Панацея

      Дане похуй — правда — и на оффников с бритыми башками, и на какую-никакую честь, о которой без конца трещит Миха, и на собственную эмблему паука на спине похуй тоже. Все это — не больше, чем игра и развлечение в перерывах между бесконечными урокамирепетиторамидомашкой.       И он бы, честно, даже не обратил внимание на развязавшуюся войну, если бы не тот же Миха, у которого в жопе вечно шило, и которому жизненно необходимо поучаствовать в новомодном цирке, при этом втянув в эту пучину еще и его, Даню.       Сначала эта идея не приносила ничего, кроме перспективы снять стресс после контрольной по ненавистной физике и хорошенько размять мышцы — по контрольной у Дани слабая три, а качалку он не посещал уже месяц.       Но уже через пять минут нахождения в «Авиапарке» стало предельно ясно — это не очередное времяпровождение на чиле, не хорошая возможность расслабиться или привести себя в форму — это, блять, настоящая кровавая бойня.       Нефоры с патлами до членов и в клетчатых штанах сменяются скинхедами в паленых адиках — Даня вообще не шарит, что происходит, и куда себя деть. Стоять в стороне — не вариант, учитывая, что Миша, кажется, уже успел удрать в самый эпицентр драки; по-тихому смыться не получится никак — паука на спине видно за километр, его все равно поймают либо оффники, либо менты; попадать в кровавое месиво не хочется сильно, но это самый оптимальный для Дани вариант, потому что прослыть сыклом и кидаловом он не желает гораздо сильнее.       В конце концов, осмотрев процесс драки, которая успела уже немного утихомириться из-за немалого количества вырубившихся и подуставших парней, Даня собрал всю волю в кулак и сделал несколько шагов вперед.       Прямо перед ним стоял один из сторонников вражеской группировки, активно набивающий морду очередному паучковатому придурку. Даня повтыкал секунду, сделал вдох и уже почти направил поднятый кулак в затылок стоящему впереди оффнику, как вдруг его самого снесли с ног за считанные секунды, повалив на грязный, заляпанный кровью и слюнями, пол. Перед глазами слабо потемнело, но Даня прекрасно видел возвышающегося над ним пацана с синяком под глазом и несколькими ссадинами в районе лица.       — Глянь, Тох, этот дрыщ хотел тебе сзади въебать, как последний хуесос трусливый, — усмехается он.       Даня переключает внимание на второго здравого, которому ранее действительно намеривался вмазать. Тот, отвлекшись от своей жертвы, обернулся и посмотрел сначала на своего соратника, а потом перевел взгляд на Даню, задерживая его непозволительно дольше, чем нужно.       — Этот-то? — выгибает бровь и выглядит раздражающе насмешливо, что Даню распаляет тут же: он ногой заряжает по промежности стоящего над ним еблана, и, пока тот пытается опомниться, вскакивает, слегка пошатнувшись; собирается уже свалить к хуям, но тот — другой — хватает его за воротник и тянет на себя.       — Ты хули делаешь, пидор ебаный? — Тоха — как ранее назвал его кореш — разворачивает ошалевшего Даню лицом к себе и смотрит со всей яростью, на которую способен. Даня смотрит в ответ, но в его глазах нет ни ярости, ни злости — только какая-то тупая наглость, и оффник это подмечает. — Не раскаиваешься?       — Нет. — Твердо и четко — так, что у Антона больше вопросов возникнуть не должно; так, что Антон тут же хорошенько прописывает Дане в нос. Тот отшатывается, но не падает, держась за разбитый нос, из которого усиленно льется кровь.       — Сука, пидрила такой, нихуево заебенил, — второй, наконец, пришел в себя и больше не сжимает собственные яйца в болезненной хватке. — Не в первый раз ему, видно, к члену прикасаться.       Антон усмехается.       — Точно, брат.       Даня тем временем уже убегает прочь, думая, что те два амбала — тупые гандоны, раз не заметили его исчезновения. Один ноль в его пользу.

* * *

      — Да ладно, мы еще легко отделались, — Миша перекладывает лед с одного глаза на другой и недовольно шипит, когда Софа неосторожно льет на рассеченную бровь перекись. — Там, знаешь, сколько челов из Редана с сотрясениями да переломами? Синяки и разбитый нос — да нас, считай, погладили.       — Вы — два придурка, которые не догадались даже бинты с собой взять! — Софа говорит со всей напускной раздражительностью и, оставив в покое Мишу, подходит к Дане, помогает остановить носовое кровотечение.       Софа была мозгом и голосом разума в их небольшой компании. Она всегда поддерживала, помогала и заботилась о них, как о брошенных котятах; именно она час назад сорвалась с последнего урока и поехала через весь город к ним, захватив причиндалы для оказания первой помощи. Еще и запасные вещи притащила, чтобы они могли переодеться и спокойно покинуть ТЦ без лишнего внимания — до чего умная девушка.       — А если бы вам не повезло, вы думали об этом? — Софа достает из портфеля две пары обычных синих джинсов и серую кофту с белой футболкой, протягивает все это парням. — Ладно — Миша, но ты-то куда, Дань? — обреченно вздыхает и отворачивается.       — Не бзди, все ж нормально в итоге, — Миша отмахивается, натягивая предложенные джинсы и футболку.       — Сорян, Сонь, — Даня оказывается более прозаичным, поэтому искренне и сочувственно улыбается, когда Софа вновь их осуждающе оглядывает, после того, как они переоделись.       — А это… — Миша протягивает Софе худи с пауком и штаны, и та мгновенно их выхватывает, закидывает в свой рюкзак. Даня в расстеряности отдает ей и свое шмотье, после чего она делает то же самое, что и до этого.       — Это вам больше не понадобится, — отрезает. — Там, у входа — толпище из ментов и задержанных, но, думаю, вы достаточно неприметные, — она щурится, осматривая парней с ног до головы, после чего подходит к раковине и, намочив ладони, заправляет Мишины волосы за ухо, и тот чуть ли не мурлычет, влюбленный кретин.       Даня хотел бы усмехнуться, но внезапное осознание бьет по башке похлеще, чем тяжелый кулак Антона, ведь, в отличии от друга, сам Даня ни трепета, ни удовольствия от девчачьих прикосновений не ощутил.       Стало волнительно.       Выйти из ТЦ получается без приключений на многострадальные задницы, и Даня проводит взглядом уходящих друзей — оставить их наедине добираться до домов показалось наилучшим решением.       Даня неспешно идет по территории автостоянки, думая о том, как сильно проебался сегодня: он определенно заставит волноваться родителей из-за разбитого шнобеля, уже заставил поволноваться Софу, которая еще и ликвидировала его любимые клетчатые брюки (на худи с пауком Дане похуй априори). В общем, от обычной идеи развлечься не осталось ничего — только убытки.       Проходя мимо дворов, Даня внезапно чувствует на своей куртке хватку сильных рук, и в следующий миг его уже прижимают к холодной кирпичной стене. Проморгавшись, он с удивлением поднимает глаза: перед ним стоит тот самый оффник, Антон, благодаря которому он сейчас с расквашенной физиономией.       — Тебе че надо? — начинает Даня сразу недружелюбно, но инстинкт самосохранения и здравый рассудок работают медленнее языка.       — Думал, что так просто улизнешь? — тут же саркастично спрашивает Антон, впиваясь цепким взглядом в перекошенное от гнева лицо Дани. — Славик, может, и слепой чутка, но точно не имбицил. Я — тем более.       Дане, блять, похуй. Он уже успел десять раз пожалеть, что поддался уговорам Миши и ввязался в весь этот пиздец. Он просто хочет прийти домой, сделать домашку на понедельник, выслушать неизбежные родительские нотации и со спокойной душой лечь спать…       Однако, видимо, это всего лишь мечты, потому что Антон его резко встряхивает, от чего голова начинает нещадно пульсировать. Твою ж мать, у него точно нет сотрясения?..       — Ты что, блять, творишь, гопота?! — Даня рычит, но Антон, похоже, слышит лишь жалкий писк котенка.       — Переоделся и думает, что всех обхитрил, — тем временем продолжал оффник, совершенно не реагируя на высказывание Дани. — Все оказались тупыми — даже менты, — но я то запомнил твое личико, паучок.       — Отлично, — огрызается Даня, и Антон с интересом ждет, когда тот продолжит: — Будешь потом вспоминать, надрачивая?       — Не, — Антон отмахивается от этого предположения, как от чего-то совсем бредового, даже не агрессирует, и Даня с толикой обиды поджимает губы: он что, урод какой-то? — Буду ебашить очередного дохлика, представляя тебя.       Ого. Звучит почти романтично.       — Зачем представлять меня на месте другого? Я стою перед тобой.       — Ты хочешь, чтоб я тебя отпиздил? — Антон улыбается — наверное, задумывалось, гадко, — но сердце Дани будто замирает от этого зрелища. Вот он — тот трепет, который Миша чувствует к Софе.       — Нет, — мотает головой и прикусывает щеку изнутри.       Антон не отвечает — накрывает губы Дани своими, вжимает в стену еще напористее, ладонью пробирается под кофту и гладит участки кожи, покрытой мурашками. Даня почти не удивлен: он будто знал, что подобное обязательно произойдет. Это знание блуждало где-то на периферии, не желая явно показываться, но и не пропадало совсем.       Словно быть зажатым между холодной стеной и горячим телом — то, ради чего Даня вообще появился в этом мире.       Может, развлекать себя бессмысленными драками больше не имеет смысла, ведь теперь у него есть Антон, который целуется со всей уверенностью и нежностью.