконец-то переступить порог комнаты и хорошенько отдохнуть. Разумеется, я буду расстроен.              Скалл посмотрел на него — он улыбался нежно, и самую капельку виновато, хотя вины его было гораздо меньше, чем всех остальных, потому как его муж быстро сообразил, что Фонга следовало бы оставить в покое. К сожалению, остальные этого не поняли.              — Дорогой, — он закусил губу, взглянул на заднюю стену дома, с которой уже давно кусками отваливалась штукатурка. Дом следовало бы побелить, но сил ни у кого на это не было совершенно, — на самом деле, мы просто хотели тебя чем-то занять, чтоб сделать сюрприз, понимаешь? Я тебе этого не говорил, но тебя ждет…              — Сюрприз на день рождения, — перебил его Фонг сердито, — Скалл, я не идиот, я давно уже догадался, что меня ждет какое-то празднество. Но вот про что я и говорил? Я не хочу праздника, я просто хотел отдохнуть, и никто не может оставить меня в покое!              Запахло горелым деревом, на ветви остался выжженый пламенем отпечаток ладони, когда Фонг, не сдержав эмоций, не выдержал и выплеснул во все стороны пламя. Скалл изумленно распахнул глаза.              — Семпай, но… — от удивления он даже вернулся к своим старым привычкам, и обращение, которое Скалл не использовал уже давно, заставило его вновь прийти в себя, — а как же праздник              Фонг вздохнул. Аккуратно, чтоб не опозориться, рухнув на землю, он наклонился вперед, кладя лицо Скаллу на бедра — для того, чтоб проделать такой маневр, ему пришлось зацепиться ступней за две переплетенные ветви, но зато теперь он мог чувствовать тепло родного тело, и ласковые пальцы начали нежно перебирать ему волосы.              — Я ничего не хочу, — глухо проговорил он, и голосе его слышались очень жалобные нотки, — не хочу шума, не хочу видеть никого из тех чопорных донов или же недовольных глав триад. Может, я хочу отпраздновать свое день рождение со своей семьей, а? С тобой и остальными? А не держать натянутую улыбку, притворяясь, что я рад видеть всех этих раздражающих людей.              Скалл тихо выдохнул, наклонился, поцеловал его в висок — Фонга немного успокоила ласка, он расслабился, задышал немного ровнее, да и пламя его перестало так сильно рваться из цепей в своем желании уничтожить все, что ему не по нраву.              — Сейчас решим, — заверил Скалл его, и, порывшись, извлек из кармана мобильник.              Реборн снял трубку через полминуты.              — Ну, — начал было он недовольно, — что решили?              — Он не хочет, — сообщил ему Скалл, совершенно не обеспокоенный раздраженным тоном, — семпай, нужно все отменять.              Телефон на секунду затих — видимо, люди по ту сторону пытались справится со словами Скалла, — а затем взорвался целой кучей голосов, заставив Скалла поморщиться и убрать его подальше от уха.              — Что значит, он не хочет, моу? — кричала Вайпер, и на заднем плане ей вторил Колонелло. Скалл пожал плечами. Потом, видимо, вспомнил, что Аркобалено не могут его видеть, и повторил.              — Не хочет.              Такой ответ явно не удовлетворил голоса в телефоне — следующая фраза Реборна была еще более сердитой.              — И что нам теперь, возвращать приглашения? — начал он говорить на повышенных тонах. — Гости уже скоро подъедут, и нам что, назад их разворачивать?              Фонг поморщился, представляя, сколько людей могло пригласить Солнце в своем желании устроить ему самый прекрасный праздник — Скалл сочувственно взглянул на него, успокаивающе провел тонкими пальцами по его лбу, убирая с глаз волосы.              — Ну скажи, что я закатил истерику, — предложил он спокойно, — мол, захотел устроить очередной медовый месяц. Но Фонга я туда не потащу.              Телефон затих — и следующие слова Реборна произнес уже гораздо тише.              — Ладно, Лакей, — произнес он нехотя, — разберемся. Возвращайтесь, как насидитесь там, мы больше не будем Фонга трогать.              И телефон замолчал. Не только Фонг не мог отказать Скаллу, когда он звучал действительно серьезно — никто из Аркобалено не мог.              Он развернулся на живот, желая смотреть на своего мужа — и сейчас, вот так, глядя на него снизу вверх, мог видеть, какие на самом деле хрупкие и точеные черты у него, какая бледная кожа — Скалл словно был мраморной статуей, которую какой-то одержимый художник зачем-то решил раскрасить.              И на белой коже резко, словно рана, выделялся взгляд темных глаз. Фонга удивляло, что так мало людей замечают этот взгляд — когда радужки Скалла не подсвеченные пламенем Облака, когда они не сверкают от яркого солнца, глаза Скалла становятся удивительно темными и глубокими — словно ночное небо, затянутое тучами, на котором невозможно разглядеть ни единой звезды.              Они словно затягивают, как будто тянут душу Фонга, словно он умирал, и дух его поднимался к этому пугающему ночному небосводу — и Фонгу хотелось умереть в этом взгляде, утонуть в нем, словно в океане, — и родится заново из фиолетово марева. Эти глаза пугают, эти глаза безжалостны, они судят, они обещают жизнь и смерть — и они показывают, насколько сильно Скалл изменился. До проклятия Фонг ни разу не видел у него таких глаз — и ему кажется, что влюбился он в Скалла именно тогда, когда впервые утонул в этой темной пучине, словно его душу и правда затянуло туда, будто бы теперь он навеки оказался во владении Облака — но не то, чтоб он возражал.              Он протянул руку, осторожно провел пальцами по накрашенным Скалловым губам — как же он хотел уничтожить всю косметику, весь пирсинг на его лице, эти глупые пластыри и нелепую фиолетовую слезу. Он хотел, чтоб весь мир увидел Скалла таким, каким видел его он — опасным, серьезным Облаком, стихией, решающей людские судьбы, чтоб они содрогнулись и преклонили перед Скаллом колени, как-то и должно быть. Но Скалл прятался — или прятал — от мира свою красоту, свою силу и мощь, нося маску, и кто такой Фонг, чтоб его за это судить? Никто — ведь и его улыбка такая же маска, защищающая его ото всех.              Скалл ловит его руку, улыбаясь, подносит пальцы к губам и оставляет на костяшках нежный поцелуй.              — Все еще грустишь, да? — спрашивает он его. Фонг фыркает. Потом фыркает еще раз, когда длинные пряди черных волос попадают ему в рот.              — Я злюсь, — признается он честно, — и не только на вас. Меня вывел еще и визит в триады, так что… — он не заканчивает разговор, просто поворачивает голову и прижимается животом к лицу Скалла, напрашиваясь на ласку. Он знает, что его муж улыбается, даже не видя его лица, но Скалл вновь послушно начинает перебирать ему волосы.              — Что случилось? — спросил он тихо. — Ну, с триадой?              Фонг раздраженно зарычал, — он вновь обернулся к Скаллу лицом, сердито хмурит брови. Скалл нежно погладил его по лбу, разглаживая морщины.              — Скалл, это дерево, на котором мы с тобой расположились, — он ласково прикасается к дубу, проводит пальцами по толстому стволу, — выросло из крохотного желудя, который тридцать лет назад посадил этот ничтожный, — и это было правдой. Фонг тогда ни на что не рассчитывал, он просто обнаружил, что во время одной из миссий желудь оказался в складках его штанов, и посадил, больше от скуки. И уж точно он не думал, что будет лежать на его раскидистых ветвях десятилетия спустя, — мир меняется, люди взрослеют и стареют. И я тоже старею, раз помню это гигантское дерево крохотным. Но некоторые в триаде этого совершенно не понимают, — он раздраженно цыкает, — и почему-то я должен выслушивать поучения, почему-то я до сих пор оперативник, хотя некоторые из тех, кто сейчас называют себя старейшинами, уважаемыми членами триад, даже младше меня. Но что же? Люди забывают о том, что я здесь давно, потому что я выгляжу молодо, и пытаются поставить меня на место! Ну что за неуважение!       Он сердито заскрипел зубами, сжимая их так, что на скулах его появись желваки. Скалл, что до того осторожно массировал ему голову, наклонился, чудом не потеряв равновесие, и коснулся своим лбом лба Фонга — и тот мог чувствовать, насколько его кожа холодна.              — Честно сказать, — произнес он тихо, — иногда я тоже забываю, что нам всем больше полтинника, а не двадцать пять.              Фонг фыркнул, улыбаясь, переплел свои пальцы с пальцами Скалла.              — Тебе можно, — ответил он честно, наконец успокаиваясь, и задает встречный вопрос, — дорогой, ты случаем не замерз?              Скалл пожал плечами, не отрывая лба — и тут же холодный ночной ветер пронесся мимо них, заставляя его мужа поежиться. Все же, пускай на Сицилии было гораздо теплее, чем Фонг привык — он до сих пор не мог приспособится к тому, что на его день рождение все уже давно отцвело, и молоденькая зеленая листва могла создать тень, защищая их от лучей Сицилийского солнца, — Скалл был одет уж слишком легко, и холод ночей мог добраться до его тела сквозь тонкую сиреневую кофточку.              Фонг схватил Скалла, притянул себе в объятия — и они оба падают вниз, на землю. Скалл даже не взвизгнул, лишь крепче прижался к нему. Разумеется, Фонг успел группироваться, и легко приземлился на ноги, но вес чужого тела на руках заставил его поясницу неприятно хрустнуть, он поморщился — не стоило сегодня пренебрегать разминкой.              — Видишь, — произнес он печальным тоном, когда Скалл слез с его рук, становясь на влажную землю, — твой муж уже старый человек. Уже и спина его жалобно хрустит, когда он носит тебя на руках.              Скалл скептически посмотрел на него, протянул руку, снимая с плеч Фонга короткий фиолетовый волосок.              — Скалл думает, что спина хрустела от того, что кто-то полдня просидел на дереве в очень неудобной позе, — сказал он не впечатлённым тоном, и, взяв его под руку, начал легонько тянуть в дом, — но… Раз ты утверждаешь, что старый, то кто я такой, что спорить? Тогда, наверное, не буду отдавать тебе твой подарок, и мы просто пойдем спать, хорошо?              Фонг остановился, наклонил голову к плечу.              — Подарок? — поинтересовался он, удивленно распахнув глаза. — А что за подарок?              Скалл улыбнулся — но теперь его улыбка кажется хитрой, словно он придумал какую-то шалость.              — О, помнишь, я находил очень интересную игрушку для спальни? — спросил он, как бы невзначай задевая Фонга бедром. — Я ее в тайне заказал, хотел устроить тебе сюрприз. Но… — он вздыхает, — раз ты у нас старый усталый человек, Скаллу просто совесть не даст тебя утруждать.              Скалл сделал еще один шаг, и удивленно замер, когда Фонг оказывается прямо перед его лицом.              — Ох, дорогой мой, — Фонг стал к Скаллу вплотную, обхватывая его за талию, прижал к себе, и последние слова проурчал чуть ли не прямо в чужой рот, — ты всегда знаешь, как заставить меня почувствовать себя молодым.              Когда они целуются, Фонг думает, что, возможно, его день рождения действительно удался.