на их скамейке

      Именно здесь все началось, именно на этой скамейке изменилась его жизнь. Он никогда не ожидал встретить старшего слизеринца в маггловском парке, но он встретил, прямо здесь, на этой скамейке. Парень, который был по крайней мере на четыре года старше его, сел рядом с ним на скамейку и полностью проигнорировал его, вместо этого его внимание было сосредоточено на маленьком ребенке, играющем в песочнице. Он посмотрел на маленькую девочку и с удивлением понял, что в ее чертах он видит что-то от парня. Девочке было около трех лет, или она выглядела так или иначе, что означает, что слизеринец все еще был в Хогвартсе, когда она родилась.       Мужчина коротко хмыкнул, когда заметил, куда он смотрел, прежде чем он взглянул на меня, узнавание отразилось на его лице.       — Поттер. — он сказал, на удивление, без злого умысла.       — Флинт. — он ответил тем же, прежде чем согласиться на вежливость. — Как дела?       Затем он издал еще одно ворчание, которое я истолковал как означающее «не твое дело, держись подальше от моей жизни». Слизеринец не пытался начать с ним разговор, и Гарри решил оставить этого человека в покое. Он встал со скамейки, пробормотав «увидимся, Флинт», прежде чем покинуть парк.       Он вернулся на площадь Гриммо, проверяя, нет ли за ним слежки. Появление Флинта в маггловском игровом парке несколько выбило его из колеи. Как только он вернулся домой, он начал перебирать в голове все, что знал о Маркусе Флинте. Он был слизеринцем, на пять лет старше его в Хогвартсе, но остался на второй год. Он был капитаном по квиддичу и охотником. Он стал лордом Флинтом три года назад, когда его отец умер от сердечного приступа, целители доказали, что это была смерть от естественных причин, а не от яда или зелья. Его мать была поймана и отправлена в Азкабан за убийство женщины-полукровки на несколько лет старше Маркуса.       Флинты в целом, хотя и поддерживали идеалы Темного Лорда, никогда не вступали в его ряды. Он знал, что со смертью отца Флинта он стал лордом Флинтом, и что, когда его мать была осуждена, он попал в изолятор. Он не мог не думать, что маленькая девочка, с которой он был, была причиной его изоляции. Ребенок был красив, из его наблюдений он отметил, что у нее глаза и нос Флинта, но они, казалось, хорошо сочетались с чертами, которые она унаследовала от своей матери.       Гарри провел остаток дня на автопилоте, выполняя все необходимые задачи, которые он должен был выполнить, но его мысли были сосредоточены на Флинте. Он не был уверен, почему он не мог перенаправить свои мысли в другое место, но он знал, что его любопытство, несомненно, возьмет верх над ним. Перед сном он принял зелье сна без сновидений, надеясь на спокойный ночной сон. Волан-де-Морт, возможно, мертв, и он больше не был свидетелем совершенных им злодеяний своими глазами, но у него было достаточно ужасных воспоминаний, чтобы не дать уснуть даже Муди.       На следующий день он вернулся в парк в то же время, не потому, что хотел снова увидеть Флинта, а потому, что это стало частью его повседневной жизни. По крайней мере, это то, что он говорил себе, или, во всяком случае, пытался. Насколько он был обеспокоен, в его поездках в детский игровой парк не было ничего необычного, это была поездка, которую он совершал ежедневно, так как в Хогвартсе наступили каникулы неделю назад. Он стал проводить некоторое время каждый день, просто наблюдая за тем, как проходит мир, наблюдая за играющими детьми мира, за тем, за что он боролся, чтобы защитить.       Именно ради них он убил Волан-де-Морта, детей, а не кого-либо из взрослых, которые заставили ребенка сражаться за них только для того, чтобы оклеветать его, когда им этого захочется. Нет, он уничтожил Волан-де-Морта ради детей мира, ради будущего, поскольку они были такими. Его походы в парк были только для того, чтобы увидеть, что он спас, живя так, как они должны, или это то, в чем он пытался убедить себя в любом случае.       В глубине души он знал, что лжет самому себе, но он знал, что ничего не может сделать, чтобы изменить свои мысли, он отрицал и, вероятно, останется там на некоторое время. Маркус был в парке на следующий день и на следующий день после этого, казалось, это стало для них привычным, каждый день один и тот же в течение нескольких недель. Гарри приходил в парк, вскоре после того, как Маркус сидел рядом с ним на скамейке, пока маленькая девочка играла в песочнице. И вот однажды, на этой скамейке, все изменилось. Маркус поговорил с ним, это было немного, просто вежливое приветствие, но это все изменило. После этого дня каждый следующий день они разговаривали, пусть даже всего несколькими словами. К концу лета, когда ему нужно было готовиться к возвращению в Хогвартс, он был уверен, что они, по крайней мере, могут считать друг друга друзьями.       Они провели много часов, сидя на этой скамейке, разговаривая, либо о себе, о войне, иногда даже просто о погоде, но их отношения определенно изменились. Во время первых выходных в Хогсмиде он понял, как сильно все изменилось, когда заметил, что Маркус сидит на скамейке недалеко от главной улицы и ждет его. Его дочь Эсмеральда играла в переносной яме, творении Фреда и Джорджа, которая на самом деле была не шуткой, а детской игрушкой с разноцветным песком. Он улыбнулся, прежде чем подойти к ним, сесть рядом с Маркусом и рассказать ему о том, каким был Хогвартс. Каждый уик-энд в Хогсмиде был одинаковым: Маркус и Эсмеральда ждали его в странной пародии на их обычное место встречи.       Хогвартс наконец-то выпустил его в конце года, и Гарри не мог быть счастливее, ведь он закончил школу, и все могло вернуться к нормальной жизни. Он вернулся на площадь Гриммо и продолжил заниматься своими делами, первым делом вернувшись в парк. Он сидел на скамейке и ждал, улыбаясь Маркусу, когда он пришел, было намного лучше вернуться в их парк с их скамейкой, с песочницей Эсмеральды. Им казалось неправильным вот так встречаться в Хогсмиде, это было не их место и не их скамейка.       Это был первый день возвращения из Хогвартса, когда все действительно изменилось, все постепенно менялось в его жизни с момента поражения Волдеморта, но это был день, когда ему все стало ясно.       Это был один прекрасный момент ясности, который породил многие другие, когда он наклонился ближе к Маркусу на скамейке, подался вперед и украл первый из многих поцелуев.